Ланакэн вошёл и остановился, наблюдая за перемещениями малышки. Не верится, что именно она сумела сохранить его жизнь: робкая и несмелая… И всё же… именно Силион подарила ему возможность лишний раз дышать, слушать и наблюдать сейчас за тем, как она застилает своё нехитрое ложе. Вскоре девушка обнаружила постороннего у себя за спиной и стремительно обернулась, мгновенно успокаиваясь при виде защитника. Бестактность человека, проникшего в жилище без единого звука, испуга не вызывает, принимаемая почему-то само собою разумеющимся фактом.
— Кажется, я обязан тебе своим спасением. Не особенно люблю быть кому-либо обязанным. Может, я мог бы тебе чем-то отплатить, отблагодарить как-то за оказанную услугу, — коряво начал он, но сбился. Всё-таки почему-то не умеет по-настоящему чувствовать себя признательным григстанке. Понимает, что не прав, но ничего с собою не поделать.
— Не стоит, господин мой. Я должна была так поступить, иначе нельзя было, — от оказанной неслыханной благодарности юное лицо залил непрошеный румянец.
— И всё же мне стало бы легче, если б удалось исполнить какое-нибудь твоё пожелание, даже самое нелепое, — настоял Осилзский. Собеседница надолго задумалась. Видимо есть у неё что-то в фантазиях, однако смелости не хватает вымолвить вслух. Мужчина заинтересовался и торопливо приободрил, норовя казаться несерьёзным:
— Смелее! Не каждый день предлагают выполнение любых грёз. Я, конечно, не кудесник и не чародей, однако по мере возможного постараюсь.
— И… не будете… смеяться? Или презирать? — сорвалось у неё.
— Нет. Обещаю, — несколько оторопел покровитель. По мягким щекам ещё ярче расплескалась краска стыда, но отступать поздно, каприз рвётся наружу.
— Я…
— Смелее! Я жду!
— Можно мне попросить… Я… я видела, как такое делали другие из вашего рода. У человеческих женщин и мужчин так поступают, а у григстанов — нет… Никогда! Я видела… они так непонятно соединяют губы… Им нравилось это. Я… хотела бы попробовать… Нельзя… да?..
Она окончательно стушевалась, переминается с ноги на ногу, но… слова уже прозвучали. Остаётся ждать ответа. А собеседник с ним не спешит от неожиданности. Боец ожидал от чудаковатой соседки многого, но… такого! Просьба и нелепая, и неловкая, и чрезвычайно интимная… Слово дано. Надо исполнять. Да и, собственно, выполнение его из себя страшного ничего не представляет. Только уж…
— Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Правильно? Ладно, — невнятно пробормотал гость и грубовато привлёк маленькое существо к себе. Внезапное согласие застало врасплох. За то длительное время, которое он не прикасался к женщине, Ланакэн, надо признать, несколько потерял былую ловкость, равно, как и нежность. И всё же не совсем понятное долгое касание его влажных губ принесло необъяснимое наслаждение. Когда сильные пальцы нового предводителя Сопротивления, наконец, разжались, выпуская на волю ещё влажный после купальни тяжёлый шёлк роскошных волос, григстанка едва дышала. Пережитое с трудом укладывается в уме. Безумная Красавица несколько мгновений не осознавала действительность, побледнела, а затем зарделась пуще прежнего, отчего немного выглядывающие уши сделались похожими на лепестки речных цветов.
— Можно один вопрос? Зачем тебе понадобилось просить меня об этом? — не удержал любознательности воин. Она тяжело вздохнула и пожала плечами, но всё-таки призналась:
— Я чужая здесь. Мне никогда не дано узнать любви или ласки. Даже среди григстанов. Ваши женщины так красивы, нежны… Даже наши мужчины признают их превосходство, а назад я уже не вернусь. Меня никогда и никто не сумеет полюбить. Таков мой рок, видимо. Кто-то должен ответить за грех моего народа. Благодарю Вас, что не посчитали мою просьбу чрезмерно обременительной.
