12

В офисе во вторник утром я сделала копию заявления Соланы Рохас и положила оригинал в конверт, который адресовала Мелани. Аванс в пятьсот долларов был моей обычной ставкой за один день работы, так что я сразу к ней и приступила.

Я сидела за столом и изучала заявление, которое включало номер социального страхования Соланы, номер ее водительского удостоверения и номер ее сертификата медсестры.

Ее адрес в Колгейте показывал номер дома и квартиры, но улица была мне незнакома. Ей было шестьдесят четыре года, и она находилась в добром здравии. Разведена, несовершеннолетних детей в доме нет. Она получила диплом медсестры в городском колледже Санта-Терезы в 1970, что значит, что она пошла учиться, когда ей было уже за сорок. Она записалась на курсы повышения квалификации, но очередь была такой большой, что ее приняли только через два года. Через восемнадцать месяцев, пройдя требуемые три семестра программы, она получила сертификат дипломированной профессиональной медсестры.

Я изучила ее историю трудоустройства, отметив несколько мест работы персональной сиделкой. Последним местом были десять месяцев в доме престарелых, где ее обязанности включали наложение и смену повязок, катетеризацию, промывания, клизмы, сбор анализов и раздачу лекарств. Зарплата, которую она указала, была 8.50 долларов в час. Теперь она просила 9.00.

Солана также отметила, что никогда не была осуждена, сейчас не находится под следствием и никогда не совершала насильственных акций на рабочем месте. Уже хорошо.

Список ее нанимателей начинался с настоящего и шел в прошлое, включая адреса, номера телефонов и имена непосредственных начальников, если таковые имелись. Я видела, что даты работы шли в безупречной прогрессии, покрывая все годы с тех пор, как она получила лицензию. Из тех пожилых пациентов, у которых она работала персональной сиделкой, четверо были переведены в дома престарелых на постоянную основу, трое умерли, а двое полностью поправились, чтобы жить самостоятельно.

Солана приложила фотокопии двух рекомендательных писем, в которых было написано то, чего можно было ожидать. Ля-ля-ля ответственная. Ля-ля-ля компетентная.

Я нашла номер городского колледжа Санта-Терезы и попросила соединить меня с архивом.

Женщина, которая сняла трубку, страдала от простуды, и ответ на звонок прервался приступом кашля. Я ждала, пока она пыталась взять кашель под контроль. Люди не должны ходить на работу с простудой. Наверное, она гордится собой, что никогда не пропустила ни дня, в то время как все вокруг болеют теми же болезнями и используют свои больничные дни.

— Извините. Ух! Это миссис Хендерсон.

Я представилась и сказала, что провожу проверку Соланы Рохас. Назвала ее имя по буквам и дату, когда она законичила колледж.

— Все, что нужно, это подтверждение, что информация верна.

— Можете подождать?

— Конечно.

Пока я слушала рождественские песни, женщина, наверное, положила в рот леденец от кашля, потому что, когда она вернулась, я слышала, как он постукивает об ее зубы.

— Нам не разрешается давать информацию по телефону. Вам придется сделать ваш запрос лично.

— Вы не можете просто сказать, да или нет?

Она остановилась, чтобы высморкаться. Действие сопровождалось трубным звуком.

— Не могу. У нас политика неразглашения сведений о студентах.

— Что такого в этих сведениях? Женщина ищет работу.

— Так вы говорите.

— Почему бы мне врать о чем-то подобном?

— Я не знаю, дорогая. Вы мне расскажите.

— Что, если у меня есть ее подпись на заявлении на работу, которая разрешает проверить историю ее образования и трудоустройства?

— Секундочку, — сказала она обиженно. Прикрыла трубку ладонью и забормотала с кем-то рядом.

— В этом случае, все в порядке. Приносите заявление с собой. Я сделаю копию и присоединю ее к форме.

