В среду, заехав домой пообедать, я увидела на своем крыльце миссис Делл, в ее длинной норковой шубе, с коричневым пакетом от Еды на колесах.
— Здравствуйте, миссис Делл. Как дела?
— Нехорошо. Я беспокоюсь.
— О чем?
— У мистера Вронского заперта задняя дверь и на ней записка, что он больше не нуждается в наших услугах. Он вам что-нибудь говорил?
— Я с ним не разговаривала, но это кажется странным. Ему нужно есть.
— Если ему не нравилась еда, я хотела бы, чтобы он сказал об этом. Мы будем рады приспособиться, если у него какие-нибудь проблемы.
— Вы с ним не разговаривали?
— Я пыталась. Я постучала в дверь так громко, как могла. Я знаю, что он плохо слышит, и мне не хотелось уходить, если он уже идет по коридору. Вместо этого появилась его сиделка.
Было видно, что ей не хочется говорить, но в конце концов она открыла дверь. Она сказала, что он отказывается есть, и что она не хочет, чтобы еда пропадала зря. Ее поведение было почти грубым.
— Она отменила Еду на колесах?
— Она сказала, что мистер Вронский теряет вес. Она возила его к врачу, осмотреть его плечо, и он похудел на три килограмма. Доктор был обеспокоен. Она вела себя так, будто я виновата.
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Пожалуйста. Со мной такого никогда не случалось. Я чувствую себя ужасно, думая, что я что-то сделала не так.
Сразу после ее ухода я позвонила Мелани в Нью-Йорк. Как обычно, я не разговаривала с живым человеком. Я оставила сообщение, и она перезвонила в 3 часа по калифорнийскому времени, когда вернулась с работы. Я тогда была в офисе, но отложила в сторону отчет, который печатала, и рассказала о своем разговоре с миссис Делл. Я думала, что ее насторожит эта информация, но она казалась раздраженной.
— И поэтому вы звоните? Я все это знаю. Дядя Гас жаловался на еду неделями. Сначала Солана не очень обращала внимание, потому что думала, что он просто упрямится. Вы знаете, как он любит поворчать.
С этим было не поспорить.
— Что же она собирается делась с едой?
— Солана говорит, что справится сама. Она с самого начала предлагала готовить для него, но я подумала, что это слишком много, учитывая, что она взяла на себя весь медицинский уход.
Теперь я не знаю. Я склоняюсь к этому, по крайней мере, до тех пор, пока к нему не вернется аппетит. Действительно, я не вижу доводов против, а вы?
— Мелани, неужели вы не видите, что происходит? Она строит стену вокруг Гаса, обрубая все связи.
— О, я так не думаю, — ответила Мелани скептически.
— Ну, а я думаю. Он только и делает, что спит, и в этом нет ничего хорошего. Генри и я ходили туда, но он или «неважно себя чувствует» или «не расположен видеть кого-нибудь».
Всегда какое-нибудь оправдание. Когда Генри все-таки с ним встретился, она заявила, что Гас так утомился после этого, что его пришлось уложить в постель.
— Похоже на правду. Когда я болею, мне хочется только спать. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто-то сидел там и пытался развлечь меня болтовней.
— Вы разговаривали с ним последнее время?
— Недели две назад.
— Что, я уверена, очень ей подходит. Она ясно дала понять, что не хочет меня впускать. Мне приходится ломать голову, чтобы поставить ногу за дверь.
— Она его оберегает. Что в этом плохого?
— Ничего, если бы ему стало лучше. А ему делается только хуже.
— Я не знаю, что сказать. Мы с Соланой разговариваем каждые пару дней, и она ничего такого не говорила.
— Конечно, нет. Это она все делает. Что-то не так. Я это хребтом чую.
— Я надеюсь, что вы не предлагаете, чтобы я приехала. Я была там шесть недель назад.
— Я знаю, что это беспокойство, но Гасу нужна помощь. И я скажу кое-что еще. Если Солана узнает, что вы приезжаете, она заметет следы.
— Да ладно, Кинси. Она спрашивала три или четыре раза, не собираюсь ли я его навестить, но я не могу уехать. Зачем предлагать мне приехать, если она делает что-то плохое?
— Потому что она хитрая.
Мелани замолчала, и я представила себе, как крутятся маленькие колесики. Я подумала, что, может быть, достучалась до нее, но она сказала:
— С вами все в порядке? Потому что, если честно, это все звучит очень странно.
— Со мной все в порядке. Это Гас, о ком я беспокоюсь.
— Я не сомневаюсь, что вы беспокоитесь, но все эти вещи, в духе плаща и кинжала, звучат немного мелодраматично, вы не думаете?
