"В" - значит вторжение

14

Рождество и Новый год пролетели, едва оставив морщинку на ткани повседневной жизни.

Шарлотта была в Фениксе, отмечая праздники с детьми и внуками. Мы с Генри провели вместе рождественское утро и обменялись подарками. Генри подарил мне шагомер и наушники “Сони», чтобы я могла слушать радио во время утренней пробежки.

Для него я нашла старинный таймер, в виде яйца, высотой пятнадцать сантиметров, оригинальное устройство из стекла и олова, с розовым песком внутри.

Чтобы его включить, нужно поставить рычажок таймера в верхнее положение. Когда песок просыпется сверху вниз, верхняя часть переворачивается, и звонит крошечный колокольчик.

Еще я подарила Генри «Новую полную книгу о хлебе» Бернарда Клэйтона.

К двум часам Вилльям и Рози присоединились к нам для рождественского обеда, после которого я вернулась домой и хорошенько выспалась.

В Новый год я была дома и читала книгу, счастливая, что никуда не поехала, рискуя жизнью и конечностями на дороге, полной пьяных.

Должна признаться, что в Новый год я нарушила свое решение по поводу вредной еды и наслаждалась оргией гамбургеров с сыром (два) и большим количеством жареной картошки, политой кетчупом. Я сохраняла шагомер присоединенным к своему телу, пока ела, и обещала пройти в этот день десять тысяч шагов, что, я надеялась, зачтется в мою пользу.

Я начала первую неделю 1988 года с пятикилометровой пробежки в шесть утра, слушая радио. Потом я приняла душ и позавтракала.

В офисе я достала свою верную пишущую машинку «Смит-Корона» и сочинила объявление в газету «Санта-Тереза Диспэтч», обозначив свой интерес к свидетелю столкновения двух машин, случившегося в четверг, 28 мая 1987, примерно в 15.15. Я включила несколько деталей, которые мне были известны, например, возраст мужчины: от пятидесяти до шестидесяти, что было только догадкой. Рост и вес я описала как средние, упомянула белые волосы и его коричневую кожаную куртку и черные кожаные ботинки на шнурках.

Я не дала свое имя, но напечатала номер телефона и просьбу помочь.

Покончив с этим, я позвонила Фредриксонам, надеясь договориться о встрече с Миллардом, чтобы обсудить аварию. Телефон звонил бесконечно, и я собралась уже положить трубку, когда он ответил.

— Мистер Фредриксон! Я рада, что вас застала. Это Кинси Миллоун. Я заходила к вам и разговаривала с вашей женой пару недель назад, и она сказала, что я должна позвонить, чтобы договориться о встрече с вами.

— Я не хочу этим заниматься. Вы уже поговорили с Глэдис.

— Поговорила, и она мне очень помогла. Но есть только пара вопросов, которые я бы хотела обсудить с вами.

— Каких?

— У меня сейчас нет моих записей, но я могу принести их, когда приду. Среда на этой неделе вас устроит?

— Я занят…

— Ну, тогда в следующий понедельник, через неделю. Я могу прийти к двум.

— У меня планы на понедельник.

— Тогда назовите день, когда вам удобно.

— Лучше в пятницу.

— Хорошо. Пятница на следующей неделе, это будет пятнадцатое. Я отмечу в своем календаре. Увидимся в два. Большое спасибо.

Я отметила дату, радуясь, что мне не придется беспокоиться об этом еще десять дней.

В 9.30 я позвонила в «Диспэтч» по поводу объявления, и мне сказали, что оно появится в среду и будет повторяться в течение недели.

Сразу после столкновения Мэри Беллфлауэр помещала подобное объявление с отрицательным результатом, но я решила, что стоит попробовать еще раз.

После этого я дошла до копировального заведения возле здания суда и напечатала сотню листовок с описанием мужчины и выражением надежды, что у него есть информация о столкновении двух машин такого-то числа. Я прикрепила визитную карточку к каждой листовке, подумав, что заодно смогу бесплатно привлечь клиентов. Кроме того, это придавало всей затее более серьезный вид.

Я провела большую часть дня, обходя дома на Палисад, напротив въезда на территорию городского колледжа. Оставила машину на боковой улице возле двухэтажного многоквартирного дома и отправилась пешком. Я постучалась, наверное, в пятьдесят дверей.

Когда мне удавалось застать кого-то дома, я объясняла ситуацию и необходимость найти свидетеля аварии. Я старалась не упоминать, что он может свидетельствовать в суде в пользу обвиняемого. Даже самые порядочные граждане иногда с неохотой появляются в суде.

Учитывая превратности судебной системы, свидетель может просидеть часами на свозняке в коридоре, только для того, чтобы его отправили домой, когда противники договорятся между собой до суда.

