— ГОР!!! НЕТ!!!
Даниэль бросилась к мужчине, но схватила руками лишь воздух и, потеряв равновесие, упала, проваливаясь руками в снежное покрывало. Она задохнулась от налетевшего колючего вихря. Кругом был снег и серое, неприветливое небо. Девушка с трудом поднялась и обхватила себя руками:
— Гор!!! Гор, где ты?
Даниэль оглядывалась по сторонам, не веря и не желая верить глазам. Игла перенесла её на Север, в Зари. Приглядевшись, девушка увидела белый замок, узнала его. Дом Рейнгольда Виттура — альфы Белых волков. Даниэль смотрела, как быстро вспыхивают окна, словно обитатели замка почувствовали, что снаружи кто-то есть. Она неуверенно шагнула вперёд, стуча зубами от холода, и позвала:
— Род?!
Даниэль уже сильно дрожала. Без тёплой одежды, в одной тонкой кофточке и джинсах, она замёрзла мгновенно. Ноги проваливались, ломая хрустящий, острый наст. Снег забивался в кеды, таял и тут же превращался в лёд. Словно назло, поднялся ветер, щедро швыряя в открытое лицо и шею колючий снег. Начинающаяся метель протяжно выла, заглушая тонкий девичий голосок.
— Род!.. Родик!..
Замок, обманчиво близкий, продолжал манить тёплым светом. И Даниэль медленно брела к нему по белой пустыне. Она шла… шла… шла, а замок не приближался. Девушка уже не чувствовала пальцев, но, скукожившись, обхватив себя руками, упрямо ползла вперёд. Она понимала, что если остановится, то останется в этих льдах навсегда, и через силу делала следующий шаг. Всё сильнее мешал ветер, всё больнее жалила снежная крошка. Давящей болью пульсировали замерзающие руки, уши. Щёки и нос онемели. Собрав последние силы, Даниэль кричала, звала на помощь, пока ветер не заткнул её холодным воздухом, выбивая из лёгких удушливый кашель. Не удержавшись, девушка упала на колени и взвыла от боли, когда проломленный наст порезал кожу. Пальцы не гнулись. Уже тормозящим сознанием Даниэль смотрела на срывающиеся алые капли, прожигающие ледяную корку. В какой-то момент краем глаза заметила движущиеся белые тени. Или это плод её воображения?! Девушка подняла голову и замерла, увидев перед собой Белых волков. Один из них шагнул вперёд. Даниэль узнала его, обхватила за шею, вымазывая белоснежную шерсть своей кровью.
— Род!
Волк присел, чтобы она могла забраться на него, и стая помчалась к замку. Дрёма укутывала, согревала, принося облегчение от боли, от тоски, от ощущения непоправимой катастрофы. Девушка не слышала, как они попали внутрь, как отчаянно кричала какая-то женщина….
Она чуть-чуть прикроет глаза и сразу же откроет.
— … Не спать!!!
Щеку обожгла резкая боль, на мгновение вырывая из спасительного забытья. Девушка зажмурилась. Чужие голоса воспринимались фоном, смысл фраз не доходил, сознание выдёргивало только отдельные слова.
— … Дани, доченька!
— … Как она здесь оказалась, Родик?
— … Игла!
— … Дани, проснись!
— … Родик, Ансур уже здесь!
— … Да, я уже здесь, а вы сейчас все выйдете вон!
Девушка не слушала их. Ей было хорошо… Было! Потому что в следующий момент появилось ощущение, что руки и ноги попали в пресс. Из горла вырвался мученический стон. А давящая боль только усилилась. Сквозь дрожащую пелену выступивших слёз Даниэль увидела над собой незнакомого мужчину. Он усмехнулся:
— Болит?.. Хорошо! Значит, ещё живое!
А её словно прибивали к кровати: пульсирующая боль гвоздями впивалась в закоченевшие конечности. Девушка жалобно хныкала, сворачиваясь клубком. Незнакомец нахмурился.
— Сейчас мы будем спасать твои ручки и ножки, а ты посмотри кино, — и он положил ладонь на её лоб.
