"В" - значит вторжение

5

Мой офис находится в маленьком двухкомнатном бунгало, с ванной и кухонькой, расположенном на маленькой боковой улочке в центральной части Санта-Терезы. Оттуда можно пешком дойти до здания суда, и что более важно — это дешево. Мое бунгало стоит посередине между двумя такими же, как домики трех поросят.

Домик выставлен на продажу уже целую вечность, что значит, меня могут выселить, если вдруг найдется покупатель.

После разрыва с Чини, не могу сказать, что у меня была депрессия, но мне совершенно не хотелось напрягаться. Я не бегала неделями. Может, «бег» слишком хорошее слово, поскольку беганье обычно подразумевает скорость девять километров в час. То, что делаю я, можно назвать медленной трусцой, что лучше, чем быстрая ходьба, но не слишком.

Мне тридцать семь лет, и многие известные мне женщины жалуются на прибавку в весе, как побочный возрастной эффект, явление, которого я надеюсь избежать.

Должна признать, что мои привычки в еде не являются такими, какими им следует быть.

Я поглощаю много вредной еды, особенно гамбургеров с сыром из «Макдональдса», при этом употребляя меньше девяти порций свежих овощей и фруктов в день (воообще-то, меньше одной, если не считать жареной картошки). После расставания с Чини я подъезжала к окошку, где продают еду на вынос, чаще, чем это было полезно для меня.

Теперь пришло время встряхнуться и взять себя в руки. Я поклялась, как делала почти каждое утро, что начну снова бегать с завтрашнего дня.

Между телефонными звонками и бумажной работой я дотянула до полудня. На обед я съела

коробочку обезжиренного творога с капелькой салсы, такой забористой, что у меня выступили слезы. С момента, когда я сняла крышку, до того, как выбросила в корзину пустой контейнер, прошло две минуты. Вдвое больше, чем мне нужно, чтобы слопать гамбургер с сыром.

В 1.00 я села в свой «мустанг» и отправилась в юридическую фирму Кингмана и Ивса. Лонни Кингман — мой адвокат, который еще предоставил мне место для офиса, когда меня

уволили из страховой компании Калифорния Фиделити, где я проработала семь лет. Не буду вдаваться в унизительные детали моего увольнения. Когда я оказалась на улице, Лонни предложил мне пользоваться пустым конференц-залом, временный рай, где я могла зализать раны и перегруппироваться. Через тридцать восемь месяцев я открыла собственный офис.

Лонни нанял меня, чтобы доставить судебное запретительное распоряжение человеку из Пердидо, по имени Винни Мор, чья жена обвинила его в преследовании, угрозах и физическом насилии.

Лонни подумал, что его враждебность уменьшится, если постановление доставлю я, а не полицейский в форме.

— Насколько опасен этот парень?

— Не очень, если не выпил. Тогда его может вывести из себя что угодно. Сделай, что сможешь, но если тебе что-то не понравится, мы попробуем что-нибудь другое. В своем роде, он даже благороден… или, во всяком случае, неравнодушен к хорошеньким девочкам.

— Я не хорошенькая и не девочка, но оценила твою мысль.

Я проверила документы и убедилась, что у меня есть правильный адрес. Снова в машине, я сверилась с путеводителем Томаса по Санта-Терезе и Сан Луис Обиспо, листая страницы, пока не нашла свою цель. Доехала кратчайшим путем до шоссе 101 и двинулась на юг.

Машин было немного, и дорога до Пердидо заняла девятнадцать минут, вместо обычных двадцати шести.

Мне в голову не приходит ни одной хорошей причины, по которой человека тащат в суд, но по закону обвиняемому в уголовном или гражданском деле должно быть представлено подобающее уведомление. Я доставляла повестки, вызовы в суд, постановления о наложении ареста на имущество и другие судебные распоряжения, предпочтительнее из рук в руки, хотя были и другие способы.

Адрес, который я искала, был на Калькутта стрит, в центре Пердидо. Угрюмо выглядевший дом был покрыт зеленой штукатуркой, окно впереди заколочено листом фанеры. Впридачу к разбитому окну кто-то (несомненно, Винни) пробил в двери дыру на уровне колена, а затем сорвал ее с петель. Несколько стратегически расположенных кусочков дерева были прибиты к дверной раме, делая невозможным использовать дверь по назначению.

