Порнографическая поэма

13.9

У Робина была огромная коллекция порнографических журналов. В основном для геев. И валялись они по всей квартире. Не наткнуться на них просто не представлялось возможным. Я думаю, он это делал специально, дабы поймать меня за просмотром. Обычно уходил на кухню, чтобы сварить кофе. А мне предлагал расслабиться, скажем, покурить гашиш. И исчезал. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что зеркало, которое он повесил в коридоре, позволяло ему держать под контролем практически всю гостиную. Поэтому, стоило мне взять в руки журнал, он возвращался под предлогом, будто что-то забыл, а потом заводил разговор о том, что я рассматривал. Поначалу меня это выводило из себя — все было шито белыми нитками. А потом привык. И какое-то время спустя уже не возражал против того, чтобы обсудить журнальные картинки. Плюс меня раздирало любопытство: как это — заниматься любовью с парнем?

И один раз я не стал закрывать журнал, когда он вошел.

— О, «Марокканские мальчики»? — воскликнул он, вбежав в комнату и начав что-то искать. — Я получил его только на прошлой неделе. Ты знаешь, что у меня целая коллекция? Посмотри на центральный разворот.

Я поднял журнал, раскрывшиеся цветные страницы легли мне на колени. Немец в возрасте прижимал наполовину вставший член к щеке арабского мальчика. Мальчик подставил ладошку под мошонку немца. На лице мальчика читался благоговейный восторг, но на меня фотография не произвела впечатления.

Я сложил разворот, положил журнал на стол. Робин взял его, открыл, начал:

— Мой приятель… Хенке… Знаешь его? Он — куратор… это не важно… какая разница… так вот Хенке говорит, что на эту фотографию у него не встает, потому что она слишком уж колониальная. Ты можешь это понять? Что значит «слишком колониальная»?

Я пожал плечами. В принципе мысль Хенке я уловил. А Робин продолжал:

— Да, конечно, колониализм. Это плохо. Тут все ясно. Но при чем тут он? Я вот думаю, что это очень сексуальное фото. Я хочу сказать, что хотел бы оказаться на месте этого маленького мальчика. Я бы многое отдал, чтобы пососать такой член. И мне без разницы, кому он принадлежит, какого он цвета и как много денег мне за это заплатят. Ты знаешь, о чем я?

Я пожал плечами. Потом ответил, что нет, не знаю, о чем он, потому что никогда раньше не сосал член.

— Никогда? — Недоверию Робина недоставало искренности.

Я покачал головой, полностью отдавая себе отчет, к чему это приведет.

— А тебе хоть отсасывали? — Он уселся рядом со мной, бросив журнал на стол.

— Да, — ответил я, движимый любопытством.

— А мужчина?

Я вновь покачал головой.

— Значит, по-настоящему тебе не отсасывали, — уверенно заявил он.

Я смотрел на него. Он — на меня. Я перевел взгляд на раскрытый разворот лежащего на столе журнала. Вспомнил, как мы с Нетти пытались добраться до мусорного мешка Биллингтона, как она терлась об меня. Почувствовал, что член у меня дернулся. Рука Робина между тем уже лежала на моем колене. Потом она двинулась выше. Я подождал, пока его голова ткнулась мне в пах, прежде чем отвести глаза от журнального разворота.

Меня удивила крепость моего члена: я же не находил Робина привлекательным, но какое-то время спустя значения это не имело. Рот, он и есть рот. Он расстегнул мой ремень, потом пуговичку, потом молнию. Я приподнял зад, чтобы он мог стянуть джинсы, наблюдал, как он устраивается между моих ног, разводит колени ребрами ладоней. Я почувствовал мошонкой шершавость обивки дивана, потом теплая рука Робина обхватила основание моего члена, потянула его к себе, в дело вступил язык. Вторая рука начала мягко обжимать яйца. Мошонка затвердела, яички прижались друг к другу. Ощущения мне нравились. Я напряг мускулы зада, и член запульсировал. Робин посмотрел на меня, улыбаясь. Я свои закрыл. Он попросил меня повторить.

— Закрыть глаза?

— Нет, — прошептал он. — То, что ты проделал членом.

Я повторил.

— О, мне это нравится, — прошептал он с придыханием. А потом обхватил член губами и попытался как можно ниже спуститься по нему. Я почувствовал, как головка во что-то уперлась у него в горле. Он спустился еще ниже. И еще. Умел он это делать.

Я мог бы кончить, но решил, что не стоит. Что-то меня удерживало, убеждало погодить. Наверное, мне хотелось чего-то большего, не только того, чтобы у меня отсосали. Может, я собирался выдрать его в жопу. А может, нет. Нетти как-то сказала мне, что есть геи, которые не занимаются этим дерьмом. Она описывала их как самых продвинутых. Так Робин — продвинутый? Но если он продвинутый, почему мой член у него во рту? Нетти говорила, что продвинутые и не сосут.

Робин вытащил мой член изо рта, пару раз пожал. Убрал руки.