Даниэль словно попала в другой мир. Кругом было солнце, много света и облака. Она лежала на одном таком, тёплом, пушистом, мягком… А рядом кружились кудрявые тучки, странно правильной формы, словно нарисованные в детской книжке. У неё была такая дома, в Верте, даже вспомнился стишок:
— …Карусель, карусель
Собирает друзей…
— … Просыпайся, моя хорошая! Пора!
Девушка послушно открыла глаза. Рядом сидел тот же незнакомый мужчина с внимательным взглядом серых глаз:
— Вот и умница! Ничего не болит?
— Нет.
Оборотень осмотрел её, послушал шумное, с хрипами дыхание.
— Хорошо, — он поднялся и, открыв дверь, позвал кого-то: — Заходите, только спокойнее.
Даниэль дёрнулась навстречу невысокой худенькой женщине.
— Мама!
Николь прижала дочку к себе:
— Маленькая моя, как ты меня напугала! Как же так? Без одежды, в такой холод?
Рядом замер Родик Гилмор, с тревогой поглядывая на девушку. В отличие от Николь Бонье, он прекрасно знал норов главного ткача Авреи-Десетры:
— Выгнал?
Даниэль только кивнула, глотая рыдания.
— Идиот, — не сдержался Белый волк. — Ладно, побесится и успокоится. Позвонишь ему завтра, и спокойно поговорите.
Но поговорить с Горацием Лачевым девушка не смогла ни завтра, ни послезавтра. Номер главного ткача был не доступен. Она пыталась дозвониться до его близких — не отвечал никто. Вместе с Родиком Даниэль смотрела выпуски новостей по телевизору, но говорили лишь о прошедшем празднике Ламмас. Молчал даже вездесущий Сейпонет. Ни слова о случившемся в Тайной канцелярии: ни о Белом волке, ни о Даниэль Бонье. И девушка не знала: хорошо это или плохо. Только теперь она поняла, что не просто обманула любимого мужчину, а подставила его как главу Тайной канцелярии, не показала, а выпятила непрофессионализм и недисциплинированность.
Даниэль взглядом побитой собаки посмотрела на оборотня.
— Что будет Горацию за это?
— За что, за это? — Гилмор присел рядом и, немного подумав, сказал: — Даня, официально никто ему ничего не сделает. Сама видишь: всё тихо, никаких громких заявлений и отставок. Кто сдёрнет Лачева с этой должности? Король? Тестимун? Они друзья — это раз! Лачев — хороший ткач — это два. А то, что ошибся, так с кем не бывает?!.. Провернёт парочку успешных операций, и всё будет как раньше. Тем более идея с Ледяными волками — собственная инициатива Лачева. Хобби, можно сказать.
— Так просто ему это не сойдёт, — запоздало беспокоилась девушка.
Оборотень задумчиво поскрёб макушку:
— Думаю, гайки ему подкрутят немного, в приватном разговоре — и всё, — мужчина уже вспомнил о другом: — Как ты додумалась до бомбы?
— В фильме видела.
— Серьёзно? — не поверил волк. — Даня, ты вроде неглупая девочка, чтобы тупо повторять то, что показывают в фильмах. Ты понимаешь разницу между реальностью и съёмочной площадкой?
— Но получилось! — возразила девушка.
— Получилось, потому что Лачев верил тебе и не ожидал такой подставы!..
Родик осёкся, заметив, как дёрнулась Даниэль, морщась от тоскливых воспоминаний. Он громко вздохнул:
— В каком-то смысле ты охрененно везучая, Данька! В этом муляже было взрывное заклинание, и оно могло сработать от любого неосторожного движения. Такие игрушки предназначены для волшебников, которые могут поставить щит. А ты притащила этот муляж в обычном пакете.
Девушка ничего не сказала. По правде говоря, она даже не помнила, в какой момент ей пришла в голову эта мысль. Всё свелось к одному — волка надо спасти! А каким способом — неважно. Тогда это было неважно…
Даниэль маленькими глотками пила горячий чай с травами.
— Как тебя поймали?
