Выпятив живот и напялив на нос очки, Роланд Бэрворд вчитывался в свежую телеграмму и что-то бурчал себе под нос. Вести о задержке поставок материалов в Облачные Долины вели к неизбежным переносам ремонтных работ, что во всю шли в разгромленной Фогом Вулписом столовой «Медвежьей берлоги».
Господин Бэрворд скомкал телеграмму и закинул её в мусорное ведро под столом. Набив рот печеньем, медведь залпом осушил чашку медового чая. Кружка громыхнулась о стол, и кипа бумаг шумно сползла на пол.
— А, только не это! — вздохнул господин Бэрворд. Он прекрасно знал сферу своих возможностей и немочностей. Наклониться и поднять что-то с таким объемным животом, как у него, — предприятие немыслемое. Медведь не стал даже напрягаться. Вместо этого он позвал слугу:
— Бартоламеус! Бартоломеус, подойдут сюда.
Когда слуга не отозвался с первого раза, господин Бэрворд заволновался. Бартоламеус был исполнительным лакеем. Современное высшее общество не шибко жаловало копытных из-за их нерасторопности. Трудно прислуживать, когда у тебя длинные несуразные конечности без пальцев. Поэтому, чаще всего, лошадей, подобных Бартоломеусу, и некоторых других представители жвачных можно было наблюдать на роли возничих. Тем не менее, не самые зажиточные звери и алчные аристократы с удовольствием брали копытных к себе в прислугу. Однако, только господин Бэрворд мог похвастаться тем, что лошадь не просто его слуга, а его приблеженный — лакей. Он обожал реакцию зверей, когда бок о бок с ним на балах или официальных церемониях появлялся конь в ливрее. Господин Бэрворд любил всё необычное и очень сожалел, что не присвоил себе белоснежную кошку диковинной породы, известную как Клэр Хикс.
— Бартоломеус! Где тебя носит? — раздирал он горло бесполезными криками. — А, вот ты где!
Дверь и в самом деле распахнулась, но первым в кабинет вошёл не лакей, а высокий плечистый зверь в красном с чёрным камзоле с золотыми пуговицами.
— Ноттаниэль? Как ты смеешь врываться в мой дом без приглашения! Бартоломеус!
Слуга усердно заламывал Ноттэниэлю лапы в попытках сдержать наглеца.
— Мои извинения, господин, — кряхтел он, выбиваясь из сил. — Он ворвался в 'Медвежью берлогу с когтями. Я не смог его остановить!
— Хорошо, Ноттаниэль, чего тебя надо? Бартоломеус, пусти этого негодяя!
Лакей расслабил хватку, и рысь Ноттэниэль вырвался от него сам. Обиженно махнув головой, он одернул свой вырвиглазный камзол и отполировал запотевшие пуговицы, чтобы предстать перед господином Бэрвордом в уподобабщем аристократу виде.
— Оставь нас, Бартоломеус! — приказал слуге медведь, и тот чинно удалился, беззвучно закрыв за собою дверь.
— Спасибо, что сочли меня достойным вашего внимания, — начал Ноттэниэль, слегка приклонив голову.
Медведь захохотал, что в серьёз сбило Ноттэниэля с толку и заставило покраснеть:
— Я сказал что-то смешное?
— Тебе не надо ничего говорить. Ты смешон, и дело не в твоих словах. Что за нелепый наряд на тебе? Это что, золотые пуговицы?
Господин Бэрворд привстал, чтобы лучше видеть, и Ноттэниэлю показалось, что медведь увеличился в размерах. Как и всякий гость, Ноттэниэль ощущал себя в апартаментах Бэрворда мелкой букашкой. Громадное кресло с мягкими подушками, в коих можно утонуть, и стол, до которого зверю среднестатического роста не дотянуться даже на цыпочках, — не могли не пугать. Двадцать метров ткани требуется, чтобы сшить Роланду Бэрворду одежду, пять литров чая, чтобы его напоить. И сейчас, с опаской оценив габариты кружки на столе господина Бэрворда, Ноттэниэль представил, как тот, взбесившись, окунает его туда, словно чайный пакетик.
