Глава 18 Трущобы

— Господин управляющий!

Первым, что увидел Фог Вулпис, когда очнулся, были два призрачных пятна, хлопотавших над его окоченевшим телом. Сам он лежал щекой на припорошенной снегом ступеньке лестницы, среди ветвей, обросших белыми колючками инея. Кристаллики льда облепили и его стеклянные глаза, и лишь сморгнув, лис наконец смог опознать в фигурах призраков его товарищей — Снежанну и Ганца.

Мистер Вулпис привстал на локтях, потом присел. Ночной лес, убаюканный луною, крепко спал, лису и самому почти поверилось, что всё случившееся было сном.

— Господин управляющий, вы помните, кто вы? — с волнением спросила Жанна.

— Полагаю, что да, — ответил тот. — Фог Вулпис — управляющий «Чайного дворика». Бывший управляющий.

— А помните, кто мы?

— Жанна и Ганц — мои добрые друзья!

Жанна промокнула слезы уголком шали, а Ганц, пробормотав что-то нечленораздельно радостное, стиснул лиса в объятиях, как плюшевую игрушку. Спустя мгновение Ганц привлёк к себе и притихшую Жанну. Кошка пискнула от неожиданности и рассмеялась.

— Простите, — поправился лис, — я снова назвал вас Жанной. Я хотел сказать… мисс Хикс.

— Всё в порядке. Это уже неважно. Я не против быть Жанной для вас.

— И для меня? — вторгся в их диалог Ганц.

— И для тебя тоже, Ганц!

— Я так рад, что мы снова вместе! — сиял от счастья олень. — Как вам удалось побороть вирус, господин Вулпис?

— Вирус? Эм, если честно, я без понятия…

Мистер Вулпис издал смущённый смешок и поймал взгляд Жанны. Кошка улыбалась, но её глаза, отсвечивая в темноте лунную голубизну, источали какую-то далекую непроходящую печаль. Нет же, думал мистер Вулпис, она всегда была там, маскировалась под эгоизм и самовлюбленную ухмылку.

— И что теперь? — понуро спросила Жанна.

Ганц отпустил друзей и сказал:

— Я позабочусь о том, чтобы Семь больше никому не навредила. Обещаю. — Олень поднял со ступеньки устройство, активировавшее вирус. Оно выделялось на фоне чёрно-белой ночи золотистым мерцанием. — А эту штуковину, — объявил он, — я, пожалуй, разберу на детали, а золото верну вам. Как-никак часы были ваши, господин Вулпис.

— Оставь себе! — отмахнулся лис. — Золото можно обменять на что-нибудь полезное, когда в следующий раз посетите город. Ну что, пойдемте в дом?

— Конечно! — бодро отозвался Ганц.

— Господин управляющий!

Мистер Вулпис, который прошёл уже немного вперёд, выжидательно уставился на кошку. Жанна топталась на месте, будто не считая себя достойной более здесь находиться.

— Я о нашем путешествии на Север, — потупилась она. — Вы не поменяли планы?

— С чего бы это? — Было не совсем ясно — разыгрывает ли её мистер Вулпис или негодует всерьёз. — Выдвигаемся завтра после обеда. Отоспитесь хорошенько, а мне надо довести до ума свою трость. Зузу, ко мне!

Механическая стрекоза вылетела из-за бесконечных зарослей ветвей и пронеслась над головами Ганца и Жанны, не произведя ни звука, ни шороха.

Тёплый свет, льющийся из окон домика на дереве, так и манил покинуть холод и мрак Северного леса. Но Жанна всё медлила, Ганц тоже не уходил.

— Не будьте так строги к себе, — изрёк Ганц в своей сострадательной манере. — Вы не плохая.

Жанна прикусила губу, заглядывая в тёмные и добрые глаза оленя.

— Ты ведь знал, почему промолчал?..

Ганц потрепал копытом шерсть между кошачьими ушами.

— Потому что не мне решать, как вам жить, мисс…то есть, Жанна. Точно также я не в праве распоряжаться жизнью Семь. Есть вещи, которые можно исправить и которые исправить уже нельзя… Просто слушайте своё сердце, не страхи (Я наслушался от них такого, что врагу не пожелаешь), не идея фикс (Семь, как видите, это ни к чему хорошему не привело), слушайте только себя, Жанна, себя и свою совесть. Они меня никогда не подводили.