— Нас догнали, Даня! — поправил Гилмор. — Узнав о твоей болезни, мы с Николь задержались, ища новости о тебе, а ткачи и так шли по нашему следу. На это и был сделан расчёт, когда пустили утку о твоей якобы смертельной болезни. Лачев знал, что я не сунусь в столицу, но попытаюсь узнать, что с тобой. Не удивлюсь, если его люди специально мониторили запросы в Сейпонете, кто и где интересуется личной жизнью главного ткача. Нас схватили в виртуальном кафе, когда мы читали о драке в торговом центре. Ники узнала Арне Олсена, стала кричать, плакать. Тут и выскочили мужики в форме… Показали своё любимое шоу с криками «стоять, не двигаться» и чёрными проклятийными сетками под потолком!
Девушка всхлипнула:
— Если бы я не заболела, ничего этого не случилось бы.
— Ага, а если бы ты отдала тому администратору в ресторане амулет Муи, то не попала бы в тюрьму! А если бы лоханулась с муляжом бомбы, то превратилась бы в кровавое панно на стенах Тайной канцелярии, — стал откровенно насмехаться Гилмор. — И вообще, если бы твой папаша был попроворнее, то и тебя не было бы!
— Родик! — возмутилась Даниэль, поняв, на что намекает волк.
— Что?! Так можно ныть до бесконечности. Поэтому прекращай! Что случилось — то случилось! Теперь решай, что с этим делать!
И Белый волк ушёл. Девушка посмотрела на снимок Горация в Сейпонете. Гилмор прав: случившееся назад не отыграешь. Да она и не считала, что поступила неправильно. Только не была готова к таким последствиям. Даниэль думала, что Гораций обидеться, накричит на неё и через день-другой простит. Как в первый раз, когда она вытащила Родика из Саорсы! А Лачев выбросил её. Девушка закусила губы, вспоминая, что наговорила ему. Сорвалась! Поддалась эмоциям! Сама в тот момент верила в то, что сказала, а сейчас страдала, не зная, как всё это исправить. Несколько дней Даня не выходила из комнаты: не могла и не хотела никого видеть. Безрезультатно набирала номер Горация и плакала от отчаяния. Ложилась на колени матери и подолгу молчала. Николь жалела дочь, сидела с ней часами, успокаивала, утешала.
Зато другим обитателям замка такое положение дел не нравилось. Гилмор, переговорив с Ансуром Шереметом — лекарем Белых оборотней и удостоверившись, что с физическим состоянием девушки всё в порядке, однажды ворвался в комнату:
— Вставай! Хватит киснуть! Тут скоро плесень заведётся!
— Родик, — шикнула на него Николь и покачала головой.
Но мужчина нахмурился и силой заставил Даниэль подняться:
— Пошла в душ! Бегом!
— Род…
— Живо, я сказал!
Девушка через силу поплелась в ванную комнату. Николь с тревогой посмотрела на волка:
— Родик, не слишком ли ты резок?
— В самый раз! — оборотень подбоченился. — Пора вытягивать Даньку из этой трясины, пока она не утонула в собственных соплях.
Женщине бы возмутиться таким отношением к собственному ребёнку, но в серых, словно здешнее небо, глазах Гилмора она видела неподдельную тревогу за Дани. Николь не знала, что случилось с ними летом (Белый волк не рассказывал подробно, описал в общих чертах, смягчив всё по максимуму), но видела, как меняется дочь рядом с этим мужчиной: успокаивается, выползает из своего защитного панциря, вновь напоминая маленькую, беззаботную девочку. Да и она доверяла оборотню, успела узнать его за то время, что они бегали от ткачей.
Когда насупленная Даниэль вернулась в комнату, Родик даже глазом не повёл.
— Оделась и спустилась вниз. Хоть хозяев поприветствуй, страдалица!
И, забрав Николь, ушёл.
В большом зале, выполняющем роль гостиной, было многолюдно. Девушка заметила Гилмора рядом с двумя незнакомыми мужчинами. Они стояли у окна и о чём-то тихо переговаривались. А в центре, на мягких диванах оживлённо беседовали женщины, и слышался детский смех. По возникшей тишине стало понятно, что приход Даниэль заметили. Девушка откашлялась:
— Здравствуйте!
