Мы пошли по Кипресс от железнодорожных путей, повернули налево на Куилчен-кресент, улицу на которой жила Нетти, буквально за углом от меня. Неожиданно она рванула к подъездной дорожке Голтсов. Она все увидела первой: Бобби и его старшие двоюродные братья, Митч и Донал, вытряхнули Тимми Уэйта из инвалидного кресла и тащили к огромному медвежьему капкану, который обычно висел под потолком гаража Голтсов, а теперь, взведенный, стоял посреди лужайки. Бред какой-то. Я не верил своим глазам. Тот день мне запомнился именно этим, а не мусорным мешком Биллингтона: трое Голтсов, смеющиеся до колик, едва стоящие на ногах, отчаянно вырывающийся Тимми, а в шести футах этот ржавый капкан, раззявивший стальные челюсти, и никто из них не замечает набравшую ход Нетти.
Она подбежала с уже занесенной рукой, врезала Доналу, самому здоровому из всей троицы, в висок, свалив с ног. Потом занялась Митчем, схватила за плечо, развернула, оторвав рукав рубашки. Бобби тем временем бросился к углу дома, крича:
— Никогда, никогда я не ударю девчонку.
Нетти понеслась вдогонку. Какие-то секунды Бобби еще смеялся, потом послышались его жалобные крики о помощи:
— Дядя, дядя, дядя…