Призрачная любовь

15

АЙЗЕК

Улыбка растягивается на моем лице, когда я прохожу через строительную зону, иначе известную как ресторан Остина. Его ремонт был наконец одобрен, и, как только появилась возможность, он приступил к работе со своей командой.

Это был чертовски долгий путь к такому результату, и теперь, когда все начинает складываться воедино, я никогда не видел его таким гордым.

Прямо сейчас все выглядит как гребаный бардак. Они все еще находятся на стадии сноса, но к концу недели все начнет обретать форму, и Остин будет готов к торжественному открытию осенью.

Он показывает мне все вокруг, указывая на проблемы, которые удалось устранить моему архитектору, а я изо всех сил стараюсь выглядеть заинтересованным. Не поймите меня неправильно, я чертовски рад за него, но есть еще и тяжесть, которая тяготит меня с той ночи, когда Аспен сказала, что больше не хочет со мной разговаривать, и она начинает меня доставать. Я не могу сосредоточиться, едва могу работать, а притворяться, будто ее разбитое сердце ничего для меня не значит, с каждым днем становится все труднее.

Раньше мне никогда не приходилось притворяться, что я рад за Остина, я всегда прикрывал его спину и всегда радовался его успехам, как и он моим, но сегодня мне приходится нелегко. Я просто благодарен, что он так увлечен своим рестораном, что, кажется, не замечает, как гаснет моя улыбка.

Прошло чуть больше двух недель с тех пор, как я разбил сердце Аспен, и она, блядь, предельно ясно дала понять, что имела в виду каждое сказанное ею слово — она больше никогда не хочет меня видеть. Она заблокировала мои звонки и сообщения, даже в социальных сетях. Я пытался стучать в ее дверь и часами сидеть у ее квартиры, умоляя дать мне возможность поговорить с ней, попытаться заслужить ее прощение, но этого не произошло. Я испортил динамику наших отношений, и пройдет совсем немного времени, прежде чем Остин поймет, что что-то не так.

Это сводит меня с ума.

В мои намерения никогда не входило причинять ей боль или предавать ее доверие, но теперь, когда я это сделал, чувство вины съедает меня заживо.

Мне нужно все исправить, нужно знать, что она прощает меня, и если это означает, что я никогда больше не прикоснусь к ней, тогда я найду способ справиться с этим.

Все это выбивает меня из колеи. Черт возьми, она все это время была рядом, и теперь, когда она не может смотреть на меня, я никогда так не хотел быть в ее жизни. Я никогда не осознавал, насколько утешительно было сознавать, что она была рядом, даже просто как друг или младшая сестра Остина, но теперь, когда ее нет, от меня как будто оторвали большой кусок моей души. Независимо от того, могло ли у нас что-то получиться или нет, я всегда любил ее. Как она сказала, она моя семья, и это кое-что значит для меня.

Если бы только я не был так чертовски слеп к этому раньше.

Нацепив фальшивую улыбку, я позволяю Остину провести меня по всему ресторану, указывая, где что будет располагаться, несмотря на то, что я уже миллион раз просматривал планы. Он показывает мне, где именно будут работать его повара, где будет установлен промышленный холодильник и по какому пути официанты будут доставлять еду с кухни гостям.

С каждым словом, слетающим с его губ, его гордость сияет еще ярче, и к тому времени, как он начинает рассказывать о своем меню, я почти забываю, какая я сволочь.

Его телефон звонит, и после того, как он достает его из кармана, широкая улыбка расплывается на его лице. Остин слегка подпрыгивает, нажимает "Принять вызов" и протягивает экран, как будто это видеозвонок.

— Как дела, засранка?

— Придурок, — я слышу, как тон Аспен наполняет ресторан, и от одного этого звука моя спина напрягается, а пульс учащается.

Никто не знает, как все обернется. Что, если она звонит, чтобы рассказать Остину обо всем, что я натворил? Его кулаки невозможно остановить, когда он защищает свою младшую сестру, а поскольку я нахожусь прямо здесь, перед ним, у него не будет ни минуты, чтобы попытаться успокоиться.

— Ты в ресторане? Мама сказала, что на этой неделе ты приступаешь к строительству. Можешь мне показать?

Ох, слава богу.

Я прерывисто выдыхаю, едва не угодив в могилу, когда Остин шагает по месту сноса, переступая через старые упавшие кирпичи и пытаясь перекричать шум рабочих, разрывающих здание на части.

Я слушаю весь их разговор, и, несмотря на улыбку, которую она натягивает на лицо, я слышу опустошение в ее тоне, и, судя по растущему подозрению на лице Остина, он тоже это чувствует.

Как только Остин завершает полный тур, он начинает возвращаться ко мне, когда внезапно поворачивает камеру, чтобы показать, что я здесь, и ее лицо мгновенно вытягивается.

— Смотри, Айзек здесь, — говорит Остин, явно пытаясь подбодрить ее — тактика, которая срабатывала миллион раз раньше, только сегодня все по-другому. Эта тактика больше никогда не сработает. — Не хочешь поздороваться?

Лицо Аспен вытягивается, и что-то скручивается у меня внутри.

— Нет, — говорит она, и ее отказ заставляет Остина побледнеть.

— Ты уверена? — спрашивает Остин. — Все в порядке? Ты сама на себя не похожа.

