Приключения мистера Вулписа

Глава 24 Три стороны

— Невообразимо, милорд! — надрывал голосовые связки Роланд Бэрворд. Весть о съедении господина Беана волками в самом деле стала для него неожиданностью. — Бром и его шайка совсем страх потеряли! Нападать на аристократов!

Визит Микаэля Де Муара переполошил всю «Медвежью берлогу». Его приезд к мэру был внезапным и бесцеремонным, что совсем не свойственно сдержанной и педантичной натуре лорда-канцлера. Господин Де Муар и сам недолюбливал всякого рода спонтанности, но дело, с которым он явился, не терпело отлагательств, ведь речь шла о жизни его дочери.

Растопырив уши, любопытная Ника подслушивала их за дверью кабинета, шикая в сторону неодобряющего её действий слуги — Бартоломеуса. Конь нервно жевал губу, копыта его чесались отлупить зайчиху прямо на месте, но приказ мэра противоречил его желаниям. Нику ни в коей мере не смущал тот факт, что персона на приёме у господина Бэрворда превосходит в статусе самого градоначальника, и любой шум (а зайчиха была по природе своей шумлива) — угроза их общего благополучия.

— Перестаньте! — стрельнул мрачным взглядом Микаэль Де Муар. — Уж мне-то известно, благодаря кому Бром до сих пор на свободе…

Под бровями господина Бэрворда пролегли глубокие тени:

— Тогда, милорд, вам также должно быть известно, что я запретил волкам лезть в дела высшего сословия, — сказал он жестко. — По-крайней мере, без моего одобрения, — дополнил он мысль.

— Именно, — ледяным тоном произнес лорд-канцлер — внешне спокойный, как и его голос. Микаэль Де Муар был одним из немногих зверей, которым удавалось выглядеть величественно посреди габаритной мебели кабинета мэра. — Помимо господина Беана и заказчика, прибегшего к услугам Брома, в деле принимала участие третья сторона. Господин Беан утверждал, что револьвер, из которого он произвёл выстрел, дал ему загадочный хищник, чей вид, к сожалению, он не смог идентифицировать в темноте.

— Третья сторона? — Эмоция удивления на морде Бэрворда была неподдельной. — О-о, вот оно что! — протянул он, высокомерно сложив лапы на выдающемся животе. — Милорд полагает, что это я отдал Брому приказ избавиться от господина Беана, дабы тот не проговорился о том, на кого работает Ноан, я правильно вас понял?

Лорд-канцлер промолчал.

— Вы же знаете, что я всем сердцем поддерживал демократические идеи вашей дочери! Если бы я хотел опозорить вашу честь, милорд, — с прищуром глянул на него тот, — я бы не стал так сорить деньгами, только чтобы бросить пыль в глаза. Мне не знакомо имя Ноана, я понятия не имею, кто это и зачем он манипулировал господином Беаном на празднике мадемуазель! Не смейте обвинять меня, в том, в чем я не виноват! — Господин Бэрворд привстал с кресла и скалой навис над Микаэлем Де Муаром. — А что касается деятельности Брома, — хохотнул он скользко, — не мните себя незаинтересованным. Там где есть спрос, там и предложение.

Роланд Бэрворд сумел надавить на больное: лорд-канцлер не стал возникать, угроза в его глазах миновала.

— По подушечкам пальцев и форме когтей съеденный предположил, что так называемый господин Ноан относится к семейству кошачьих, — сообщил он.

— Что-нибудь ещё о нём известно?

— Больше ничего. Однако…

Роланд Бэрворд сделался весь внимание. Следующие слова лорд-канцлер произнёс, оттягивая ворот рубашки, будто ему сталось невыносимо душно:

— Есть ещё кое-кто кошачьей породы, — сказал он тише, — кто был на празднике в тот день.

— А? Поподробнее!

Микаэль Де Муар конфузливо прочистил горло:

— Слуги признались, что моя дорогая дочь завела знакомство с господином Ноэлем из семьи Котстонов. В первую очередь я пришёл сюда, уважаемый мэр, не как политик, а как отец: чтобы просить у вас совета. Вам, случаем, не знакома семья Котстонов? Они — рыси, но, наверное, не очень зажиточные.