— Не стоит… Верно же: хотела ты совсем другого. Только не решилась попросить, — перевёл её текст Осилзский. Теперь Силион не посмела бы посмотреть навстречу даже под страхом пытки. Догадка угодила в цель. Ланакэн неспешно созерцал склонённую головку, а затем украдкой задал весьма непростой вопрос:
— Убеждена, что хочешь именно этого? Не пожалеешь затем, что… связалась с человеком?
— Убеждена, — чуть заметный кивок. В огромных переливающихся зелёных глубинах зародились слёзы обречённости, но вновь удалось удержать их. Одиночество ужасает неизбежностью. И близость столь непонятно почему дорогой уже личности делает существование бесконечно мучительным. И сама не успела вникнуть, когда так глубоко привязалась к нему. Наверное, когда закрыл собой от своих соплеменников, почему-то решившись защищать любой ценой. Слово «никогда», словно занесённый над беззащитной головой меч, давит на разум неотвратимостью.
— Хорошо. Я исполню твоё желание. Раздевайся, — не очень уверенно ответил он.
— Сейчас? — не поверила в реальность происходящего григстанка.
— Да, или тебе уже расхотелось? — ухмыльнулся предводитель Сопротивления, медленно завесил входной проём тяжёлой грубой шторой и остановился. В мыслях неестественно пусто. Оказалось, принятое решение нелегко и для него. Подопечная торопливо выполнила распоряжение и укуталась в простыню по самую шею. Предстоящее пугает и манит. Сбежать бы, но уже поздно. И новое любопытство давит на грудь, мешая дышать. Он подождал, дабы не смущать Силион, а затем обернулся. Кровная кандидатка потупилась, буквально нырнув в себя. Мужчина неторопливо разделся и со смехом заметил:
— Так не пойдёт. Посмотри на меня. Ведь тебе же интересно!
Сильными пальцами уверенно приподнял её лицо за подбородок и заглянул в расширившиеся от страха зрачки. Паника нарастает и нарастает, пока длится промедление. Словно бы попавшаяся в капкан птичка. Желание тугой волной ударило в виски, заглушая рассудок. Либо продолжительность воздержания, либо столь непритязательная прелесть юной подруги подействовали на него чересчур резко. Осилзский перестал отдавать себе отчёт в происходящем. Коротким рывком сорвал окутывающую хрупкую фигурку ткань и жадным взглядом окинул охваченное мелкой дрожью тело. Непривычное из-за большего количества рёбер, более длиной грудины, уменьшенного живота и узких бёдер. Худая, но сильная, с очень маленькой грудью, но незнакомой грацией, свойственной только её народу. Ждать или тянуть уже не в его власти. Нежность Ланакэна получилась довольно-таки жёсткой и торопливой. Незатейливо овладел чудной женщиной, полностью отдавшись на волю собственной страсти. Лишь на долю мгновения до рассудка дошла правда, о которой не подозревал. Стиснув зубы, чтобы не проронить стон от удовольствия, успел закрыть ей рот прежде, чем сорвался болезненный крик. В полумраке девушка различила лёгкий испуг в удивлённом взгляде своего господина. Но наслаждение превысило допустимую грань. Из разума словно бы стёрлась тревога. Весь мир заполнился красочным фейерверком эмоций. Мыслей не существует совсем. Всё уплыло в трепетном тумане ощущений. Её длинные ресницы медленно опустились, скрывая упоение. К онемевшей от желанного ужаса плоти постепенно возвращается возможность движения.
Он с сомнением смотрел на усталое и вместе с тем блаженное выражение на юных чертах. Обхватив себя за плечи и плотно сжав колени, она отдаётся пережитому, стараясь сохранить в памяти каждый вздох. Провёл ладонью по простыне и посмотрел на влажные пальцы.
— Почему ты не предупредила?
— О чём?
— Ты… никогда ещё не была с мужчиной…
— Я думала, очевидно, о чём я говорила. Отец воспитывал меня в большой строгости, боясь, что во мне проснётся дух моей матери. Это очень плохо? — встревожилась бывшая жительница Руали. У неё понятия о морали, свойственные её племени, хотя и не совсем разделённые довольно суровым родителем. Вот и слукавила, завуалировав правду.