— Не могли бы вы сейчас найти ее дело, чтобы информация уже ждала меня, когда я приеду?

— Мне не разрешается делать это.

— Ладно. Когда я приеду, сколько времени это займет?

— Пять рабочих дней.

Я была раздражена, но знала, что лучше не спорить. Она, наверное, находится во взвинченном состоянии из-за дешевых лекарств от простуды, и ей не терпится меня оборвать.

Поблагодарила за информацию и повесила трубку.

Я сделала междугородный звонок в Коллегию профессиональных медсестер в Сакраменто.

Клерк, который снял трубку, был услужлив — доллары из моих налогов работали.

Лицензия Соланы Рохас не была просрочена, и она никогда не являлась объектом санкций или жалоб. Факт, что у нее была лицензия, означал, что она успешно закончила курс где-либо, но мне все равно надо было съездить в городской колледж, чтобы подтвердить.

Я не могла придумать, почему бы ей понадобилось фальсифицировать детали своего сертификата, но Мелани оплатила мое время, и мне не хотелось халтурить.

Я зашла в здание суда и просмотрела публичные записи. Проверка криминального каталога, гражданского каталога, каталога мелких нарушений и общественного каталога (который включает гражданские, семейные и криминальные дела) показала, что никаких дел не заводилось, ни ею, ни против нее. Записи о банкротствах тоже ничего не показали.

К тому времени, когда я подъезжала к городскому колледжу, я была достаточно уверена в том, что эта женщина лишь та, которой представляет себя.

Я остановилась у будки информации.

— Скажите пожалуйста, где мне найти архив?

— Архив — в главном здании, вон там, — сказала женщина, указывая на здание впереди.

— Как насчет парковки?

— Днем она открыта. Паркуйтесь, где хотите.

— Спасибо.

Я припарковалась в первом попавшемся месте и вышла из машины. Отсюда открывался вид на Тихий океан через деревья, но вода была серой, а горизонт закрыт туманом. Продолжающаяся облачность делала день холоднее, чем он был. Я повесила сумку на плечо и скрестила руки для тепла.

Архитектурный стиль большинства зданий в кампусе был простым, прочная смесь кремовых оштукатуренных стен, стальных перил и красных черепичных крыш. Эвкалиптовые деревья отбрасывали пятнистые тени на траву, и легкий ветер шевелил листья пальм, возвышавшихся над дорогой.

Изначально там было шесть или восемь временных помещений, пока строилось все остальное.

Было странно вспоминать, что когда-то я тоже здесь училась. После трех семестров я поняла, что не создана для академических занятий, даже на самом скромном уровне. Нужно было знать себя лучше. Школа была для меня мучением. В старших классах я была беспокойной, легко отвлекалась и больше любила курить травку, чем учиться. Не знаю, что я собиралась делать со своей жизнью, но искренне надеялась, что для этого не придется ходить в школу. Это исключало медицину, стоматологию и юриспруденцию, вместе с кучей других профессий, которые мне не нравились самого начала.

Я поняла, что без диплома большинство корпораций не сделают меня своим президентом.

Вот черт. Однако, если я правильно прочитала Конституцию, мой недостаток образования не лишает меня права стать Президентом Соединенных Штатов, для чего от меня требуется только быть гражданином, рожденным в стране, и быть не моложе тридцати пяти лет. Это здорово, или нет?

В восемнадцать и девятнадцать я сменила много простых работ. Когда мне исполнилось двадцать, по причинам, которых сейчас не помню, я подала заявление в департамент полиции Санта-Терезы. К этому времени я вела себя примерно, потому что мне так же надоела марихуана, как и черная работа.

Я имею в виду, сколько раз можно складывать те же самые свитера в спортивном отделе в Робинсоне? Оплата была жалкой, даже для такой как я. Я обнаружила, что если вам интересна низкая зарплата, в книжном магазине платят меньше, чем в магазине одежды, только расписание хуже. То же самое для официантки, что (как выяснилось) требует больше способностей и искусства, чем я могу предложить.