К ней шагнула невысокая черноволосая женщина с внимательными карими глазами:
— Здравствуй, Даниэль! Моё имя — Полина Виттур. Я очень рада, что ты, наконец, с нами. Мы переживали за тебя.
Девушка благодарно улыбнулась:
— Спасибо! И прошу прощения за доставленные заботы и волнения.
Она замолчала, отвлёкшись на маленького мальчика, подбежавшего к хозяйке замка. Даниэль сомневалась в их родстве: слишком не похож был светловолосый, голубоглазый малыш с круглым личиком на смуглую худую волчицу с узким лицом-сердечком. Но стоило им улыбнуться — и сразу все сомнения отпали. Мать и сын, без всяких сомнений!
— Это мой сын — Бертольд, — подтвердила её догадки женщина и посмотрела на ребёнка. — Поздоровайся с нашей гостьей!
Волчонок выдохнул и сделал решительный шаг вперёд:
— Здравствуйте!
Даниэль присела и протянула ему руку:
— Привет! Классная у тебя машинка, — она кивнула на игрушку в маленьких ручках. — Это гоночная?
Бертольд просиял, счастливо тряся головой:
— «Снежный вихрь».
Даниэль понятливо кивнула: видела этот мультфильм.
— Лучший гонщик Мирового чемпионата! Он в сто раз круче «Алмазного клыка»!
Всё! По загоревшемуся взгляду Бертольда было понятно, что он с потрохами принадлежит гостье. О чём, посмеиваясь, и сообщили подошедшие оборотни. Девушка выпрямилась, внимательно поглядывая на мужчин. Волки представились сами:
— Сварн Каминский.
— Нарсий Зервас. Мы ученики альфы.
Сварн ей понравился: милый, добродушный, располагающий к себе мужчина, судя по тёмно-русой шевелюре и серо-зелёным глазам, неместный. А вот Нарсий был истинно Белым волком: блондин с серебристо-серым, словно северное небо, взглядом. Как и Айне — экономка дома. Оборотни старались быть вежливыми: интересовались самочувствием девушки, её впечатлениями от нового края. Даниэль отвечала, но без охоты. Такое большое количество новых лиц быстро утомило её. Оказалось, это только начало. Где-то через час в зал стремительно вошёл Рейнгольд Виттур и ещё один волк. Оборотни тут же вскочили и склонили головы перед альфой, даже волчонок замер, цепляясь за руку матери. Николь и Даниэль последовали их примеру. Девушка исподлобья наблюдала за Виттуром. Белый волк, кивком поприветствовав мужчин, подошёл к своей семье, легко подхватил сына на руки. Они о чём-то тихо говорили: оборотень, Полина и Бертольд. Даниэль не видела лица альфы: он стоял к ней спиной, но взгляды волчицы и волчонка были преисполнены такой любви и обожания, что она растерялась. У девушки Рейнгольд Виттур вызвал только страх и некую жалость из-за физического уродства: застывший рот не добавлял волку очарования. Словно почувствовав её пристальный взгляд, оборотень повернулся. Белый альфа передал сына Гилмору и подошёл к гостье. Голос у мужчины оказался куда приятнее внешности.
— Ты спасла моего друга. Я благодарен тебе за это. Редко встретишь человека, готового отстаивать свои принципы перед заведомо сильнейшим противником.
Даниэль тихо возразила:
— Гораций Лачев мне не противник. Я считаю его своим другом, так же, как и Рода… Родика.
Виттур нахмурился:
— Не думаю, что тебе удастся сохранить прежние отношения. Мы с магами деловые партнёры, может быть, в каких-то вопросах союзники, но не друзья, — мужчина заложил руки за спину. — В любом случае, вы с матерью можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Я не возражаю. Если появятся вопросы или пожелания, обращайся к Родику или к Владию Арлагу — они мои беты.
