Призрачная любовь

20

АЙЗЕК

Я не знаю как, но я все еще чертовски сбит с толку тем, что только что произошло. Каким-то образом я облажался.

Дверь за Аспен закрывается, и все, что я могу сделать, это смотреть ей вслед. Только что мы были на диване, мой член все еще был погружен в ее теплое влагалище, когда она оседлала меня, а в следующую минуту мы уже ходили на цыпочках вокруг друг друга, как чертовы незнакомцы. Я, блядь, не знаю, что пошло не так.

Физически быть с ней — это невероятно. То, как мы работаем вместе, то, как она подходит мне, то, как ее заводит моя требовательность. Все, блядь, идеально, так как же, черт возьми, все пошло не так?

Может быть, я зашел слишком далеко, или, может быть, она решила, что слишком сложно отделить эмоции от секса. Я не собираюсь притворяться, будто не заметил, как она почти закрылась за мгновение до того, как я кончил ей в рот. Я увидел панику в ее глазах, но у меня не создалось впечатления, что она была готова говорить об этом. Вместо этого она, казалось, стремилась забыться, что являлось одной из причин, по которой я позволил нам продолжить. Если бы я почувствовал, что что-то действительно не так, я бы остановил все это.

Но то, как она просто выбежала отсюда… Я не знаю. Я знаю Аспен всю ее жизнь, и она ни разу не пыталась вот так сбежать от меня, даже когда я развлекал других женщин. Настроение изменилось почти мгновенно, и то, что должно было быть постсексуальным туманом, превратилось в леденящую душу неловкость.

Я чертовски возненавидел эту ситуацию. Черт возьми, даже стоять здесь все еще кажется неправильным.

Она же не ожидала, что я буду обниматься, не так ли? Потому что я думал, что ясно изложил ограничения этой сделки. Она знала, во что ввязывается, и, несмотря на свои чувства, была более чем счастлива согласиться. Я думал, что мы с ней на одной волне.

Может быть, я ошибся, а может быть, она откровенно солгала. Она сказала, что проблем не будет. Она была согласна с условиями нашего долбаного маленького соглашения о нанесении удара в спину, но если это не так, если она не может справиться с этим, то после сегодняшнего вечера все кончено. Весь смысл удара в спину Остину заключался в том, чтобы наладить отношения с Аспен, а если это соглашение только навредит ей, то какой в этом, блядь, смысл?

Все еще глядя ей вслед, я заставляю себя забыть об этом. Если бы она хотела выговориться, она бы осталась. Черт, зная Аспен, она бы выяснила отношения здесь и сейчас, не щадя ничьих чувств. Она такая дерзкая, особенно с Остином. Ей не нравится сдерживаться, да она и не должна, но, с другой стороны, все никогда не бывает так просто, когда речь заходит о нас двоих. Она две недели игнорировала меня после того, как узнала, что я был ее безликим незнакомцем, а теперь я просто позволил ей снова сбежать отсюда.

Черт. Мне предстоит еще две недели молчания?

Что, если я причинил ей боль? Что, если это было слишком, и ее сердце сейчас разбито? Что, если я зашел слишком далеко? Я знаю, мы договорились, что это был просто секс, но, когда она оседлала меня, нельзя отрицать, что ощущения были другими. Это был не просто секс, это было личное, и когда я заставил ее взгляд встретиться с моим… Я никогда так сильно не кончал. Не буду врать, сегодня я боролся. Будь она любой другой женщиной, у меня бы не возникло проблем, но с Аспен это опасная игра, и мы идем по черте, которую любой из нас может переступить в любой момент. Она и так уязвима, когда дело касается меня, и если я не буду осторожен, то окажусь тем, кто с трудом сохраняет грань между сексом и эмоциями.

Черт.

В любом случае, здесь что-то произошло, и я не хочу оставаться в неведении. Если я облажался, мне нужно знать, чтобы исправить ситуацию.

Я выхожу за дверь, даже не успев понять, что происходит. Я мчусь через свой клуб, VIP-зал все еще в полном ажиотаже, но я едва замечаю это, уверенный, что она не задержалась здесь. По крайней мере, лучше бы ей не задерживаться, особенно если учесть, что сегодня здесь такой, как Райатт Маркин, который, блядь, охотится на женщин.

Боже, терпеть не могу этого мудака. Этот ублюдок слишком нагло ведет себя с ней.

