Просто Мария 2

Глава 21

Наконец, долгожданный день съемок наступил.

Этому дню предшествовала кропотливая, долгая подготовка — Мария и де Фалья все время пропадали на съемочной площадке, Хосе Игнасио просто превзошел себя — необходимые документы были готовы гораздо раньше, чем того хотела Мария. Актеры были мексиканские — кроме исполнительницы главной роли, Джоанны Маклохлен, жены де Фальи, однако знаменитый режиссер утверждал, что мексиканские актеры если и проигрывают голливудским в технике, то наверняка, превосходят их в искренности переживания…

— Внимание! Последний кадр! Снимаем без репетиций!

Возвращаясь обратно к камере, де Фалья пересек съемочную площадку и в свете юпитеров ярко блеснула его седоватая пышная шевелюра. Могучий, чуть неуклюжий и улыбчивый гигант в старых ковбойских сапогах — ему подарил их сам Серджо Леоне, знаменитый американский мастер вестернов — де Фалья перемежал свои распоряжения, приказы и советы английскими словечками, машинально — как надеялись все присутствующие, — но неуместно, казался Марии, сидевшей с краю съемочной площадки — воплощением беззаботной радости на земле. Радости настоящего творчества.

— Ну, поехали! — крикнул он. — Джоанна, деточка, напомню тебе еще раз: мы снимаем кульминационный кадр этого превосходного фильма… Не забывай, ты же не в Голливуде, ты же в Мексике! Больше страсти в словах и действиях… Не бойся, я тебя не приревную. Особенно побольше страсти в словах — ведь твой текст — самый волнительный среди всех прочих диалогов. Мне нужно, чтобы ты на этот раз превзошла саму себя. Начали! Hurry up[1]! Мотор! Кадр!

Джоанна, заученно улыбнувшись, произнесла;

— Нет, дон Федерико, я не могу принять из ваших рук эти розы! Даже эти бедные, из ваших рук, дон Федерико, терзают мою душу. Их аромат умирает мгновенно. Как я могу?! — Воскликнула Джоанна напыщенным тоном, еще сильнее подчеркивая всю волнительность текста,

Де Фалья давно уже оценил извращенное очарование сценариев и монологом латиноамериканских сериалов, напичканных подчас сентиментальной чепухой. Однако де Фалья, понимая, что такое подобный кинематограф, относился к этим текстам более или менее снисходительно…

Тем не менее, в этом монологе у Джоанны, игравшей в сериале главную героиню, фраза «Как я могу?..», грозила рассмешить даже самых чувствительных домохозяек.

— Послушай, Джоанна, — произнес де Фалья, — послушай меня… — Мигель Габриэль обернулся к оператору и произнес: — На сегодня все… Впрочем, никто никуда не уходит, может быть, продолжим еще… — Послушай… Пойдем со мной и давай разберемся, что за отвращение испытывает к дону Федерико твоя юная героиня…

Джоанна, которая не привыкла работать в такой варварской, по голливудским понятиям, обстановке — подумать только, в артистической не было даже кондиционера, а в туалете — освежителя воздуха — была очень уставшей, и поэтому с радостью откликнулась на предложение режиссера.

— О да, конечно, конечно!.. — Воскликнула она. — Давай, я с удовольствием выслушаю все твои замечания и претензии…

Мигель Габриэль только в жизни казался добродушным человеком — в работе он был тверд и неуступчив. Наверняка, именно эти качества и были первопричиной его успеха — кроме, конечно, настоящего таланта…

Де Фалья машинально взял Джоанну за руку, и молодая актриса тот час же уподобилась крохотной куколке в нарядном кринолине рядом с человеком-исполином.

— Что-то никак не могу понять в твоей реплике интонацию, — начал было де Фалья, но Джоанна вновь перехватила у него инициативу:

— Да-да, именно что-то не то, — убежденно заявила она, искренне надеясь, что на сегодня, может быть, будет достаточно, и она вновь продолжит свои диалоги с Диего. — Мне кажется, именно так… Может быть, стоит еще раз пересмотреть сценарий? Да, эта роль… Я не чувствую ее вот тут! — Продолжала Джоанна, ткнув пальчиком в ложбинку между грудями, давая таким образом понять, что именно там, именно в этом месте вызревает скрытая непокорность фразе. Де Фалья бросил на грудь своей жены вежливый, но мимолетный взгляд — в работе Джоанна никогда не интересовала его как женщина.

