Порнографическая поэма

8.13

— Вы уверены, что в тот день на берегу видели Пенни и Джона?

— Конечно, уверен.

— А вот в том, что в кабинете судьи Смарта вы видели на фотографии мистера Биллингтона, уверенности у вас не было?

— Скорее всего на фотографии был он.

— Ваше нежелание идти в гости к Джону и Пенни на выпускную вечеринку объясняется именно этой встречей на берегу?

— В некотором роде.

— Тогда почему вы не упомянули об этом, когда рассказывали нам о разговоре с Нетти у «Большого ковша»?

— Не знаю. Не счел важным.

— То есть, даже пересказывая ложь, вы лгали?

— Нет, я не лгал. Я действительно думал, что они забыли про нас. А кроме того, я не находил в этом ничего особенного. Просто не хотел видеть их голыми.

— Но разве вы уже не видели их голыми, когда стирали ретушь с пленок? И разве они не обнажились перед вами, рассказав, что случилось с мистером Джинджеллом?

— Скорее да, чем нет.

— Тогда почему вы постеснялись предстать перед ними без одежды? Вы же сказали нам, что вас не смущало ваше тело, пребывание голышом среди других людей.

— Я не знаю. Дело, возможно, в следующем. Джон и Пенни всячески способствовали тому, чтобы я в их компании чувствовал себя взрослым. А вот если бы я посидел с ними голый, все бы изменилось. Мне же хотелось, чтобы они, забыв нас, воспринимали меня и Нетти как взрослых, а потому не мог вдруг появиться перед ними ребенком. Есть в этом какой-то смысл?

— Что произошло в понедельник, когда вы вновь увидели Ранди?

— Он рассказал мне о классных людях, которых встретил на берегу.

— Он разозлился из-за того, что вы его бросили?

— Да нет. То есть я ему наврал про то, что отправился на поиски Бобби и заблудился. Но его это не волновало. Он, похоже, привык к тому, что люди в его жизни появлялись и исчезали.

— Потом вы часто виделись с Ранди?

— О да. Какое-то время. Месяцем позже он вернулся в Калифорнию. Я это узнал, когда пошел к нему домой, чтобы вернуть записи «Иглз», и его тетя сказала, что я могу оставить их у себя, поскольку Ранди уже не вернется. Он даже не позвонил. Раз — и пропал.