Добравшись до ступенек, я взлетаю по ним, перепрыгивая через две за раз, прежде чем оказываюсь на первом этаже и направляюсь ко входу. Схватившись за ручку, я дергаю ее, прежде чем ворваться в приемную и напугать Кейси до чертиков. Она визжит, и я бросаюсь к ней, мой взгляд широко раскрыт и безумен.

— Аспен проходила здесь?

Ее губы сжимаются в жесткую линию.

— Я действительно не понимаю, что ты нашел в этой девушке, — говорит она, и в ее глазах вспыхивает боль, которая только выводит меня из себя. — Ты действительно предложил ей полноценное членство? Ты же знаешь, что у нас есть список ожидания, верно? И даже не рассказывай мне о членском взносе. Я знаю, что она его не вносила, что совершенно несправедливо по отношению к другим нашим участникам. Кроме того, она даже не вписывается в нашу нынешнюю клиентуру, так что ты с ней делаешь?

— С каких это пор у тебя сложилось впечатление, что у тебя есть право голоса или даже право подвергать сомнению мои суждения о том, как я веду свой бизнес? — спрашиваю я, когда гнев вырывается наружу. — Я спросил тебя, проходила ли Аспен здесь, и все, что мне нужно от тебя, это простой ответ “да” или “нет”.

Кейси заметно сглатывает, ее взгляд опускается, как у безвольной подчиненной, которой она и является.

— Да, сэр, — говорит она, не смея поднять взгляд от своих ног и заставляя меня в миллионный раз пожалеть о том, что я когда- то к ней прикасался, но отчаявшиеся мужчины требуют отчаянных мер. — Ты только что разминулся с ней.

Кейси увлекается БДСМ, и, хотя я баловался им то тут, то там и получал удовольствие от роли доминанта, она слишком серьезно относится к своей роли сабмиссива. Я предпочитаю женщин с твердым характером. Мне нравится, когда они спорят. Черт возьми, мне даже нравится, когда они хотят бросить мне вызов и взять контроль в свои руки, и рано или поздно, я знаю, Аспен так и сделает. Однако она все еще пытается понять, что ей нравится.

Закончив с бредом Кейси, я взбегаю по лестнице, хватаясь за перила и используя их, чтобы подниматься быстрее, и, прежде чем я успеваю опомниться, я оказываюсь в прихожей и вырываюсь в темный переулок. Я спешу к дороге и испускаю тяжелый вздох облегчения, когда нахожу белый "Corvette" Аспен.

Она сидит в машине с работающим двигателем, и ясно, что у меня есть всего две секунды, чтобы поймать ее, прежде чем она сорвется с места.

Для меня важна каждая секунда.

Поспешно обойдя ее машину и оказавшись на дороге, я хватаюсь за ручку водительской двери и широко распахиваю ее, наблюдая, как Аспен визжит от страха, явно решив, что я какой-то уличный мудила, желающий поживиться за счет красивой женщины.

— Черт возьми, Айзек. Какого черта ты творишь? Ты напугал меня до чертиков.

Я сжимаю челюсти, не понимая, почему вдруг чувствую себя таким взвинченным.

— Что, блядь, там только что произошло? — спрашиваю я. — Только что у нас все было хорошо, а потом все пошло наперекосяк. Почему ты так сбежала? Если я что-то сделал, ты должна мне сказать. Ты не можешь просто сбежать и оставить меня в чертовой неизвестности.

Она смотрит на меня с таким видом, будто я ни черта не понимаю и должен знать лучше, и все, что она делает, — это выводит меня из себя. Она чертовски права, я и правда ничего не понимаю, и мне, наверное, нужно знать лучше.

Поняв, что я не заинтересован в глупых играх, она тяжело вздохнула и заглушила двигатель, окинув меня тяжелым взглядом.

— Ты заставил меня почувствовать себя грязной.

Моя челюсть практически отрывается от лица, падая на гребаную землю.

— Что за хуйня? О чем ты говоришь? — требую я, мой разум прокручивает все, что только что произошло, и ничего не находит. — Это из-за шариков? Я думал, ты не против.

Аспен стонет, закатывая глаза.

— Это не имеет никакого отношения к гребаным шарикам.

— Тогда не стесняйся ввести меня в курс дела в любое время.

Жесткость в ее глазах исчезает, оставаясь лишь уязвимостью, от которой у меня в груди что-то щемит.

— Ты превратил это в сделку, Айзек, — говорит она, ее плечи опускаются от тяжести того, что она пытается сказать. — Я знаю, мы согласились, что это был просто секс. Я понимаю это, действительно понимаю. Но когда ты отправил меня восвояси, ты заставил меня почувствовать себя незнакомкой с улицы, хотя, несмотря на все, что ты говоришь, мы оба знаем, что это нечто большее.