— Нет.
Мелани глубоко вздохнула, давая понять, что это все уже слишком.
— Ну ладно. Допустим, вы правы. Приведите один пример.
Теперь я замолчала. Как всегда, застигнутая подобным требованием, я не могла ничего вспомнить.
— Мне так сразу ничего не приходит в голову. Если хотите, я могу предположить, что она дает ему снотворное.
— Ой, ради бога. Если вы думаете, что она так опасна, увольте ее.
— Я не имею права. Это зависит от вас.
— Ну, я ничего не могу сделать, пока с ней не поговорю. Давайте честно. У каждой истории есть две стороны. Если я уволю ее на основании того, что вы сказали, она напишет жалобу в совет трудовых отношений насчет несправедливого увольнения. Вы знаете, о чем я говорю?
— Черт возьми, Мелани. Если вы расскажете это Солане, она просто взорвется. Она так отреагировала в прошлый раз, когда подумала, что я ее проверяю.
— Как еще я должна понять что происходит?
— Она ни в чем не признается. Она слишком умна.
— Но пока что это просто ваши слова против ее. Я не хочу показаться бесчувственной, но я не собираюсь лететь за пять тысяч километров просто потому, что вы что-то «чуете хребтом».
— Можете мне не верить. Если думаете, что я такая ненормальная, почему бы вам не позвонить Генри и не спросить его?
— Я не говорю, что вы ненормальная. Я знаю, что нет. Я подумаю над этим. Сейчас мы завалены работой и отпрашиваться было бы большой проблемой. Я поговорю с боссом и перезвоню.
Типично для Мелани, мы с ней больше не разговаривали в течение месяца.
В 6.00 я вошла к Рози и обнаружила Генри, сидевшего в баре за своим обычным столиком.
Я решила, что заслужила своим кристальным поведением право поесть вне дома.
В таверне было оживленно. Был вечер среды, известный как «решающий день» для работяг, неделя была прожита более, чем наполовину.
Генри вежливо поднялся и отодвинул мне стул. Он купил мне бокал вина, которое я потягивала, пока он доканчивал свой Блэк Джек со льдом. Мы заказали ужин, точнее, мы слушали, пока Рози определяла, что мы будем есть. Она решила, что Генри понравится ее
гуляш из оленины. Я рассказала ей о своих целях в питании и умоляла воздержаться от большого количества сметаны и ее вариантов. Рози восприняла это спокойно, сказав:
— Очень хорошо. Не волнуйся. Для тебя я приготовлю гисада де гилота.
— Прекрасно. Что это?
— Это перепелка в остром томатном соусе.
Генри поерзал на стуле с обиженным видом.
— А почему мне нельзя этого?
— Ладно. Вы оба. Скоро принесу.
Когда еда была доставлена, Рози убедилась, что у каждого из нас есть бокал очень плохого красного вина, которое она торжественно налила.
Я подняла бокал за нее и отпила, сказав: «Ой, как вкусно», в то время, как язык скукожился у меня во рту.
Когда Рози удалилась, я сначала попробовала соус, перед тем, как полностью посвятить себя перепелке.
— У нас проблема, — заявила я, втыкая вилку в птичку. — Мне нужен ключ от дома Гаса.
Некоторое время Генри смотрел на меня. Не знаю, что он увидел в моем лице, но полез в карман и вытащил связку ключей. Он нашел ключ от задней двери дома Гаса, отделил от кольца и положил на мою протянутую ладонь.
— Не думаю, что ты собираешься объяснять.
— Лучше для тебя, если я буду молчать.
— Ты не будешь делать ничего противозаконного.
Я заткнула уши пальцами.
— Я этого не слышу. Ты можешь попросить о чем-нибудь другом?
— Ты не рассказывала, что было, когда ты принесла суп.
Я вытащила пальцы из ушей.
— Все прошло нормально, за исключением того, что она сказала, что у Гаса нет аппетита и его тошнит от всего мясного. А я только что дала ей контейнер, полный куриного супа. Я чувствовала себя, как идиотка.
— Но ты с ним поговорила?
— Конечно, нет. Никто с ним не разговаривает. Когда ты последний раз с ним говорил?
— Позавчера.
— Ой, правильно. И знаешь, что? Солана говорит, что Гас отправился в постель, потому что переутомился, что полная чушь. Плюс, она отменила Еду на колесах. Я позвонила Мелани, чтобы ей рассказать, и этот разговор пошел прямо в унитаз. Она заявила, что я все выдумываю. В любом случае, она считает, что у Соланы должна быть возможность оправдаться. Она сказала, что хорошо бы, если бы я представила доказательства, чтобы подкрепить свои подозрения. Поэтому…
Я подняла ключ.