Вот так, одной фразой, Белый альфа ясно дал понять, что не в восторге от гостей в своём доме. Это всего лишь вынужденная благодарность за спасение Гилмора. Даниэль посмотрела на второго бету и замерла под коричнево-красным взглядом. Рыжий волк! Странные оборотни, любящие гулять по Граням! Ещё несколько раз за вечер Даниэль перехватывала пристальный взор Арлага и вздрагивала. Нет, к нему она точно за советами не побежит! Этот оборотень ещё ничего не сделал ей, а уже напугал!
Тёплое ощущение после знакомства с Полиной и Бертольдом смазалось вежливым, но холодным приёмом альфы. Даниэль даже радовалась, что так редко видит Белого волка, по сути, их общение ограничивалось совместными трапезами. А вот его пара — Полина — очень понравилась и Николь Бонье, и её дочери. Спокойная, незаносчивая, с чувством юмора оборотница оказалась пришлой в их Волшебном мире. Узнав её историю, Даниэль поразилась и зауважала женщину ещё больше. Теперь она понимала Рейнгольда Виттура, выбравшего именно эту Чёрную волчицу. А больше всего восхищало то, что Полина умудрялась дружить со всеми: и с оборотнями, и с магами, и с ведьмами. Когда Даниэль спросила, как так получается, женщина засмеялась:
— Относись к людям так, как они того заслуживают. Вот и вся наука.
Даниэль согласно кивала, а в своей комнате заливалась слезами. Потому что после того, что она сделала, прощение заслужить было очень-очень сложно. И с каждым прошедшим днём надежда на примирение с Горацием таяла, как снег. На звонки архимаг по-прежнему не отвечал. Даниэль писала письма, отправляла их и домой колдуну, и в родительское имение, и в Тайную канцелярию. Конверты приходили обратно нераспечатанными, с пометкой «отказано». Лачев обрубил все контакты с бывшей невестой. Даниэль смотрела на вернувшиеся письма, давилась слезами и писала заново.
Спустя неделю Николь осторожно присела рядом с дочерью:
— Я всё знаю: и про тюрьму, и про побег. Мне Родик сегодня рассказал. Что ты будешь делать?
— А что я могу? — девушка ссутулилась. — Гор считает, что я предала его.
— Но это так и есть, — заметила женщина и вздохнула: — Девочка моя, ты оказалась втянута в самую древнюю войну нашего мира: войну между некромантами и оборотнями. Мне очень жаль.
Даниэль упрямо поджала губы:
— Я надеюсь, что мы сможем поговорить с Горацием. Он должен меня понять. Я же люблю его… Может, немного позже, когда все успокоятся.
— Конечно, — быстро согласилась мама и неожиданно сообщила: — Ты знаешь, а я нашла нам чудный домик в городе.
Девушка вскинула голову, не в силах скрыть удивления. Сказанное значило только одно: Николь Бонье планирует остаться здесь, в холодной Эллари-Зари!
— А как же Верта? Папина фирма?
— Боюсь, мы не скоро сможем вернуться в Верту. Наш поверенный ищет покупателей на дом и на комбинат, — женщина вымученно улыбнулась. — Видишь ли, доченька, наши родственники по папиной линии были недовольны тем, что твой дедушка оставил фирму младшему сыну, в обход старшей дочери.
— Тётя Катрин? — догадалась Даниэль.
Николь опустила голову:
— Она всегда думала, что это я задурила голову свёкру и убедила его переписать всё имущество на Поля.
Девушка задумалась, вспоминая высокую, похожую на отца женщину. Тётя Катрин никогда не была у них в гостях, появилась только на похоронах. Она жила в другом городе, далеко от Верты, и Даниэль считала именно это причиной редких визитов родственницы. Девушка сглотнула и, вскочив со своего места, заметалась по комнате:
— У меня ощущение, что я до семнадцати лет жила в аквариуме и видела только то, что мне позволяли увидеть. А хуже всего: я сама не пыталась узнать больше.
— Глупенькая, ты же девчонка совсем! Интересовалась тем, что было под носом, не вникая глубже. Это не плохо для семнадцати лет, — женщина усадили дочь рядом с собой. — Теперь тебе почти двадцать и ты на те же вещи смотришь по-другому. Да и я могу тебе многое рассказать, то, что раньше объяснять было бессмысленно.
