Глава 33 Александра

Забавного вида духовой инструмент издавал нестройные звуки, за авторством которых стояла кругленькая большеухая зверюшка псовой породы. Она мотыляла несуразно короткими лапками, сидя верхом на высокой табуретке, на которую как-то умудрилась взгромоздиться при своём крохотном росте и непропорциональной комплекции. Одета она была просто и безвкусно, и точно не по современной моде. В красных шортиках с заклёпками и подтяжками на голый торс она походила на неумело собравшегося на прогулку щенка.

Мелодия, от которой у Боуи сложились в трубочку уши, зверюшку, очевидно, устраивала. Она с наслаждением импровизировала, выдувая всё новые и новые звуки музыкальной композиции, иногда задумчиво замирая, чтобы с ещё большим энтузиазмом исковеркать ноту.

Из-за этого музыкального шоу Боуи даже не сразу понял, что у него проблемы. Оставил без внимания он и прутья решётки перед глазами, и слабость, обуревавшую каждой мышцей его тела.

— Ты неправильно это делаешь, — не сдержался он от комментариев. Как для музыканта для него было оскорблением столь извращенное пользование гармоникой.

Собачонка подскочила на месте, вытаращив кофейного цвета глаза на клетку, в которой отходил ото сна волк: сначала в страхе, затем — в каком-то ребяческом восторге.

Соскочив с табуретки на пол, она заковыляла на задних лапах к клетке, передними обнимая музыкальный инструмент. На шее у неё звякнула связка ключей.

Смело всунув нос в пространство между прутьями, собачонка улыбнулась во весь рот, не стесняясь щербинки в передних зубах.

— Большой пёс проснулся! — завиляла она отсутсвующим хвостом, чем сконфузила Боуи. Он немного отполз от решётки, хотя причин на то у него не было. Энергичная миниатюрная собачонка выглядела до смешного безобидно.

— Я не собака, я — волк, — исправил её Боуи. — А ты кто?..

— Я Корги!

— Кто?.. Ты не поняла… какой ты породы? Собачьей?

— Породы Корги! — Собачонка глупо наклонила голову и вывалила язык. — Большая собака, а как тебя зовут?

— Боуи… А тебя? Постой, дай угадаю… Корги?

Корги расширила глаза от удивления:

— Как ты узнал?

— Догадался.

Корги протянула через прутья клетки свой музыкальный инструмент:

— Ты сказал я неправильно играю.

Боуи аккуратно принял с лап собачонки гармонику и, брезгливо протерев мундштук, примкнул к нему губами и наиграл простенькую, но звучную мелодию, не надеясь впечатлить ею Корги. И какого же было его удивление, когда, кончив, он увидел, что восторга на забавной морде только прибавилось. На Боуи еще никто не смотрел с таким фанатизмом. Сколько лет он играл на публике, и максимум, что заслуживал — хилые аплодисменты пресытившихся классической музыкой зрителей и жадные лапоплескания коллег, каждый из которых мнил себя единственным и неповторимым талантом Малинового Королевства.

— Невероятно! — открыла рот Корги. — Как у тебя получилось?

Боуи, слегка оробев, улыбнулся:

— Я долго этому учился. Я посвятил себя музыке, вопреки общественным предрассудкам. Это стоило мне дома.

Корги повисла на прутьях, и Боуи был готов поклясться, что она вот-вот просочится к нему через решётку, чтобы задушить своим благоговением.

— Круто! — воскликнула она. — А меня научишь?

Боуи не планировал наниматься в учителя и брать себе учеников, но, возвращаясь к проблеме, он придумал, как поиметь с просьбы Корги выгоду.

— Хорошо, я научу тебя, но, сперва, тебе придётся меня освободить, — поставил он условие. — Я не смогу давать уроки музыки, будучи запертым здесь.

Корги расстроенно выпятила нижнюю губу:

— Мне приказали сторожить тебя.

— Кто приказал?

— Мой хозяин.

— И зачем я ему сдался?

— Не знаю.

— Когда он меня выпустит?

— Не знаю…

— Как это не знаешь⁈

— Животных мало в комплексе, — объясняла Корги на полном серьёзе, что для неё было необычно. — Нас всё меньше и меньше. Вот уже полстолетия, как мы здесь сами по себе, выживаем, как умеем.

— Полстолетия?