— Будь осторожна.
— Не волнуйся.
Теперь, все, что мне было нужно, это удобный случай.
Я верю, как и многие, что события случаются не просто так. Я не убеждена, что существует какой-то Генеральный план, но я знаю, что побуждение и шанс играют роль во вселенной, так же, как и совпадение. Случайностей не бывает.
Например:
Вы едете по шоссе, и у вас лопнула шина, так что вы останавливаетесь на обочине, в надежде, что кто-то придет на помощь. Много машин проезжает мимо, и когда, наконец, кто-то останавливается, это оказывается парень, с которым вы сидели за партой в пятом классе.
Или, может быть, вы выехали на работу на десять минут позже и поэтому попали в здоровенную пробку, а мост, через который вы ездите каждый день, провалился, унося с собой шесть машин. Ваша могла бы быть в их числе, если бы вы выехали на четыре минуты раньше. Жизнь состоит из таких событий, хороших или плохих. Некоторые называют это синхронностью. Я называю это тупым везением.
Во вторник я рано покинула офис, без всякой причины. Сражалась со слишком большой кучей бумаг, и наверное, мне просто надоело. Поворачивая с Кабана на Бэй, я проехала мимо Соланы Рохас, на ее дребезжащем кабриолете. Гас сгорбился на переднем сиденье, завернутый в пальто. Насколько мне известно, он не покидал дом много недель. Солана что-то ему втолковывала, и никто из них не смотрел в мою сторону. В зеркало я видела, как она остановилась на углу, а потом повернула направо. Я решила, что Солана везет его к врачу, что, как потом выяснилось, было не так.
Я быстренько припарковалась, заперла машину и взбежала по ступенькам к передней двери Гаса. Устроила шоу, постучав по стеклу. Весело помахала воображаемому кому-то внутри, показала в сторону задней двери и кивнула. Обошла вокруг дома и поднялась на заднее крыльцо. Заглянула внутрь. Кухня была пуста и свет выключен, что неудивительно.
Я воспользовалась ключом, который дал мне Генри, и вошла. Акция была не совсем законной, но я отнесла ее к той же категории, что возвращение почты Гаса. Я сказала себе, что делаю доброе дело.
Проблема была вот в чем:
При отсутствии приглашения у меня не было никакого законного права входить в дом Гаса Вронского, когда он был дома, уж не говоря о том, когда его там не было. Это была чистая случайность, что я увидела его в машине Соланы, увозимого бог знает куда. Если меня поймают, как я смогу объяснить свое присутствие в его доме? Из окон не вырывались клубы дыма, и никто не звал на помощь. Не отключали ни электричество, ни воду, не было ни утечки газа, ни землетрясения. Короче говоря, у меня не было оправданий, кроме тревоги за его безопасность и здоровье. Можно только вообразить, как далеко завело бы это в суде.
В результате этого незаконного проникновения я надеялась на одно из двух: или убедиться, что Гас в хороших руках, или получить доказательство, что мои подозрения не напрасны.
Я прошла по коридору в спальню Гаса. Постель была аккуратно застелена. «Место для всего, и все на своем месте» — таким было кредо Соланы.
Я открыла и закрыла несколько ящиков, но не увидела ничего особенного. Я не уверена, чего я ожидала, но потому вы и смотрите, что не знаете, что там есть. Я зашла в ванную.
Его прямоугольный футляр для таблеток стоял на раковине. Отделения для воскресенья, понедельника и вторника были пусты, а для среды, четверга, пятницы и субботы заполнены разнообразными таблетками. Я открыла шкафчик для лекарств и обозрела пузырьки с лекарствами по рецепту. Порылась в сумке и выудила блокнот и ручку. Списала информацию с каждого пузырька, который увидела: дату, фамилию врача, название лекарства, дозу и инструкции по применению. Всего их было шесть. Я не слишком разбираюсь в фармацевтических делах, поэтому тщательно все записала и поставила лекарства на полку.
Вышла из ванной и отправилась дальше по коридору. Открыла дверь во вторую спальню, где Солана хранила одежду и личные вещи, которыми пользовалась, когда оставалась ночевать. Раньше здесь был склад картонных коробок с неизвестным содержимым, которые сейчас были убраны. Несколько предметов старинной мебели были вытерты, отполированы и переставлены. Можно было сказать, что Солана устроилась, как дома.
Красивая резная кровать из красного дерева была починена, а белье натянуто туго, как на армейской койке. Там были ореховое кресло-качалка с инкрустациями вишневого дерева, шкаф и большой комод с бронзовыми завитушками.
