Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ФИБИ

Оказалось, что одиночество не так ужасно, если к нему привыкнуть.

Сегодня приходили ученики, так что она не была совершенно одна. Некоторые брали уроки фортепиано, другие — уроки пения. С последними было сложнее, поскольку надо смотреть людям в глаза и невозможно избежать эмоций. Конечно, когда играют на пианино, их тоже не избежать, но там легче сосредоточиться на руках, ногах, нажимающих на педали, и не выстраивать эмоциональной связи. Хотя любая музыка по самой сути своей способствует возникновению таких связей.

А если становится одиноко, то за дверью ждет шумный Бруклин — веселая молодежь, музыканты и визжащие беснующиеся дети, — в таком количестве, словно их производят на задворках магазинов и непременно выдают каждому посетителю.

«Цельнозерновой хлеб и греческий йогурт с семенами чиа — прекрасный выбор, мадам. Теперь вы имеете право получить ребенка. В наличии имеется здоровый двухлетний мальчик, с ним в комплекте идет коляска „Бугабу“».

Да, ей не повезло. Она потеряла свою семью.

Черт. А ведь она собиралась встретиться с дочерьми. Уже даже оделась, но тут позвонила Мэри, чтобы обсудить празднество в честь Кевина, которое состоится в мае. Разве могла Фиби уйти? Семейные дела превыше всего.

Семья, семья, семья. Почему это все так зациклены на семье? Половина американцев терпеть не могут своих родных; газеты изобилуют сообщениями о разводах, домашнем насилии, несчастьях, причиненных ближайшими родственниками. И при этом достаточно включить телевизор или открыть комментарии в Интернете, как на вас хлынет восхваление семейных ценностей, словно это единственное содержание и смысл человеческой жизни.

На самом деле разговор с сестрой вызвал у Фиби отвращение, — ведь именно Мэри после возвращения Фиби из Калифорнии порвала Священные Семейные Связи и переехала — но, похоже, забыла об этом. Собственно, переехала она по семейным обстоятельствам. Только не ради своих близких, а чтобы угодить Шелби. И теперь она хотела сделать благопристойную фотографию всей семьи — Кевин получает диплом, или награду, или что-то там еще, а его тетя стоит рядом. Пустить пыль в глаза.

Положив трубку, Фиби легла в горячую ванну, включила сначала Баха, потом Эми Уайнхаус,[12] пила вино и пыталась не думать о чертовой семье. Хватит с нее!

Благодарю покорно, у меня уже была семья, даже несколько, — и ни одна из них не сделала меня счастливой. Отец с матерью были хорошими родителями, по крайней мере с точки зрения ребенка. Фиби уже почти не помнила их. Мать происходила из многодетной семьи, жившей в Ирландии. В шестнадцать лет она вышла замуж за Эдварда Маллена и с его родными переехала в Нью-Йорк. Эдвард стал пожарным, производил впечатление этакого сурового великана, однако в действительности был внушительным, но мягкотелым. Он часто плакал, слезы по поводу и без повода невольно лились из глаз отца, словно любое обстоятельство трогало его до глубины души… Все было хорошо. И больше всего на свете он любил своих девочек! Учил их петь и танцевать в гостиной. Разыгрывая сценки и оригинальные музыкальные номера, Фиби всегда расставляла перед собой подушки и свернутые одеяла, изображавшие аудиторию. Она расхаживала по дому в причудливых костюмах, которые мастерила из различных тряпок, попадавшихся ей под руку.

Особым детским чутьем она понимала, что у нее замечательный папа. Он играл с дочерьми и, в отличие от других отцов, пропивавших деньги, приносил домой всю получку и вручал ее приземистой, грудастой и улыбчивой Мейв. Жена готовила тушеную говядину или картофельный суп и вязала кружевные салфеточки, которые отдавала в женский клуб или в детские дома. Разве могла она представить, что ее дочери станут сиротами?

А потом Мейв заболела.

Детям не говорили, что с ней, а мать утверждала, что лечение помогает и ей становится лучше: «Видишь, сегодня у меня уже нет этого ужасного кашля, поэтому, пожалуйста, дорогая, передай мне мои сигареты. И не могла бы ты убрать на кухне до прихода отца и сказать ему, что это сделала я?»

Так что, когда Мейв умерла, вся семья была потрясена до крайности. Каждый день Фиби просыпалась и с ужасом вспоминала, что мамы больше нет. И никогда не будет. Фиби тогда училась в католической школе, и, когда туда пришло печальное известие, ее словно ударили под дых шаром для боулинга, и она не могла дышать. Ее вызвали в кабинет, где собрались монахини и священники, и каждый подходил поговорить с девочкой и брал ее руку в свои рыхлые потные ладони. Давайте вместе помолимся за упокой ее души.

Как будто это поможет.

В те времена было не принято выражать искренние соболезнования. В лучшем случае вы могли рассчитывать на банальности, которые преподносились как рождественский подарок.