— Именно тогда системы Александры стали отказывать. Если она умрёт, то комплексу придёт конец. — На мордашке Корги вырисовалось скорбное выражение.

— Александра, говоришь? — Боуи вспомнил, что Жанна упоминала это имя в разговоре с М-14. Называл его и Фог Вулпис, нашептывая волку свои наставления: «Александра — это наш ключ. Уверен, я знавал её в прошлой жизни, и едва ли она навредит тебе. Если вдруг со мной что-нибудь случится — найди ее. Найди Александру».

— Что ж, в таком случае, милая Корги, ты противоречишь себе! — выкрутился Боуи. — Если вашему хозяину неважно, что с вами будет, то есть ли для него разница — в клетке я или на свободе?

— Вполне логично! — поддалась та на волчью уловку. Доверчиво повиливая хвостом, Корги вскрыла замок и спросила с совершенно наивным видом: — Итак, когда наш первый урок, учитель Боуи? Или, может, мне лучше называть вас мастером? Мастер Боуи? О, мне нравится! Итак, когда наш первый урок, мастер Боуи?

Первым намерением Боуи было бросить одураченную им глупую собачонку и удрать из мрачного тюремного помещения куда-нибудь на свет, где нету плесени и пыли и смердящих клеток, годами не убранных после прибывания в них последних обитателей. Но Корги была простодушнее щенка. Да и глаза, и взгляд, и рост её — всё в ней было щенячьим. У Боуи просто не хватило бы отваги обмануть ребенка — по крайней мере, на прямую.

— Помоги мне, пожалуйста, отыскать Александру, — сказал он, готовый, если придётся, соврать, что это необходимо для урока музыки. Корги восприняла его ответ очень естественно, словно это она и мечтала услышать от своего мастера.

— О, понимаю. Мы будем учить песню Александры! — захлопала в ладоши та. — Как здорово! Прекрасный выбор композиции, мастер Боуи!

Боуи тупо улыбнулся.

— Пойдёмте, я вас отведу! — Неуклюжей походкой на четырёх лапах Корги затопала на выход, под застрявшую в наполовину закрытом состоянии железную дверь. — Жду не дождусь нашего урока, мастер Боуи!

* * *

Целый этаж комплекса был составлен в отдельную комнату. Лифты до него не доезжали даже в ту пору, когда всё было исправно и любопытных живых было больше. По старой традиции в комнату вела каменная лестница, выточенная прямо в горе, что делало её незыблемой и в то же время гармонично простой, ностальгической в своих дефектах. Лапам Жанны соприкасаться с ней было в удовольствие, хотя и приходилось перепрыгивать ступеньки из-за их величины, комфортной для широкого шага великана, но не для кошки.

Пока Жанна превозмогала себя, взбираясь на этаж, грудь спирало неискоренимое чувство вины. Очень туго, горько и болезненно давался каждый вдох.

Железная дверь в комнату, облезлая краска на которой имитировала обыкновенное дерево, раскрылась перед Жанной без каких-либо манипуляций с её стороны.

— Заходи, Жанна, — любезно позвал её детский голос.

Комната, куда была приглашена кошка, не имела ничего схожего с помещениями комплекса. Да, она была громадна, распологала высокими потолками, но навевала она атмосферу куда более древнюю и с тем — современную, близкую к той эпохе, с которой обвыклась Жанна в своей жизни среди обитателей Облачных Долин. Комната была поделена на несколько территорий мраморными арками оттенка слоновой кости. Славный монумент в виде рыбки когда-то, наверняка, плескался водой. Он стоял напротив рядов окон в пол, выплавленных из толстого бронебойного стекла. Одно окно было приоткрыто как дверца, а на самом краю, погрузив ступни в густые белила облаков, сидела девочка-великан. Ветер был вечным постояльцем таких высот, но даже ему не удавалось расшевелить ни волоска на лбу девочки. Её тёмно-каштановые локоны тонкими нитями были раскиданы по спине до самого пояса, бескровные запястья с выделяющимися косточками с удивительно-длинными, присущими великанам пальцами, упирались в пол.

Жанна мягко присела рядом с девочкой и попыталась вытянуть из себя улыбку, но взгляд её был изобличающе невесел.

— Здравствуй, Александра!

— Здравствуй, Жанна!