Я открыла по порядку три ящика и увидела, что все они заполнены одеждой Соланы. Мне хотелось еще покопаться в ее комнате, но мой добрый ангел напомнил, что я и так рискую тюрьмой, и было бы лучше воздержаться и прекратить.
Между второй и третьей спальней была ванная, но, заглянув туда, я не обнаружила ничего особенного. Я-таки открыла шкафчик для лекарств и нашла его пустым, за исключением нескольких предметов косметики, которыми я никогда не видела, чтобы Солана пользовалась.
Я пересекла холл и открыла дверь в третью спальню. Кто-то повесил на окна очень плотные шторы, так что в комнате было темно и душно. На кровати у стены лежало что-то массивное.
Сначала я не поняла, на что смотрю. Огромные подушки? Мешки с одеждой на выброс?
Я так привыкла к захламленности этого дома, что подумала что это очередной пример неспособности Гаса что-либо выбрасывать.
Я услышала звук. Мужчина, лежавший на кровати, перевернулся с левого бока на правый, и теперь его лицо обращалось к двери. Хотя верхняя часть его тела оставалась в тени, луч дневного света достиг кровати, осветив две тонкие полоски. Или он спал с открытыми глазами, или смотрел прямо на меня. Он никак не реагировал, и не было признаков того, что он заметил мое присутствие.
Не в силах пошевелиться, я стояла на месте, сдерживая дыхание.
В глубинах сна пробуждаются наши звериные инстинкты, предупреждая нас о надвигающейся опасности. Даже небольшое изменение температуры, изменение в воздухе, когда он перемещается по комнате, самые слабые звуки или изменения освещения могут включить нашу самозащиту. Поменяв положение, мужчина поднялся из самых глубин сна.
Он постепенно пробуждался, поднимаясь медленно, как ныряльщик, с кругом открытого неба над головой.
Я бы замяукала от страха, но не смела издать звук. Осторожно попятилась из комнаты, отмечая шуршание своих джинсов и давление сапог на деревянный пол.
Я закрыла дверь с бесконечной осторожностью, крепко держась одной рукой за ручку, а другой — за край двери, чтобы избежать даже самого легкого щелчка, когда дверь встретится с косяком.
Я развернулась и понеслась на цыпочках обратно по своим следам. Прижала сумку поближе к себе, зная, что малейшее задевание стула на кухне может привлечь кого-нибудь еще, кто находится в доме. Пересекла кухню, вышла через заднюю дверь и спустилась с крыльца, с той же осторожностью, изо всех сил прислушиваясь к звукам позади. Чем ближе я была к спасению, тем в большей опасности себя чувствовала.
Я пересекла лужайку Гаса. Между участками его и Генри был небольшой кусочек забора, а дальше — живая изгородь. Дойдя до нее, я подняла руки на уровень плеч и протиснулась в узкий промежуток между двумя кустами, а потом более или менее свалилась во двор Генри.
Наверное, я оставила за собой предательскую тропу из сломанных веток, но не остановилась, чтобы проверить. Я не остановилась до тех пор, пока не оказалась в своей квартире, с запертой дверью. Тогда я осмелилась вздохнуть. Кто, черт возьми, был этот парень?
Я закрыла дверь на замок, выключила свет и зашла в темный тупичок, где у меня была плита и раковина. Опустилась на пол и сидела, подняв колени, ожидая, что кто-нибудь забарабанит в дверь и потребует объяснений.
Теперь, когда я была в безопасности, мое сердце начало стучать, колотясь в груди, как будто кто-то пытался протаранить дверь.
Мысленно я прошла через всю череду событий: шоу, которое я устроила, постучав в окно у передней двери, притворяясь, что общаюсь с кем-то внутри. Я весело протопала по ступенькам крыльца и так же весело протопала к задней двери. Оказавшись внутри, я открывала и закрывала двери. Я выдвигала и задвигала ящики, проверила два медицинских шкафчика, которые имели полное право скрипеть на своих петлях. Я не обращала никакого внимания на шум, который производила, потому что думала, что была одна.
И все это время эта горилла спала в соседней комнате. Я что, совсем рехнулась?
После тридцати секунд такого сидения я почувствовала себя глупо. Меня никто не задержал как грабителя в процессе взлома и проникновения в чужой дом. Никто не заметил, как я входила и выходила. Никто не позвонил в полицию. Каким-то образом никто меня не обнаружил, насколько мне известно. Несмотря на это, инцидент должен был послужить мне уроком. Я должна была принять его близко к сердцу, но находилась в шоке, когда поняла, что упустила шанс стащить сберкнижки Гаса.