— Что вы имеете ввиду, гхм? — У Ноттэниэля запершило в горле от такого приёма.
— Что на вас надето?
— А, вы об этом. Я решил обновить гардероб.
— Сколько стоит этот ваш камзол?
— Это не столь важно.
Господин Бэрворд сел обратно в кресло и, не скрывая высокомерия, продолжал насмехаться:
— Бьюсь об заклад, вы потратили на него всё золото, что я вам дал. Но зачем оно вам?
Ноттэниль медленно выдохнул и мысленно досчитал до пяти. Всё нутро его свернулось, как прокисшее молоко. Он выпрямил плечи, игнорируя дурное чувство в животе, и ответил ровным тоном, как зверь честолюбивый и гордый:
— Да, вы правы. Видите ли, звери подсознательно доверяют богачам. Я купил этот дорогой камзол, чтобы моё слово ощутимо прибавило в весе, а моё мнение — стало краеугольным камнем в любых делах.
— О, понятно, понятно, — забарабанил пальцами по столу медведь. — Так вы хотите выдать себя за аристократа?
— Именно так.
— Что ж, допустим вы добились своего.
— Непременно.
— И всё же, для чего вы явились в мой покой, да ещё и распугав моих слуг? Кажется, мы условились больше не встречаться с вами, Ноттэнтэль.
— Я пришёл просить вас об услуге.
— Ох, услуге? Ну давайте, развлеките меня.
Ноттэнтэль откашлялся. Желчь щипала язык, по венам, точно змейки, ползла горячая кровь. Он знал, что господин Бэрворд не принимает его всерьёз, смеётся над ним. Проглотив гнев, он улыбнулся:
— В конце месяца госпожа Шарлотта Де Муар празднует свой юбилей. Насколько мне известно, вы спонсировали её благотворительную кампанию, которой будет приурочен праздник.
— Верно. Мадмуазель Дэ Муар решила, что праздник будет проходить под девизом: «Клык и копыто». Вы ведь в курсе, что госпожа активно борется против угнетения копытных и, конечно, выступает за мирное сосуществование хищников и травоядных?
— Да… И я бы хотел пойти туда.
— На праздник?
— Да.
— Вы? — Господин Бэрворд мрачно хохотнул. — Кем вы себя возомнили, Ноттэнтэль? Бром мне всё рассказал. Из-за вас Боуи изгнали из стаи, и одному Богу ведомо, где он сейчас! — Медведь ударил кулаком по столу.
— Только не говорите, что он вам, как сын родной! — съязвил тот. — Рано или поздно, но этот несчастный волк накликал бы на вас беду. Я избавил вас от проблем. Вы должны сказать мне за это спасибо.
— Достаточно! Хамства я не потерплю!
— Хамства? Хам здесь вы. Вы хамите самому себе тем, что спонсируете две противоборствующие группы — стаю Брома и благотворительность госпожи Де Муар!
— Я спонсирую то, что хочу, тех, в ком вижу выгоду. Моя репутация последнее время нуждается в звере, обожаемом обществом. Госпожа Де Муар — идеальный вариант. Вот почему я ей плачу. А тебе, негодяй, я не дам больше ни медяка! Не знаю, что ты задумал, но такие скользкие типы, как ты — мне без надобности. Сколько бы золота ты на себя не навешал, а аристократом никогда не будешь!
Господин Бэрворд обплевал весь стол, пока кричал. Ноттэниэль пожелал заткнуть уши, но это было бы худшим жестом из всех, подтверждающим слова Бэрворда о его низком происхождении.
— Как ты вообще мог допустить в своей маленькой безмозглой головке мысль о том, что я дам тебе пропуск на праздник? Мадмуазель Де Муар под моим покровительством! Не смей приближаться к ней! Уяснил?