— Это не нечто большее, — возражаю я, практически чувствуя, как мои стены встают на место.

Пьяные звонки и смс, грязные разговоры. Я знаю, что был с ней смел, но, возможно, я ввел ее в заблуждение, а это не входило в мои намерения.

— Но это так, — огрызается она в ответ. — Что бы ты ни говорил, это всегда будет нечто большее, потому что, нравится тебе это или нет, у нас есть история. Мы знаем друг друга всю нашу жизнь, и, хотя я согласна, что это просто секс, я не соглашусь, чтобы со мной обращались как с какой-то второсортной шлюхой. То, что только что произошло, было равносильно тому, что тебя выгнали после секса на одну ночь, а ты даже не успела стащить с парня рубашку. Я имею в виду, черт возьми, Айзек! Твой член был примерно на половине моего пищевода! Тебе не кажется, что это, по крайней мере, заслуживает того, чтобы после этого мне предложили выпить?

Я просто смотрю на нее, а легкая ухмылка приподнимает уголки моих губ.

— Ты хочешь сказать, что хочешь… — я с трудом сглатываю, — обнимашек?

Ее лицо вытягивается, она смотрит на меня так, будто не уверена, что говорит со мной на одном языке.

— Когда, черт возьми, ты слышал, чтобы я говорила, что хочу обниматься? Черт возьми, Айзек. Ты же знаешь, что ты невыносим, верно?

— Я невыносим? Это ты убежала, потому что хотела потискаться.

— В последний, блядь, раз, — говорит она, а в ее зеленых глазах горит разочарование. — Я НЕ ХОЧУ ОБНИМАТЬСЯ!

— Черт возьми, Аспен. Почему бы тебе не рассказать всей гребаной улице о наших делах?

Аспен вылетает с водительского сиденья, и ее пальцы упираются мне в грудь.

— Клянусь Богом, я собираюсь залезть тебе в глотку, вытащить твои яйца через рот и придушить тебя ими, — цедит она сквозь сжатые челюсти. — А теперь оставь меня в покое. Я еду домой, чтобы сделать маленькую куклу-вуду Айзека и утопить ее.

— Нет.

Она изумленно смотрит на меня.

— Что значит нет?

— Я имею в виду, что ты отвечаешь мне всякую чушь только потому, что либо стесняешься чего-то, либо чертовски боишься сказать, что происходит на самом деле. Так что прекрати это дерьмо и скажи мне, что происходит.

Аспен сжимает челюсть и пристально смотрит на меня, ее руки уперты в бедра, как будто она пытается запугать меня, чтобы я отступил, но ей следовало бы знать, что лучше не пробовать это дерьмо на мне.

— Я жду, — говорю я ей. — У меня впереди вся гребаная ночь.

Аспен стонет.

— Отлично, — говорит она. — Нам нужно пересмотреть основные правила.

Мое лицо морщится в замешательстве.

— Зачем? Что не так с нашими основными правилами? Они у нас не просто так, и я не знаю, была ли ты там, но они чертовски хорошо работали.

Ее губы сжимаются в жесткую линию, и она опускает взгляд, изучая мои руки слишком пристально.

— Ты сказал, что не хочешь, чтобы я влюблялась в тебя. Это все еще правда?

Я хмурю брови, неуверенный, к чему она клонит.

— Да.

— Тогда нам нужно скорректировать основные правила.

— О чем ты говоришь, Аспен? Перестань ходить вокруг да около и просто скажи то, что тебе нужно сказать.

Она тяжело вздыхает, и я ненавижу вспышку нервозности в ее глазах. Она должна знать, что не стоит нервничать рядом со мной, особенно после того, что мы только что сделали.

— Когда ты внутри меня, не смотри мне в глаза.

— Что? — Я усмехаюсь, пытаясь удержать себя от приступа смеха над абсурдностью этого требования. — Почему, блядь, нет?

— Потому что когда ты заставляешь меня чувствовать все эти вещи, и это так чертовски хорошо, я уже на пределе. Но потом ты подходишь и смотришь на меня, и не просто беглым взглядом, ты заставляешь меня выдержать твой пристальный взгляд, и это уже слишком. Это электризует и делает то, что уже есть, намного более интенсивным. Не знаю, потому ли это, что я уже что-то чувствую, или все это только в моей голове, но когда ты смотришь на меня так, как смотришь, особенно когда ты внутри меня и вот-вот кончишь, это заставляет меня хотеть чего-то, что ты не готов дать. Но когда я отворачиваюсь, эта связь разрывается, и это прекрасно, но я не собираюсь лгать, это оставляет у меня чувство… дрожи.