За два часа я не узнала абсолютно ничего. Большинство жителей ничего не знали об аварии, и никто не видел мужчину, соответствующего моему описанию. Если никто не отвечал на стук, я оставляла на двери листовку. Еще я прикрепляла листовки к каждому телеграфному столбу. Я подумывала засунуть листовки под дворники стоявших на улице машин, но я сама обычно выбрасываю такие бумажки. Я прикрепила листовку к деревянной скамейке на автобусной остановке. Возможно, это было незаконно, использовать собственность города в таких целях, но я решила, что если это кому-то не понравится, он может выследить меня и убить.

В 2.10, обойдя всю территорию, я вернулась в машину и проехала через перекресток на стоянку колледжа. Надела куртку, которая лежала на заднем сиденье, заперла «мустанг» и прошла к месту, где связующая дорога упиралась в Палисад Драйв. Движение на восток и на запад разделялось столбиками с цепями. Направо дорога слегка изгибалась и уходила вниз по холму. Специальной полосы для поворота на стоянку не было ни с какой стороны, но я смотрела глазами Лизы Рэй и видела, что приближающийся транспорт был виден примерно за пятьсот метров, факт, на который я не обратила внимания в предыдущий визит.

Я уселась на низкую каменную стенку и наблюдала за машинами. Небольшое количество пешеходов перемещалось в кампус и из кампуса. Большая часть из них были студентами или работающими мамами, которые пришли забрать детей из детского сада при колледже.

По возможности я пыталась вовлечь этих прохожих в разговор о своих поисках мужчины с белыми волосами. Мамаши были вежливы, но озабочены, едва отвечая на мои вопросы перед тем, как убежать, переживая, что с них возьмут деньги за лишнее время. Пока день тянулся, появился устойчивый поток мам со своими детенышами на буксире.

Из первых четырех студентов, к которым я обратилась, двое были новыми в колледже, а двое уезжали из города на День памяти. Пятая даже не была студенткой, а просто женщиной, которая искала свою собаку. Никто не смог сообщить ничего полезного, но я узнала много нового об интеллигентности и выдающихся способностях стандартного пуделя.

Ко мне подошел поговорить охранник кампуса, возможно, заподозривший, что я была бездомной, высматривающей, что плохо лежит, или торгующей наркотиками.

Пока он задавал мне вопросы, я в ответ задавала вопросы ему. Он смутно припоминал мужчину с белыми волосами, но не мог вспомнить, когда видел его последний раз.

По крайней мере, его ответ, хоть и туманный, давал мне каплю надежды. Я вручила ему листовку и попросила позвонить, если он увидит мужчину снова.

Я занималась этим до 5.15, на два часа позже того времени, когда произошло столкновение.

В мае должно быть светло до восьми часов. Сейчас солнце село в пять. В глубине души я надеялась, что у мужчины было регулярное занятие, которое приводило его в этот район каждый день в одно и то же время. Я планировала снова приехать в субботу и во второй раз обойти дома. На выходные у меня будет больше шансов застать людей дома.

Если не будет ответа на мое объявление в газете, я вернусь в четверг на следующей неделе.

На сегодня я закончила и отправилась домой, чувствуя себя усталой и расстроенной.

По моему опыту растрачивание времени зря снижает жизненный тонус.

Я свернула на свою улицу и, как обычно, быстро огляделась в поисках парковочного места поближе к дому. Я была удивлена, увидев ярко-красный контейнер для мусора, стоявший на тротуаре. Он был около четырех метров в длину и двух с половиной в ширину и мог служить домом для семьи в пять человек. Мне пришлось припарковаться на углу и вернуться к дому пешком. По дороге я заглянула через борт и увидела, что контейнер пуст. Что это значило?

Я вытащила почту из ящика, прошла через калитку и вокруг моего дома, который когда-то был гаражом на одну машину. Семь лет назад Генри перенес свою подъездную дорожку и построил новый гараж на две машины. Оригинальный гараж он стал сдавать, и я туда въехала. Через три года печальный инцидент с бомбой сровнял постройку с землей.

Генри воспользовался бесплатным сносом и восстановил квартиру, добавив второй этаж, со спальней и ванной. Последний мусорный контейнер, который я видела на нашей улице, был тот, который Генри заказал для строительного мусора.

Я бросила сумку дома, оставила дверь открытой и прошла через двор к дому Генри. Постучала в кухонную дверь, и он вскоре появился из гостиной, где смотрел вечерние новости. Мы немного поговорили, и я спросила:

— Откуда взялся мусорный контейнер? Это наш?

— Его заказала сиделка Гаса.

— Солана? Довольно решительное действие с ее стороны.

— Я тоже так подумал. Она заходила сегодня утром, чтобы сказать, что его привезут. Она хочет избавиться от хлама.

— Ты шутишь.

— Нет. Она поговорила с Мелани, и та дала добро.