Ноттэниэль стиснул зубы до боли в деснах, глаза его налились кровью.
— Значит, вы отказываете мне, так? — уточнил он.
— А ты с первого раза не понял? Мне повторить?
— Что ж, будь по вашему.
— Эй! — Медведь грозно окликнул повернувшегося к двери Ноттэниэля. — Если пойдёшь против меня — я тебя уничтожу. Ты сам видел, что произошло с теми, кто перешёл мне дорогу! Только если Фога Вулписа я просто выкурил из города, то тебя, тебя, мерзавец, ждёт участь пострашнее!
Ноттэниэль мерзопакостно улыбнулся. В этой улыбке не было ни капли радости, от уголка до уголка губ она разила капризной ненавистью.
— О, — протянул он со смешком, — звучит так, будто вы боитесь меня… меня ничтожество с улицы… Забавно…
Медведь задохнулся, не находя слов для достойного ответа.
— Бартоломеус! — гаркнул он. — Уведи этого глупого кота прочь с глаз моих и выдай стражам и прислуге предписание не пускать его на территорию поместья!
Бартоломеус, всё это время карауливший за дверью, послушно подал голос:
— Будет сделано.
Ноттэниэль кинул через плечо испепеляющий взгляд на господина Бэрворда и прошипел беззвучно:
— Глупый кот? — Глаз его дёрнулся.
Довольный результативностью своих угроз, медведь расплылся в недоброй улыбке:
— Если впередь завидите Ноттэниэля на моей земле — арестуйте его от имени Королевы и отправьте гнить в крепость «Вороньих Костей».
Ноттэниэль прогуливался по парку, щуря глаза на серп луны. Он жадно вдыхал широкими чёрными ноздрями ночной воздух, пропитанный мягкими ароматами влажной земли. Близился первый весенний месяц. Снег неприятно таял между пальцами широких рысьих лап, и это было единственной причиной, по которой тому хотелось как можно скорее зайти в помещение.
Ноттэниэль сунул лапу за пазуху, чтобы достать часы на цепочке, но следом вспомнил, что продал их еноту ростовщику. Очевидно, его свербило ожидание кого-то или чего-то. Он не находил себе места, то и дело стирая невидимые пятнышки с красного с золотом камзола, на котором не хватало двух пуговиц.
По дороге задребезжали колеса закрытой кареты. Это была не первая карета, что здесь проезжала, но первая, что заинтересовала Ноттэниэля.
Две дамы звонко посмеивались в кабинете. Обе были разодеты в пышные многослойные платья с бантами, бусинками и ленточками.
— Чарли, и как тебя угораздило поладить с господином Бэрвордом? Неужели пустила в ход своё очарование? — смеялась дама в изумрудном платье с длинными синими перчатками из велюра. Она была козочкой, рожки её украшали плетёные ниточки с блёстками и золотыми подвесками в виде цветов.
Миловидная рысь с короткими кисточками на ушах и с аккуратным коралловым носиком раскрыла резной веер, пряча белоснежные клыки.
— Да будет тебе, Гретта! И не называй меня так, вдруг кто услышит!
Карета подпрыгнула на ухабе и свернула на грязную дорогу, по обочинам которой хаотично разрастался дикий сад.
— Лучше взгляни, — сказала Чарли. — Скоро снег растает и всё здесь заблогоухает и зацветет.
Она приподняла занавеску на окне и улыбнулась. Ноттэнтэль не ожидал, что дамы станут отвлекаться на лысые деревья. Стремглав примкнув к стволу липы, он застыл. Ноттэнтэль не просто так пришёл сюда.
— Хотела бы я выкупить эти земли! — мечтала Чарли вслух.
— Зачем тебе этот захудалый лесок?
— Мне нравятся липы.
Чарли отпустила штору и рассмеялась.
— А что насчёт джентельменов? — толкнула её в бок Гретта. — Поговаривают, что лорд Фоксвельтон положил на тебя глаз.