Я смотрю на нее секунду, качая головой еще до того, как понимаю, что сейчас сорвется с моих губ.

— Нет, к черту это, — говорю я, не уверенный, потому что собираюсь все испортить еще больше. Все, что я знаю, это то, что мысль о том, что она не будет смотреть на меня, когда я буду глубоко входить в нее, мне не нравится. — Не знаю, как тебе, а мне, когда ты смотришь на меня, это чертовски нравится. Я так легко тебя читаю. Ты — открытая книга, Аспен. Я вижу, как сильно ты этого хочешь, по твоему взгляду. Не язык твоего тела говорит мне, хочешь ли ты быстрее или медленнее, не звук твоих отчаянных вздохов, а эти гребаные глаза. Где-то здесь должен быть компромисс, потому что потерять зрительный контакт — это жесткое табу для меня.

— Я говорила тебе, что в последнее время ты невыносим?

— Это всплывало раз или два.

Аспен стонет и подходит, прижимаясь лбом к моей груди.

— Я ненавижу это.

— Мы всегда можем остановиться, — предлагаю я, но мысль о том, что я никогда больше не смогу погрузиться в нее, причиняет мне физическую боль.

— Не вариант. Нельзя просто подсадить девушку на что-то и вырвать это у нее из-под носа секундой позже. Мы оба согласились на это, и теперь доведем дело до конца. Мы уже доказали, что мы дерьмовые люди, переступив эту черту. Теперь мы должны сделать так, чтобы это хотя бы считалось.

— Хорошо, — говорю я, наконец-то обхватывая ее руками и притягивая к своей груди — напоминание о моих преступлениях, совершенных за спиной, заставляет меня чувствовать себя куском дерьма. — Мы попробуем снова и ограничим зрительный контакт, отводя взгляд только тогда, когда это будет слишком.

— И? — подсказывает она.

Я закатываю глаза, но, по правде говоря, мне вроде как нравится удовлетворять ее потребности.

— И я буду работать над тем, чтобы не быть мудаком и не вышвыривать тебя, как неудачную любовницу на одну ночь. Но я не обнимаюсь.

— Выбрось объятия из головы. Я никогда ничего не говорила об обнимашках.

— Так мы договорились или нет?

— Да, — стонет она. — Мы договорились.

— Чертовски вовремя, — подбадриваю я, и в моем тоне слышится сарказм, когда я отпускаю ее. — Я не хочу, чтобы ты спуталась с неудачником на одну ночь или незнакомцем с улицы, но на этот раз я действительно выставляю тебя отсюда. Сейчас почти два часа ночи, а мне приходилось выслушивать расписание твоих занятий последние четыре год. У тебя лекция в 9 утра. Тебе нужно вернуться домой и немного поспать.

Аспен усмехается.

— Ну, может, в следующий раз тебе не стоит назначать встречу с моей киской так поздно вечером. Это называется быть внимательным. Тебе стоит попробовать как-нибудь.

Она сжимает губы в тонкую линию, прежде чем нахмурить брови.

— Подожди. Технически это считается сексуальным вызовом? Так и есть, не так ли? Срань господня. Я чувствую себя такой использованной.

— Если кто-то и должен чувствовать себя использованным, так это я, — бормочу я. — А теперь убирайся отсюда, пока мне не пришлось физически тащить твою задницу домой.

Аспен закатывает глаза, прежде чем подойти ко мне и приподняться на цыпочки. Она нежно целует меня в щеку, и тепло ее губ оставляет странное покалывание на моей коже.

— У нас всё в порядке, Айзек, — шепчет она в темноту улицы, едва освещаемой редким уличным фонарем, но эти шесть слов делают со мной то, чего я никак не мог ожидать. Они заставляют меня чувствовать себя так, будто весь гребаный мир находится у меня на ладони, пока она рядом и улыбается мне своей ослепительной улыбкой.

Затем с этими словами Аспен отстраняется и слегка улыбается мне, прежде чем, наконец, нырнуть в свой “Corvette”, завести двигатель и уехать, оставив мне только одно дело — посмотреть и удалить наше последнее секс-видео.

И я, блядь, не могу дождаться.