Призрачная любовь

9

АСПЕН

Голова раскалывается, когда я просыпаюсь в своей старой детской комнате, и события прошлой ночи возвращаются ко мне в кричащих красках. Я действительно кончала, пока Айзек слушал в соседней комнате, присылая мне грязные сообщения, о которых я всегда мечтала?

Мне всегда было интересно, грязный ли у него рот в такой момент, и теперь нет нужды сомневаться в этом. У Айзека Бэнкса самый грязный рот, который я когда-либо слышала… или читала.

И мне это чертовски понравилось.

Только теперь, когда алкоголь больше не струится по моим венам, а клетки моего мозга, кажется, пробуждаются от вызванного алкоголем тумана, прошлая ночь внезапно перестала казаться такой захватывающей, как раньше. Это не что иное, как холодное, жесткое сожаление.

Почему я позволила этому случиться? Я должна была прекратить это в ту же секунду, как пришло его первое сообщение, но я хотела его так чертовски долго, что не могла вынести мысли о том, что не доведу это до конца. Теперь я каким-то образом должна встать с постели, принять душ и встретиться с ним лицом к лицу, точно зная, что творится у него в голове.

Я облажалась.

Как, черт возьми, я прошла путь от практически ухода в женский монастырь до двух безумно сексуальных ночей подряд? Вот каково это — наконец обрести сексуальную свободу? Или это просто то, что другие любят называть безумием? Конечно, переписка с лучшим другом моего брата, пока я кончала — это тот самый бред, за который меня должны были посадить.

Откинув одеяло, я испускаю стон, не уверенная, издала я его от унижения из-за предстоящей встречи с Айзеком или от убийственного похмелья, которое пронзает мой череп. Схватив повседневную одежду и косметичку, я тащусь по коридору, стараясь ступать как можно тише. Дверь в спальню Айзека все еще закрыта. Последнее, что мне нужно, это разбудить его и столкнуться с унижением из-за того, что я сделала так рано утром. Мне нужна по крайней мере двойная порция кофе, прежде чем я буду в состоянии смотреть правде в глаза.

Я спешу принять душ, пытаясь смыть с себя остатки пролитых вчера вечером напитков, а затем делаю все возможное, чтобы выглядеть хоть немного человеком. Высушившись, я натягиваю пару свободных брюк и укороченную майку, а затем занимаюсь волосами. Я роюсь в своей косметичке и замазываю темные круги под глазами после двух почти бессонных ночей подряд, прежде чем, наконец, оглядываю себя и решаю, что это самое лучшее, что может быть. Это, конечно, не самый мой смелый или захватывающий дух образ, но сойдет и так.

Желая оказаться как можно дальше от ванной, когда Остин проснется и его снова вырвет, я хватаю пижаму и кладу сверху косметичку, прежде чем направиться к двери. Я хватаюсь за ручку и дергаю ее, открывая, но обнаруживаю, что забаррикадирована, потому что с другой стороны стоит полуголый Айзек, его сильные руки сжимают дверной косяк у меня над головой.

Мои глаза расширяются, унижение и ужас струятся по моим венам. Я даже близко не готова столкнуться с тем, что произошло прошлой ночью. Мне нужно сделать перерыв, но, черт возьми, от него так вкусно пахнет, а это тело… черт. Его грудь и пресс такие рельефные, и у меня слюнки текут, так, что отчаянно хочется протянуть руку и прикоснуться к нему. Черт возьми, я даже не прочь откусить кусочек.

Что бы я сделала с этим мужчиной…

Его взгляд медленно опускается и задерживается на моей косметичке. Смятение переполняет мою грудь, когда его рука убирается с косяка, и он запускает пальцы в мою косметичку, вытаскивая два браслета, которые я сунула туда вчера утром, прежде чем пойти на обед в честь дня рождения мамы — те самые браслеты, которые точно говорят ему, какой у меня сексуальный опыт.

Он перебирает их между пальцами, а его темный взгляд возвращается к моему, и в нем мелькает понимающий огонек.

— Интересно…

Свяяятое дерьмо.

Унижение проносится сквозь меня, как гребаный разрушительный шар, и я выхватываю их быстрее молнии. Я запихиваю браслеты обратно в сумочку, чувствуя, как румянец заливает мои щеки.