— Боже мой, да он же лис! Вот был бы он хотя бы какой-нибудь кошачьей породы.
Гретта в любопытстве наклонила головку набок. Побрякушки на её рогах звякнули.
— Хм…
— Что?
— Тебе не по душе лисы? А что насчёт господина Фога Вулписа?
— Причём здесь он?
— Как причём? Ты же с ума по нему сходишь!
Чарли обиженно сложила веер:
— Всё совсем не так! Просто я восхищаюсь его храбростью и упорством. Многие мои знакомые убеждены, что именно он и был «Грозой меков». И мне плевать, что он механический. Ну или какой он там.
— Да ты даже не знаешь, что значит «механический»! — хихикнула Гретта. — Так или иначе, а во всё эти нелепицы я не верю. Уже два месяца, как Фога Вулписа нет, а в Облачных Долинах по-прежнему тишь да гладь. Как ты такое объяснишь? Может, его призрак охраняет нас?
— Всё просто! Господин Вулпис не умер. Он сымитировал свою смерть, чтобы избавиться от излишнего внимания народа.
Гретта расхохоталась. Секунду спустя к ней присоединилась и Чарли.
— Эй, что такое? Почему карета остановилась? — воскликнула Гретта.
Чарли заткнула ей рот лапой и шикнула:
— Тсс, молчи, снаружи подозрительно тихо. У меня плохое… — И она оборвала фразу криком. Чья-то сильная лапа распахнула дверцу кареты и обернулась вокруг шеи рыси, увлекая за собой.
— Чарли! — вскрикнула Гретта. Она попыталась оказать сопротивление бандитам, но её копыто оказалось не столь цепким, чтобы перетянуть подругу на себя.
Чарли выволокли из кареты, и та, в страхе стуча зубами, прогулялась паническим взором по силуэтам, завернутых в чёрное рванье. Они скрывали морды под масками и шарфами, глаза их излучали холодное сияние. Вооруженных ножами и револьверами, они контролировали лошадей. Этим объяснялась паранормальная тишина, которую сохраняла извосчая тройка.
— Я дам вам золото! — Чарли выдала первое, что пришло на ум. В конце концов, бандиты создавали впечатление озверевших от голода и смрада бродяг.
— Мадмуазель Шарлотта Де Муар? — произнёс зверь, что взял Чарли в обхват.
— Что вам надо! Меня… меня зовут Чарли.
— Да? Отчего же тогда на вашей карете герб семьи Де Муар.
Шарлотта почувствовала, как твёрдое дуло револьвера уткнулось ей в поясницу.
Она не знала, как вести себя в такой ситуации и просто дрожала. Не раз её предупреждали, что чересчур смелые выступления в защиту угнетённых могут спровоцировать агрессию со стороны несогласных. Она была готова к нападкам, но не к откровенно угрожающим жизни нападениям.
Шарлотта прощалась с жизнью под душещипательные крики Гретты и под неторопливое возрождение Луны. Но прежде, чем она пролила первую слезу, лапа зверя отпустила её. Шарлотта повернулась на грохот, раздавшийся за её спиной, и обомлела. Рысь с аккуратно причесанной шерстью на щеках сбивал с лап одного бандита за другим. Они настолько перепугались этой опережающей события кары, что побросали оружие и ретировались, поджимая хвосты.
Отдышавшись, спаситель подступился к мадмуазель Де Муар.
— Кто вы? — спросила та, обескураженная и вдохновлённая.
— Меня зовут Ноэль, — представился Ноттэниэль.
— Ох, Ноэль…
Приняв Ноттэнтэля в его богатом облачении за аристократа, Шарлотта предоставила свою лапу для осуществления галантного жеста, который, по её понятиям, должен был последовать после знакомства двух высокопоставленных особ. Но Ноттэнтэль, как известно, не имел ничего общего с аристократами и в тонкости их общения не углублялся. К ужасу Шарлотты, джентльмен, только что предотвративший её безрадостный конец, безкультурно пожал ей лапу. Любой другой зверь за подобную бестактность уже получил бы затрещину. Но не Ноттэнтэль. «Что ж, благородные звери все немного с причудами, — подумала Шарлотта и сменила гнев на милость. — В конечном итоге, он спас меня, надо быть с ним благосклонное. Возможно, он просто растерялся или ещё не совсем протрезвел от драки».