Мне нужен был вызов, и я хотела увидеть, как далеко меня может продвинуть мой природный ум.

Каким-то чудом, я выдержала процесс отбора в департаменте, прошла письменный экзамен, экзамен на физическую подготовку, проверку на употребление запрещенных субстанций и кучу других собеседований и проверок. Кто-то, наверное, уснул за рулем.

Я провела двадцать шесть недель в Полицейской Академии, что было круче всего, что я когда-либо делала. После окончания я прослужила два года и поняла, что не подхожу для работы в бюрократическом учреждении.

Мой последующий переход в ученицы в фирме частных детективов оказался правильной комбинацией свободы, гибкости и отваги.

Закончив это минутное путешествие по волнам моей памяти, я вошла в здание администрации. Широкий коридор был светлым, но свет, льющийся в окна, казался холодным. Там и сям были развешены украшения к Рождеству, и отсутствие студентов говорило о том, что они уже разъехались на каникулы. Не могу припомнить места, которое бы ощущалось таким приветливым, но это несомненно было отражением моего настроения в тот период.

Я зашла в архив и спросила женщину за столом о миссис Хендерсон.

— Миссис Хендерсон уже ушла домой. Может быть, я смогу вам помочь?

— Конечно, я надеюсь.

Я почувствовала вдохновение лжи, слетающей с моих губ.

— Я разговаривала с ней час назад, и она обещала вытащить кое-какую информацию из студенческих файлов. Я пришла ее забрать.

Я достала заявление Соланы и ткнула пальцем в ее подпись.

Женщина слегка нахмурилась.

— Даже не знаю, что вам сказать. Это непохоже на Бетти. Она ничего мне не говорила.

— Не говорила? Как жаль. Она так плохо себя чувствовала, что, наверное, забыла.

Не могли бы вы проверить записи для меня, раз я уже здесь?

— Наверное, смогу, хотя это займет время. Я не настолько знакома с файлами, как она.

— Ничего. Не спешите. Я буду очень признательна.

Через семь минут у меня была нужная информация. К сожалению, я не смогла выудить ничего больше. Я подумала, что, если Солана была троечницей, ее будущий наниматель должен об этом знать.

Как говорила моя подруга: «Когда летишь в самолете, лучше надеяться, что собака, которая ищет бомбы, не была последней в своем классе.»

Я вернулась в машину и достала свой путеводитель, включающий округа Санта-Тереза и Сан Луис Обиспо. У меня был адрес дома престарелых, где работала Солана, до которого, как выяснилось, можно было дойти пешком от моего офиса.


«Дом восходящего солнца» был комбинацией больницы для выздоравливающих и дома престарелых, рассчитанной на пятьдесят два обитателя, некоторые временные, некоторые — постоянные. Здание было одноэтажным, с несколькими пристройками, вертикальными и горизонтальными крыльями, такой же причудливой и случайной формы, как кроссворд.

Внутренняя отделка была сделана со вкусом, в зеленых и серых тонах, которые были успокаивающими, без того, чтобы быть извиняющимися.

Елка тоже была искусственной, но достаточно густой, с маленькими лампочками и серебристыми украшениями. Восемь красиво упакованных коробок с подарками были разложены на белом покрывале внизу.

Я знала, что они пусты, но само их присутствие намекало на чудесные сюрпризы в будущем.

Большой древний письменный стол занимал уважаемое место в середине восточного ковра.

Дежурной было за шестьдесят, красивая, приятная и готовая помочь. Наверное, она подумала, что у меня есть пожилые родители, нуждающиеся в приюте.

Когда я сказала, что хочу поговорить с начальником персонала, она провела меня через лабиринт коридоров к офису помощника администратора. Через плечо, она пояснила:

— У нас нет собственно отдела персонала, но миссис Экстром может вам помочь.

