"В" - значит вторжение

16

Мой визит к Гасу продолжался еще минут пятнадцать. К этому моменту его энергия, кажется, истощилась, и моя тоже. Беседовать столько времени на высоких децибелах с ворчливым стариком — это мой предел. Я сказала:

— Мне уже пора идти, но я не хочу оставлять вас здесь. Хотите пойти в гостиную?

— Мог бы, но тогда принеси этот мешок с едой и поставь на диван. Я не могу бегать туда-сюда, если проголодаюсь.

— Я думала, вы будете есть куриную запеканку.

— Я не могу дотянуться до этой новомодной штукенции. Как я это должен делать, если она стоит сзади на стойке? Я должен иметь руки на метр длиннее.

— Хотите, чтобы я придвинула микроволновку поближе?

— Я никогда этого не говорил. Я люблю обедать в обеденное время и ужинать, когда темно.

Я помогла ему подняться с кухонного стула и поставила на ноги. Он дотянулся до ходунка и перенес вес с моих поддерживающих рук на алюминиевую раму. Я шла за ним, пока он передвигался в сторону гостиной, и не переставала изумляться непоследовательности процессов старения.

Разница между Гасом и Генри с его братьями была заметной, хотя они и были примерно одного возраста. Путешествие из кухни в гостиную оставило Гаса совсем без сил.

Генри не бегал марафоны, но был сильным и активным. Гас потерял мускульную массу.

Слегка поддерживая его руку, я ощущала кости, на которых почти не было мяса. Даже его кожа казалась хрупкой.

Когда Гас разместился на диване, я вернулась в кухню и достала его обед из холодильника.

— Положить это на стол?

— Мне все равно, что ты делаешь. Клади куда хочешь.

Я положила пакет на диван, где его было легко достать, надеясь, что Гас не завалится набок и не раздавит эту чертову штуку.

Он попросил меня найти его любимый телесериал, «Я люблю Люси», на канале, где его крутили, наверное, круглые сутки. Телевизор был старый, и на нужном канале был «снежный» фон, что мне действовало на нервы. Когда я упомянула об этом, Гас сказал, что все видел таким, пока ему не прооперировали катаракту шесть лет назад.

Я приготовила ему чашку чая, а потом быстренько заглянула в ванную, где на краю раковины лежал его контейнер с лекарствами. Он был из пластмассы, размером с коробку карандашей и имел несколько отделений, каждое из которых было помечено буквой для каждого дня недели. Среда была пустой, так что, похоже, он был прав насчет того, что принял лекарства.

Вернувшись домой, я положила ключ от дома Гаса под коврик Генри и отправилась на работу.

Я провела продуктивное утро в офисе, разбирая свои папки. У меня было четыре картонных коробки, куда я сложила папки за 1987 год, освобождая место для наступившего года.

Коробки я поставила во встроенный шкаф в задней части офиса, между кухней и ванной.

Я съездила в магазин офисных товаров и купила новые папки, дюжину моих любимых шариковых ручек «Пилот», разлинованные блокноты и стикеры. Заменила календарь на 1988 год и старый тоже положила в корзинку.

По дороге назад, я размышляла о пропавшем свидетеле. Околачиваться на автобусной остановке, в надежде его увидеть, казалось потерей времени, даже если я отведу на это один час каждый день недели. Лучше обратиться к источнику.

Вернувшись за свой стол, я позвонила в автобусный парк и попросила начальника смены.

Я решила поговорить с водителем маршрута, который ходил мимо городского колледжа.

Сообщила начальнику краткую версию аварии и сказала, что хотела бы поговорить с водителем этого маршрута.

Он ответил, что там ходят два маршрута, 16 и 17, но лучше всего для меня было бы поговорить с Джеффом Уэббером. Его смена начинается в 7.00 с Транзитного центра на углу Чэпел и Капилло и идет петлей через город, вверх по Палисад и назад к центру каждые сорок пять минут. Он заканчивает в 3.15.

Я провела следующие пару часов как хорошая секретарша самой себя, печатая, складывая в папки и наводя порядок на столе. В 2.45 я закрыла офис и направилсь в автобусный парк, который находился рядом с междугородной автостанцией.

Оставила машину на платной стоянке и уселась в депо с романом в мягкой обложке.