Я постучала, а потом нагнулась и заглянула в дыру, что позволило мне увидеть мужчину, приближавшегося с другой стороны. На нем были джинсы, и у него были худые коленки.

Когда он наклонился к дыре со своей стороны, все, что я смогла увидеть — это покрытый щетиной раздвоенный подбородок и рот с рядом кривых нижних зубов.

— Да?

— Вы — Винни Мор?

Он отодвинулся. Последовало короткое молчание, затем приглушенный ответ.

— Смотря кто спрашивает.

— Меня зовут Кинси Миллоун. У меня есть бумаги для вас.

— Что за бумаги?

Его тон был мрачным, но не враждебным. Запахи уже веяли через дыру: бурбон, сигареты и жвачка «Джуси фрут».

— Это запретительное постановление. Вы не должны оскорблять, приставать, угрожать, преследовать или раздражать вашу жену никаким образом.

— Чего-чего?

— Вы должны держаться от нее подальше. Вы не можете контактировать с ней по телефону или по почте. В следующую пятницу будет судебное слушание, и вы обязаны присутствовать.

— Ох.

— Вы можете показать мне ваши документы?

— Какие?

— Водительское удостоверение подойдет.

— Мое просрочено.

— Достаточно будет, если на нем присутствуют ваше имя, адрес и изображение.

— Ладно.

Последовала пауза, а потом он прислонил свое удостоверение к дыре. Я опознала раздвоенный подбородок, но остаток лица стал сюрпризом. Парень вовсе не был уродом, правда, глаза слегка косили, но не мне судить, поскольку на своем фото на водительском удостоверении я могла возглавить список «Их разыскивает ФБР».

— Вы хотите открыть дверь, или мне просунуть документы в дырку?

— Думаю, в дырку. Блин, не знаю, что она сказала, но эта стерва врет. В любом случае, это она меня довела, так что это я должен заполнять бумаги на нее.

— Вы сможете все рассказать судье во время слушания. Может быть, он с вами согласится.

Я свернула бумаги в рулон и просунула в дыру. С другой стороны послышалось шуршание разворачиваемых документов.

— Эй, погодите! Черт. Я никогда не делал того, что здесь написано. Откуда она это взяла?

Это она меня ударила, а не наоборот.

Винни примерял роль жертвы, освященная временем позиция для тех, кто хочет добиться преимущества.

— Извините, что не могу помочь вам, мистер Мор, но всего вам хорошего.

— Да. Вам тоже. Кажется, вы миленькая.

— Я очаровательная. Спасибо за содействие.

Вернувшись в машину, я записала потраченное время и пробег машины.

Я вернулась в центр Санта-Терезы и остановилась у нотариальной конторы. Потребовалось несколько минут, чтобы заполнить форму о выполненном поручении, потом я отправилась в контору, где ее заверили. Я воспользовалась местным факсом и сделала две копии, затем пошла в здание суда. Там на документы поставили печать и я оставила оригинал у клерка.

Одну копию я оставила себе, другую — отдала Лонни.

Вернувшись в свой офис, я нашла на автоответчике сообщение от Генри. Оно было коротким и не требовало ответа.

— Привет, Кинси. Сейчас немного позже часа дня, и я только что пришел домой. Доктор вправил Гасу плечо, но они решили подержать его, по крайней мере, до завтра. Сломанных костей нет, но он до сих пор испытывает боль. Завтра утром я пойду к нему домой и приберусь, так что там не будет так противно, когда он вернется. Захочешь помочь, прекрасно. Если нет, ничего страшного. Не забудь насчет коктейлей сегодня после работы.

Тогда и поговорим.

Я проверила свой календарь, но и так знала, что утро вторника у меня свободно. Остаток дня я проторчала за столом. В 5.10 заперла дверь и поехала домой.

Блестящий черный «кадиллак» 1987 года стоял на моем обычном месте перед домом, так что мне пришлось покружить, пока нашелся кусочек обочины в половине квартала от дома.