— Нет. Хорошо, — успокоил Осилзский и невзначай добавил: — Не знал, что подобное бывает с григстанками при их столь странном мировоззрении на семейные отношения. У вас обычно не принято иметь длительные связи между разными полами, насколько мне известно.
— Да, но мы рождаемся такими же, как и вы. И… у нас тоже бывают длительные связи, такие, как брак. Правда, у достойных семей, между лучшими представителями Кровного Дворянства. Мне такое точно не грозило никогда, — рассказала весело Безумная Красавица.
— Я был бы осторожнее, если б знал… Наверное, очень больно? — на всякий случай осведомился, стараясь угадать, насколько правдивый последует ответ.
— Нет уже. Мне было очень хорошо с Вами, — тихо-тихо пролепетала, несмело проводя маленькой ладошкой по его широкой груди. Непроизвольно улыбнулся, позволив себе не поверить.
— В следующий раз я буду вести себя потише.
— Господин мой! Вы придёте ко мне ещё? — она откровенно обрадовалась идее и ласково прильнула к сильному плечу.
— Если ты не против, Силион, — конечно.
— Я буду очень-очень ждать! — неуверенно обвила его шею, вливая в остывающие вены новый огонь. К Далиане никогда не удавалось испытать ничего подобного. Нынче всё настолько интимно, словно и не нужно большего — лишь лежать вот так, обнявшись и наслаждаясь теплом друг друга. Вероятно, виною простота их нелепых отношений, вероятно, необычность сложившейся ситуации. Однако, впервые с самого рождения, он ощутил себя полностью довольным жизнью, разве что коробят воспоминания об усопшей жене, диссонирующие со всем, произошедшим с ним в дальнейшем.
Наступил рассвет. Ланакэн проснулся намного позже, чем обычно, и уставился на лежащую под боком григстанку. Немыслимо, но произошедшее ночью не шальной сон, а неуклюжая явь. Отныне судьба юной девушки полностью в его руках. Он с огромным трудом осознаёт это. На диво, внутри ничто не сопротивляется, как много лет назад, когда мелькнула идея связать жизнь с ныне покойной женой. Тогда покой удачного стечения обстоятельств нарушался тягостными рассуждениями. Сегодня душа приняла случайные отношения мирно. Силион сонно обернулась и постаралась улыбнуться. Ей куда сложнее. В самом деле… Пробудилась в объятьях обыкновенного человека, в два раза старше её, практически безграмотного и довольно грубого. Надо учитывать.
— Как спалось? — поинтересовался, стараясь за привычной жёсткостью скрыть заметную долю обуревающей робости перед диковинной любовницей.
— Хорошо. Хорошо просыпаться с Вами рядом, хоть и непривычно. Мы проснулись намного позже, нежели обычно. Это могли заметить. Далиана не будет ревновать? — спросила Безумная Красавица с заметным колебанием. Предводителя Сопротивления буквально передёрнуло. Что она имеет в виду? Это сарказм или безумные размышления?
— Откуда ты знаешь о ней? Кто тебе сказал?!
— Вы звали её во сне, — растерялась и даже несколько испугалась его колючего облика малышка. Задумчиво хмыкнул.
— Надо же… Не знал, что разговариваю во время кошмаров. Это моя жена. Она погибла вместе с нерождённым ребёнком, — расставил все точки над «и» Осилзский.
— Григстаны? — обескураженно конкретизировала собеседница.
— Да. Ндуву, — прямолинейно подтвердил, следя за реакцией. Ответ вызвал очередной приступ стеснительности. Ей это выражение даже идёт, пожалуй. Захотелось утешить явно встревожившуюся крошку, поэтому погладил по острому плечу. Совсем ещё дитя… Она не ведает, как реагировать на мрачное известие. Впрочем, и сам решил перемолчать. Задумчиво натянул на тело одежду и, бросив короткий взгляд на подругу, вышел в тёмный коридор. Удивительно всё-таки, как приятно иной раз коснуться чужой тёплой кожи. Глупые рефлексы наполняют каждую мышцу подзабытой бодростью. Оказывается, организм желал удовлетворения своих потребностей куда сильнее, чем сам себе смел признаваться.