Мне показали Джеффа Уэббера, когда он выходил из раздевалки. Ему было немного за пятьдесят, высокий, с сединой в коротко стриженных светлых волосах и маленькими голубыми глазами под очень светлыми бровями. Его большой нос обгорел на солнце, а рукава рубашки были коротки сантиметров на пять, обнажая костлявые запястья.

Если он играет в гольф, то ему нужны специальные клюшки, с учетом его роста и длины рук.

Я догнала его на стоянке, представилась и вручила свою визитку. Он едва на нее взглянул, но был вежлив и внимательно выслушал описание мужчины, которого я искала. Когда я закончила, он сказал:

— О, да. Я точно знаю, о ком вы говорите.

— Вы знаете?

— Вы говорите о Мелвине Доунсе. Что он натворил?

— Ничего плохого.

В который раз, я описала детели аварии. Уэббер сказал:

— Я помню, хотя саму аварию не видел. Когда я подъехал к остановке, полицейская машина и скорая помощь уже прибыли на место, и весь транспорт еле полз. Полицейский делал, что мог, чтобы регулировать движение. Задержка была только на десять минут, но это все равно много. В этот час никто из моих пассажиров не жаловался, но я чувствовал, что они раздражены. Многие только что закончили работу и хотели быстрее попасть домой, тем более, в начале долгих выходных.

— Как начет мистера Доунса? Он сел в автобус в тот день?

— Возможно. Я обычно вижу его дважды в неделю — по вторникам и четвергам.

— Ну, он должен был быть там, потому что оба участника аварии помнят, что его видели.

— Я в этом и не сомневаюсь. Я просто говорю, что не помню точно, садился он в автобус, или нет.

— Вы знаете что-нибудь о нем?

— Только то, что я видел. Он хороший человек. Он достаточно приятный, но не такой разговорчивый, как некоторые. Он садится сзади, так что у нас не так уж много возможностей поговорить. Народу в автобусе бывает много. Я видел, как он уступал место инвалидам и старикам.

Я много чего вижу в зеркало, и на меня произвело впечатление, какой он воспитанный.

Такое можно увидеть нечасто. В наши дни людей не учат хорошим манерам, как учили меня, когда я рос.

— Как вы думаете, он работает где-нибудь в этом районе?

— Думаю, что да, хотя не могу сказать, где.

— Кто-то мне говорил, что он может делать какие-то работы по дому или во дворе, что-то в таком роде.

— Возможно. В том районе живет много одиноких женщин, вдов и пенсионерок, кто может использовать помощь мужчины по хозяйству.

— Где вы его высаживаете?

— Я привожу его сюда. Он один из пассажиров, которых я везу до конца маршрута.

— Не знаете, где он живет?

— Как ни странно, знаю. Тут есть меблированные комнаты, на Дэйв Левин стрит, около Флореста или Виа Мадрина. Большое желтое каркасное здание, с круговой верандой. В хорошую погоду я иногда вижу, как он сидит там.

Он остановился и посмотрел на часы.

— Извините, что не могу помочь больше, но меня ждет жена.

Он показал на мою визитку.

— Почему бы мне не воспользоваться этим? В следующий раз, когда я увижу Мелвина, буду рад передать, что вы его ищете.

— Спасибо. Расскажите ему, о чем я хочу с ним поговорить.

— Ладно, хорошо. Я обязательно это сделаю. Всего хорошего.

Вернувшись в машину, я обогнула квартал и сделала длинную петлю, поднявшись по Чэпел и выехав на Дэйв Левин, где было одностороннее движение. Я двигалась еле-еле, высматривая желтое здание. Район, как и мой, был смесью домов на одну семью и маленьких коммерческих заведений. Многие угловые дома, особенно те, что ближе к центру города, были переоборудованы в семейные предприятия: минимарты, магазинчики винтажной одежды, два антикварных магазина и магазин старой книги.

К тому времени, когда я увидела желтое здвние, сзади скопилась вереница машин, ближайший водитель далал грубые жесты, что я могла наблюдать в зеркало. Я свернула направо на ближайшем углу и проехала еще квартал, прежде чем нашла место для парковки.

По пути назад я шла мимо площадки, где были выставлены на продажу подержанные машины, с ценами и комментариями, крупно написанными темперой на ветровом стекле.