— Мне нравится твой член. — Теперь его голос, вдруг осипший, звучал над моей головой.

Я открыл глаза. Робин стоял передо мной, уже вытащив рубашку из джинсов. Начал расстегивать пуговицы, сверху донизу. Я смотрел на его лицо, а он — на свои руки, расстегивающие пуговицы. Он выглядел другим. Не таким, как прежний Робин. Таким я его никогда не видел. Он указал на мой член.

— Отличный, знаешь ли. И по форме. И по толщине.

Я пожал плечами. Тогда он спросил, не хочу ли я лечь. Я собрался ответить, что еще не устал, но понимал, что шутка только все испортит.

Я никогда не видел Робина голым. Видел только его руки, бледные и волосатые. И тело у него бледное и волосатое? Возможно. А как насчет члена? Какой он у него? Я вновь подумал о руках, о длинных тонких пальцах. Потом вспомнил книгу «Счастливая шлюха», которую нашел у матери. В ней говорилось, что размер члена можно определить по форме рук. Тогда я еще посмотрел на свои руки и подумал: эта Ксавьера Холландер чертовски умна.

Робин предложил мне следовать за ним. Поначалу я семенил в спущенных до щиколоток джинсах. Помнится, думал при этом, до чего глупо я выгляжу. Поэтому остановился, чтобы снять кроссовки и джинсы. Робин тем временем снял рубашку и бросил на мои уже лежащие на полу джинсы. Я посмотрел на эту кучу одежды и подумал: вот что остается от человека, тело которого бесследно исчезает.

Шторы сдвинуты, в спальне темно. Мы раздевались под скрежет тормозов грузовика. Мне оставалось снять только рубашку, так что разделся я первым. И что теперь? Я повернулся к Робину. Он стоял ко мне спиной. Даже в темноте я видел, что тело у него волосатое. Потом он раздвинул шторы. В спальню хлынул свет. Снаружи — Английская бухта, облака, виндсерфисты, яхты. Робин повернулся. Я получил еще одно доказательство правоты Ксавьеры Холландер: член Робина еще до конца не встал, но оказался длинным и тонким, под стать длинным тонким пальцам.

— Ложись, — сказал мне Робин.

Я лег. Робин опустился на колени по другую сторону кровати.

— Придвинься.

Я придвинулся. Он наклонился, провел ладонью по моей груди, потирая соски, заставляя их подняться. Ловко. Что теперь? Может, мне предстояло что-то сделать? Я протянул руку и ухватился за основание его конца. Почувствовал, как прибывает в него кровь. Моя рука словно завибрировала. Я знал; стоит мне отпустить член, как он подпрыгнет. И он подпрыгнул. Встал под углом в сорок пять градусов. Я же хотел, чтобы он встал вертикально. Нетти однажды рассказала мне об одном своем парне, у которого стоящий член прижимался к животу. Поэтому я вновь потянулся к члену Робина, но он перехватил мою руку и опустил ее на мой член.

— Покажи мне, как ты играешь с собой.

Я показал. А Робин, все еще стоя на коленях, поиграл со своим, капли пота с его лба падали мне на грудь. Когда мой член достаточно раздулся и встал, я посмотрел на Робина.

— Не останавливайся, — попросил он.

Я закрыл глаза и продолжил гонять шкурку. Тут Робин наклонился и сунул язык мне в рот. Этого я не ожидал. До чего противно! Кровь отхлынула из моего члена, словно где-то прорвало дамбу. К счастью, он больше не лез ко мне с поцелуями. Перебросил ногу через меня, повернулся спиной, словно готовясь занять позицию шестьдесят девять. Его яйца оказались на уровне моей переносицы. Я взялся за его член, поиграл с ним, мой большой палец залез под головку, исследуя те места, которые больше всего возбуждали меня.

Если отбросить тот факт, что член Робина, как и говорила Ксавьера, по форме напоминал пальцы рук, в остальном он разительно отличался от других частей тела. Сам он был низенький и пухлый, тогда как член — длинный и тонкий, словно принадлежал более высокому мускулистому человеку. На бледном теле Робина его член выделялся своей смуглостью. Крайняя плоть была еще темнее. Но более всего меня удивила головка. Я вытащил член Робина изо рта и оттянул крайнюю плоть. Головка светилась синевой. «Какой странный цвет, — подумал я. — Будто драгоценный камень». Но тут Робин просунул руку между ног и вернул член мне в рот.

— Делай что делал. — И я продолжил сосать.

Солнце пробилось сквозь облака, белый свет сменился желтым. Яйца Робина висели надо мной как какой-то фрукт. Кожа, тонкая, красная, растянулась под их тяжестью. Помнится, я подумал, что его мошонка очень уж напоминает маленький зад, может, зад маленького старичка. Я вытащил член изо рта, приподнял голову, чтобы полизать его. Его яйца вкусом напоминали соль, пахли, как масло, на котором я жарил рыбу. Я взял одно в рот, почувствовал, как оно подпрыгнуло. Но Робин опять сунул мне в рот свой член.

