Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ВТОРАЯ

НИНА

Я вернулась на работу. В первый день сотрудники агентства недвижимости «Домашний очаг» смотрели на меня с состраданием и ласково спрашивали: «Ох, Нина, как ты? Туго тебе пришлось, да?» — и я каждый раз начинала рыдать. Снова и снова.

В конце концов Мелани, моя лучшая подруга и владелица агентства, начала предупреждать окружающих: «Нет-нет-нет, не будьте слишком добры с Ниной, она сейчас не выносит любезностей», и это заставляло всех смеяться, даже меня. Я одновременно смеялась и плакала, вытирая мокрые глаза и сопливый нос, а Мелани говорила:

— Все хорошо, дорогая, не надо подавлять свои чувства. Дай им волю, это поможет тебе пережить горе.

В обеденный перерыв, когда все вышли из офиса, она сказала:

— И кстати, знаешь, что еще помогло бы? — Я не ответила, и она продолжила: — Тебе нужно влюбиться. Это лучшее лекарство. Посмотри хотя бы на меня.

Мы с Мелани были неразлучные подруги со средней школы, но восемь месяцев назад она вышла замуж за парня, с которым познакомилась в Сети, и уже ждала ребенка. Из-за этих двух обстоятельств ее слова трудновато было принимать всерьез. Из трезвомыслящей женщины, всегда относившейся к представлению о вечной любви со здоровым цинизмом, она превратилась в сентиментальную дамочку, по-видимому считавшую, что каждый может найти любовь во Всемирной паутине, если только хорошенько поработает над своим профилем.

Здесь есть какая-то издевательская насмешка судьбы. Это ведь я как угорелая вечно бросалась в омут страсти, тогда как Мелани до появления в ее жизни Джона Пола встречалась, наверное, всего лишь с парочкой парней. Она постоянно говорила, что ее смущает сама идея влюбиться и потерять здравый смысл, а безрассудство всегда было моей отличительной чертой. Я с готовностью принимала все этапы романов: сходилась и расходилась, переживала и страдала. И когда мои увлечения неизбежно заканчивались, я с еще большей легкостью влюблялась снова. Душевных ран у меня чаще всего не оставалось, а опыт накопился немалый.

Но вот мне уже тридцать пять лет, а я все еще не могу понять, как заставить себя пойти дальше. Даже когда я отважилась выйти замуж, мы с Дэном протянули всего полгода после свадьбы, а потом однажды вечером он повел меня ужинать и рассказал, что встретил Джулию, что она обладает некой пикантностью, которую он всегда искал, и я, конечно, понимаю, что он должен уйти от меня, потому что хотя я ему очень, очень нравлюсь и, возможно, он всегда по-своему будет меня любить, этого недостаточно, чтобы удовлетворить теневую сторону его натуры, и мистическую сторону тоже, а также его желание стать веганом и нежиться в горячей ванне. Он произнес всю эту чушь и еще много подобной же чепухи; трудно поверить, что кто-то вообще может сказать тебе все это вслух, да еще человек, которого ты любишь. Любила. Наверное.

Итак, я вернулась к началу. Я не притворяюсь, будто понимаю, как Мелани заставила Джона Пола — знакомца по Интернету! — влюбиться в нее, жениться и не бросить, когда она забеременела. Подозреваю, он и не возражает. Джон — электрик, состоит в профсоюзе, имеет хорошую работу и хорошие зубы; регулярно посещает церковь, любит детей, яблочный пирог, крекеры с арахисовым маслом и щенков. По всей вероятности, Мелани отвечает ему взаимностью и ничуть не опасается, что муж ей наскучит.

А что же я? Лично меня никогда не устраивали такие парни — совершенно без чувства юмора и до тошноты предсказуемые. Даже учитывая горький опыт замужества, я бы скорее снова попытала счастья с мужчиной, подобным Дэну, настолько незаурядным, что однажды он может вдруг обратиться в вегана или нагородить белиберды о каких-то тайных пикантностях.

Но, вероятно, это означает, что я обречена на одиночество.