— Тебе что-то нужно? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь прийти в себя, но, признаться, прийти в себя уже невозможно, потому что внезапно Айзек Бэнкс не просто знает, что я занималась сексом с незнакомцем в клубе, но этот незнакомец еще и лишил меня девственности — в двадцать два гребаных года.

Просто охуенно.

Его темный пристальный взгляд задерживается на мне и, кажется, что каждая проходящая секунда высасывает кислород прямо из воздуха вокруг меня. Мой взгляд опускается на пространство между дверным косяком и его телом, задаваясь вопросом, достаточно ли я маленькая, чтобы проскользнуть и сбежать, но его рука протягивается и касается моего подбородка, мягко приподнимая и заставляя мой взгляд вернуться к нему.

На мгновение между нами воцаряется молчание, когда он сужает взгляд, мгновенно заставляя меня напрячься.

— Ты действительно могла слышать меня через стену каждый раз, когда я кончал на протяжении последних… черт, я даже не знаю, сколько времени?

Черт.

Одно дело быть пьяной и достаточно смелой, чтобы признаться в таких вещах в сообщении, но на самом деле говорить об этом лицом к лицу с мужчиной, в которого я была влюблена всю свою жизнь? Черт, я ни капельки не готова к этому разговору, но, судя по требовательному взгляду в его глазах, я не думаю, что у меня есть выбор.

Я чувствую, что мои щеки начинают гореть, но я отказываюсь позволить этому разрушить ту малую уверенность, которая у меня появилась. Вместо этого мои губы неловко изгибаются.

— Я надеялась, что ты был слишком пьян, чтобы помнить все, что произошло прошлой ночью.

Айзек усмехается, в его глазах пляшет веселье.

— Ни за что на свете, — пробормотал он, сохраняя низкий тон на случай, если Остин решит проснуться в этом веке, но он не смеет отвести глаз, держа меня в плену одним лишь взглядом. — Отвечай на вопрос, Аспен. Как много ты слышала?

Нервы пронзают мое тело, парализуя меня, но я знаю, что у меня не хватит смелости быть такой же откровенной, как вчера ночью с ним. Все изменилось. По какой-то безумной причине, которую я даже не могу понять, Айзек замечает меня так, как раньше всегда отказывался замечать. Все эти подмигивания и незаметные прикосновения. То, как он прижался ко мне сзади в бассейне вчера и в клубе прошлой ночью. Весь вечер я чувствовала на себе его пристальный взгляд, голодно скользивший по моему телу, словно он только сейчас понял, что я больше не тощий подросток.

Что, если это мой шанс? Я не могу позволить себе все испортить. Но что, если я ошибаюсь? Что, если я слишком много надумываю и воображаю то, чего просто нет? Я могу серьезно испортить отношения между нами, не говоря уже об Остине. Если он услышит хотя бы шепот о том, что произошло прошлой ночью, мой мир рухнет у меня под ногами.

Решив, что не могу упустить такую возможность, я переступаю порог ванной и вхожу в личное пространство Айзека. Приподняв подбородок, я удерживаю его взгляд и понижаю голос до соблазнительного шепота, одновременно разгоняя нервы до предела.

— То, что, как я слышала, ты делаешь… — начинаю я, протягиваю руку и нежно провожу пальцами по его напряженному прессу, наслаждаясь тем, как его мышцы напрягаются под моими прикосновениями. Боже, я так долго хотела это сделать. — Я слышала все так отчетливо, как будто находилась в комнате вместе с тобой. Я знаю, как перехватывает твое дыхание перед тем, как ты кончаешь. Как ты рычишь, когда расстроен и отчаянно нуждаешься в разрядке. Я даже знаю разницу между звуками, которые ты издаешь, трахая какую-то случайную женщину, и тем, как ты звучишь, когда дрочишь в одиночестве. Но прошлой ночью… это звучало по-другому. Прошлая ночь была полна отчаяния, которого я никогда не слышала от тебя раньше.

