Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ФИБИ

Прошла неделя, прежде чем раздался первый телефонный звонок.

Определитель номера подсказал: «Нина Попкинс». Фиби играла на пианино в гостиной. Взглянув на экран, она даже не встала, чтобы ответить.

Конечно, это была Нина, а не Линди. Нина помнила ее. Где-то в подсознании, даже не отдавая себе отчета, Нина душой помнила свою мать. Фиби верила в существование души. Она всегда ощущала душу Тилтона рядом, иногда сильнее, иногда слабее. А теперь к ней присоединилась еще и душа Нины — Кэт.

Тем вечером, сидя напротив Кэт, рассказывая историю ее рождения и всё, что произошло потом, она глядела в ее чистые голубые глаза и видела в них то же, что и много лет назад, — море любви и беспредельное доверие.

Было тяжело, нечеловечески тяжело, заметив эти чувства, заявить, что ничто не изменилось, встать и уйти. Но так надо. У Фиби не осталось сил на попытки сближения с дочерьми. Она удовлетворила их любопытство и теперь хотела вернуться к своей обычной жизни.

Так что в тот раз она не взяла трубку. И следующие три раза тоже.

— Привет, — после четвертой попытки сказала Нина на автоответчик. Она откашлялась. — Я… просто хотела… поговорить, спросить, как дела. Что ж, это все. — Потом, немного поколебавшись, быстро произнесла: — Люблю тебя, — и отключилась.

Мэри:

— Почему ты просто не поговорила с ней? Ты ведь рассказала ей всю ужасную историю. Чего теперь бояться?

— Тебе не понять.

— Что тут понимать — это все твое упрямство, сумасшедшая ты женщина. У тебя есть две дочери, которые хотят общаться с тобой, а одна из них особенно хочет любить тебя. А ты их отвергаешь. Кто может позволить себе такую роскошь — отвергнуть любовь?

— Это не любовь. Это…

— Ну и что это, Фиби Луиза? Скажи мне.

— Ну… любопытство. Я не выношу того, как они на меня смотрят — словно на инопланетянку.

— Да неправда это! Я чувствую, что ты лжешь, даже отсюда, из Оклахомы. Знаешь, что я думаю? Ты трусишь, когда речь идет о любви.

— Не…

— Трусиха.

— Но…

— Трусиха.

— Знаешь что, это ведь ты заставила меня отказаться от детей. Ты говорила, что так будет лучше. И теперь называешь меня трусихой? Да как ты смеешь?!

— Я и сейчас думаю, что всё к лучшему.

— То же самое ты говорила, когда вынуждала меня отдать их.

— Фиби.

— Что?

— Мне жаль, что так случилось. Но мы ведь никогда не знаем, как повернется жизнь, не так ли?

— К лучшему, к худшему — как ты можешь судить об этом? Меня заставили пережить те дни снова. Это невыносимо.

— Не отталкивай, пожалуйста, людей. Мы все поступали так, как считали правильным. И ты тоже.

Однажды в конце августа в дверь позвонили, и поскольку она ждала на урок Ботани Хастингс-Джонс, то просто нажала на кнопку домофона. (Действительно была такая соседская девочка по имени Ботани. Скоро детей будут называть Социологиями и Литературами.)

И тут в кухне появилась Нина. Как привидение. Только во плоти.

— О господи… Что ты здесь делаешь?

Трудно поверить, но она все еще способна так пугаться. Она, которая была такой смелой в Бруклине, — безбоязненно ходила по улицам, давала деньги бездомным, разговаривала с побирушками в метро, улыбалась старикам и людям, одетым в лохмотья, мужикам с обветренными лицами, навсегда приобретшими суровый оскал, одуревшим молодым мамашам с неуправляемым выводком. Она, убеждавшая себя, что прошла через самый страшный круг ада, перепугалась до полусмерти при виде своей дочери, стоявшей на пороге.

— Привет, — улыбаясь, поздоровалась Нина. Она выглядела так безобидно, так… обыкновенно. Она была в синей футболке, белых джинсах и сандалиях, волосы стянуты резинкой. — Я оказалась тут поблизости и решила заскочить узнать, не хочешь ли ты перекусить. Ничего особенного, просто посидеть в кафе.

— Ведь мы же… я же… мы договорились, — опешила Фиби. — Я ведь сказала, что не хочу поддерживать отношения.

— Но это всего лишь обед, а не отношения. Сходим поесть, и всё.

Просто смехотворно, как дико заскакало сердце. Ей понравилось, что Нина не оглядывала квартиру и не оценивала убогую обстановку. Нина смотрела только на нее, открытым, дружелюбным взглядом.

И на самом деле было время обеда. Фиби рассчитывала после урока, если мама Ботани заплатит наличными, чем-нибудь себя побаловать. Зайти в тайский ресторан неподалеку и купить фаршированный блинчик.

Но как же Ботани? Где она, между прочим? Ученица опаздывала уже на пятнадцать минут, так что Фиби, по сути, имела полное право оставить в дверях записку, что ей понадобилось уйти и что урок переносится, и отправиться по своим делам.

— Хорошо, — согласилась она, и Нина чуть улыбнулась. Не выказала ликования или самодовольства, никакого чрезмерного усердия — просто слабая полуулыбка. И они вместе спустились по лестнице и пошагали к тайскому ресторану.

Неприятных разговоров не было.

Вопросов Нина больше не задавала.

Сказала, что встречается с новым мужчиной.

— Ничего особенного, просто парень. Любит детей, хочет семью. Так что, кто знает…

Фиби с уважением отнеслась к тому, что у Нины не возникло желания посвящать собеседницу во все подробности. И во-время прощания Фиби не чувствовала тревоги. Просто легкое дружеское объятие. Они улыбнулись друг другу, Нина пошла к метро, а Фиби побрела домой.