НУЖНО ВИДЕТЬ! $2499.00 НЕ ПРОПУСТИТЕ!! СУПЕРЦЕНА. 1799.00 ЦЕНА ДЛЯ ПРОДАЖИ!! $1999.99. Последним был старый молоковоз, переделанный в дом на колесах.

Задние дверцы были открыты и я видела крошечную кухоньку, шкаф и пару скамеек, которые складывались в кровать.

Продавец, скрестив руки, обсуждал его разнообразные преимущества с седым мужчиной в темных очках и шляпе. Я чуть не остановилась, чтобы осмотреть машину самой.

Я большая любительница маленьких пространств. И меньше, чем за две тысячи — ну, на один цент меньше — я могу легко представить себя, уютно свернувшейся в домике на колесах, с романом и фонариком на батарейках. Конечно, я бы поставила его напротив своей квартиры, вместо того, чтобы ехать на природу, что, по моему мнению, ненадежно и опасно.

Одинокая женщина в лесу есть не что иное, как приманка для медведей и пауков.

Здание было викторианской постройкой, которая со временем подверглась хаотичным переделкам. Похоже, что задняя веранда была добавлена, а потом закрыта. Крытый проход соединял дом с другим зданием, которое, видимо, тоже сдавалось. Цветочные клумбы были безупречными, кусты подстрижены и краска на стенах выглядела свежей.

Эркеры на противоположных концах здания выглядели оригинальными, эркер на втором этаже аккуратно располагался над таким же на первом, с выступающим пояском над карнизом. Искусно сделанный полуметровый выступ поддерживался деревянными кронштейнами, покрытыми резьбой в виде кругов и полумесяцев.

Птицы свили гнезда на карнизах, и неопрятные пучки веток казались такими же неуместными, как вид небритых подмышек у элегантной женщины.

Входная дверь стояла открытой, а записка над звонком гласила: «Звонок не работает, стука не слышно, офис в задней части холла.» Я решила, что это было приглашением войти.

В конце коридора три двери стояли открытыми. Через одну я увидела кухню, которая выглядела большой и устаревшей, линолеум выцвел до почти бесцветного оттенка.

Кухонное оборудование было таким, как я видела на выставке, где была представлена жизнь американской семьи каждое десятилетие, начиная с 1880 года.

У дальней стены я заметила черную лестницу и представила, что где-то недалеко должна быть задняя дверь, хотя мне было ее не видно.

Вторая дверь открывалась в то, что должно было быть малой гостиной в задней части дома, которая теперь была превращена в столовую, простым размещением неуклюжего дубового стола и десятка разрозненных стульев. В воздухе пахло мастикой, табаком и приготовленной вчера свининой. Вязаная салфетка покрывала поверхность неуклюжего буфета.

Третья открытая дверь обнаружила оригинальную столовую, судя по ее изящным пропорциям. Две двери были блокированы серыми металлическими шкафами для документов, и большой письменный стол был зажат между окнами.

В офисе никого не было. Я постучала по дверному косяку, и женщина появилась из помещения, которое, возможно, было встроенным шкафом, переделанным в уборную.

Она была полная. Ее седые волосы, жидкие и вьющиеся, были неаккуратно собраны наверху, оставляя больше висящих прядей, чем тех, которые она сумела закрепить. На ней были маленькие очки в металлической оправе, а ее зубы налезали один на другой, как части тротуара, поднятые корнями деревьев.

Я сказала:

— Я ищу Мелвина Доунса. Вы можете сказать, в какой он комнате?

— Я не даю информацию о своих жильцах. Я забочусь об их спокойствии и безопасности.

— Вы можете сообщить, что к нему пришли?

Она моргнула, ее выражение не изменилось.

— Я могла бы, но нет смысла. Его нет.

Она закрыла рот, видимо не желая досаждать мне большим количеством информации, чем я требовала.

— Вы не знаете, когда он вернется?

— Я знаю не больше вашего, дорогая. Мистер Доунс мне не доклавывает, когда приходит и уходит. Я его домовладелица, а не жена.

— Не возражаете, если я подожду?

— На вашем месте я бы не стала. По средам он возвращается поздно.

— Во сколько, в шесть?

— Я бы сказала, около десяти, судя по его прошлому поведению. Вы его дочь?

— Нет. А у него есть дочь?

— Он упоминал о ней. Кстати, я не разрешаю одиноким женщинам посещать жильцов после девяти вечера. Это подает плохой пример другим жильцам.