Неподалёку раздался шорох. В полумраке различил сутулую фигуру пожилой женщины. Поздоровался, но встретил лишь укоризненный хмурый взор. Молчание недоброжелательное. Списав подобное поведение на возможные личные неприятности или отношение к опекаемой григстанке, Создатель Убежища постарался проигнорировать. Но… не тут-то было! Спустя ещё пару шагов попалась группка из пятерых человек. И все они буквально шарахнулись, а позади раздался скрипучий голос немолодой молчуньи:
— Правду говорят. Сама видела!
И вновь вместо приветствия — угрюмые лица и немое порицание. Напоминает уже какой-то сговор. Направился быстрее к Соулу. В одной из пещер о чём-то шептались Шоу и Тални. Но от товарища демонстративно отвернулись, словно и не знали его прежде. Попахивает всеобщим неодобрением, но что вызвало столь негативную реакцию? Нгдаси как раз выходил из своей каморки. Даже старый друг ненароком поморщился, предвидя необходимость общения с Ланакэном, но хотя бы впустил и сел на мешок с сеном в углу, ожидая слов.
— Я тоже тебе очень рад! — не удержался и съязвил бывший крестьянин.
— А я не говорил, будто бы тебе рад, — резко и вместе с тем не юля отозвался врачеватель.
— Что так? Вчера друзья, а теперь уже руки не подашь, если упаду?.. Почему с утра все на меня так пялятся, словно я преступник какой-то…
— А тебе, конечно, и невдомёк… Ты думаешь, словно бы все вокруг слепы? Это подлость, Ланакэн! — голос лекаря дрожит от едва сдерживаемого презрения.
— А можно узнать, в чём на сей раз меня обвиняют? — холодно уточнил гость. В его зрачках зажглись мрачные огоньки, будто перед схваткой. Создавшаяся ситуация уже порядком выводит из равновесия.
— В чём? Ты ещё спрашиваешь?! Все видели, как вчера ты остался у своей григстанки, а вышел только утром! Ты же даже не позаботился прикрыть завесу у себя в жилище, чтобы хоть какую-то иллюзию пребывания там создать! Это бесчеловечно! Она враг, но не так же! Мстить можно по-разному! Это грязно, поступать так с этим жалким созданием!
— И это мне говорит тот, кто пытался её зарубить?! — напомнил Ланакэн, хохотнув, хотя настроение отнюдь не весёлое. Хозяин резко встал и продолжил, активно жестикулируя за недостатком выразительности в весьма эмоциональной тираде:
— Я и не говорил, будто твоя ненормальная мне нравится! И теперь скажу, что прикончить её — верный путь! Но — тем не менее — столь грязно мстить бесчестно! Не она виновата в гибели твоей семьи! Ты опорочил её и считаешь омерзительное издевательство в порядке вещей? По-моему, лучше б ты её убил, а то стал, как её сородичи! Это бессердечно, низко! Буквально изнасилование! Сделал ведь падшей! Силион же противиться не посмела бы тебе нипочём! Это…
— Слова закончились или мне ожидать продолжения бурной речи?! Или подсказки от меня ждёшь? Так я не столь много слов вообще-то знаю… Я вот тут только одного не понял: а о чём ты? Почему ты говоришь о какой-то мести? Разве я не обычный здоровый вполне целый мужчина и не способен заинтересоваться женщиной? Что необычного? Знаю, поспешно, опрометчиво, далеко занесло… Ну, всякое ж бывает! Когда мне ухаживаниями заниматься да ещё и за ней?
— Она не просто женщина, а григстанка!.. Что ты сказал?.. — перебил сам себя собеседник. С трудом сглотнул и снова сел. У него даже разрез глаз стал почти григстански-круглым. Повисшую паузу можно словно бы тронуть — зазвенит струной. — Хочешь сказать, будто у тебя с ней всё серьёзно?
— Почему вдруг все стали столь заботливы к её судьбе? Даже интересно. И почему я не имею права на личную жизнь… Это тоже, кстати, занятно! — резко отметил приемник Шамула.
— Ты… не можешь… Ты предводитель Убежища! Она — григстанка! — промямлил Соул и обхватил взъерошенную голову: любые доводы после вышесказанного услышаны не будут.