Я закрыла «мустанг» и вернулась. Проходя мимо «кадиллака», я обратила внимание на номер, который гласил I SELL4U (Я продаю для вас). Машина, очевидно, принадлежала Шарлотте Снайдер, женщине, с которой Генри периодически встречался последние два месяца. Ее успех в продаже недвижимости был первым, о чем он упомянул, когда решил продолжать общение.

Я прошла на задний двор и вошла в свою квартиру-студию. На автоответчике не было сообщений, и не было писем, которые стоили того, чтобы их открыть.

Я быстро привела себя в порядок и прошла через двор к Генри, чтобы познакомиться с последней женщиной в его жизни. Не то, чтобы у него было их много. Свидания были для него новой привычкой.

Прошлой весной он увлекся художницей на карибском круизе. С Мэтти Хэлстед у него ничего не вышло, но в процессе Генри понял, что компания женщины, даже в его возрасте, это не такая уж страшная идея. Несколько других женщин во время круиза проявили к нему симпатию, и он решил контактировать с двумя, живущими в пределах досягаемости.

Первой, Изабель Хаммонд, было восемьдесят лет. Бывшая учительница английского, о которой ходили легенды в школе Санта-Терезы, когда я там училась, через двадцать лет после ее ухода на пенсию. Она любила танцевать и читать. Они с Генри встречались несколько раз, но потом она решила, что они не подходят друг другу. Она искала огня, а Генри, будучи кремниевым, не сумел разжечь ее пламя. Это она ему прямо заявила, глубоко его обидев. Он считал, что мужчина должен ухаживать, и ухаживание должно проходить с учтивостью и сдержанностью. Изабель была приподнято-агрессивной, и вскоре стало ясно, что у них нет ничего общего. По моему мнению, эта дама была просто дурой.

Сейчас на горизонте появилась Шарлотта Снайдер. Она жила в сорока километрах к югу, сразу за Пердидо, в приморском районе Олвидадо. В семьдесят восемь лет она до сих пор активно трудилась и, видимо, не имела никакой склонности к уходу на пенсию. Генри пригласил ее выпить в своем доме, а потом — на ужин в чудесный ресторанчик под названием «У Эмили на пляже». Он попросил меня присоединиться к ним на коктейли, так что я могла на нее посмотреть. Если я сочту Шарлотту неподходящей, Генри хотел об этом знать.

Я думала, что решать должен он, но Генри интересовало мое мнение, так что я пришла, чтобы его составить.

Кухонная дверь Генри была открыта, так что я могла слышать, как они разговаривают и смеются. Я почувствовала запах дрожжей, корицы и горячего сахара и догадалась, как оказалось, правильно, что Генри успокаивал нервы перед свиданием, приготовив противень сладких рулетов. В свое время он работал пекарем, и сколько я его знаю, никогда не переставал изумлять своими талантами. Я постучала по косяку, и он пригласил меня в дом.

Генри принарядился для свидания, сменив свои обычные шорты и шлепанцы на туфли, светлые брюки и рубашку с коротким рукавом, небесно-голубой цвет которой подходил к его глазам.

С первого взгляда я поставила Шарлотте хорошую оценку. Как и Генри, она была подтянутая и ухоженная, и была одета с хорошим классическим вкусом: твидовая юбка, белая шелковая блузка, поверх которой был надет желтый джемпер с небольшим круглым вырезом. Ее волосы были мягкого красновато-коричневого цвета, коротко подстриженные и зачесанные назад. Могу сказать, что она делала подтяжку у глаз, но не стала бы приписывать это тщеславию. Женщина занималась продажами, и ее внешний вид был так же важен, как ее опыт. У нее был вид человека, который может провести вас через любую финансовую операцию без сучка и без задоринки. Если бы я хотела купить дом, то сделала бы это через нее.

Шарлотта стояла, опершись на кухонную стойку. Генри налил ей водки с тоником, а сам пил свой обычный Джек Дэниелс со льдом. Он открыл для меня бутылку шардонне и налил мне бокал, после того, как представил нас друг другу. Он выставил вазочку с орехами и поднос с сыром и крекерами. Кисти винограда были разложены там и сям.

Я сказала:

— Буду рада помочь тебе завтра с уборкой, Генри, если только мы закончим до полудня.