— Наверное, мне лучше прийти в другой день.

— Приходите.

Вернувшись домой, я направилась прямо к Генри и постучала в дверь. Мы с ним не виделись несколько дней. Я заметила его в кухне, когда он доставал из нижнего шкафчика большую миску. Постучала по стеклу, и увидев меня, он положил миску на стол и открыл дверь.

— Я не помешала?

— Нет, нет. Заходи. Я мариную огурцы. Можешь помочь.

В раковине я увидела большой дуршлаг, полный огурцов. В дуршлаге меньшего размера лежал лук. Маленькие баночки с кукурмой, горчичными семенами, семенами сельдерея и кайенским перцем выстроились на столе.

— Это твои огурцы?

— Боюсь, что да. Это уже третья партия, которую я мариную в этом месяце, и их еще полно.

— Я думала, ты купил только один кустик.

— Ну, два. Один казался таким маленьким, что я решил добавить второй, просто для компании. Теперь побеги заняли половину двора.

— Я думала, что это кудзу.

— Очень смешно.

— Не могу поверить, что ты до сих пор собираешь урожай, в январе.

— Я тоже. Бери нож, и я дам тебе доску.

Генри налил мне полстакана вина и сделал себе Блэк Джек со льдом. Временами потягивая наши напитки, мы стояли плечом к плечу у кухонного стола, нарезая огурцы и лук.

Когда мы закончили, Генри сложил посоленные овощи в две большие керамические миски.

Достал из морозилки колотый лед, положил его сверху и накрыл тяжелыми крышками.

— Моя тетя так готовила огурцы. Теперь они должны лежать под тяжестью три часа, так?

Потом ты кипятишь в кастрюле остальные ингредиенты и добавляешь огурцы с луком.

— Молодец. Я дам тебе шесть банок. Рози я тоже дам. Она подает их в ресторане на ржаном хлебе, с мягким сыром. Достаточно, чтобы вызвать слезы у тебя на глазах.

Он поставил на плиту большую кастрюлю с водой, чтобы стерилизовать пол-литровые банки.

— Как Шарлотта провела Рождество?

— Сказала, что хорошо. Все четверо детей собрались в доме ее дочери в Фениксе. В канун Рождества отключили электричество, так что весь клан поехал в Скоттсдейл и заселился в пятизвездочный отель. Она сказала, что это идеальный способ проводить Рождество.

К ночи электричество включили, они вернулись в дом ее дочери и начали все с начала.

Погоди секунду. Я тебе покажу, что она мне подарила.

— Она подарила тебе подарок на Рождество? Я думала, вы не обмениваетесь подарками.

— Она сказала, что это не на Рождество. Это досрочно, ко дню рождения.

Генри вытер руки, вышел ненадолго из кухни и вернулся с обувной коробкой. Открыл крышку и достал кроссовку.

— Кроссовки?

— Для ходьбы. Она занимается ходьбой годами и хочет вовлечь в это меня. Может быть, и Вилльям к нам присоединится.

— Ну, это хороший план. Рада слышать, что вы еще общаетесь. Последнее время что-то ее не видела.

— Я тоже. У нее клиент из Балтимора, и он ее совершенно замучал. Она только и делает, что возит его смотреть участки, которые по какой-то причине ему не подходят. Он собирается строить комплекс на четыре семьи, или что-то в этом роде, и все, что он видит, или слишком дорого, или не там находится. Шарлотта пытается рассказать ему об особенностях недвижимости в Калифорнии, а он только советует ей «мыслить шире». Не знаю, откуда она берет терпение. А как жизнь относится к тебе в эти дни?

— Нормально. В наступающем году я собираюсь организовать свою жизнь. У меня было странное столкновение с Соланой. Колючая особа.

Я описала происшедшее и ее обиду, когда она узнала, что я разговаривала по телефону с племянницей Гаса.

— Звонок вообще к ней не имел отношения. Мелани показалось, что Гас растерян, и она спрашивала, не заметила ли я что-нибудь. Я обещала навестить его, но я не вмешивалась в дела Соланы. Я ничего не знаю об уходе за стариками.

— Может быть, она одна из тех людей, которые повсюду видят заговоры.

— Не знаю…мне показалось, что происходит что-то большее.

— Я от нее не в восторге.

— Я тоже. Что-то в ней есть зловещее.