Остин садится, и под этим углом я вижу его экран и безжизненное лицо, которое смотрит на него в ответ, но она не видит моего, хотя нельзя отрицать, что ее тон изменился с тех пор, как она узнала, что я здесь.

— Я в порядке, просто устала. Я не спала всю ночь, готовясь к экзамену.

— Не-а, — говорит Остин, качая головой. — Дело не в этом. С тобой что-то происходит. Ты уже несколько недель не выходишь на связь, и даже не притворяйся, что я не понял, что ты отклоняешь все мои звонки. Ты все еще злишься из-за той истории со свиданием? Потому что это было две недели назад, и технически ты сказала ему отвалить еще до того, как я позвонил. Он ведь не… не пытался с тобой что-то сделать?

Аспен закатывает глаза.

— Ты вообще себя слышишь? Я в порядке. Я просто… устала.

Я усмехаюсь. Несмотря на то, что я не хочу, чтобы правда всплыла наружу, особенно до того, как у меня появится шанс придумать, что я должен ему сказать, эта ложь была более чем очевидна. Ее мог бы уловить и ребенок.

Взгляд Остина устремляется на меня, его брови озабоченно хмурятся, и я вижу вопрос в его взгляде, спрашивающий, есть ли у меня какие-нибудь идеи, и все, что я могу сделать, это стыдливо пожать плечами.

— Ты не в порядке, Аспен, — говорит Остин, снова переводя взгляд на свою младшую сестру. — Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, но я вижу, что бы это ни было, ты не готова. Просто знай, что я здесь, всегда рядом.

Аспен не отвечает, просто отводит взгляд, и ясно видно разбитое сердце на ее лице, и опустошение в том, как она держит плечи. Она разваливается на части, и это имеет прямое отношение ко мне.

— Я люблю тебя, — говорит он ей.

— Да, я тоже тебя люблю, — бормочет она, не вкладывая в это душу.

— Послушай, я должен остаться здесь со строительной бригадой, но, если тебе понадобится компания, просто дай мне знать. Я могу послать к тебе Айзека на вечер кино, или ты можешь засыпать его неудобными вопросами, как ты делала, когда была ребенком. Раньше тебе нравилось это дерьмо.

Аспен усмехается.

— Да, нравилось. Но больше нет, — говорит она. — Но перестань беспокоиться обо мне. В этом нет необходимости, и все, что ты делаешь, это только напоминаешь мне, каким назойливым засранцем ты можешь быть. Ты как вторая мама. Не лезь не в свое дело. Я в порядке. Кроме того, я просто хочу завалиться спать.

— Еще только пять часов.

— Да, и, как я уже сказала, я всю ночь зубрила.

— Аспен…

— Я вешаю трубку, — предупреждает она его.

— Не смей вешать трубку…

Линия обрывается, и Остин с тяжелым вздохом откидывается на спинку кресла и бросает телефон на середину старого стола, который еще не успели разобрать.

— Черт возьми. Она невозможна.

Я держу рот на замке, на самом деле не зная, что, блядь, я должен сказать, не усугубляя ситуацию.

— Это должен быть парень, — предполагает Остин. — Это всегда гребаный парень. Ты видел, как она тебя игнорировала? Она даже не улыбнулась тебе, черт возьми. Она всегда, блядь, улыбается, когда видит тебя.

— Я не знаю, что тебе сказать, чувак. Может быть, она наконец-то двинулась дальше.

Остин усмехается, качая головой.

— Гребаный зомби-апокалипсис наступит раньше, чем мы увидим день, когда моя сестра, наконец, двинется дальше. И, несмотря на то, как сильно я это ненавижу, эта ее влюбленность никуда не денется, но это не значит, что с ней не трахался какой-нибудь другой мудак.

Черт.

Я стону, точно зная, что сейчас сорвется с его губ.

— Слушай, может, тебе все же стоит туда съездить, просто выяснить все. Ты всегда умел ее разговорить. Может, она откроется тебе.

Хa. Если бы только он знал, что отрылось мне — вот с чего вообще началось все это дерьмо. Если бы он знал, отправить меня туда было бы последним, что он когда-либо сделал.

— Я не думаю, что это такая уж хорошая идея, чувак. Она явно не хочет меня видеть. Почему бы тебе вместо этого не отправиться туда завтра?

Остин качает головой, когда его окликает мужчина из строительной бригады. Он тяжело вздыхает и поднимается на ноги, и, уходя, оглядывается через плечо.

— Ты же знаешь, какой она становится, когда сидит и копается в своем дерьме. Ей нужно выговориться, а разговора со мной не получится. Так что ты поезжай. Кроме того, эти ребята будут здесь всю неделю. У меня не будет возможности приехать туда до выходных, а я не могу вынести мысли о том, что она будет так долго переживать из-за чего-то. Просто пойди и разберись с этим, и если это можно исправить, то исправь.

Черт.

Остин исчезает, а я сжимаю руки в кулаки.

Добром это не кончится. Я последний человек, которого она хочет видеть прямо сейчас, но нельзя отрицать, что мысль о том, что она проведет ночь сломленной на своем диване, разрывает меня на части.

Во всем этом виноват я. Я сломал ее, и моя ответственность — собрать ее обратно. Если есть хоть малейший шанс, что она сможет простить меня и мы сможем как-то преодолеть все это с минимальными разрушениями, тогда я должен попытаться.

И с этими мыслями я встаю из-за старого стола и вылетаю обратно за дверь, полный решимости стоять у нее под дверью столько, сколько потребуется.