У Александры было типичное для великана плоское лицо с неразвитыми челюстями. Наверное, зверю бы оно показалось страшным (особенно если брать во внимание полное отсутствие шерсти), но в великанием сообществе такую внешность любили и называли «красивой». И Жанна согласилась бы с этим. Она видела фотографии живых непеределанных великанов, ей было с чем сравнивать. Нос девочки был маленьким и вздернутым, щеки впалыми, а брови ярко очерченными. А вот губы у неё, наоборот, обладали изрядной долей пышности, словно компенсируя недостаток объема вышеперечисленных черт. Бо́льшая схожесть со зверем выгадывалась в глазах девочки. Как и у Жанны они были крупными и светлыми. Правда, в яркости и контрасте сильно уступали кошачьим.

Теплый голосок Александры согрел сердце Жанны:

— Я так рада, что ты вернулась.

— Я тоже.

— И зачем только ты послушалась отца? — Девочка не без укора вздохнула, но её дыхание осталось беззвучным.

— Дело не в хозяине, я сама так решила! — возразила та. — Я хотела тебя спасти!

— Но я не хочу, чтобы меня спасали, — возникала Александра. — Почему все думают, что я боюсь смерти и ищу спасения? Меня так утомила жизнь в стенах этой комнаты, однотипный пейзаж облаков, за которым не видать ни золота солнца, ни зелени леса. Какой смысл жить, если ничего не чувствуешь? Мне так одиноко, но я даже не могу поплакать об этом! — Александра поднялась на босые ноги и подставила белые рукава платья ветру, однако тот их не тронул. — Я начинаю забывать, каково ощущать на коже дуновение ветра! Жанна! Скажи мне, какой сегодня ветер? — умоляюще взглянула на кошку девочка.

— Холодный, я полагаю, — ответила та. — Как и всегда.

— Но что это значит? Каков холодный ветер на ощупь? Можно ли его потрогать? Чем он пахнет? Он слабый или сильный⁈

У Жанны от вопросов разболелась голова:

— Я не знаю, Александра. Я не знаю. Ветер… он просто ветер…

— Вот видишь… — Девочка села обратно на край, тени под ней не изменились. — Для тебя ветер — это просто ветер, а для меня — забывающийся сон. И вся моя жизнь — сон.

— Но если ты умрёшь, то что будет с нашим домом? Что будет с нами?

— Вы могли бы уйти! Вы, все! Ты же сама была там, снаружи, воочию видела, во что превратился мир! Человечеству больше нету в нём места, мы вымерли, и пора бы уже с этим смириться. Настала новая эпоха! Твоя эпоха, Жанна!

— Но как же так? — едва не рыдала кошка. — Я рисковала своей жизнью, принесла в жертву господина управляющего, впутала во всё это Боуи… Как ты можешь такое говорить⁈ Мне вовек не искупить грехов! Я сделала всё, как сделала, потому ни шагу больше не ступлю с территории комплекса. Мой мир, мой дом — они здесь, я родилась и умру в этих стенах!

Жанна на четвереньках рванулась с места, глаза её слезоточили на ходу, а сердце кровоточило от обиды. Почему нельзя было сказать ёмкое и элементарное «спасибо» вместо всей этой обиженной тирады о ветре и вымирании? Неужели так трудно дать им всем ещё один шанс?

Перелетая ступеньки размашистыми прыжками, Жанна оступилась и кувырком скатилась вниз до площадки с тупиковой стеной.

Флер рассеянного света ложился на лестницу, как туман. Больное плечо заныло с новой силой, но Жанна проигнорировала боль.

Спиной она почувствовала толчки. В комплексе стало заметно неспокойнее со дня, когда Жанна покинула его, чтобы по приказу хозяина разыскать уникальный протип мека, который, к её несчастью, он оказался хорошим зверем, слишком хорошим, да к тому же — несправедливо разумным. Уж точно разумнее неё, глупой кошки!

Успокоение настигло Жанну в минуту, исполненную неопределённости и ненависти к себе, среди белесых потоков света, среди лениво плывущих в маленьком окошке облаков. Жанна прищурила глаза, воображая, что где-то за ними есть солнце, есть луна, есть звезды. Ей нравилось небо Облачных Земель, ей нравилось хрупкое бревенчатое здание таверны Фога Вулписа. И Фог Вулпис ей тоже по-своему нравился. Вот только… его больше нет. Нет по её вине.

Загрузка...