— Ноэль Котстон, говорите? — задумчиво поглаживал подбородок медведь. — Рысьей породы? — Роланд Бэрворд извлёк из ящика стола, что был за замком, книгу учёта, полистал её и закрыл, ни к чему не придя. — Была, кажется, на моей памяти такая семья, — наконец подытожил он, — вот только они были каракалами, но никак не рысями.

— У меня есть предположение… — соединил пальцы лорд-канцлер. — Если позволите?

— Я вас слушаю.

— Может ли случиться, что Ноан и Ноэль — один и тот же зверь? Они оба — коты, оба — безвестны, но при этом оба попали на бал. И если господину Ноэлю Шарлотта самолично выдала приглашение, то присутствие на празднике этого Ноана — для меня загадка.

— Это вполне допустимо, — согласился Роланд Бэрворд. — Более того, милорд, я знавал третьего зверя, в чьих жилах течёт кошачья кровь, и кто жаждал встречи с вашей Шарлоттой так рьяно, что вполне бы мог ради неё совершить преступную авантюру. У него и имя созвучное… — Прозрение легло на медвежью морду маской гнева: — Ноттэниэль.

Ноттэниэль противоречил самому себе. Шарлотта Де Муар, с которой у него установились тёплые взаимоотношения, была во многом ему приятна. Он ждал их ночных свиданий с любовным трепетом, но стоило ее холеной фигурке показаться среди развалин — наступало отчаяние, в котором, точно в перелитой водою почве, зрела, как плесень, ненависть. Шарлотта была слишком хороша для него, слишком воспитана и слишком изнежена богатой жизнью. Между ними всегда будет зиять непреодолимая пропасть из недопонимания. Умом Ноттэниэль знал, что переступает через свои принципы ради мнимого счастья, иллюзии, прекрасного миража, который в его иссохшем в одиночестве сердце ощущался животворнее оазиса. Клянясь себе каждый раз, что встреча будет последней, Ноттэниэль заканчивал ночь фразами иного значения:

— До скорой встречи, мадемуазель! — шепнул он и в эту ночь, выпуская Шарлотту из объятий.

С одного края забор упирался в утёс, с которого Шарлотта уже наловчилась перелезать сама, чтобы проникнуть на территорию собственного дома. Она переливчато рассмеялась, присев в кокетливом реверансе, и с кошачьей грацией спрыгнула вниз. Обычно такой смех не вызывал в Ноттэниэле добрых чувств, ведь так смеялись все дамочки из презираемого им высшего общества. Но в том, как делала это Шарлотта, было что-то несравненно прекрасное, возвышенное, как симфония, с мелодией которой хочется слиться воедино, чтобы не испытывать мучительного чаяния той секунды, когда пластинка проиграется заново. Он любил ее сердечно, безукоризненно, как птицы когда-то любили небо. И он ненавидел ее за то, что она овладела его разумом, похоронив в нём политические амбиции, которые поддерживали его лишённую личных смыслов жизнь.

— Будьте осторожны, мадемуазель, — предупредил он, очарованно глядя на возлюбленную по ту сторону кованых прутьев. — Не попадитесь на глаза вашему отцу, иначе нам больше во век не свидеться. Кусочек его сердца помолился о том, чтобы так и случилось, но вся остальная часть — уже до смерти скучала по Шарлотте.

Сама же мадемуазель была ослеплена любовью к Ноттэниэлю, и приумнажающихся из-за ее безрассудства проблем в их семье впритык не наблюдала. Ее ночные вылазки участились. Все слуги за исключением Гретты участвовать в сговоре побоялись. Поначалу они обещали молчать, но последние дни все как один шли на попятную, твердя, что больше лгать хозяину не будут и если тот спросит о Шарлотте — ответят честно.