— И Гас согласился?

— Похоже на то. Я сам звонил Мелани, просто убедиться, что все в порядке. Она сказала, что у Гаса был трудный период, и Солана дважды оставалась ночевать, считая, что он не должен оставаться один. Она спала на диване, который не только слишком короткий, но еще пропах табачным дымом. Она попросила у Мелани разрешения принести раскладушку, но ее даже негде было поставить. Его вторая и третья спальни забиты мусором, и она собирается его выкинуть.

— Я удивляюсь, что он согласился.

— У него не было особенного выбора. Ты не можешь ждать, что женщина будет спать на полу.

— Кто будет все это выносить? Там только газет полтонны.

— Она собирается сама, по крайней мере, сколько сможет. Для крупных вещей, наверное, наймет кого-нибудь. Они с Гасом все просмотрели, и он решил, с чем готов расстаться.

Он оставит то, что имеет ценность — картины и несколько старинных вещей.

— Будем надеяться, что она выкинет грязный ковер, раз уж взялась за дело.

— Аминь.

Генри пригласил меня на стаканчик вина, и я бы приняла приглашение, но зазвонил мой телефон.

— Я лучше отвечу.

Я схватила трубку как раз перед тем, как включился автоответчик. Это была Мелани Оберлин.

— Как хорошо. Я рада, что вас застала. Я боялась, что вас нет дома. Я уже собиралась бежать, но хотела задать вам вопрос.

— Конечно.

— Я сегодня звонила дяде Гасу и не думаю, что он понял, кто я такая. Это был очень странный разговор. Он говорил так, как будто был пьян, или растерян, или и то и другое.

— Это на него не похоже. Мы все знаем, что он ворчун, но он всегда точно знает, где он и что происходит.

— Но не в этот раз.

— Может быть, это лекарства. Наверное, его держат на болеутоляющих.

— Через столько времени? Что-то тут не так. Я знаю, что он принимал перкосет, но его отменили сразу, как смогли. Вы разговаривали с ним в последнее время?

— После вашего отъезда не разговаривала, но Генри заходил к нему два или три раза. Если бы были проблемы, я уверена, что он упоминул бы об этом. Вы хотите, чтобы я его проведала?

— Если вы не возражаете. После того, как он повесил трубку, я перезвонила и поговорила с Соланой, спросить, как она оценивает ситуацию. Она думает, что это могут быть ранние признаки деменции.

— Это нехорошо. Я зайду завтра или послезавтра и поговорю с ним.

— Спасибо. И не могли бы вы спрость Генри, не заметил ли он чего-либо?

— Конечно. Я вам позвоню, когда будет о чем рассказать.

Утром во вторник я выбрала час, чтобы доставить трехдневное предупреждение о выселении за задержку арендной платы жильцу многоквартирного дома в Колгейте.

Обычно Ричард Комптон, владелец здания, приносил такие уведомления сам, в надежде подвигнуть жильца заплатить. Комптон владел зданием меньше шести месяцев, и был занят изгнанием злостных неплательщиков.

Люди, которые отказываются платить за аренду, могут быть очень грубыми, и двое уже предложили перебить ему все лампочки. Ричард решил, что будет лучше послать кого-нибудь другого, а именно, меня. Я лично думала, что с его стороны это было трусостью, но он предложил мне двадцать пять баксов, чтобы передать кому-то клочок бумаги, и это казалось адекватной компенсацией за две секунды работы.

Машин было немного, и я проделала пятнадцатиминутный путь под радио, включенное на одной из передач, где слушатели звонят, чтобы попросить совета насчет брачных и социальных проблем. Мне очень понравилась ведущая, и я развлекалась, сравнивая свои реакции с ее.

Я заметила нужный номер дома и остановилась. Сложила уведомление о выселении и положила в карман куртки. Главное правило при вручении любых документов — не появляться, размахивая официальными бумагами. Лучше сначала прощупать почву, прежде чем заявить о своих намерениях. Я взяла сумку с пассажирского сиденья, вышла и захлопнула за собой дверцу.

Оглядела постройки, похожие на киношный вариант тюрьмы. Это были четыре трехэтажных здания, поставленные квадратом, с открытыми углами и переходами между ними. В каждый простой оштукатуренный блок были втиснуты двадцать четыре квартиры.

Вдоль зданий были посажены кустики можжевельника, возможно, в попытке смягчить общее впечатление. К сожалению, большинство из них страдали от заболевания, которое оставляло ветки лысыми, как прошлогодняя рождественская елка, а уцелевшие иголки были ржавого цвета.