Та же луна, что освещала домик на дереве, сейчас накренилась над Лунным Холмом, на котором безутешно чернели руины «Чайного дворика». Высокая звериная фигура в красной накидке с капюшоном провалилась лапой в пустоты под лестницей и ойкнула — громче, чем полагается тому, кто крадётся.

— Заходи, скорее! — позвали её из глубин развалин, и фигура, согнувшись, чтобы не разбить лоб о съехавшую на один бок вывеску, вошла внутрь. Между уцелевшими в полу досками скопилась наледь, вода сочилась с дырявой крыши, собираясь в тонюсенькие сосульки. От шагов в воздух взмывала пепельная пыль. Косой луч луны рассекал пространство, выхватывая из мрака коралловый носик незнакомки.

Фигура откашлялась и, переступив обугленные останки стула, посмотрела на лестницу, в которой не хватало ступенек. Там, расстреливая несуществующие цели несуществующими патронами, игралась с револьвером зайчиха Ника.

— Как же вы долго, мадемуазель! Я тут со скуки помираю! — воскликнула она, сразив последнюю «цель» где-то на площадке второго этажа.

— Я вижу, — скептически откликнулась Шарлотта Де Муар, обнажая голову. Два больших ушка с забавными кисточками выпрыгнули из капюшона. — Было непросто сбежать из дома в такой час, хорошо, что прислуга прислушалась ко мне и к Гретте, а не к отцу. Так о чем ты хотела поговорить, Ника?

— О «Чайном дворике», конечно!

— Я думала, последствия позавчерашних событий уже ясны всем.

— Мне — нет! — Ника шлепнулась на ступеньку, и та едва не треснула под ней. — Что сказал ваш отец?

— Он запретил мне продолжать кампанию. Больше никакого «Когтя и Копыта». Ты была права, Ника. Если бы я сразу рассказала ему про Фога Вулписа и про нашу идею поведать правду, он бы отказал. Хотя, может быть, оно было бы и к лучшему. Всё равно мы вернулись к тому, с чего начали — к развалинам таверны и пустым надеждам.

— Замечательным наипрекраснейшим фантастическим надеждам, Шарлотта! — экцентрично вскрикнула зайчиха. — Я не верю, что это конец.

— Но это так.

— Лорд-канцлер и мэр ещё не совещались по этому поводу. Есть шанс, что всё обойдётся, и финансирование продолжится. Поймите, Шарлотта, без вашей материальной поддержки таверну не восстановить!

— Я знаю, Ника, знаю! — в сердцах воскликнула та. — Ты открыла мне глаза на многие вещи. Ты не испугалась народного гнева и спасла наследие господина Вулписа. Я многим обязана тебе, но… признай, ты и я — мы просто дети и играем в игрушки, также как ты играла с револьвером, когда я вошла сюда. Это неплохо, но это — утопия…

— Утопия?..

— Но я ни о чем не жалею. Ни о чем. Наша игра привела меня к господину Ноэлю. Я проиграла в политике, но в любви не проиграю!

Ника уронила челюсть:

— Ничего более слащавого в жизни не слыхивала! Так Гретта не преувеличила, когда упомянула, что вы влюблены?

Шарлотта поежилась от неудобства и освежившегося в памяти аффектного коктейля из обиды и вины, которые испытала, подругу.

— Не говори так, будто любить — это грех, — сухо подытожида она.

— Гретта тебе не рассказала?

— Что?

Крутя в лапах оружие, как отпетая бандитка, Ника запрыгала по ступенькам вниз, не сводя глаз с Шарлотты.

— Осторожнее, не упади…

Из лап зайчихи к Шарлотте прилетел револьвер.

— По-моему, ты заигралась, — серьёзно сказала та.

— Это орудие ранения…

— Никто так не говорит!

— … Это орудие ранения, которое могло стать орудием убийства, и принадлежит оно вашему возлюбленному господину Ноэлю, тогда, в катакомбах, он знал, что я блефую, потому что револьвер — его, он сам дал его господину Беану, и о количестве патронов в размере одной единицы ему тоже было известно, согласитесь, для оборванца с улицы полный барабан пороха — сказка! — отчеканила Ника на одном дыхании.