— По другому запел! Теперь и это плохо! А что хорошо? Нам с ней решать, как нам лучше! Не ваше дело! Почему мне надо оправдываться, словно я совершил что-то несусветное? Я один уже достаточно долго, она тоже…
— Но Далиана!..
— Не смей приплетать сюда её! — закричал задетый за живое вдовец. Будто соли кто на открытую рану щедро сыпанул. Ловушка захлопнулась. Положительного выхода нет. Все варианты окружающие встретят в штыки. Отныне каждый будет смотреть с укором. И тем не менее упрямец не испытывает ничего, кроме досады на всеобъемлющую назойливость. О содеянном ничуть не сожалеет.
— Что вышло… Что вышло… Хуже не придумаешь. Я должен объяснить это всем. Ты же не рядовой юнец из вновь прибывших… Ты ведёшь нас в сражения, направляешь в жизни… — бубнит померкший союзник.
— Никого и никуда я не направляю. Я сам запутался и Силион с собой уволок. Но всё произошло как-то помимо моей воли, — внезапно пробормотал старый знакомый себе под нос. Всё переплелось и связалось. Узел настолько сложен — развязать не хватит и столетия. Кто поверит? Никто! Существование будет осложняться с каждым ударом сердца. Друг несмело ткнул кулаком в плечо.
— Извини! Я не учёл, что ты необычный у нас. Всё выглядело именно так.
— Забудем. Просто надо как-то жить. Отныне, любой мой шаг неверен заранее, — постарался приободрить Осилзский. Сосед хотел уже выйти, но остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Явно жаждет разведать что-то, но не хватает храбрости или… нахальства.
— И?.. Спрашивай уже! — нетерпеливо подогнал бывший землепашец.
— Это глупо… Меня, как врачевателя, интересует… Научный интерес… Не сочти за дерзость… А как это… с григстанкой? Так же, как с человеческой женщиной, или нет? Прости! Можешь не отвечать! — любопытство и стыд буквально сжигают, но исследовательская натура победила над тактом, окрасившим дерзкое лицо незнакомым цветом.
— Однако! — хмыкнул Ланакэн, одолевая приступ нервного смеха, рвущийся на волю. — Так же. Просто женщина. Хотя, признаться, с Далианой у нас всё было прозаичней.
Во взгляде наследника Аюту промелькнула тоска. Случившееся давит ещё и с этой точки зрения. Столько раз терзался за неумение спасти семью, за то, что не ценил при жизни, нынче вынужден мучиться от невольного сравнения в пользу неопытной любовницы. Не должно всё быть так, но всё именно так. Как сердцу приказать стать равнодушным? Разве что, остановить навсегда… Утихомирить собственную совесть нелегко, а эта злобная бестия не сдаёт рубежи.
Выйдя наружу от Соула, Создатель Убежища сразу напоролся на Саон, задумчиво стоящую в стороне.
— И ты меня казнишь в уме? — вырвалось в раздражении. Рассматривал старуху исподлобья, дожидаясь нотаций, и тут… Женщина громко расхохоталась. В ней есть что-то, от чего оробел, ощутив себя младенцем, но только ещё сильнее взбеленился. Гневно нахмурившись, уже хотел придумать хлёсткую фразу, но Кринт умолкла и чуть слышно отозвалась:
— Судьба умеет посмеяться! Помнишь? Тебе это столько раз говорили! Так и не услышал. Вот я с ней и смеюсь. А знаешь, в этом есть что-то действительно забавное: она сестра твоего врага… Но, честное слово, ты не сможешь ненавидеть её никогда! Я нянчила Силион. Малышка неимоверно тебе подходит. Вот сумеешь ли ты оценить по достоинству жертвы, принесённые во имя тебя?
Её глаза в темноте грота кажутся светящимися. Осилзский ощутил приступ противоестественной боязни, словно увидел злого духа. Однако она ласково улыбнулась, поклонилась и пошагала прочь, оставив ещё возросшую сумятицу. И ведь это является истиной! Что бы и как бы ни сотворила, по-настоящему отблагодарить самоотверженность до наивности доверчивой молодой высокородной не в силах любимого ею. Предрассудки, вскормленные прошлым и взлелеянные отчаянием сделали отношения между ними невозможными, однако сила, толкающая две одинокие души друг к другу, многократно крепче.
