Уморенно и сонно, глаза Жанны встречали белый свет. Обитатели комплекса не пропагандировали религию, вера в сверхъестественное сохранила преемственность между поколениями, но исключительно как былина или детская сказка, никто не придавал ей значения. И Жанна тоже. Вот только, когда перед глазами всё белым-бело, невольно поверишь, что умер и вознёсся на небеса. Что ж, по крайней мере, кошачий рай и вправду существует. Или… нет?
Жанно сморгнула слезливую пленку, затуманивающую взор, и все вдруг стало предельно ясно. Небо, облака, ветер, разверстывающий вокруг неё свой бешеный белый танец, — оповещали о том, что Жанна действительно на небесах, но не душой (хотя быть может так было бы легче), а своим истощавшим и измученным странствием телом. Хозяин выкинул её из окна, словно порванную тряпичную куколку. Жанна не могла этого предугадать, ведь как бы суров не был хозяин, прежде он никогда не обращался с ней так жестоко.
Жанна превозмогла боль от многочисленных синяков и встряхнулась. Ей повезло упасть на участок горы, что сформировался под окнами детской, где жила Александра. Иногда Жанне думалось, что мир не хочет её отпускать, насильно держит на себе, словно в её существовании есть толк. Куда вероятнее, он просто любил доставлять ей страдания, любоваться её бессилием. Злобный тиран.
Жанна уже ни к чему не стремилась. Белизной своей шерсти она породнилась с облаками, и, лишь водя лапами по подвижному белому одеялу, она могла наблюдать под собой что-то земное — коричнево-серый пятачок скалы.
— Вот и отлично, — завернулась Жанна в хвост. Культивируя в душе гиблое чувство завершения, она питала, как язву, больную мысль, взращивала идею ускорить приход конца, призвать блаженный покой.
Жанна коготком оцепила замочек своего ожерелья, сдавливающего шею на протяжении долгих лет. Ошейник — символ её верности хозяину и хозяйке.
Четверть часа кошка прокручивала в памяти всё хорошее и плохое, взвешивала все за и против того, чтобы избавиться от ошейника, как от неё самой избавился хозяин. И всё же — не смогла. Однако и оборачивать им шею вновь также не стала. Она застряла где-то посередине — между Жанной и мисс Хикс. Она двоилась точно также, как Фог Вулпис. Подумав о нём, кошка взревела. Если они так похожи, то почему их конец должен отличаться? Возможно, умри Жанна здесь и сейчас — установится баланс, её вина будет искуплена, и матушка распахнет для неё врата кошачьего рая.
Жанна наощупь ступила вперёд парой робких шажков. Когда передняя лапа провалилась в пустоту, паника стукнулась о сердце и тотчас же улетучилась, подавленная возросшим до самых рёбер желанием перечеркнуть всё и уйти, чтобы не чувствовать мук совести и, наконец, отдохнуть.
Толчок ей задала сама ситуация. Система Александры снова барахлила, весь комплекс трясло, а с ним — гремела, трескалась, как скорлупа яйца, сама гора. Жанну отклонило в сторону, опора пропала, и заполненный ничем, кроме облаков, воздух дохнул ей в живот.
— Де-ержу! — лихо воскликнул голос, и в шкурку Жанны впилось несколько острых птичьих пальцев.
— Дядя Аурелио?
— Да, малышка! Собственной персоной! А ты, однако, понабрала в весе!
Сеньор Эрнандес рьяно махал крыльями, издавая пыхтящие звуки. Вес Жанны хоть и был невелик по размерам среднестатистической кошки, для ворона, не знававшего в жизни настоящих полётов, он стал живой ношей.
— Мой ошейник! — Покамест ворон волочил Жанну по воздуху, та обронила ожерелье. Оно расцарапало облака красным и увязло в белезне, как в пене, прячущей за собою синий океан небес. Разбивая облака, сеньор Эрнандес кое-как докочевал до окна комплекса и некрасиво ввалился на гладкий пол.
— Ай-яй-яй! — Приземлившись клювом вниз, ворон едва не переломил себе шею. — Ну и посадочка!
— Дядя, ты цел? Что ты здесь делаешь? — Жанна помогла старому ворону подняться.
— Спасаю тебе жизнь, милая! Скажи спасибо Фогу!
— Фогу? В смысле… господину Фогу Вулпису? Он… он жив? — В надежде искря слезлезоточащими глазами, Жанна застыла на пару с сердцем.
— Жив!
— Но как?
Ворон улыбнулся совершенно плутовской улыбкой:
— Спроси это у него сама!
Проследив за взглядом сеньора Эрнандеса, Жанна обернулась и не поверила своим глазам. Перед ней, живой и разве что чутка повреждённый, стоял Фог Вулпис. Рубашка и жилет на нём отсутствовали, его механическую лапу с оголенной сталью ничего больше не покрывало. Белая шерсть на груди была растрепана, частично обожжена, в месте распила проглядывалась проплешина хромированного корпуса.
— Быть не может! — с придыханием воскликнула Жанна. От переизбытка эмоций вскружило голову. Кошка качнулась, словно вот-вот лишится чувств, и в ту же секунду её застигли лапы мистера Вулписа.
— Как вы узнали, где я? — с застопоренным видом спросила она лиса.
— Всё благодаря Зузу! Он провёл нас сюда! — Когда мистер Вулпис это произнёс, из-за его спины скромно выскользнула маленькая механическая стрекоза. — Можете больше не волноваться о том, что потеряете дом, Жанна. Мы эвакуируем всех из комплекса, никто не умрёт, я обещаю вам! Я не всегда был полезен, и до героя мне далеко, но вас я больше не подведу! Не подведу, Жанна!