— Почему я должна верить тебе, а не ему? — всполошилась Шарлотта, отпинывая от себя оружие.

— Потому что любовь зла. Она ослепляет.

— Как и надежда! В чем тогда разница? Что, нечего сказать, Ника?

Ника и в самом деле не находилась в словах. Она не могла залезть в голову Шарлотты и навести порядок в её мыслях, как бы того не хотела.

— Я не стану вас переубеждать. Соглашусь, надежда и любовь чем-то схожи. Но от надежд ещё никто не умирал, а вот любовь казнила миллионы. Поэтому — решайте сами…

— Я уже всё решила! — Шарлотта гордо выпятила грудь.

— В таком случае — удачи. Хоть вы и осуждаете надежды, мадемуазель, я всё равно буду надеяться на то, что вы обретете счастье.

— Благодарю, — чинно отозвалась Шарлотта и твёрдыми шагами удалилась прочь.


Борясь с неудобствами горного ландшафта, с которыми начинался город, Шарлотта уперто шуршала подолами ночного платья, выбивающегося из-под красного плаща белыми складками. Она могла бы спокойно возвратиться в Облачные Долины по перевалу, по главной тропе, минуя сторожевые башни, но выбор ее пал на ухабистый окольный путь, поскольку вылазка подразумевалась как тайная.

Выбраться из города было проще, чем попасть в него, в том плане, что границы, образованные естественным путём, представляли собой каменные склоны разной величины, по которым, если приноровиться, можно было съехать как с горки. Для воров и контрабандистов, знающих лазейки, открывалось множество криминальных возможностей. Но Шарлотта, увы, была не из таких. Не то чтобы она хотела лишний раз нарушить закон (отец за такое заточил бы её в комнате до скончания времён), но от лапы помощи какого-нибудь знатока местности Шарлотта бы не отказалась, даже если бы это было расценено как пособничество преступнику.

Помимо угрозы подвернуть лодыжку в темноте, Шарлотта рисковала заблудиться или того хуже — угодить в какую-нибудь яму или ущелье, а там — хоть оборви горло, никто тебя не услышит. Разве что тот же залётный бандит.

Зацепив краем плаща ветку, Шарлотта попыталась высвободиться, но раздался треск, и ткань порвалась, а рысь, не сориентировавшись, упала поясницей на камни.

— Ух! — выдохнула она несчастно. — Ненавижу горы!

Дав себе минуту на передышку, Шарлотта мужественно свыкалась с болью. Она только скосила мордочку, но не заплакала и не застонала.

— Вставай, Шарлотта! — приказала она себе. — Нечего раскисать! — И, опираясь на каменные уступы, поднялась. Талый снег намочил лапы, влажные комья земли с вкраплениями острых зернышек щебенки скрипели между пальцами.

Вся её бравада сошла на нет, когда северо-восточный массив леса загрохотал и загудел от свинцовых шагов мека. Макушки деревьев вдалеке завибрировали, уплотнившиеся от влаги снежные корки отрывались от стволов, будто броня разоружающихся на поле бое солдат, осознавших неоправданность рисков.

Два красных глаза просветили гущу тьмы.

С замершим от страха сердцем Шарлотта наблюдала за меком, мысленно убеждая себя, что это не демон и явился он не по её душу. Но вера в мифы жила у местных обитателей в крови. От неё можно было легко отделаться, будучи в безопасности, у себя дома, ни разу в глаза не видев жуткое создание. Но как же непросто сохранить трезвость рассудка, когда страшная городская легенда воплощается в жизнь!

Сердце Шарлотты повторяло тот же ритм, с которым вздрагивала под ней земля. Рыхлый снег валился ей на плечи, забивался в сползший с головы капюшон и холодком покалывал шею.

Шарлотта стала взбираться быстрее, подгоняемая страхом. До леса было не близко, мек вряд ли видел её хрупкую фигурку среди полуночной темени и серых скал. Почему же тогда ей кажется, что её преследуют?

Камешек за который ухватилась лапа откололся, и Шарлотта съехала вниз на пол метра, прочесав пушистой щекой камни. Шерсть заалела от ссадин.