— А как ваше имя? — поинтересовался Ноттэнтэль.
Шарлотта заглянула в его огромные жёлтые глаза с белой обводкой и улыбнулась:
— Вы не знаете меня?
— Нет, увы, а должен?
— Я довольно известная персона. Вы должны были слышать мою имя — Шарлотта Де Муар. Вам это о чем-нибудь говорит?
Ноттэниэль притворился изумленными:
— Вы Шарлотта? То есть, мадемуазель Де Муар? Я многое слышал о вас.
— Правда? Надеюсь, только хорошее?
— Откровенно говоря…
— Ах, ну да, конечно, народ любит голословить. Но вы то, я надеюсь, на моей стороне?
— Разумеется.
— Вы только поглядите! Ваш чудесный камзол!
— Что с ним?
— Видно, в бою вы потеряли пуговицы.
— А, вы об этом.
— И всё из-за меня! — Шарлотта драматично всплеснула лапами.
— Это всё мелочи, — успокоил её Ноттэнтэль.
— Но ведь они золотые!
— Ваше благополучие, мадмуазель, дороже любого золота, любых бриллиантов. Она бесценна. Я бы пожертвовал ради вас своей жизнью, чего уж тут помянать какие-то две никчемные золотые пуговицы.
Шарлотта услышала, что хотела.
— Эй, а вон, кажется, ваша подруга.
В качестве благодарности Шарлотта Де Муар любезно предложила спасителю проехаться с ней до поместья, где её служанки смогут пришить к камзолу новые пуговицы. Ноттэниэль с глубоко польщенным видом принял заботу мадмуазель и сел в карету. Гретта отодвинулась от хищника ближе к окну. Что-то в облике Ноттаниэля нервировало её. Как травоядное, синонимом чему является слово «жертва», Гретта была чувствительна к копившейся вокруг ауре. Она чуяла подвох, и на подкорках её сознания юлой вертелась навязчивая мысль: «Быстро же, однако, он явился на помощь. Где его карета? Неужели он шёл пешком по этой слякотной чащобе? Такое не в духе аристократа!» Но дабы не слыть невежливой и не оскорбить ненароком пацифистскую натуру подруги, Гретта молчала и, ловя тёплые настроения Шарлотты, улыбалась. Гретта была всего лишь дочерью слуги при дворе дома Де Муар. Мадмуазель Шарлотта привязалась к козе и захотела сделать её своей фрейлиной, а позже, раскрыв в той одарённость ума, позволила фрейлине отучиться на гувернантку. Сейчас мисс Гретте подвернулась удачная партия, которая могла бы окончательно закрепить её статус в обществе и сделать леди.
Сама же Шарлотта происходила из знатного рода. Отец её был правителем палаты лордов. В свои юные годы Шарлотта получила нескромное приданое, которое, к разочарованию кавалеров, не спешила никому отдавать. Единственное, чего не одобрял лорд-канцлер Де Муар, так эту её кампанию по борьбе с межвидовыми и сословными расприями. Если скомпоновать идеи мадмуазель де Муар в одну емкую фразу, то получиться лозунг: «Мир во всём мире!». Разумеется, канцлер считал это детской забавой, баловством и никогда не верил, что у дочери что-то выйдет. Он в серьёз забеспокоился только тогда, когда идеи Шарлотты стали обсуждать при дворе, а вместе с тем активизировались пустословы и агрессоры. Что мог поделать канцлер? Тем более, что королева, неожиданно для всех, поддержала идею равенства. Мсье канцлер поддался, но вздохи, утаенные в его груди, были понятны Шарлотте.