— Спасибо.

Элоис Экстром оказалась примерно моего возраста, очень высокая и худая, в очках и с копной ярко- рыжих волос. На ней была ярко-зеленая «двойка», шерстяная юбка в клетку и туфли на низком каблуке. Я застала ее в процессе реорганизации рабочего места. Ящики стола были опустошены и содержимое красовалось на столе и стульях. Набор проволочных корзинок и разделителей для ящиков лежал в коробке рядом. На столике позади стояли пять фотографий кудрявого терьера в разных стадиях взросления.

Мы обменялись рукопожатием через стол, но только после того, как она протерла руки влажной салфеткой.

— Извините, что у меня такой беспорядок. Я здесь уже месяц, и поклялась, что приведу все в порядок до праздников. Садитесь, если найдете куда.

У меня был выбор между двумя стульями, оба завалены папками и старыми журналами.

— Все это, наверное, пойдет в помойку. Можете положить на пол.

Я сложила журналы на пол и уселась. Миссис Экстром, казалось, была рада возможности сесть самой.

— Чем я могу вам помочь?

Я выложила заявление Соланы Рохас на единственное пустое место на столе.

— Я надеюсь подтвердить информацию о вашей бывшей служащей. Ее наняли ухаживать за пожилым джентльменом, чья племянница живет в Нью-Йорке. Наверное, это можно назвать «должной добросовестностью», необходимой проверкой.

— Конечно.

Элоис подошла к серому металлическому шкафу и открыла ящик. Она достала папку с персональным делом Соланы Рохас, полистала страницы и вернулась за свой стол.

— Здесь не очень много. Она начала работать у нас в марте 1985. У нее прекрасные характеристики. В мае этого года она была работником месяца. Никаких жалоб или взысканий. Это все, что я могу найти.

— Почему она уволилась?

Элоис заглянула в папку.

— Вроде бы, она решила продолжать учебу. Наверное, ничего не получилось, если она уже устраивается на работу сиделки.

— Здесь есть кто-нибудь, кто знал ее? Я надеялась на кого-то, кто работал с ней рядом каждый день. У мужчины, за которым она должна ухаживать, трудный характер, и племяннице нужен кто-то с терпением и тактом.

— Понимаю, — сказала она и просмотрела папку Соланы еще раз. — Кажется, она работала в западном крыле, в отделении для послеоперационных пациентов. Может быть, мы сможем найти кого-нибудь, кто ее знает.

— Это было бы прекрасно.

Я проследовала за ней по коридору, не совсем оптимистично настроенная по поводу своих шансов. Когда проверяешь прошлое человека, выуживание личной информации может быть сложным делом.

Если вы говорите со знакомым субъекта, вам нужно оценить природу их взаимоотношений.

Если эти двое — близкие и доверенные друзья, то там могут найтись драгоценные залежи интимной информации, но ваши шансы добраться до нее туманны. Хорошие друзья лояльны по определению, поэтому, задавая им вопросы о грязных делишках приятеля, вы редко чего-нибудь добьетесь.

С другой стороны, если вы имеете дело с коллегой или знакомым, у вас больше шансов услышать правду. Кто, после всего, откажется от возможности облить грязью другого?

Можно проэксплуатировать человеческое соперничество, чтобы получить потрясающую информацию.

Взаимная неприязнь, включая открытые конфликты, зависть, мелкие обиды, неравенство в оплате или социальном статусе, могут предоставить неожиданное богатство.

Для максимального успеха в разнюхивании вам нужно время и уединение, чтобы человек, с которым вы говорите, чувствовал свободу болтать от всего сердца.

Сомнительно, чтобы в послеоперационном отделении царила подобная атмосфера.

Но здесь мне немножко повезло.

Лана Шерман, медсестра, которая работала вместе с Соланой почти год, как раз уходила, чтобы выпить кофе, и пригласила меня присоединиться.

Загрузка...