Голтс покачал головой.
Меня бесили манеры, принятые в их семейке. Его папаша вел себя в точности так же! Вот уроды! Проклятые Голтсы! Ну да ладно. Вот он напускает на себя грозный вид. Весь такой фальшивый и вторичный, скопированный у папаши, с телевизора — прямо кирпича просит такой вид. Итак:
— Я не шучу, Бобби.
На искусственном, секонд-хендовском лице Голтса брови ползут вверх — он сомневается в моих словах.
— О чем ты думаешь, когда так на меня смотришь, Голтс? Ну правда, Роберт, о чем?
Бобби приходит в замешательство, когда требуется говорить искренне. Он произносит:
— Я просто в толк не возьму, что с тобой происходит. Ты ж был таким парнем…
Я взглянул на него, приглашая продолжить. Однако Бобби заклинило, он молчал. Мы встали около «новы», авто Ковальчак.
Новый довод Бобби:
— Ну, понимаешь, раньше ты занимался спортом, тусовался как-то. Вечеринки, трава. А теперь тебя это больше не интересует, так ведь?
О честность!
— Бобби, а что стряслось с тобой? Я имею в виду — ты же был такой наглый, такой самоуверенный. И вдруг ты весь в соплях и сантиментах. Похоже, мы оба изменились.
Голтс покачал головой. Затем, тыча пальцем в «нову», подытожил разговор:
— Этой Ковальчак надо пакет надеть на рыло, я б ее в две секунды трахнул.