С трудом одевшись, Безумная Красавица остановилась в проеме. Надо выйти и встретить презрение окружающих. От предначертанного не уйти! Никуда, как ни старайся! Только в самых страшных снах прежде представлялось аналогичное унижение. И всё же внутри трепетно вздрагивает уверенность в правильности выбора. Надо как-то встретить новый день, каким бы он ни ждал. Стиснула полотно и отдёрнула, преодолевая шаг наружу.
Огонь всё никак не разводился, когда кто-то чуть слышно предложил:
— Хочешь, помогу? У тебя руки дрожат, поэтому не горит.
Тални. Странный всё-таки юноша. Но, когда все молчат в нерешительности, он смело приблизился поддержать. Как всегда несколько сомневающийся в правильности собственных действий, наклонился и поднёс горящую ветку к хворосту. С озорной улыбкой отметил:
— Вот и всё!
Пламя страстно льнёт к прутикам, похрустывая корой. Силион робко улыбнулась. Смотрится несколько тверже обычного, лишь пальцы и впрямь сильно трясутся. Шоу медленно подошёл к ним и опустился на корточки.
— Может, помочь чем? Ты обращайся, если потребуется!
Женщина встревоженно сжалась, опасаясь даже смотреть навстречу широкоплечему могучему рыжему бойцу. Его молодой друг покраснел:
— Ты не так поняла. Он искренне хочет помочь!
— Не все относятся к тебе, как Осилзский. Может, тебе и говорили всю твою жизнь, будто любой человек лишь животное, однако мы осознаём, что такое горе и обида, — подтвердил Риул. В нём и тени обычной бесшабашности нет. Серьёзный и мрачный, дабы не испугать миниатюрную собеседницу.
— Не смейте говорить плохо о Ланакэне! Не смейте! — в высоком голосе звучит решимость, словно ещё одно слово против предводителя Убежища — и маленькая иноплеменница пустится на защиту его чести с оружием. Вспомнив, сколь талантливо она владеет Голубым клинком, собеседники приумолкли. Её преданность ничто не поколеблет. Старший лишь дёрнул плечами и вздохнул, осознав бессмысленность любого разговора. В конце концов, в своё время только один здесь встал на защиту безумной наследницы Руали. Неужели же дочь рода Окналзски посмела бы пойти против воли заступника? Так получилось. Вскоре приплёлся Соул. Врачеватель вызвал неоднозначное отношение: товарищ серьёзно опорочившего общественное мнение о себе может поддерживать точку зрения провинившегося. Несмотря на старательную попытку выглядеть естественно, в каждом жесте Нгдаси некая неопределённость. И всё же досада на существование рядом григстанки настолько заметна, что рыжий соратник ехидно отметил:
— А вот и тот, кто не поменяет мнения никогда. Ты, должно быть, доволен? И мараться расправой не потребовалось. Ага?
— Не больно-то язви. Людям нравится видеть всё в тёмном свете! Возможно, это из-за глубины пещер? Я говорил с ним. Мы неверно поняли. Я тоже сначала злился. Теперь очевидно: влип наш дружок серьёзней некуда. В одном он прав — теперь ему уже никогда не стать тут для всех правильным предводителем. Однако… до сих пор всё как-то устраивалось. Может, и теперь, плюнув на наши грязные домыслы, доведёт до чего путёвого.
— Ты думаешь… мы не так поняли? Все? — протянул Риул и криво усмехнулся. Что-то едкое появилось в его облике. Должно быть, собирается сказать нечто достаточно острое, чтобы выразить полностью негодование по поводу абсурдных попыток лекаря выгораживать товарища.
— Он сам сообщил. Мне лично. Вот так вот.
Силион не очень разобрала, о чём говорят рядом, да и дел у неё хватает. А вот остальные притихли, наблюдая за привычными, но словно бы неуверенными, действиями избранницы создателя Убежища. Юноша присвистнул, довольный информацией.
— Надо, чтоб все знали. Я пойду, — вывел Шоу и откланялся, едва сдержав рвущийся смех. А сложилось всё в чём-то и впрямь комично. Вот только юмор получился очень уж неоднозначный: с привкусом горечи и скабрезным налётом.