— Конечно, у тебя есть причина для печали, — говорила сейчас Мелани, — но я уверена, что ты грустишь не только из-за маминой смерти, но еще и из-за Дэна. Думаю, если ты снова будешь ходить на свидания, то жизнь наладится. — Она села на мой стол и отодвинула в сторону список домов, которыми наше крошечное агентство располагало для продажи, — мне предстояло обставить их для показа клиентам мебелью со склада, принадлежащего отцу Мелани.

Я взглянула на подругу. У Мелани миленькое личико в форме сердечка, обрамленное мягкими каштановыми кудрями, — неудивительно, что все, кому она продает дома, желают навсегда остаться ее лучшими друзьями. Она в любых обстоятельствах верит в счастье. Возможно, потому, что ее родители живы, души в ней не чают и подарили дочери это маленькое агентство недвижимости, а кроме того, у Мелани есть красивая одежда, а в животе у нее растет ребенок, который продолжит ее род, а еще ей доподлинно известно, кто она такая, кто ее тети и дядья, и бабушки с дедушками, откуда они происходят, предпочитают ли они колу или пепси, белое или красное мясо, нравится ли им жить на побережье или в горах, а также в каком доме они жили раньше, — и все такое прочее.

— У Джона Пола есть очень приятный знакомый, — сказала Мелани. — Необязательно в него влюбляться, но, мне кажется, встретиться с ним было бы весело. Я тебя вытащу из этой хандры.

Я протянула руку и забрала свой список.

— Эта хандра называется болью утраты, — заметила я. — К тому же, если я и решусь на какой-нибудь смелый поступок, он не будет связан с поиском мужчины. Я рассматриваю два варианта: записаться в экспедицию на Марс или заняться поисками биологической матери.

— Что? — удивилась Мелани. — Как ты собираешься это делать? Забыла, что мы так и не узнали ее имя? — Она прищурилась. — О нет, неужели ты снова преследуешь мисс Гейнс?

Я рассмеялась. В шестом классе мы с Мелани выполняли секретную миссию по поиску моей настоящей матери. Проследили за разными семьями, подвергли всех знакомых тайному социологическому исследованию и сделали вывод, что моей матерью должна быть учительница физкультуры мисс Гейнс, потому что у нее были такие же глаза, как у меня, и слегка полноватый живот — последнее, по утверждению Мелани, означало, что она рожала.

Несколько месяцев я бредила мисс Гейнс, словно бы сходила по ней с ума, а потом однажды утром меня озарило: неудивительно, что физручка не выказывает даже искры интереса по отношению ко мне, своей плоти и крови. Ведь моя настоящая мама — принцесса Диана! Да, я незаконный ребенок, которого она родила до встречи с принцем Чарльзом, а когда он ее полюбил, вынуждена была отдать меня на удочерение, вот тогда-то супруги с забавной фамилией Попкинс и взяли меня.

Среди знакомых мне детей я была далеко не единственной, кто рос в неродной семье. По непонятным мне причинам в нашем тихом католическом районе в Бернфорде таких ребят жило множество. Как минимум пятеро в каждом квартале. Словно мы родились в десятилетие, когда считалось модным избавляться от незапланированных отпрысков, отдавая их кому попало. Так что, когда я объявила всем, что на самом деле являюсь дочерью принцессы Дианы и в один прекрасный день она приедет за мной и отвезет туда, где мне положено быть, — в Букингемский дворец, — внезапно всем тоже захотелось иметь знаменитых родителей, и мы с Мелани открыли на игровой площадке коммерческое предприятие под названием «Кто твоя мама?».

За два доллара мы сочиняли семейную историю, придумывая для товарищей богатых и известных родителей, которые, как мы уверяли, глубоко сожалели о том, что оставили свое дитя, и однажды захотят его вернуть. Мадонне приписали двоих детей, «раздали» отпрысков актрисе из сериала «Проблемы роста», и Джулии Робертс, и Мэрил Стрип, а также целой семье из «Беверли-Хиллз». Бог знает, как нам удавалось хранить это в тайне от зорких монахинь. Но как-то раз девочка по имени Эмили Сканлан подкараулила меня после школы и оттаскала за волосы, чуть не выдрав клок, — заявив, что это она должна быть дочерью леди Ди, а ее родители велели ей рассказать монахиням, чем я занимаюсь. Меня бы наверняка исключили, и моя безгрешная мама, которая спасла мне жизнь, удочерив меня, этого бы не перенесла.