Он просто смотрит на меня, выглядя ошарашенным, и я не знаю, шокирован ли он тем, что я действительно ответила ему, или он в ужасе от осознания того, что я ему только что сказала. В любом случае, это заставляет меня чувствовать себя гребаной богиней, и впервые мне кажется, что я та, кто наконец-то взял верх между нами.

Неприкрытое самодовольство растекается по моим венам, яростно пульсируя по всему телу, и я прикусываю губы, чувствуя, как тепло разливается между моих бедер.

— Мы закончили? — спрашиваю я. — Или есть еще что-то, что твоя извращенная душонка хочет узнать, или я уже ответила на все твои животрепещущие вопросы, чтобы ты был доволен?

Айзек продолжает пялиться, и мои губы растягиваются в лукавой ухмылке. Я нажимаю на его пресс, заставляя отступить, и, не говоря больше ни слова, наконец-то сбегаю, направляясь обратно в свою комнату с вновь обретенной уверенностью.

Как только я добираюсь до своей комнаты, я бросаюсь через порог и поспешно закрываю за собой дверь. Я прислоняюсь к ней спиной, как будто массивное дерево может хоть как-то защитить меня от любопытных взглядов Айзека Бэнкса.

Что это, блядь, было? Не думаю, что когда-либо видела Айзека потерявшего дар речи.

Я даю себе секунду, ожидая, пока мое бешено колотящееся сердце наконец успокоится, прежде чем набраться смелости и отойти от двери. Я прислушиваюсь к звукам в коридоре и слышу отчетливый шум льющейся воды в душе, затем испускаю тяжелый вздох облегчения, прежде чем, наконец, снова выйти в коридор.

Я направляюсь на кухню, на цыпочках проходя мимо ванной, как будто он каким-то образом может услышать, как я прохожу. Только когда я заворачиваю за угол и захожу на кухню, я останавливаюсь, обнаруживая Айзека, стоящего у острова с яблоком, зажатым в руке и зависшим в воздухе перед его ртом.

Черт. Должно быть, это Остин был в душе.

Взгляд Айзека устремляется прямо на меня, он замирает так же, как и я, и в тот же миг все мое тело начинает гудеть от сильной неловкости.

Гребаный ад.

Почему он выбрал именно прошлую ночь, чтобы написать мне, зная, что мы увидимся на следующее утро? Любая другая ночь бы прекрасно подошла.

Я пытаюсь прийти в себя, быстро прочищаю горло и поднимаю подбородок, как будто едва замечаю его присутствие в комнате. Хотя отгородиться от него всегда было непосильной задачей, особенно теперь, когда он, кажется, так же внимательно следит за мной, как и я за ним.

Как я должна притворяться, что этого никогда не было?

Айзек следит за каждым моим шагом, и когда я поднимаю взгляд, чтобы быстро поймать его, его взгляд темнеет, и у меня не остается сомнений, о чем он думает. Я начинаю потеть. По моим венам разливается жар. Конечно, он может видеть голод, сжигающий мое тело, и отчаяние, пожирающее меня изнутри.

Пытаясь удержать эту крошечную частичку контроля, я прохожу через кухню, огибаю остров и устраиваюсь перед кофеваркой. Потянувшись к шкафу, я беру кружку и подставляю ее под сопло.

Выставив все необходимые настройки и вставив новую капсулу, я нажимаю "Пуск" и жду, пока кружка начнет медленно наполняться дымящимся кофе, молча желая, чтобы кофемашина поторопилась. Позади меня движется тело, и я задерживаю дыхание, а мои руки дрожат, опираясь на стойку.

Зачем он продолжает это делать? Неужели он не понимает, как все усложняет?

— Аспен, — говорит он, понижая тон, но не в хорошим смысле. Этот тон наполнен сожалением и нерешительностью, и еще до того, как он произносит хоть слово, я точно знаю, что сейчас сорвется с его губ.

Я годами сталкивалась с его молчаливым отказом, и каждый раз, когда это случалось, меня охватывало чувство обиды, но, чтобы он открыто сказал мне, что это было всего лишь небольшое развлечение и что дальше этого дело не пойдет… Вот дерьмо. Я чертовски хорошо знаю, что не смогу справиться с агонией, которая придет вместе с этим.

Поэтому вместо того, чтобы дожидаться мучительных пыток, я опережаю его.