Сообщённое другом предводителя решение для всех превратилось в гром средь белого дня. Большинство встретило аморальную новость с антипатией, другие облегчённо вздохнули, лишний раз убедившись: последователь Шамула именно такой, каким и представляли. Неоднозначность повисла, лишний раз доказывая: в тесном Убежище не существует тайн. Есть единое человечество. И даже существование состоящего из множества отдельных сущностей организма настолько целостно, что каждый вздох одного отдаётся в ином. Странно, но постигшее Силион вызвало у всех одинаковую реакцию сострадания.
День прошёл на редкость неприятно. Косые взгляды преследовали предводителя Убежища везде. Не все поверили его окружению. Но и те, и другие не особо доверяют уже. Всеобщее отношение к наследнику Аюту навсегда испорчено. Стараясь пренебрегать этим, не вникать, кто и в чём конкретно обвиняет, проходил до вечера взвинченный. Радует единственная мысль: отныне его жизнь действительно волнует кого-то по-настоящему близкого. Несмотря на предвзятость к представительнице вражеского племени, мужчине удалось без труда принять: негаданная ещё вчера избранница — зеленоглазая девчонка.
Осилзский переступил через порог и плюхнулся на мешок в углу. Силион торопливо приблизилась и поинтересовалась:
— Что-то нехорошо, господин?
— Тебе показалось, — отмахнулся, любуясь нежной заботой подруги.
— Это из-за меня? Да? — напряжённо задала вопрос она. Воин отрицательно повёл головой, но григстанка угадала ложь. Её маленькая ладошка вкрадчиво скользнула по сильному плечу защитника. Помочь бы, утешить, но слов, необходимых для создавшейся ситуации, не находится.
— Ты никогда не думала, насколько я старше? Рядом со мной ты смотришься совсем ребёнком, — невесело усмехнулся он. Малахитовые глаза наполнились сочувствием.
— Нет. Не думала, — недоумевающе пожала плечами.
— Странный вы народ, григстаны. Но не будем больше об этом. Выдался нелёгкий день. До сих пор мерзко. Я хочу просто посидеть рядом с тобой, — признался Ланакэн и нежно провёл по мягким волосам задумчивой любовницы. Шелковистые пряди скользят между мазолистыми пальцами, словно дорогая ткань. Чересчур дорогая для крестьянина. Неужто можно перебирать их, и не быть наказанным за порчу сокровища?
— Только посидеть? Или, кроме отдыха, есть более занимательные занятия? — игриво рассмеялась наследница Руали. Но взгляд остался абсолютно невесёлым… Или показалось?
— Тоже что-то тревожит, не так ли? — отметил вслух человек, стараясь не упустить даже крошечное движение ресниц подопечной. Потупилась, сомневаясь в праве озвучивать мучающее при нынешнем положении.
— Я хотела Вас попросить кое о чём, но не знаю, смею ли…
— И всё же…
Всё тело малышки напряглось от внутренней борьбы. Надо произнести вслух… Как-то попытаться высказать неподъёмные рассуждения. Печальные колебания уже перестала таить.
— Мне очень хорошо рядом с Вами. Очень, господин мой. Но меня гнетёт одна мысль… Могу ли я попросить Вас предупредить меня, когда я надоем. Я жду Вас с самым глубоким чувством. Я бы хотела знать, когда наступит срок, и Вы отдадите меня другому. Морально подготовиться… Можно ли?..
Неловкое молчание. Он ошалел от столь оглушающей информации, заставшей врасплох, когда уже надеялся отдохнуть от мелких передряг дня.
— О чём ты?
— Я не имею ни малейшего права просить об этом, однако…
— Что ты говоришь?!
— Да, простите, поняла, — бедняжка пугливо побледнела и низко склонилась, опасаясь, не позволила ли себе чрезмерную дерзость. Что-то бессильно рабское проявилось в поведении.
— С чего ты взяла, будто бы я тебя кому-то отдам?! — голосовые связки не пожелали слушаться. Прозвучало едва слышно из-за внезапно прерывистого и сиплого дыхания.