Бизнес пришлось закрыть. Учебный год к тому времени все равно уже заканчивался, а тут еще мой отец попал в автомобильную аварию и сломал позвоночник, из-за чего лишился присутствия духа и вскоре умер. Внезапно стало ясно, что эти фантазии об известных мамах и папах абсолютно нелепы. Мы все просто нежеланные дети, от которых отделались родители, и должны быть благодарны приемным мамам, взявшим нас на воспитание.

— На этот раз я пойду в приют и узнаю все наверняка, — заверила я Мелани. — Мама говорила, что там есть сестра Жермен, которая поможет мне. Она даже произнесла «твоя настоящая мать». Отчетливо.

— Да ты что! Неужели Джозефина Попкинс так сказала?

— Представь себе. А еще она заметила, что ее всегда удивляло, почему я не задаю вопросов о своем происхождении.

Мелани закусила губу — так она делала с седьмого класса, когда ее что-то смущало.

— Я считаю, что сейчас не время проводить подобные изыскания, — проговорила она. — А если твоя настоящая мать умерла?

— И что?

— Ты будешь страдать вдвойне.

— Даже если и так, что с того? Всегда лучше знать, чем пребывать в неведении, разве нет?

Мелани пожевала губу.

— Прекрати! — воскликнула я. — Ты сгрызешь губу подчистую. Послушай, я собираюсь заняться поисками, потому что мне сейчас нужно отвлечься от горьких мыслей.

— Я же не говорю, что совсем не надо этого делать, — но почему именно теперь? Ты не знаешь, кто она. Вдруг это ужасная женщина?

— Спасибо за заботу. Но я приступаю прямо сейчас.

— Сию минуту?

— Именно.

— Но ты ведь на работе.

— Ты видишь каких-нибудь клиентов? — спросила я.

— Ладно, — сдалась Мелани. — Если тебе непременно надо этим заняться, по крайней мере, не оставайся одна. Приходи сегодня к нам ужинать. Ты пережила большую утрату, две большие утраты…

Я уже надевала пальто. Мелани подошла и обняла меня, и я впервые заметила, как ребенок толкнул ее в живот изнутри. У Мелани был ребенок, а у меня не было ничего.

— Ты чудачка, — проговорила она, — в самом лучшем смысле этого слова.

— Куда мне до твоих чудачеств, — ответила я и высморкалась.

— Принеси, пожалуйста, мое желтое блюдо.

— Ой, — сказала я. — Черт. Я, наверное, разбила его о стенку. Оно так красиво разлетелось на куски. Жаль, что ты этого не видела.

— Какая же ты противная!

Я показала ей язык, что делала с седьмого класса, после того как она начала каждый раз при прощании называть меня чудачкой. Это стало нашей традицией.

У двери я обернулась:

— Я приду на ужин, но, честное слово, если вдруг увижу, что ты пригласила для меня какого-то мужика, то сразу уйду. Сейчас у меня нет настроения флиртовать.

Потом я вышла на улицу и села в свою «хонду-цивик», где громоздились переносной унитаз, штатив для капельницы и стул для мытья больных, — перед выездом из дома я потратила уйму времени, чтобы запихнуть все это на заднее сиденье. Я дернула машину, чтобы выехать со стоянки, нажала на педаль газа — и колеса немедленно увязли в сугробе возле поребрика.

Я делала все, что полагается в таких случаях, — грязно ругалась, со всей дури колотила руками по рулю, и когда это не сработало, стала раскачивать машину туда-сюда, давя на газ и поворачивая руль, — но автомобиль лишь крепче застревал в снегу. Колеса закапывались глубже и глубже, и снег под шинами превращался в скользкий лед. Потом раздался какой-то скрежет, и через некоторое время запахло горелым.

Я так энергично налегала на педаль газа, что «хонда» резко подалась вперед и унитаз прыгнул с заднего сиденья на переднее, придавив меня своей алюминиевой ножкой.

Порой, когда вы начинаете новый этап жизни, судьба не упускает случая напомнить вам, кто здесь хозяин, заставляя колеса вашей машины буксовать по льду и надевая вам на голову унитаз.

По крайней мере, именно такой урок я извлекла из этого происшествия. Я выключила мотор и опустила голову на руки в ожидании весны.