Вдоль фасада ближайшего здания я увидела короткий ряд деревянных веранд, на один шаг выше земли, на которых кое-где стояли алюминиевые стулья. Над каждой входной дверью был жалкий навес в форме перевернутой V, но их было недостаточно, чтобы уберечь жильцов от превратностей погоды. Во время дождя можно было стоять там с ключом в руке и совершенно промокнуть, пока дверь в конце концов откроется. Солнечный свет летом бывает немилосердным, превращая комнаты в тостеры. Любой, поднимающийся на третий этаж, будет страдать от сердцебиения и одышки.

Особого двора там не было, но я подозревала, что, если войти во внутреннее пространство, то можно увидеть грили для барбекю на лоджиях второго и третьего этажей, бельевые веревки, и детские игрушки на клочках травы на земле. Мусорные баки неряшливой линией стояли в углу, рядом с пустыми навесами для машин, вместо закрытых гаражей.

Весь комплекс создавал странное впечатление необитаемости, как жилище, брошенное во время стихийного бедствия.

Комптон жаловался на своих жильцов, которые были жалкими ублюдками (его слова, не мои). Согласно ему, в то время, когда он купил комплекс, квартиры были переполнены и правила пользования нарушены. Он сделал небольшой ремонт, слегка подкрасил снаружи и поднял цены. Таким образом он избавился от самых нежелательных постояльцев. Те, которые остались, жаловались быстро, но платили медленно.

Проблемными квартиросъемщиками были Гаффи, муж и жена, Грант и Джеки. В прошлом месяце Комптон написал им неприятное письмо по поводу отсутствия платы, которое Гаффи проигнорировали. Они уже задолжали за два месяца и, возможно, собирались добавить еще один бесплатный месяц, перед тем, как ответить на его угрозы.

Я пересекла дохлый газон, завернула за угол и поднялась по наружной лестнице. Квартира 18 была на втором этаже, средняя из трех.

Я постучала. Через минуту дверь приоткрылась на длину цепочки, и выглянула женщина.

— Да?

— Вы — Джеки?

Пауза.

— Ее нет.

Я видела ее левый глаз, голубой, и светлые волосы, накрученные на бигуди, размером с банку замороженного апельсинового сока. Еще я видела ее левое ухо с рядом маленьких золотых колечек в хряще, имитирующих блокнот на спирали.

Комптон упомянул пирсинг, описывая ее, так что я была вполне уверена, что это и была Джеки, беззастенчиво врущая.

— Вы знаете, когда она вернется?

— А почему вы спрашиваете?

Теперь уже я колебалась, пытаясь определить свой подход.

— Хозяин квартиры просил меня зайти.

— Зачем?

— Я не уполномочена обсуждать это с другими. Вы ее родственница?

Пауза.

— Я ее сестра. Из Миннеаполиса.

Лучшее во вранье — это детали. Я и сама первоклассная лгунья.

— И вас зовут..?

— Пэтти.

— Не возражаете, если я запишу?

— Это свободная страна. Делайте, что хотите.

Я достала из сумки ручку и маленький блокнот. Написала «Пэтти» на первой странице.

— Фамилия?

— Я не обязана говорить.

— Вы знаете, что Джеки и ее муж не платили за аренду последние два месяца?

— Какое мне дело? Я в гостях. Это не имеет ко мне никакого отношения.

— Ну, тогда, может быть, вы передадите записку от человека, которому принадлежит дом.

Я вручила ей предупреждение о выселении, которое она взяла, прежде чем понять, что это такое.

— Это значит, через три дня заплатить, или выезжать. Они могут выплатить все, или освободить помещение. Передайте им, пусть выберут что-нибудь одно.

— Вы не можете это сделать.

— Это не я. Это он, и он их предупреждал. Вы можете напомнить об этом своей «сестре», когда она вернется домой.

— А почему он не должен выполнять свою часть договора?

— Какую?

— Почему они должны сразу платить, а этот сукин сын не торопится делать ремонт, если вообще его сделает. У нее окна не открываются, стоки забиты. Она даже не может пользоваться кухонной раковиной. Она должна мыть посуду в ванной. Посмотрите вокруг.

Это просто помойка, а вы знаете, какая аренда? Шестьсот баксов в месяц. Стоило сто двадцать долларов починить проводку, а то весь дом бы уже сгорел. Вот почему они и не платили, потому что он не вернул им деньги, которые они потратили.

— Могу посочувствовать, но не могу вам дать юридический совет, даже если бы он у меня был. Мистер Комптон действует в рамках своих прав, и вы тоже должны это делать.

— Права, блин. Какие права? Я живу здесь и терплю все его дерьмо, или я должна съехать.

Что это за соглашение?

— Соглашение, которое вы подписали, когда вселились. Хотите быть услышанной, вступайте в ассоциацию квартиросъемщиков.

— Сука.

Она захлопнула дверь перед моим носом, по крайней мере, насколько могла при задействованной цепочке.

Я вернулась в машину и поехала к нотариусу, чтобы расставить все точки над i и все черточки на t.