— Понимаешь ли, — сказал он, — меня очень смущает это твое «как»… Ты слишком форсируешь первое «к», в результате у зрителя может возникнуть впечатление, будто бы ты зовешь нерасторопного официанта где-нибудь в кафе, примерно так: «Кккак я могу, подойдите же сюда!» Или ты произносишь это слово с чрезмерным изумлением, словно обнаружив перед собой невиданный доселе экзотический фрукт: «Боже, да ведь это «кккак я могу!» Словом, — улыбнулся Мигель Габриэль, — это твое первое «как» слишком вылезает. Понятно?

Джоанна была настолько измучена первым днем съемок, настолько измотана обстановкой, что не поняла ровным счетом ничего. Она с тоской силилась понять, каким это образом в первой серии фильма сценарий которого она знала почти наизусть, могли появиться какие-то там официанты с экзотическими фруктами. Но, так и не поняв ничего, она все равно героически закивала в ответ.

— Да-да, вот теперь мне все ясно, теперь мне все стало понятно. Да, — продолжила Джоанна, цепляясь обеими руками за мужа; тот уже подошел к двери студии и вдруг круто обернулся, почти оторвав жену от пола: в этот момент она уподобилась рыбацкому челноку, взятому на буксир мощным теплоходом. — Да-да, — твердила Джоанна, — я теперь поняла: тебе не нравится мое первое «как» в реплике «Как я могу?!» Но, извини, Майкл, куда же прикажешь мне его вставить?

Де Фалья буркнул в ответ:

— Да не вставляй же его никуда, просто будь попроще… Понежнее, что ли… Ты ведь умеешь быть нежной, когда захочешь? В конце-то концов, чем цветы виноваты? Они ничуть не хуже любых других… А, кстати, — Мигель Габриэль кивнул Диего, который вызвался быть добровольным ассистентом, — кстати, надо быстрее заменить этот букетик. Цветы завяли совершенно. — Де Фалья вновь обернулся к Джоанне, — Так вот, твои злополучные цветы тут совершенно ни при чем, они тебе должны быть ненавистны только потому, что их тебе преподнес дон Федерико… Понимаешь мою мысль?

Джоанна устало кивнула,

— Да, Майкл… Однако… — Джоанна была утомлена настолько, что цеплялась за любую возможность продлить этот неожиданный отдых, — кстати, я тебе сейчас быстренько расскажу одну интересную историю… Так вот, — продолжала, она, так и не дождавшись согласия Мигеля Габриэля, — лет шесть назад, я училась в актерском колледже при Голливуде, очень известный актер — ты, кстати, знаешь, о ком идет речь, — так вот, он решил не то купить меня, не то прельстить с помощью драгоценностей. Это меня-то!.. — Воскликнула Джоанна с усмешкой, скорее удивленная, нежели возмущенная таким явным психологическим промахом, — Ну так вот: едва он только выложил на стол это колье — а оно было в сафьяновом футляре и все такое прочее, — я сразу же взглянула на его лицо и руки, и у меня почему-то возникло подозрение, что колье поддельное, что это — дешевая фальшивка, — невероятно, правда? Ну просто в тот же миг! И сразу же эта безделушка стала мне отвратительна, так же, как и тот, кто пытался мне ее всучить… — Джоанна выдержала эффектную паузу и торжествующе закончила: — И самое интересное, что колье и впрямь оказалось фальшивым. Представляешь, дорогой, стекляшка, и больше ничего!

Но и это потрясающее событие не произвело на де Фалью того эффекта, на который так рассчитывала Джоанна. Мигель Габриэль, прищурившись, смотрел на юпитеры. Казалось, его просто зачаровал их свет. Все так же не отрывая от них взгляда, он холодно произнес:

— Ладно, дорогая, эту историю ты расскажешь мне как-нибудь попозже… В другое время, когда мы с тобой не будем так заняты… А теперь — за работу! Камера!

Оператор подошел к камере.

— Теперь, — произнес де Фалья, обращаясь не то к Джоанне, не то ко всем, — теперь, когда мы все наконец-то выяснили, пора доснять этот эпизод. Тем более, как я уже вам сказал, он в этой серии кульминационный. Ну? Well, давайте, please, go on[2]! — Подойдя к жене, он произнес неожиданно нежно: — Джоанна, постарайся, моя умница, очень тебя прошу… Добьем эту серию — и будем пить шампанское мы вполне заслужили это. Мы заслужили это сполна, — повторил он еще раз.