Отвага Шарлотты была напрочь разгромлена безутешными рыданиями. Уткнувшись носом в камни, она топила снег горячими слезами до тех пор, пока где-то наверху не хрустнули ветки.

— Мадемуазель?

Шарлотта чуть не задохнулась от счастья. Этот голос, эти глаза… Ноэль! Не знай она, каков её возлюбленный в деталях, признать того в неопрятном образе явившегося к ней зверя было бы невозможно. Дорогого камзола он не носил, шерсть на его морде запачкалась, а под необъятными чёрными лохмотьями плаща виднелись штопаная рубаха и не лучшего вида штаны на подтяжках. Однако, как подметила Шарлотта, взгляд её дорогого Ноэля по-прежнему излучал уверенность и силу, которой может похвастаться не каждый даже обеспеченный зверь, чего уж говорить о простом народе. «Господин Ноэль — аристократ по душе, а не по кошельку», — утешила себя Шарлотта, благодарно принимая помощь.

Ноттэниэль проводил уйму времени на скалах, по городам и деревням он перемещался исключительно тайными тропами. Так как его бродячий образ жизни порецался многими, светлому дню он предпочитал хмурую ночь.

— Что вы здесь делаете, мадемуазель? — воскликнул он, придерживая Шарлотту за плечи.

— Я ходила к руинам таверны.

— В такой час?

— Ох, да, пойти туда ночью была плохая идея. Теперь я переживаю за Нику, она там одна, а этот мек… — залепетала Шарлотта.

— Вы же сами говорили, что меки не опасны, если их не злить.

— Но что, если я их разозлила чем-то?

— Бросьте! Ваш отец в курсе, где вы? О-о, постойте, вы сбежали из дома?

Проникновенный взор Ноттэниэля поразил Шарлотту в самое сердце.

— Все так, — согласилась она.

Ноттэниэль бегло обвёл глазами окраину леса.

— Ладно, пойдёмте, — сказал он, беря мадемуазель за лапу самым бесцеремонным образом.

Вскоре склон приобрёл более устойчивые очертания, и Шарлотта смогла идти наравне со своим провожатым. Скалистые участки сменилась порослями корней и узловатыми ветками, в летний период они сплетались в зелёные ограды, и продираться через них было ещё труднее. Плащ Шарлотты окончательно порвался, в нынешнем состоянии от того тряпья, что окутывало могучие плечи Ноттэниэля, его отличала только золотая вышивка и шифоновая подкладка.

Ноттэниэль раздвинул ветки и пропустил мадемуазель вперёд, они оба вышли на невзрачную улицу без единого фонаря. Построек как таковых здесь не было — только деревянные шалашики, каменные руины и очень много пеньков. Понимание, что здесь есть кто-то живой, пришло к Шарлотте, когда перед разрушенным зданием посольства замигал огонек и чей-то сгорбленный в три погибели силуэт заполз в узкую дыру и сгинул в ней.

— Что это за место? — глупо моргнула Шарлотта.

— Облачные Долины, — спокойно ответил Ноттэниэль.

— Но…

— Впервые в трущобах? — Ноттэниэль посмеялся, как если бы среди всей этой разрухи имело место быть превосходство бедного над богатым.

— Давайте скорее отсюда уйдём! — не разделяла его веселья Шарлотта. — Мне здесь не нравится.

— Но мадемуазель! Это — мой дом!

Шарлотта оторопела:

— Как, ваш дом? Не обижайтесь, но я не вижу ни одного дома поблизости!

— И, тем не менее, я здесь живу.

— Вы… вы настолько бедны?..

Не представляя, как унизительно это прозвучало для Ноттэниэля, Шарлотта хлопала ресницами, соединив лапы у груди.

— Кажется, я вам уже об этом говорил, — ледяным тоном произнёс тот. — Что, мадемуазель, ваш интерес ко мне пропал?

— Вовсе нет! Просто…

— Вам противно?

— Нет, Ноэль, я…

Ноттэниэль налег спиной на стену, на которой роились безжизненные ветви плюща, отстранённо скрестил лапы и хладнокровно рассмеялся:

— Вам стоило прислушаться к своим подружкам, моя мадемуазель! Разочаровываться неприятно, не правда ли?