Поворачиваясь, я поднимаю руку, останавливая его, прежде чем он успевает заговорить.

— Не надо, — говорю я, надеясь, что он не слышит боли в моем голосе. — Я прекрасно знаю, что сейчас сорвется с твоих губ, и я согласна. Это было просто небольшое пьяное развлечение. Оно ничего не значило. Так что вместо того, чтобы устраивать все эти неловкие встречи в коридоре и на кухне каждый раз, когда мы проходим мимо друг друга, мы можем просто притвориться, что этого не было. Ты все еще недосягаемый Айзек Бэнкс, а я все еще младшая сестра твоего лучшего друга. Не меньше. Не больше.

Он вздрагивает, когда эти последние слова вылетают из моего рта, и кивает.

— Это не совсем то, о чем я пришел сюда поговорить с тобой, но я…

Мое лицо искажается от замешательства.

— Не об этом?

— Нет. Меня больше интересовало, как давно ты слышишь меня сквозь стены, но нельзя отрицать, что все, что ты сейчас сказала, — правда. Писать тебе вот так… я не должен был. Ты была пьяна и… Я не знаю. Как ты сказала, ты младшая сестра Остина, и это не та черта, которую я готов переступить.

Что-то мелькает в его взгляде, но я не хочу вникать в это прямо сейчас.

— Ага, — говорю я, поспешно отворачиваясь, чтобы он не видел, как его слова разрывают меня на части.

Обнаружив, что моя кружка наполнена почти до краев, я беру ее и подношу к губам, делая отчаянный глоток и надеясь, что вкус может как-то облегчить этот разговор. Затем, прихватив с собой кружку, я возвращаюсь к другой стороне острова, выдвигаю табурет и сажусь, делая все, что в моих силах, чтобы избежать его взгляда.

— Итак, вся эта история с общей стеной в спальне, — констатирую я. — Я думала, мы обсудили это ранее в коридоре.

— Это так, — говорит он, откашливаясь, как будто от одной этой темы у него сжимаются стенки горла. — Но после того, как ты ушла, думая, что чего-то добилась, мне пришло в голову, что у меня уже много лет есть собственное жилье, так что ты могла иметь в виду только те времена, когда я жил здесь в колледже.

Я отвожу взгляд, чувствуя, как неловкость начинает подкрадываться, угрожая поглотить меня целиком.

— Угу.

— Я закончил колледж в двадцать два года, Аспен.

Я поднимаю свою кружку, наполовину прикрывая ею лицо, все еще не в силах встретиться с ним взглядом.

— Ага.

— Тебе едва исполнилось шестнадцать.

Я усмехаюсь, выгибая бровь и наконец поднимая взгляд.

— Подумать только, я была школьницей, когда я впервые начала слышать такие вещи через стену.

Выражение его лица меняется, и краска быстро отливает от него.

— Гребаный ад, — бормочет он себе под нос, хватаясь за край острова и опуская голову. — Ты была гребаным ребенком.

Я киваю.

— Мне было около десяти, когда я впервые услышала тебя, но только когда мне было лет тринадцать или четырнадцать, я по-настоящему поняла, что там происходит.

— Черт, Аспен. Прости, — говорит он мне, морщась. — Если бы я знал, что ты можешь услышать все это дерьмо, я бы никогда не…

— Не надо, — говорю я, снова прерывая его. — Не начинай корить себя из-за этого. Это не так уж и важно. Кроме того, к тому времени, когда я стала старше и лучше начала понимать… себя, ты уже учился в колледже. Так что я не такая… ну, ты понимаешь, не такая, как прошлой ночью.

Айзек пристально смотрит на меня, его бровь выгибается, как будто он чертовски хорошо знает, что я несу чушь.

— Мы с Остином устраивали здесь чертову уйму диких вечеринок во время учебы в колледже, Аспен. То, что я был в колледже, не означало, что я не оставался в этой комнате так же часто, как и всегда.

Поднося кружку к губам, я снова отвожу взгляд, стараясь не улыбаться.

— Ага.