Джоанна понимающе посмотрела на мужа. В этом взгляде было столько благодарности, что де Фалья неожиданно ощутил себя отцом любящего ребенка.

Вообще-то, Мигель Габриэль всегда умел завоевывать сердца актеров, осветителей, операторов, гримеров, декораторов — всех, кто так или иначе был связан с великим делом — производством и постановкой фильмов. Он никогда и никому, даже самому себе, не признавался, что любит очаровывать людей, любит утешать их, забавлять, поражать, защищать, холить и лелеять. Да, он действительно любил нравиться, и мысленно отмечал это с благодушной самоиронией — может быть, потому, что скрывал таким образом, насколько сам нуждается и их любви. То была интуиция или, скорее — неодолимая внутренняя убежденность, которую рассудок де Фальи даже не мог четко сформулировать, выразить в словах — по крайней мере, сам де Фалья таких слов не знал.

— Мотор!.. — Крикнул Мигель Габриэль, — Быстрее! У нас мало времени!

— Нет! Нет! Эти бедные розы из ваших рук, дон Федерико, источают опасный аромат!.. О, нет, я не в силах принять эти бедные цветы! Как я только могу?..

На этот раз Джоанна, даже вопреки собственному желанию, если бы оно только возникло, произнесла слово «как» именно таким образом, как от нее и добивался де Фалья.

До сих пор она выступала со старым букетом, но по просьбе де Фальи Диего заменил его свежим, второпях или по неопытности не закрутив металлическую проволочку, и когда Джоанна сунула цветы актеру, игравшему дона Федерико, под нос — чтобы тот оценил и его личное к ней отвращение и невинность роз, — острый конец проволочки скользнул по платью и разорвал его на самом заметном месте. Самое смешное — Джоанна так увлеклась ролью, что и не заметила этого…

Эта неожиданная сцена переполнила чашу терпения Мигеля Габриэля: скрючившись за огромным роялем — частью реквизита — с очень кстати поднятой крышкой, он уткнулся в шарф и зарыдал от смеха вместе с Хосе Игнасио, бывшим тут же, на съемочной площадке. В нескольких футах от него тряслась от хохота Мария…

Наконец, поняв, в чем дело, Джоанна стыдливо прикрыла прореху ладонью и виновато произнесла:

— Но ведь теперь я сказала слово «как» именно таким образом, как ты и хотел? Ну, что же теперь? Будем снимать еще один дубль? Или… — в ее голосе зазвучала надежда, — или может быть, на сегодня все?

Наконец де Фалья выбрался из-за рояля, весь красный и запыхавшийся, с мокрыми глазами, он держался рукой за бок.

Ласково посмотрев на Джоанну, он произнес:

— Ты была просто великолепна, моя дорогая… Но ведь из-за чертовой проволочки эта сцена пойдет в корзину… Так что, — он обернулся к Марии, — вам, миссис Лопес, придется проявить свои портняжные таланты и на месте исправить поврежденный туалет. У нас очень мало времени…

Мария неожиданно пришла на помощь к Джоанне и произнесла несколько смущенно:

— Может быть, я вмешиваюсь и не в свое дело… Однако, дон Мигель Габриэль, мне кажется, на сегодня мы и без того достаточно сняли… Может быть, действительно отложим на завтра?

— Никогда нельзя откладывать на завтра, — назидательно произнес де Фалья, — того, что можно сделать сегодня… К тому же, в работе у меня есть определенные принципы, которым я никогда, ни при каких обстоятельствах не изменю.

— Какие же? — Спросил Хосе Игнасио, который еще не был достаточно хорошо знаком с манерой работы дона Мигеля Габриэля.

— Если я приказал себе сегодня снять определенный объем, — произнес де Фалья, обернувшись в его сторону, — то так оно и будет… если даже с неба будут камни сыпаться!

— Но ведь… — начал было Хосе Игнасио и тут же запнулся, поймав на себе жесткий взгляд холодных глаз де Фальи.

Обняв Джоанну за талию — Мария к этому моменту уже успела привести ее платье в относительный порядок, — режиссер произнес:

— Да, дорогая, ты была просто великолепна! Мне искренне жаль, что так получилось… Так что, давай-ка снимем еще один дубль. Будем считать, что мы снимаем его просто так, для собственного удовольствия!

И Джоанна, как никто, хорошо знавшая своего мужа, согласилась безоговорочно:

— Хорошо, мой милый! Ты ведь знаешь — на съемках я никогда тебе не перечу…