Призрачная любовь

27

АЙЗЕК

Закинув ноги на край стола, я смотрю на экран своего домашнего компьютера, пока Остин держит в руках планы, показывая мне то, что он обсуждал с дизайнером интерьера, с которым встретился сегодня. Уже почти час ночи, но я не возражаю. Я стал совой с того момента, как впервые открыл “Вишню”.

— Я думаю, она в деле, — говорит он мне, упираясь локтями в маленький столик в своем гостиничном номере и наклоняясь к своему ноутбуку. — Я показал ей чертежи и атмосферу, которую я хочу создать, и она сказала, что заинтересована в том, чтобы прилететь и осмотреть ресторан. Сказала, что он может стать отличным дополнением к ее портфолио.

— Ни хрена себе. Это отличные новости.

— Да. Не пойми меня неправильно, шумиха, уже охватившая ресторан, обеспечит успешный запуск, к тому же у нас уже забронированы столы на первые шесть месяцев. Но с ее именем ресторан может стать просто чертовски крутым.

— С ней или без нее, этот ресторан будет чертовски невероятным.

Его глаза сияют, как в рождественское утро, и я не могу сдержать улыбку, так как чертовски горжусь им. Он так долго мечтал об этом, и теперь, когда окончание наконец не за горами, он едва сдерживает свое волнение.

— Спасибо, чувак. Ты же знаешь, что без тебя я бы ничего из этого не сделал.

— Не надо мне лить мне в уши всякую сентиментальную чушь. Я буквально ничего не делал, только стоял в стороне и наблюдал, как происходит волшебство. Это все ты.

Остин закатывает глаза, когда я откидываюсь на спинку рабочего кресла и закидываю руки за голову.

— Как ты себя чувствуешь после прошлой ночи? — спрашиваю я. — Ты казался чертовски влюбленным в Бекс.

— Откуда тебе, блядь, знать? Ты пробыл там всего минуту.

Я усмехаюсь.

— Я был там достаточно долго, чтобы понять, что ты делал то, чего не должен был делать.

Блядь. Какой же я лицемер.

Остин проводит рукой по лицу, и на него наваливается серьезность.

— Я не знаю, что тебе сказать, чувак. В этой девушке что-то есть. Она такая чертовски зажигательная. Какую бы чушь я ни нес, она так быстро ее парировала. Это освежало. Плюс, она чертовски великолепна. Я просто… Я хочу узнать ее получше.

Я тяжело вздохнул.

— Ты отвез ее домой, не так ли?

Он ухмыляется.

— Разве можно меня винить? Из-за нее я готов рискнуть всем.

Я выгибаю бровь.

— Даже гневом Аспен?

— Даже им.

Я изумленно смотрю на своего лучшего друга. Он никогда не думал о женщине достаточно долго, чтобы что-то осмыслять. Черт, да он, скорее всего, не помнит даже имен половины женщин, с которыми был.

— Черт. А что Бекс думает по этому поводу?

Ухмылка, растянувшаяся на лице Остина, та же самая, что была у него прямо перед тем, как мы оказались в наручниках на заднем сиденье полицейской машины.

— Она не совсем на той же волне, но не волнуйся. Я ее приручу. Дай мне шесть месяцев, — говорит он. — Она будет жить со мной, и на ее пальце будет мое кольцо, помяни мое гребаное слово.

— Черт возьми, — бормочу я себе под нос. — Ты несешь много дерьма, но ты никогда не говорил ничего подобного о женщине. Ты действительно уверен в этом? Ты едва ее знаешь.

— Я знаю ее достаточно, чтобы понимать, что она стоит того, чтобы рискнуть. К тому же Аспен ее чертовски обожает, а она всегда хорошо разбиралась в людях. По крайней мере, в основном. Я немного засомневался в этом после того свидания с “Tinder”. Но я пытаюсь сказать, что если Аспен любит ее, то для этого есть веская причина.

— Как ты думаешь, что Аспен скажет обо всем этом?

Он качает головой.