— Но ведь я — падшая. Понятно итак, я знала, на что шла и…
— А ещё что ты знала? Я, наверное, с ума сойду скоро!.. Следовательно, ты считала, будто я с тобой развлекаюсь… О нет! Я точно с ума схожу! Ведь всё предельно ясно, а получается: даже ты видишь во мне какого-то монстра. Я на тебе женюсь, как только будет более-менее подходящий момент… Пока ведь только похоронили Аюту… Лучше немножко подождать…
— На мне? Женитесь? Зачем Вы так говорите? Я знаю своё место. И больше мне ничего не надо, как будто, — неподдельное удивление иноплеменницы раскрыло, насколько различен ракурс, с которого видят свои взаимоотношения.
— Ты… Не поняла то, что я тебе сказал? Я же не григстанин! Я твёрдо принял решение и…
— Нельзя. Вы не можете так поступить. Я не смогу стать вашей женой никогда, — рассудительность и безапелляционность поведали об однозначности её заключения. Будто резанула клинком. Медленно села около, боялась даже взглянуть на него. Ярость наполнила рассудок человека. Сам не успел заметить, как изловчился и влепил пощёчину.
— Вспомнила: ты высокородная григстанка, а я — полуживотное? Поиграла и вникла: не так всё просто? И я действительно поверил, будто б ты ко мне не равнодушна! — простонал в отчаянии от капкана, куда угодил. Стать марионеткой в столь хрупких ручках! И ведь ничего не поделать! Все посчитают его виновником, таким образом старающимся отомстить за погибшую семью, а на самом деле маленькая бестия «порезвилась»! Для культуры настолько иной нации — вполне ведь нормально! Наверняка и не задумывалась прежде, насколько серьёзен шаг для партнёра! Что же он натворил! Нгдаси, выходит, в чём-то прав… Но её глаза тогда… её невинность… Впрочем… А что вообще означает неопытность для представителя цивилизованных? Говорят, они считают пороком, от которого следует избавляться… И Создатель Убежища — подвернувшаяся весьма кстати подходящая кандидатура? И… только?!
— Я не то имела в виду. Совсем не то. Вы их предводитель. Они не простят такого. Я ведь для них григстанка. Чужая. Враг. Поймите! — жалобно отозвалась женщина, рефлекторно прижав ладонь к щеке. Судя по испугу, ожидает продолжения побоев. И сопротивляться смиренно не намеревается. Осилзский ощутил себя последним мерзавцем. Коснулся пальцем её острого подбородка, убеждаясь в отсутствии крови. Если бы вернуться на те несколько ударов сердца назад! Видимо, очень больно. Однако покорность заставляет терпеть. Ланакэн устало закрыл лицо руками.
— Идиот. Ударил, не разобравшись, что к чему. Не подумал ни о чём. Да неужели же ты не осознаёшь: для меня их мнение не играет никакой роли? Я решил для себя. Остальное — неважно.
— Им Вы нужнее. Они полагаются на Вас. А я и так могу. Всё в порядке! Я не подумала вчера, насколько это серьёзное решение для вас при нынешнем статусе. Простите! Слишком другие обычаи, — робко пояснила, всё более и более чувствуя себя причиной беды. Найти способ выбраться защитнику из западни, куда завлекла неуместным пожеланием, не получается. Знаний о порядках у диких человеческих племён явно мало. Серьёзный пробел в обучении, как выясняется.
— Глупышка! С тобой иногда смешно! — расхохотался собеседник и постарался ласково привлечь к себе. С растерянной улыбкой она прильнула к груди наследника Шамула и глубоко вздохнула. Надо учиться существовать рядом, огибая препятствия радикально иного опыта. Они действительно разные. Настолько, насколько вообще возможно. На самом деле в заверения покровителя Силион не особо поверила, только говорить вслух не стала: раз ему удобнее считать, словно любовница настолько глупа, можно и подыграть. На сей раз мужчина был намного деликатнее, стараясь не причинить лишней боли еще непривычному телу юной подруги. И снова испытал то непонятное ощущение всепоглощающей близости, распространившейся на всю его сущность, когда начал засыпать под худенькой ручкой. Спать в обнимку приятно, оказывается…