— Прекрасно. Я уже рассказал Шарлотте про Гаса.

— Бедный старик, — сказала Шарлотта. — Как он будет справляться, когда вернется домой?

— Об этом и доктор спрашивал. Он не собирается его выписывать, если никто не будет ему помогать.

— У него есть родственники? — спросила я.

— Я не слышал. Рози может знать. Он беседует с ней каждую неделю, в основном, чтобы пожаловаться на всех нас.

— Спрошу, когда увижу ее.

Мы с Шарлоттой завели обычный незначащий разговор. Когда речь зашла о недвижимости, она заметно оживилась.

— Я говорила Генри, как высоко ценятся эти старые дома в последние годы. Перед тем, как уйти из офиса, просто из любопытства, я проверила цены на дома в этом районе. И средняя цена, обратите внимание — средняя, была шестьсот тысяч. Дом на одну семью, такой, как этот, возможно, ушел бы почти за восемьсот, тем более, что имеется дополнительная площадь, которая сдается в аренду.

Генри улыбнулся.

— Она говорит, что я сижу на золотой жиле. Я заплатил за него сто пять тысяч в 1945 году, и был убежден, что это доведет меня до сумы.

— Генри обещал мне показать дом. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы потратим минутку на это.

— Идите прямо сейчас. Со мной все будет в порядке.

Они вышли из кухни, двигаясь через столовую к гостиной. Я могла следить за их продвижением, голоса стало почти невозможно разобрать, когда они достигли спальни, которую Генри использовал как комнату для отдыха. У него было еще две спальни, одна выходила на улицу, другая — в сад. В доме были две совмещенные ванные и один туалет у входа. Могу сказать, что она рассыпалась в похвалах, к ее восклицаниям, наверное, были прикреплены долларовые знаки.

Когда они вернулись, разговор перешел к тенденциям в экономике. Шарлотта со знанием дела рассуждала о спаде, государственных облигациях и положении потребителей.

Я была чуть-чуть напугана ее уверенностью, но это мои проблемы, не Генри.

Мы покончили со своими напитками, и Генри сложил пустые бокалы в раковину, в то время как Шарлотта, извинившись, удалилась в ближайшую ванную.

Генри спросил:

— Ну, что ты думаешь?

— Она мне понравилась. Она умная.

— Хорошо. Она хорошо воспитана и хорошо информирована — качества, которые я ценю.

— Я тоже.

Когда Шарлотта вернулась, ее помада стала ярче, а на щеках появились свежие румяна.

Она захватила свою сумочку, и мы с ней вышли из двери, дав Генри возможность запереть ее.

— Можем мы быстренько взглянуть на студию? Генри говорил, что сам ее оформил, и мне бы хотелось посмотреть, что он сделал.

Я состроила гримасу.

— Наверное, мне сначала нужно навести там порядок. Я аккуратная по натуре, но меня не было весь день.

По правде, мне не хотелось, чтобы она вынюхивала, прикидывая, сколько может студия добавить к стоимости дома, если она убедит Генри его продать.

— Как долго вы снимаете студию?

— Семь лет. Мне нравится место, и Генри — идеальный домохозяин. Пляж недалеко, и всего десять минут до моего офиса в центре.

— Но если бы вы владели собственным домом, подумайте, насколько выросла бы его цена за это время.

— Я понимаю преимущества, но мой доход непостоянен, и я не хочу связываться с ипотекой.

Я рада позволить Генри волноваться о налогах и ремонте.

Шарлотта одарила меня взглядом, слишком вежливым, чтобы выразить ее скептицизм по поводу моей недальновидности.

Когла я оставила их, она и Генри продолжали разговор. Шарлотта говорила о собственности, сдаваемой в аренду, сравнивая стоимость его дома со стоимостью триплекса в Олвидадо, где дома были не такими дорогими. Она говорила, что дом нуждается в ремонте, но если он сделает все, что нужно, а потом продаст, то получит хорошую прибыль, которую сможет куда-нибудь вложить.

Я постаралась не вскрикнуть от тревоги, но искренне надеялась, что она не сможет уговорить его сделать что-нибудь абсурдное.

Может быть, она не настолько мне нравилась, как я думала.