— Я думаю, она согласится с этой идеей. Это может занять некоторое время, но… — он обрывает себя, когда звонит его телефон, и ухмылка приподнимает уголки его губ. — Кстати, о гребаном дьяволе.

Он поднимает свой телефон, поворачивая его, чтобы показать мне имя Аспен на экране, прежде чем рассмеяться про себя. Он нажимает “принять” и прижимает трубку к уху.

— Ты хоть представляешь, блядь, сколько врем… — его слова обрываются, а лицо искажается ужасом. — Подожди. Притормози. Что случилось?

Мое сердце бешено колотится, когда я спускаю ноги со стола, более чем готовый сорваться с места, чтобы добраться до своей девочки, но я выжидаю, отчаянно желая узнать, что, черт возьми, происходит.

Пристальный взгляд Остина встречается с моим через экран, и его лицо становится белым.

— Блядь, Аспен. Я уехал из города, — выпаливает он с явной паникой в голосе, когда вскакивает на ноги. — Я не могу… Где ты?

Аспен отвечает, и его взгляд снова устремляется на меня, ключи уже у меня в руке, я жду только гребаного сигнала.

— Что происходит? — требую я.

Остин внимательно слушает то, что говорит его сестра, и его ужас возрастает в десять раз.

— Айзек приедет и найдет тебя, хорошо? Прячься. Не двигайся, мать твою.

— Что. Блядь. Происходит? — рычу я, вскакивая на ноги, мне не терпится сорваться с места.

— Кто-то следит за ней. Она прячется в живой изгороди возле какого-то дома, но не знает, где находится.

— Я уже в пути.

Я вылетаю за дверь, не потрудившись отключить звонок в Zoom, и слышу, как Остин пытается успокоить мою девочку на заднем плане.

— Он уже в пути, — говорит он ей. — Он позвонит тебе из машины, но не вешай трубку, пока он не ответит. Ты понимаешь меня, Аспен? Все будет хорошо. Он придет за тобой. Айзек не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Я едва улавливаю конец его предложения, когда вырываюсь из своей входной двери, не тратя ни секунды на то, чтобы запереть ее за собой. Если кто-то хочет разгромить мой дом и украсть все, что у меня есть, пусть сделает это. Мне, блядь, все равно. Все, что имеет значение — это добраться до Аспен и убедиться, что с ней все в порядке.

Черт. Если с ней что-нибудь случится…

Добравшись до своего “Escalade”, я быстро отпираю его, а затем с такой силой распахиваю дверь, что чуть не срываю ее с петель, и не успеваю даже моргнуть, как уже оказываюсь на водительском сиденье и лечу по своей длинной подъездной дорожке.

Я могу только предположить, что Аспен находится где-то рядом с кампусом ее колледжа, поэтому я поворачиваю направо и направляюсь в ту сторону, набирая ее имя на своем телефоне и нажимая кнопку вызова. Он подключается через мою систему Bluetooth, и еще до того, как закончился первый гудок, ее голос заполняет мои колонки.

— Айзек? — шепчет она, ее голос дрожит и полон такого страха, что это убивает меня.

— Я уже в пути, детка. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — обещаю я ей. — Где ты?

— Я… я не знаю, — говорит она все тем же дрожащим тоном, явно на грани слез.

Ее голос такой тихий, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать, но я вслушиваюсь в каждое гребаное слово, отчаянно желая увезти ее подальше оттуда.

— Я шла домой из бара, когда увидела, что какой-то подонок преследует меня, поэтому свернула на какую-то случайную дорогу и бросилась бежать. Я прячусь в кустах возле чьего-то дома, но он знает, что я где-то здесь. Он ищет меня, Айзек. Это лишь вопрос времени.

— Хорошо, ты можешь определить свое местоположение?

— Я… — наступает небольшая пауза, и когда ее голос звучит снова, меня охватывает неприкрытая паника. — Я не знаю как. Я никогда не делала этого раньше.

— Все в порядке. Просто держись, Птичка. Я найду тебя, — пытаюсь успокоить ее я. — Откуда ты шла?