В один из дней сдалась и Гретта. Микаэль Де Муар поймал её с поличным, когда она тайком запирала чёрный ход, пустив в дом Шарлотту. Мадемуазель Де Муар умыкнула прочь, бесшумно крадясь по лестнице на одних подушечках пальцев до своей комнаты. Лорд-канцлер мог бы сразу устроить скандал, но он был зверем предприимчивым, потому дочь трогать не стал, вместо этого пообщавшись тет-а-тет с её фрейлиной и одновременно близкой подругой — Греттой. Тогда-то Гретта и поделилась своими подозрениями насчёт Ноэля. И как бы ее не мучила совесть, она была рада снять с себя груз ответственности и лжи, из-за которой не могла думать ни о чем другом.

В ту ночь она снова караулила госпожу у дверей, но теперь не по просьбе мадемуазель, а по воле ее отца, которой уже нельзя было пренебречь.

По дороге к дому Шарлотта кидала взоры по сторонам, зондируя сад на наличие слуг. Деревья были безмолвны, небо по-товарищески безлунно, а тропы внимали каждому ее шагу, и ни единая веточка не посмела хрустнуть под ней.

Простучав по двери секретный код, который знали только она и Гретта, Шарлотта дождалась, когда дверь отворится, и скользнула на порог, занеся в дом шлейф прохлады и запах мокрой земли. На ее усиках и кончиках шерсти блестели дождевые капли, а коралловый носик разгорелся от долгой прогулки ярко-красным.

Без малейших подозрений Шарлотта обтерла лапы о придверный коврик, разя непомерно счастливой улыбкой, от которой ни осталось и следа, когда в холе моргнул свечной огонек. Тени Гретты и Шарлотты на стенах раздваивались и приобретали контраст по мере того, как лорд-канцлер Де Муар надвигался на тех со сведенными в кучу седыми бровями.

— Отец! — вскрикнула Шарлотта, чувствуя, как неизбежно близка его твёрдая лапа. — Гретта! — Она воззрилась на подругу с мольбой, так и не оформившейся в слова: Микаэль Де Муар сжал ее плечо и повлек вверх по лестнице. Гретта смотрела, как брыкаются на потолке чёрные кляксы, как поволока бледного света растворяется на верхних этажах, забирая очертания ее тени. Тишина затопила дом, оглушила, будто океанская глубина.

— Прости, Шарлотта, — прикусила до крови губу Гретта. — Это ради тебя.

В покоях дочери Микаэль Де Муар разжал пальцы, Шарлотта откачнулась и грохнулась на пол.

— Что вы творите отец? — взвыла она, подтягиваясь за спинку кровати, чтобы встать.

— Ты знаешь, дорогая, что я не люблю закатывать истерики и не жалую того же от других, — проговорил тот холодно. — Я мог бы наказать тебя, как подобает, ты запятнала нашу фамилию своей выходкой, и это — непростительно. Но ради твоей матушки, царствие ей небесное, и из-за моей любви к тебе — я не стану пытать тебя бесконечными увечиваниями и запретами.

Микаэль Де Муар вынул из внутреннего кармана сюртука портрет рыси с иссиня-чёрной обводкой вокруг глаз, тёмным носом и густой висячей шерстью на щеках.

— Ноэль! — вырвалось из уст Шарлотты.

— А вот и нет! — отрезал лорд-канцлер. — Это портрет преступника по имени Ноттэниэль. Он устроил переполох в день твоего шестнадцатилетия. Он наставил покойного господина Беана выстрелить в хищника! Он сгнобил господина Фога Вулписа, во имя которого ты без моего ведома организовала тайное общество!

— Не может быть! Гретта, моя милая Гретта! Ты предала меня! — завосклицала Шарлотта, закатывая глаза в полуобмороке. — Я не верю вам, отец, не верю! Вы специально клевещите на моего господина Ноэля, потому что он вам не по нраву, потому что по вашим меркам — он мне не пара!

В лапах лорда-канцлера Де Муара зазвенела связка ключей:

— Вижу, ты пока не настроена на беседу, — вздохнул он. — Приведи свои мысли в порядок. Я загляну к тебе поутру. — И Микаэль Де Муар запер дверь, закрывая глаза на разразившиеся грозой стенания дочери.