Девушка нахмурилась:
— Значит, тётя нас ненавидела?
— Да, несмотря на то, что сначала дед, а потом твой отец ежемесячно выделяли ей приличную сумму. После смерти Поля я продолжала это делать, пока…
Николь сбилась. Даниэль знала, о чём говорит мама:
— Пока Барнс не перекрыл нам воздух.
— Да. А потом Катрин стала ждать, когда мы окончательно сломаемся, чтобы прибрать лесопилку к своим рукам. Я… — женщина нервно сжимала кулаки. — Наверное, это неправильно, но я не хочу, чтобы лесопилка досталась ей. Я ведь просила Катрин о помощи, я предлагала ей половину, чтобы только избавиться от Барнса, а она сказала, что такой суке, как я, так и надо! И что она с радостью посмотрит, как меня отдерёт каждый желающий!..
Даниэль на несколько минут замерла: обычно мама не употребляла резкие, грубые слова, даже в моменты чрезвычайного волнения. Видно, случившееся в Верте что-то сломало в нежной, воспитанной женщине. Девушка, помолчав, спросила:
— Почему нам никто не помог? Ни друзья, ни знакомые! Мы же никому не причинили зла!
— Потому что мы а’Грианы, — Николь подошла к окну. — Мы потомки древнего великого рода, с которым дружили короли и императоры. Когда-то с нашими предками смертные не осмеливались даже заговорить… Для людей нет большей радости, чем смотреть на падение и угасание тех, кто когда-то возвышался над ними. Сначала они кланяются тебе в пол, заглядывают в глаза и называют благодетельницей, а потом с такой же искренностью швыряют в тебя комья грязи и называют маговой подстилкой. Опустить до своего уровня тех, кто был недосягаемо высоко, — вот высшее наслаждение для многих.
Даниэль покачала головой:
— Неужели всё человеческое величие осталось в прошлом?! Достоинство, благородство, честь — это ещё осталось в нашем мире?! Это кому-нибудь нужно?!
Её мать пожала плечами:
— Я не знаю… — помолчав, женщина тихо сказала: — Барнса хотели снять с должности.
— Что?
— В изоке (июнь — Прим. авт.) вдруг налетела столичная проверка. Трясли мэрию и мэра. Я его с той поры больше не видела.
Даниэль сглотнула, догадываясь, по чьей инициативе появились проверяющие. Значит, не только Родик помог матери: ещё раньше, когда они были в Саорсе, Лачев тоже позаботился о женщине. А чем она отблагодарила его в ответ?! Знакомая чёрная тоска подняла голову. Гораций! Опасный и любимый колдун!..
— … Я рада, что уехала из Верты, — тихо призналась Николь.
Девушка молчала, наблюдая за матерью. Та смотрела в окно, а на губах трепетала несмелая улыбка. И Даниэль вдруг чётко осознала, что Верта — это всего лишь город, улицы с домами. А для матери — это место позора, где в угоду собственной похоти растоптали её достоинство и право на свободный выбор. Девушка смотрела на женщину рядом, маленькую, измученную, но цепляющуюся за жизнь… ради неё, чёрт возьми! Какая разница, где жить, на жарком юге или на холодном севере?! Главное, чтобы на сердце было тепло и солнечно, и тогда все эти лютые холода и пугающая снежная пустыня за окном не такие уже и страшные. А для Николь Бонье эти перемены нужные. Здесь она человек с пустым прошлым. Никому нет дела до неё: ни людям, ни Белым волкам… Разве можно мешать своей матери попытаться начать жизнь с чистого, снежно-белого листа?! Даниэль выдохнула:
— Ты хочешь остаться здесь.
— Родик пообещал, что никто не тронет…
Николь осеклась и покраснела. Девушка не выдержала, всхлипнула и бросилась ей на шею:
— Мамочка, прости меня!
— За что, глупенькая? — женщина обняла дочь. — Ты моя кровиночка, ты моя отрада! Я живу, потому что ты у меня есть!
Родик потрясённо замер в дверях, глядя на громко рыдающих женщин.