Ужас колотится у меня в груди, каждый удар сердца грозит свалить меня с ног при одной только мысли о том, что с ней может случиться, и я пытаюсь разогнать свой “Escalade” еще быстрее, потому что никогда в жизни не испытывал такого сильного отчаяния.

— Бар “У Дж… Дж… Джо”, — она, заикаясь, отвечает. — Он недалеко от кампуса.

Я киваю, прекрасно зная это. Мы с Остином слишком часто засиживались там допоздна, когда учились в колледже, и от ее жилого комплекса до него рукой подать. Хотя я не знаю, какого черта ей понадобилось гулять в такое время ночи. Она знает, что лучше не подвергать себя такому риску, но это не то, что нам нужно обсуждать прямо сейчас. Все, что имеет значение, это добраться до нее раньше, чем это сделает он.

— Хорошо. Хорошо. Что еще ты можешь мне дать?

— Э-э-э… Кажется, я свернула на первую улицу после того, как дошла до жилого квартала. Я просто… Я не знаю, как далеко я зашла или…

Я слышу панику в ее тоне, и быстро пытаюсь успокоить ее, чтобы она мыслила здраво на случай, если ей придется действовать.

— Все в порядке. Скажи мне, что ты видишь. В каких кустах ты находишься?

— Тут… — она делает паузу, пытаясь понять, что происходит, и найти какие-то ориентиры, которые помогут мне найти ее. — Через дорогу есть дом. Его окна заколочены, а трава заросла. И тут же единственный фонарный столб на всей улице, который не работает.

— И ты находишься прямо напротив него?

— Да, — говорит она. — В кустах за белым забором.

— Это хорошо, Птичка. Ты можешь сказать мне, насколько он близко находится? — спрашиваю я. — У тебя есть время подойти к двери дома и постучать?

На минуту повисает тишина.

— Я… я не уверена, — говорит она мне. — Не думаю, что здесь кто-то есть. На подъездной дорожке нет машины, а почтовый ящик выглядит так, словно его давно не проверяли. Я не знаю, могу ли я рискнуть подойти к двери и подождать, пока кто-нибудь откроет, пока он меня не нашел.

— Тогда оставайся на месте. Не пытайся двигаться, — говорю я ей. — Тебе безопаснее там, где ты сейчас. У тебя есть сумочка? У тебя есть что-нибудь острое, что ты могла бы использовать в качестве оружия?

— Эээмм… — Я слышу, как она начинает рыться в сумочке, и кажется, что эта задача дает ей возможность сосредоточиться и придает ее тону немного больше уверенности. — Ручка или, э-э-э… мои ключи.

— Отлично, детка. Я хочу, чтобы ты положила свою сумку на землю и держала эту ручку. Пока я не приеду, это твой спасательный круг, и если этот парень найдет тебя, ты воспользуешься им. Ты меня понимаешь? Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы сбежать. Вонзи ее ему в горло. В глаз. Куда угодно, лишь бы он упал.

Дрожь возвращается в ее голос.

— Я не уверена, что смогу это сделать.

— Ты сможешь и сделаешь это, — говорю я ей. — Теперь, что насчет тех каблуков? Ты все в них?

— Да.

— Сними их. Я знаю, это кажется неправильным, но, если тебе нужно бежать, я хочу, чтобы ты была уверена в своей опоре. Ты не можешь рисковать упасть. Сними их и спрячь за собой в кустах.

В трубке становится тихо, и я могу только предположить, что она снимает каблуки.

— Я… — она судорожно втягивает воздух, полный ужаса.

— Что случилось, детка? Ты в порядке?

Она продолжает молчать.

— Он там? — спросил я.

С ее губ срывается почти неслышный писк, и я крепче сжимаю руль, костяшки моих пальцев белеют, когда я подлетаю ближе к колледжу.

— С тобой все будет в порядке, — обещаю я ей. — Не издавай ни звука. Просто слушай мой голос. Я почти на месте.

Она шмыгает носом в ответ, и частичка моей души рассыпается в прах.