Речь мистера Вулписа, без преувеличений, была героической, слагая фразы, он наделял их особой магией отваги и веры, способной вдохновить любую душу. Но одну важную для Жанны деталь, подрывающую все великолепие его обещания, он всё-таки упускал.
— Мой дом — это не его обитатели, господин управляющий, — отстранилась кошка, сквозя отчаяньем. — Всем здесь глубоко наплевать на меня… Мой дом — это Александра. Она одна и единственная на всём свете любила меня, как любила когда-то мою мать. Она… — Кошка по привычке потянулась к шее, и, вспомнив, что обранила ошейник, поникла ещё сильнее. — Она умирает, господин управляющий. Моя семья умирает… И в этом вы помочь мне не сумеете. Разве что сами умрёте. Но… нет, господин управляющий, нет… Дважды я вашу смерть не переживу…
— О, Жанна, Жанна! — по-отцовски погладил её между ушей сеньор Эрнандес. — Смотрю я на тебя, милая, и вижу мою, то есть… гхм, — смущённо прокашлялся ворон, — твою матушку… Роза всем сердцем прикипела к хозяйке. Точно также, как и тебя, другие обитатели её недолюбливали за привилегии, которые та получала как лучшая подруга Александры. Человеческое дитя уже сотни лет прозябает в одиночестве. Отпусти её, не совершай моих ошибок!
— Александра просила меня о том же…
— И она права! — резюмировал мистер Вулпис всё сказанное. — Пока я лежал в отключке в лаборатории, мои воспоминания о прошлой жизни восстановились вплоть до того страшного для меня дня, когда я откусил руку Александры. Откусил как нечего делать, и, клянусь, тогда я не раскаялся об этом ни на секунду. Я помню свою долгую и ничтожную жизнь в роли питомца, я помню каждую секунду темноты, с которой находится один на один в течение не одного века. И знаете, что я скажу с высоты своего многовекового существования? Жизнь — утомительна. Очень утомительна. В частности, если ты бесчувственный компьютер, уникальный в своём роде робот! — Мистер Вулпис недвусмысленно фыркнул.
— Хорошо, — отозвалась Жанна, темпераментно натирая в мыследеятельности пушистые виски. — Положим, я соглашусь на вашу авантюру, но каким образом вы хотите эвакуировать комплекс? Они же и километра не пройдут, как упадут замертво от усталости! У меня ушло около недели, чтобы спуститься с горы, и это при том, что моим провожатым был разведывательный робот, предварительно сканирующий местность и составляющий для нас карту!
— Мы что-нибудь придумаем! — оптимистично отозвался сеньор Эрнандес.
— О, ну да! Я видела ваш блистательный полёт!
— Просто я летел с грузом! Один я куда сноровистее!
— Ну а вы что молчите, господин управляющий? Не заходили в своём гениальном плане так далеко? — была предвзято настроена Жанна.
— Александра поможет нам, — ответил тот.
— Как?
— Понятия не имею. Давайте найдём её и спросим об этом, хм?
— Как это случилось? Как он мог сбежать? — неистовствовал великан. Его щупальца вьющимися в ярости змеями громили лабораторию. Посуда билась в стеклянную крошку, колбы и пробирки звучали звонче монет, химические препараты взрывались разноцветными красками, а роботы-разведчики вертелись вокруг, уверяя хозяина, что за беглецом уже идёт охота.
— Далеко не убежит!
— Согласен. Как бы Александра не препятствовала нам в поисках, глаз ее на весь комплекс не хватит. Он огромен, больше, чем может контролировать разум маленькой девочки, какой бы одарённой та не была.
Наслушавшись их оптимистичных изречений, великан сто раз пожалел, что запрограммировал роботов быть всегда на позитиве, чтобы не расстраивать свою дорогую дочь безэмоциональными механическими голосами.
Александра не любила роботов. Будучи совсем крохой, она пугалась и плакала, когда люди из общины наряжались в автоброню и грузной походкой, от которой дребезжала земля, вышагивали во всеоружии на защиту государства. Это было ещё до того, как выжившие в войне народы Северной окраины переселились в подземные города, а самая элита государства, в числе которой была и семья Александры, заточила себя в горе в универсальном жилом комплексе-убежище, предусматривающем обеспечение комфортной жизни в случае глобальной катастрофы на последующие сотни лет. Комплекс был оснащен полноценными гидро- и электро- станциями, биологическими, химическими и промышленными лабораториями. В горе образовался целостный мирок, обособленное общество, которое, как и любое другое, переживало на своём пути эволюции взлеты и падения.
— Прекратишь ты или нет? — сокрушался над телом дочери великан. Александра заострила дерзновенный взор на отце из-за стекла своей капсулы. Если бы она могла говорить, не захлебываясь в растворе, то сказала бы отцу что-нибудь резкое, что-нибудь, что бы вывело того из колеи. Но всё, что она могла внутри этого бесполезного тела, которое отец так надеялся сберечь до лучших времён, как берегут для праздников дорогую посуду, так это — наблюдать. Наблюдать за действиями отца и за перемещением по территории комплекса зверей. Поскольку мозг её непрерывно питал компьютер, Александра контролировала системы комплекса независимо от того, где пребывало её сознание — в кибернетическом мозге или в биологическом. Она открывала двери, отводила камеры — всё, чтобы друзей Жанны не могли засечь.