Во времена его учебы в колледже мне нравилось, когда он приезжал домой. Даже если это означало, что он трахается с какой-то случайной девчонкой, это все равно означало, что у меня есть хоть малейшее представление о том, каково это — быть с ним, и мне это чертовски нравилось. Но я не собираюсь признаваться ему в этом.

Неудивительно, что мне было трудно забыть его. Когда речь заходила о сексе, он всегда ассоциировался у меня с Айзеком.

— БЛЯДЬ!

Айзек снова хватается за столешницу острова, костяшки его пальцев белеют, но все, что я могу сделать, это тихо рассмеяться, прижимая руку к губам.

Он поднимает взгляд и в ужасе смотрит на меня.

— Ты серьезно смеешься над этим? Я неосознанно развращал тебя в детстве.

— Остынь, Айзек. Не то чтобы у меня было тайное отверстие в стене, через которое я наблюдала, как ты трахаешься с женским населением. Хотя, одно могу сказать точно, когда ты пьян, твоя выносливость…

Я издаю свистящий звук, начинающийся высоко и становящийся все ниже с каждой секундой, и просто для пущей убедительности я описываю пальцем дугу, начинающуюся у моей головы и заканчивающуюся далеко под столешницей.

Айзек усмехается, в его темных глазах вспыхивает веселье, которое всегда держало меня в плену. Он упирается локтями на столешницу и наклоняется, придвигаясь чертовски близко и удерживая мой пристальный взгляд.

— Если ты действительно слушала через стену так внимательно, как говоришь, то ты чертовски хорошо знаешь, что это неправда. Я трахаюсь как бог, Аспен.

Я тяжело сглатываю, мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, а внутри все сжимается. Я слышала его через стену более чем достаточно, чтобы понять, что он любит не торопиться. Он трахает женщину до тех пор, пока она не сможет больше терпеть, независимо от того, насколько он опьянен. Не стоит отрицать, Айзек Бэнкс действительно трахается как бог. Как и идеальный незнакомец из “Vixen”. Вот если бы Айзек трахнул меня так, как это сделал мой идеальный незнакомец… Боже милостивый! Я была бы разрушена навсегда.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, но все, что я могу сделать, это смотреть на него в ответ, пока голод копится глубоко внутри меня.

Мне нужно взять себя в руки.

Его взгляд темнеет, как будто он понимает, какой эффект производит на меня, и когда его губы растягиваются в хищной ухмылке, он отстраняется. Он такой чертовски самодовольный. Как будто заставить меня попотеть только что стало его новой любимой игрой, и по большей части я здесь ради этого. Только я не думаю, что кто-то из нас выиграет эту игру.

Айзек бродит по кухне, собирая в кучу продукты из холодильника и кладовой, прежде чем разложить их на столе. Я смотрю, как он берет два рогалика, и пока он разрезает их, я молча потягиваю кофе, наблюдая за каждым его движением.

В этом есть что-то такое умиротворяющее. Мы редко остаемся вдвоем. Остин изо всех сил старается в этом убедиться, но в такие моменты, как этот, я делаю все, что в моих силах, чтобы впитать его в себя. Между нами все было бы так легко… Если бы только он когда-нибудь увидел меня такой.

Айзек намазывает сливочный сыр на рогалик, прежде чем быстро взглянуть на меня.

— Ты сегодня возвращаешься в кампус?

— Да, — говорю я, благодарная за смену темы, которая дает мне возможность по-настоящему вздохнуть. — На этой неделе у меня важное задание, так что, как только все проснутся, я, наверное, попрощаюсь и уеду отсюда.

Игривая улыбка растягивается на его губах, отчего бабочки порхают у меня в животе.

— Дай угадаю, ты еще не начала?

Я смеюсь, пытаясь скрыть то, как его пристальный взгляд заставляет меня ерзать на стуле.

— Да… в основном.

— Угу, — говорит он с самодовольной ухмылкой, прежде чем накрыть рогалик верхушкой и переложить его на тарелку. — Вот. Съешь это. Чтобы у тебя была хоть какая-то надежда сконцентрироваться после такой ночи, тебе понадобится энергия.

Айзек протягивает мне тарелку, и я, не оставив ни крошки, уничтожаю свой рогалик, зная, что он еще вкуснее только потому, что его приготовили умелые руки бога секса.