— Что вы такое говорите, Ноэль? — воскликнула Шарлотта. — Я нисколечки не разочарована! Лишь немного удивлена! О, если бы я знала, что вы так нуждаетесь в деньгах, то непременно помогла вам…

Ноттэниэль отреагировал на её добродетельный порыв максимально неприветливо и настороженно:

— Вот только не надо меня жалеть! Мне от вас ничего не нужно.

— Хорошо, ладно! Я понимаю. Вы гордый и независимый зверь. Тогда, быть может, я смогу оказать вам поддержу как-то иначе? Что я могу сделать для вас?

Ноттэниэль сдвинул брови, он презирал всяческие любезности, и в первую очередь те, что исходят из уст избалованных аристократов вроде Шарлотты Де Муар. Однако что-то в её натуре заставило Ноттэниэля заколебаться и не спуститься до оскорблений и грубостей, которыми заплыло его сердце. Он был зол, но в то же время будто бы польщён ответами мадемуазель, тем, как восторженно она смотрит на него, такого грязного и эгоистичного оборванца.

Он даже хотел извиниться, видя, что своим поведением обижает её, но округу огласил волчий вой, и весь трогательный настрой как ветром сдуло. Те немногие огоньки, что мелькали по улице, единовременно погасли.

— Что это? — испуганно спросила Шарлотта.

— Бром и его стая вышли на охоту!

Ноттэниэль поманил за собой Шарлотту. Они укрылись за кирпичной стеной церкви, возле разбитого алтаря. Шарлотта присела на корточки у дыры в нижней части стены, которой можно было воспользоваться как смотровым окошком. Белый волк со шрамированной мордой шествовал на четвереньках, а за ним в развалочку плелись несколько дюжих волков. Замыкал цепочку худосочный Дрог в своей излюбленной самодельной жилетке. Вывалив язык изо рта, он глупо ухахатывался на чем-то.

— Какой кошмар! — сказала Шарлотта. — Они снова собираются кого-то съесть! И куда смотрит администрация города? Почему их до сих пор не поймали и не наказали?

Ноттэниэль глянул на Шарлотту сверху вниз, так как волчья шайка не вызывала в нём желания поглазеть.

— Ох, мадемуазель, да вы совсем ничего не знаете! — издал он ядовитый смешок. — Королева говорит, мол, в стране порядок, и вы верите ей, ведь у вас на столе икра, а на груди золото, с чего бы вам тогда сомневаться? А бандитскую группировку Брома до сих пор не прикрыли, потому что они, видите ли, такие неуловимые и всесильные, нет на них управы! Что вам говорит господин мэр? Ах, знаю: «Мы делаем всё возможное, чтобы воспрепятствовать их зверствам, не беспокойтесь мадемуазель, всё под контролем!»

— То есть…

— Да!

— Но как же так? — предвзято отреагировала Шарлотта. — Господин Бэрворд финансировал мою демократическую кампанию, он выглядел таким участливым, когда мы с отцом пришли к нему заключать договор. Я думала…

— Бэрворд — очередной мерзавец, мечтающий усидеть сразу на двух стульях. Стая Брома существует только благодаря ему. Иметь под боком наёмных убийц, берущих оплату мясом своих же жертв, очень расчетливый ход, согласитесь? Такое сотрудничество бережет не только кошелёк, но и жизнь самого Бэрворда, ведь ему ничего не стоит избавиться от недоброжелателя и при этом выйти сухим из воды.

Шарлотта медленно выпрямилась, сквозя на Ноттэниэля подозрением:

— Откуда вы всё это знаете?

— Мне доводилось работать на Бэрворда.

— Какого рода была эта работа?

Ноттэниэль только ухмыльнулся:

— А вы как думаете? Какую работу может дать мэр бездомному?

— Надеюсь, — проглотила ком Шарлотта, — вы никого не убивали?

— Боже упаси! — всё, что успел выпалить Ноттэниэль до того, как слова застряли в горле. Шарлотта упала ему на грудь и с чувством сжала в объятиях, так и не вникнув в общий посыл, который тот вкладывал в восклицание: «Зачем мне марать лапы, когда вокруг столько ведомых дураков?»

Загрузка...