— Шшш, малышка. Положи большой палец на кончик ручки, чтобы она не выскользнула у тебя из пальцев, если тебе понадобится ею воспользоваться. Держи ее крепко.

Она хнычет, и я понимаю, что должен что-то сказать, чтобы успокоить ее и не дать ей сойти с ума. Ей нужно быть спокойной и держать себя в руках на случай, если дело дойдет до борьбы за ее жизнь.

— Прости, что причинил тебе боль, Аспен. Это последнее, что я когда-либо хотел сделать, но в тебе есть что-то, что сводит меня с ума. Мы как огонь и лед, Птичка. В ту секунду, когда ты смотришь на меня, у меня по коже бегут мурашки, и я просто жду того дня, когда ты поймешь, что меня никогда не будет достаточно для тебя.

Я тяжело сглатываю, не представляя, насколько уязвимым буду чувствовать себя после такого признания.

— Ты была права вчера. Я гребаный трус, и когда я погрузился в тебя в “Вишне”, это было намного больше, чем просто быстрый трах.

Она судорожно втягивает воздух, и я морщусь, нуждаясь в том, чтобы она вела себя как можно тише.

— Ты не представляешь, как, блядь, сильно я хочу дать тебе все, чего ты всегда хотела. Я ненавижу причинять тебе боль и постоянно отстраняться. Ты такая чертовски красивая, Аспен. Еще до того, как все это началось, я всегда так думал, и я всегда так многого хотел для тебя. Я хочу защитить тебя и увидеть, как ты получишь весь гребаный мир, и, если я буду до конца честен, я думаю, что это одна из причин, по которой я так часто ссорюсь с тобой. Мне нужно, чтобы ты увидела, что я недостаточно хорош, и когда мы кричим друг на друга, это удерживает меня от того, чтобы сказать то, чего, я знаю, не должен. Это удерживает меня от признания, насколько чертовски сильно я хочу тебя.

— Айзек.

Ее голос едва слышен, он просто подтверждает то, что она действительно слышит меня.

— Я почти на месте, детка. Просто держись там.

— Где ты, Красотка? — я слышу голос. — Выходи, выходи, где бы ты ни была. Я знаю, что ты здесь. Я просто хочу поиграть.

БЛЯДЬ!

Я слышу, как она прерывисто вздыхает, и мне приходится замолчать, когда я заворачиваю за угол, почти теряя контроль над гребаной машиной. Еще две гребаные улицы, и я буду там.

С ней все будет в порядке. У нее в руках ручка, и она готова нанести удар. Она боец. Она ничему не позволит случиться.

— Знаешь, когда я с тобой… Я не знаю, как это описать, Птичка, — говорю я ей, проглатывая комок страха в горле, когда ее всхлипы набирают обороты и становятся громче, угрожая выдать ее. — Я знаю, что это началось как простой секс, но я думаю, ты знаешь, что это гораздо больше. Когда я прикасаюсь к тебе… черт. Я никогда не чувствовал ничего подобного, Аспен. В тебе есть что-то такое, что ставит меня на гребаные колени. Ты меня зацепила, а я даже близко не готов к тому, чтобы ты ушла от меня. Насколько это, блядь, эгоистично?

Я пролетаю мимо бара “У Джо”, выбирая наиболее естественный маршрут к жилому комплексу Аспен, и как только оказываюсь в жилом районе, сворачиваю на первую улицу, как она мне и сказала. Я замолкаю, а мои глаза чертовски расширились, поскольку я начинаю искать дом с заколоченными окнами, но вместо этого вижу его.

Этот мудак устраивает шоу, оглядываясь на мою машину, а затем продолжает невинно двигаться по улице, как будто он просто вышел на полуночную прогулку, а не пытался изнасиловать мою гребаную девочку на обочине. Затем, когда я мчусь к нему, до предела разогнав свой “Escalade”, я вижу куст за белым забором — тот самый куст, в котором укрылась моя невинная маленькая Птичка, — и я понимаю, как чертовски близко он был к тому, чтобы найти ее.