Бог не дает человеку больше, чем он может вынести.

Самый темный час всегда перед рассветом.

То, что нас не убивает, делает нас сильнее.

Нам так жаль. Давайте помолимся о душе усопшей.

Давайте не будем. Лучше завоем волком и бросимся под машину.

Всем своим существом Фиби чувствовала правду — все только делали вид, что жалеют ее, но на самом деле ее никогда никто не любил. Одноклассники либо не замечали ее, либо дразнили, потому что она была в веснушках и носила странное имя: Фиби. Они звали ее Фиги. Обхохочешься. Взрослые тоже ей не симпатизировали, потому что она всегда задавала слишком много вопросов. «Разве нельзя просто поверить на слово?» — удивлялись они, пока девочка не возненавидела слово «поверить». С тем же успехом можно было просто сказать ей: «Разве нельзя покориться и делать, что тебе говорят?»

«Больше никаких вопросов, — отрезал священник. Как будто она должна была просто забыть о смерти матери, как о мелкой неприятности. — Крепись. Почитай Бога, потому что Господь призвал твою мать к себе на Небеса, такова Его воля». А у нее на языке так и вертелся очередной вопрос: «Вы не думаете, что Бог попросту… вредный старикашка?»

Но Фиби держала себя в руках и не подавала виду, как она разгневалась на Бога, и каждый вечер молилась так же, как и раньше.

Затем — отец. Видимо, Бог захотел призвать и отца тоже.

Через полгода он прыгнул под поезд, предварительно оставив записку: «Больше не могу. Мейв была для меня хлебом насущным. Мне очень, очень жаль. Я люблю вас, девочки, больше всего на свете, но без меня вам будет лучше. Я больше не способен быть вам опорой. Со всей моей болью я буду только обузой. Научитесь быть счастливыми».

Научитесь быть счастливыми! Что за ерунда! На каком уроке этому обучают?

Жизнь неожиданно перевернулась с ног на голову. Восемнадцатилетней Мэри пришлось продать дом и, к счастью, удалось сразу получить предложение руки и сердца от парня, с которым она встречалась в школе. Он собирался работать в магазине отца, торговавшем запчастями для автомашин. Мэри и Фиби по-семейному обсуждали, стоит ли Мэри выходить за него замуж, спасет ли он их от голода.

«Выходи», — сказала Фиби. Она была не в восторге от Дерека, но, в принципе, он казался неплохим парнем и не возражал, чтобы младшая сестра жены жила вместе с ними. Это ведь всего на несколько лет.

Сыграли скромную свадьбу, и вскоре Дереку предложили открыть филиал магазина в Коннектикуте, и молодые перебрались в Элленбери. Вместе с Фиби. Платить за церковно-приходскую школу они, слава богу, больше не могли, поэтому теперь она училась в обычной. Начала жизнь заново. Может быть, решили они с Мэри, теперь у них все наконец-то образуется.

Так и было. Мэри стала вести в магазине бухгалтерию, а Фиби пошла в старшую школу. Она казалась странноватой, но легко вписалась в новые условия. Носила экстравагантные наряды, которые мастерила сама, — у нее имелась даже бархатная накидка, сшитая из обрезков. Когда она расхаживала по школьным коридорам, полы накидки развевались, и детям это нравилось. К тому времени — концу семидесятых — кудрявые волосы, с которыми Фиби сражалась всю жизнь, благодаря Барбре Стрейзанд вошли в моду. Кто бы знал, что ее детские чудачества — переодевания, фантазии, выступления перед подушками — означали, что она была артистической и музыкально одаренной натурой. Мать когда-то давала ей уроки игры на пианино, а вместе с отцом они пели. Каким-то чудом в новой школе Фиби пришлась ко двору. Она пела в хоре, на занятиях драмкружка заметили ее незаурядный талант. Ее привычку задавать вопросы сочли смелой и превосходной. Учителя, хотя и не все, а только лучшие из них, любили ее, и она была счастлива, что у нее есть почитатели.

А потом в драмкружке задумали поставить «Целуй меня, Кэт». Она получила главную роль. И как-то вдруг завоевала сердце Тилтона, стала встречаться с ним, и какое-то время казалось, что они задают тон в школе.

Многообещающий юноша и его одаренная бесстрашная подруга.

Ну хватит. У Фиби задрожали руки. Хватит ворошить прошлое.

Вот почему хорошо жить одной. Можно прогнать любые мысли, которые сочтешь бесплодными. Включить задумчивую мелодию, сунуть наушники в уши и спрятаться от всего мира. Никто не скажет тебе, как это часто бывает: «Фиби, посмотри в лицо своим страхам. Не сдавайся, попробуй еще раз».

Кэт и Куколка, вам не надо обо всем этом знать. Разве вы еще не поняли, что были только мечтой? Не заставляйте меня рассказывать вам всю мою грустную историю.

Лучше уходите, ради своего же собственного блага.

Так всегда и случается с мечтами — они просто рассеиваются.