К сожалению, его задница не оказалась аппетитной. Мне не нравилось, что кожа у него такая белая, а волосы темные. Слишком резким получался контраст. А анус просто отталкивал меня. Слишком черный, чтобы быть здоровым. Я вспомнил слова Нетти о хобо[24]: у них всегда черные анусы, потому что они подтираются газетой. Вот я и вернулся к его яйцам, чтобы забыть об анусе.

Члены у нас стояли как каменные. Я вновь приближался к оргазму, когда стал гадать, а что теперь. Наконец спросил:

— Ты хочешь, чтобы я кончил?

От моих слов Робин спрыгнул с кровати и выбежал из спальни. Очень по-женски. Я встал на колени, руками не позволил члену упасть. Он вернулся с тюбиком вазелина. Выжал на руку, подул:

— Так он быстрее прогреется.

Я проделал то же самое: выжал, подул.

— Теперь намажь свой член.

Я намазал, а Робин сунул руку с вазелином себе между ног.

— Вставь мне в зад, хорошо? — Он развернулся на четвереньках, нацелив на меня свою волосатую жопу.

Я прижал член к расщелине, поводил вверх-вниз. Волосы жесткие, и их много. Это тебе не гладенький зад Нетти. Чтобы забыть о мерзкой жопе Робина, я закрыл глаза и подумал о ней. Не о моей неудавшейся попытке в каньоне Линна, а о том, что мы делали в подвале Рагнарссонов. И теперь на ощупь зад Робина уже не вызывал отвращения. Я сунул руку между его ног, ухватил его член, прижал в животу, потер. А потом произошло странное: Робин, которого я превратил в Нетти, вдруг стал Ранди. А я внезапно перенесся на Рек-Бич. И когда Робин протянул руку, чтобы направить мой член себе в жопу, я подумал, что сейчас буду трахать Ранди. Отбросил руку Робина, сам взялся за член, надавил. Когда его сфинктер сжался, отвел член, когда расслабился, надавил вновь. Прошло не так уж много времени, прежде чем я вставил чуть ли не до упора. Проделывая все это, я не мог заставить себя открыть глаза.

Жопа его мне понравилась, чуть более тугая, чем киска Нетти, но не намного. Наверное, мне полагалось кончить в него, а потом начать сосать его член, если б, конечно, он не кончил от того, что я его трахаю. Но последнее не вытанцовывалось: чем дольше я трахал Робина, тем больше мягчел его член. Он, похоже, полностью сосредоточился на том, что его трахают. Дыхание становилось все более прерывистым, и у меня сложилось впечатление, что ему больно. Мне пришлось практически вытащить член, чтобы у него опять встал. Но он сказал, чтобы я вновь начал трахать его. И сильнее.

Робин спросил меня, собираюсь ли я кончить, и я ответил, что да, осталось чуть-чуть. Тут он просит меня подождать, остановиться. Сунул руку между ног и медленно вытащил мой член. Повернулся, перехватил его и начал гонять шкурку, притягивая его к своему открытому рту. Я прищурился, думая о Ранди, тогда как Робин, скосив глаза, наблюдал, как я кончаю ему на язык.

После того, как я отстрелялся, он велел мне лечь на спину. Я лег. Тогда он оседлал мою грудь и начал дрочить. Яйца его мотались взад-вперед над моим ртом, совсем как маятник в часах.

— Полижи мне мошонку, — попросил он, ускоряя движение руки, тяжело дыша.

Я полизал. Поднимал голову, засасывал одно, позволял инерции отнять его у меня, когда голова падала на кровать. И конечно, продолжал их лизать.

— Смотри, я кончаю, — прохрипел Робин.

Я открыл глаза, наблюдая, как застывает его перекошенное гримасой лицо. Зрелище не из приятных.

— Я кончаю! — Капелька пота упала мне в глаз, от жжения он закрылся, автоматически закрылся и второй, возвращая меня к Ранди.

Я почувствовал, как завибрировали ноги Робина. Протянул руки, схватил его за задницу. Он перехватил мою руку, поднял к своей груди.

— Покрути мне сосок!

Я покрутил.

— Я кончаю! Кончаю! Смотри, как я кончаю!

Я приподнялся на локтях, открыл глаза, рот, высунул язык. Рука Робина так и ходила. Я взялся за его мошонку, чуть сжал, когда головка его члена ткнулась в мой язык. Мне действительно хотелось закрыть глаза. Я посмотрел на него и понял, что он ничего не видит, кроме происходящего в его голове. Вот я и закрыл глаза, сжал горло, ожидая, когда же Ранди спустит.

Он спустил, и предостаточно. Я проглотил. Когда же открыл глаза, то обнаружил, что он смотрит на меня, поглаживая свой все еще стоящий член. Он улыбался, словно отлично провел время. Я улыбнулся в ответ. Взял его член и покатал губами. Он выдохнул, откинул голову назад, закрыл глаза. А потом задрожал всем телом, словно неженка.