Ярость переполняет меня, пульсирует в моих венах и заражает меня злобным ядом, и как только я проезжаю мимо него, я резко останавливаюсь, мое переднее колесо ударяется о бордюр и преграждает ему путь, затем, прежде чем у него появляется шанс убежать, я выскакиваю из машины, уже занося кулак.

Я врезаюсь в него, мгновенно разбивая костяшки пальцев о его челюсть и слыша тошнотворный звук хруста костей. По инерции мы оба летим на землю, и я нависаю над ним, снова замахиваясь кулаком.

Кровь брызжет на тротуар, но я не останавливаюсь, пока ублюдок не отключается, и даже тогда мне с трудом удается отстраниться.

— Айзек? — я слышу прерывистое дыхание, и этот наполненный ужасом звук — единственное, что способно поднять меня на ноги.

Мой взгляд устремляется к густому кустарнику позади меня, где я нахожу ее стоящей там, ее тело оцарапано толстыми ветвями в кустарнике, и я, блядь, бегу.

Шаг за шагом я стучу по тротуару, пока не оказываюсь прямо перед ней. Она тянется ко мне, обнимает меня за шею и хнычет, а я обхватываю ее руками за спину и перетаскиваю прямо через забор, в безопасность своих объятий.

Она сдается, и тяжелые рыдания вырываются из ее горла, когда я обнимаю ее.

— Ты в порядке, детка. Я рядом, — шепчу я ей на ухо, моя рука делает успокаивающие круги на ее спине, но, по правде говоря, я думаю, что мне было так же страшно, как и ей.

Было страшно не добраться до нее вовремя. Страшно потерять ее, позволить чему-то случиться с ней и не быть рядом, чтобы спасти ее. Подвести ее.

Я держусь за нее так, словно никогда не отпущу, пока ее слезы, наконец, не начинают высыхать. Она оглядывается вокруг, замечая безжизненное тело на земле.

— Он… мертв?

Я качаю головой.

— Как бы мне этого ни хотелось, но он просто без сознания.

Она заметно сглатывает, отказываясь отпускать меня, и, честно говоря, я не думаю, что смог бы отпустить ее прямо сейчас.

— Все в твоих руках, Аспен. Что ты хочешь сделать? Вызвать полицию и арестовать его или убираться отсюда?

Она качает головой.

— Я хочу, чтобы ты отвез меня домой, но я не смогу жить в мире с собой, если он уйдет и причинил боль кому-то другому.

— Хорошо, — говорю я. — Я позабочусь об этом.

Проводив ее до машины, она забирается на пассажирское сиденье, закрывает дверь машины на замок и пристегивается, а я достаю свой телефон, который все еще подключен к телефону Аспен, и поворачиваюсь обратно к тому засранцу на улице. Закончив разговор с Аспен, я звоню в полицию и, пока жду их приезда, усаживаю мудака к фонарному столбу и, используя его толстовку, связываю его, чтобы он не смог сбежать, если вдруг придет в сознание.

Я перепрыгиваю через белый забор и обшариваю густой кустарник в поисках туфель и сумочки Аспен, а затем, пока мы ждем, направляюсь к пассажирской двери моего “Escalade”. Как только она открывает передо мной дверь, она тут же падает обратно в мои объятия.

Я крепко обнимаю ее и быстро звоню Остину, давая ему знать, что Аспен в безопасности. Он просит разрешения поговорить с ней минутку, и к тому времени, как она убеждает его не садиться на самолет, чтобы вернуться домой, копы уже с визгом несутся по дороге.

Мы оба быстро даем показания и обещаем не выключать телефоны, если им понадобится с нами связаться. Пока они укладывают этого засранца в машину скорой помощи, я помогаю Аспен вернуться в машину с пассажирской стороны и жму на газ.

Только когда я поворачиваю направо, к ее жилому комплексу, она качает головой.

— Я действительно не хочу оставаться одна сегодня, — говорит она мне. — Не слишком ли много я попрошу, если переночую у тебя?

— Все, что захочешь, Птичка, — говорю я, беру ее за руку и держу так, словно это мой единственный спасательный круг.