— Да что ж такое-то?!.. Дохлый котс! Это что за наводнение?.. Поля, как ты там рассказывала? Всемирный потоп?!
Рядом с бетой замерла перепуганная оборотница.
— Вы чего? Случилось что?
— Всё в порядке, — Николь поднялась и через силу улыбнулась: — Я сказала Дани, что мы вряд ли сможем вернуться на родину.
Полина понимающе кивнула, переглянувшись с Гилмором:
— Поверьте, это можно пережить. Нужно время, немного терпения и занятие, чтобы не думать, не рвать душу воспоминаниями.
— Совершенно верно, — мужчина присел на стул. — Николь, ты определилась с работой?
— Да, спасибо за рекомендацию, — благодарно кивнула женщина и посмотрела на дочь: — Я буду работать в рекламном агентстве.
— Я рада за тебя!
— А ты?.. Ты собиралась сдавать тесты и подавать документы в университет? Уже, наверное, поздно?..
Даниэль просияла, чувствуя гордость:
— Я поступила в Виридийский университет.
Николь улыбнулась:
— Это же прекрасно! Я так горжусь тобой! — и вдруг побледнела. — Но ведь ты не сможешь… Как теперь-то?..
Девушка уже думала об этом. И считала, что это её шанс вернуться и всё исправить:
— Я буду учиться там.
— Как?
— Я полечу в Виридию. Даже если… Есть общежитие…
Родик кашлянул и без желания вмешался в разговор:
— Не полетишь.
— Что?
Мужчина отвёл глаза.
— Тебе запрещён лёт в Аврею-Десетру. Я сегодня узнал.
— Почему?
Гилмор тяжело вздохнул и отвернулся. Ответ и так был очевиден. Николь нервно теребила поясок жакета, чувствуя, как меняется атмосфера в комнате. Потом вскинула голову:
— Но ведь есть другие университеты! Элларийский, например! Там же могут учиться люди?!
— Вступительная кампания окончена, — напомнила Полина Виттур.
— А если дать запрос в Виридию? Или оформить перевод? Родик, ты же сможешь помочь? — Николь схватила оборотня за руки.
Не только Гилмор обалдело уставился на женщину, Даниэль с Полиной тоже смотрели на неё с одинаково изумлёнными лицами. Та даже смутилась немного и торопливо отсела от мужчины. Белый волк откашлялся, пытаясь скрыть замешательство:
— Можно попробовать, конечно.
За спиной Николь ему закивала Полина Виттур, обещая свою помощь.
А Даниэль сидела ни живая ни мёртвая. Она рассчитывала, что если не дозвониться Горацию сейчас, то обязательно встретиться с ним осенью, когда начнётся учёба. Новость, которую принёс Родик, потрясла её. Получается, это конец?! Гораций не намерен не то что прощать её, а даже видеться?..
Уже гораздо позже, когда волки ушли, Даниэль не выдержала.
— Мама, хватит!
Николь, упоённо рассказывающая о своей учёбе, затихла.
— Я хотела отвлечь тебя.
— Я знаю, но не надо. Это не помогает.
Женщина поникла и, согласно кивнув, поднялась со стула.
— Не обвиняй меня в чёрствости Дани. Я всё понимаю. Но мужчины… Порой уходят даже самые лучшие, а мы остаёмся одни и совершенно беспомощны. Я хочу, чтобы ты была сильной. Чтобы эта первая неудача не сломала тебя, не разрушила твои мечты. Ты всегда хотела быть переводчиком. С детства! Не артисткой, не моделью… Ты столько занималась дома! И что? Бросить всё сейчас, когда ты почти добилась своего?! Поверь, моя девочка, я знаю, как тебе сейчас больно, но со временем эта боль станет легче. И ты захочешь жить. Только время назад не вернёшь. Для этого и нужны родители и друзья, чтобы в минуты отчаяния не дать тебе опустить руки. И кто знает, может быть именно это однажды поможет тебе вернуть утраченное.
Даниэль уже пожалела о своём срыве, жалобно всхлипнула:
— Я люблю тебя, мамочка!
— И я тебя люблю!