— Знаете, господин Ноэль, — пожаловалась мадмуазель де Муар, сходя с кареты. — Иногда я чувствую себя загнанной в угол. Этот огромный мир тяготит мои плечи. На каждом шагу мне попадаются лишь лицемеры и провокаторы, мечтающие увидеть мои слезы. Я очень рада, что вы разорвали этот порочный круг своим благородным поступком.
Ноттэниэль, который к этому времени окончательно вошёл в роль, подал Шарлотте лапу и сказал:
— Ничего особенного, мадмуазель.
Следом за Шарлоттой вышла и Гретта. Желая подмазаться, Ноттэниэль протянул лапу и ей. Коза отчуждённо улыбнулась, смакуя ядовитый комок, засевший в горле. Что-то с этим Ноттэниэлем было не так. Но что? Каким образом он вообще умудрился потерять пуговицы? Очевидно, что они были срезаны, при чем — чрезвычайно аккуратно, чтобы не порвать сам камзол. Применить к Ноттэниэлю оружие бандиты не успели. Что же тогда? Гретта прикусила губу, гадая — как поступить, поведать ли госпоже о своих подозрениях?
— Так это, ваш дом? — Ноттэниэль оглянулся.
— Да, — кивнула Шарлотта. Не такой помпезный, как «Медвежья берлога», но мне вполне уютно в нём.
Вероятно, мадемуазель Де Муар и в самом деле не считала свои апартаменты выдающимися. Вот только Ноттэниэль был другого мнения. Изящное поместье Де Муар впечатлило его куда больше, чем приводимый к сравнению особняк господина Бэрворда.
Дом Шарлотты был огорожен высоким кованым забором и по своей замысловатой узорчивости напоминал королевское ожерелье. Ворота освещали два стройных уличных фонаря. Вниз вели узкие ступеньки. В центре двора, огороженного тремя фасадами особняка, гостей величественно встречала странная каменная фигура. Ноттэниэль замедлился около нее, пытаясь понять, на что он смотрит. Видя это, Шарлотта пояснила:
— Это — феникс. Древняя птица из легенд. Вы слышали что-нибудь о птицах? Говорят, они умели летать с той же простотой, что и мы ходить на наших двоих.
«Каким местом эта уродливая статуя походит на птицу?» — подумал про себя Ноттэниэль, а вслух высказал очарование:
— Вот это да! Конечно же, я слышал о птицах.
Ноттэниэль мог бы льстить сколько угодно, он мог бы стать чемпионом по лести, но Шарлотта Де Муар ясно давала понять, что не терпит лицимеров. «Да уж, она из тех дам, что не купятся на одни слова. Для неё они то же, что приправа: однозначно вкусны, но только в готовом блюде. А любимое блюдо мадмуазель… благородные поступки. М-да, с ней будет сложнее, чем я думал».
— В этом дворе через несколько недель соберётся куча народу.
— По какому поводу?
— У мадмуазель день Рождения, — сказала Гретта.
— Да, но и это ещё не всё, — отвечала та, задумчиво проведя лапой по резным перьям каменной птицы. — Я решила, что мой день Рождения станет также днём объединения. У меня есть в разработке проект, который навсегда изменит судьбу копытных. Им больше не придётся волочить на спинах телеги и кареты! — Мадемуазель де Муар на радостях положила свои лапы на лапы Ноттэниэля, но тут же осознала свою бестактность и оробела.
— Прошу простить мою госпожу, — извинилась за неё Гретта.
— Не вижу причин извиняться, — улыбнулся Ноттэниэль и всё же не удержался от красивых слов. К его удаче, сейчас они были очень даже к месту:
— Прикосновения вашей госпожи — прекраснее весеннего солнца.
Шарлотта повернулась к особняку, пряча зардевшие уши, и прокашлялась, чтобы замаскировать стеснение:
— Пройдем тем же уже в дом. Вечер обещает быть холодным.