Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ЛИНДИ

У Линди выдался замечательный день. Это был обычный вторник, и, собственно, многое пошло не так, как задумывалось, — Винни Пух назвал бы такой день «днем забот», — только Линди эти заботы совсем не обременяли. Одна морока за другой: заказанные шампуни не доставили; парикмахерша не вышла на работу, и Линди пришлось обслуживать в дополнение к своим еще и ее клиентов; музыкальная система сломалась. К трем часам Линди сделала две перманентные завивки, одно окрашивание, три укладки, и все это — беспрерывно отвечая на телефонные звонки: от «Матерей близнецов» — собрание клуба переносится, от родительского комитета — поступили новые предложения, и от Пегги — Линди купила хлеб с семечками, а дети хотят белый, так что не могла бы Линди заглянуть по дороге домой в магазин, и вообще, пусть она больше не покупает неподходящий хлеб. Никогда.

Линди даже поймала себя на том, что шутит с Меган, администратором, о том, как ее чуть было не склеил посетитель бара в Бруклине, а Меган, в свою очередь, рассказала забавную историю о бывшем бойфренде. Обе посмеялись и сошлись на том, что мужчины весьма странные существа. Прежде разговоры подобного рода не доставляли Линди удовольствия.

Ища причины своего нового мироощущения, она провела тщательное социологическое исследование собственной жизни и обнаружила, что со времени того злополучного путешествия, случившегося две недели назад, чувствует себя другим человеком.

Линди не знала, что сыграло свою роль: поездка в другой город или просто похмелье. На следующий день ее мучила жестокая головная боль, и ей совсем не хотелось заниматься обычными домашними делами… и она к ним не притронулась. Список насущных дел остался у нее в сумочке, и, вместо того чтобы идти в магазин за обувью для Хлои и мальчиков, она засела дома и вместе с Джеффом смотрела бесконечные продолжения «Сумеречной зоны», а дети играли в гостиной с мягкими игрушками. Лишь один раз ей пришлось сосчитать до двадцати одного (нечетное число, кратное трем).

Она заметила, что Джефф в тот день подозрительно на нее поглядывает. Наконец, когда пришло время ужинать, а она ничего не приготовила, муж поинтересовался:

— Ты хорошо себя чувствуешь, Линди?

Они заказали китайскую еду, чего никогда не делали (сплошной глутамат натрия). Уложив детей спать и узнав, что Джефф не собирается на ракетбол, Линди почувствовала такое облегчение, что завела долгий бессвязный разговор, вроде бы лишенный всякого смысла, но вдруг неожиданно для себя сказала:

— Знаешь, во время поездки в Бруклин я кое-что поняла о себе.

— Что тебе не стоит пить алкоголь? — улыбнулся Джефф.

— И это тоже. Но главное, я осознала, что мне до чертиков надоело постоянно о чем-то беспокоиться. И я собираюсь положить этому конец.

— Ясно, — кивнул Джефф. — И как ты планируешь это осуществить? — Он продолжал улыбаться, словно рассматривал любопытную живность, которую заметил, когда стриг лужайку.

Ну и пусть. В конце концов она рассказала ему то, что хотела: что при рождении ее назвали Куколкой и что теперь она сделала интересное открытие — с таким именем она была бы совершенно другим человеком. Возможно, более раскованным или даже взбалмошным. Может быть, она бы приветствовала более беспорядочную жизнь, не подчиненную столь строгому контролю.

И, будь она Куколкой, ей не надо было бы стучать по поверхностям, чтобы успокоиться.

Все это она поведала мужу, и он удивленно уставился на нее.

— Понимаю, это звучит дико, но иногда я чувствую, какой могла бы стать, сложись жизнь иначе, — сказала Линди. — Бывают такие моменты, когда я ощущаю, как Линди со всеми своими тревогами отступает и о себе заявляет Куколка.

Джефф стал напевать мелодию из «Сумеречной зоны».

— Та-та-та-та, та-та-та-та. Это значит, что ты больше не будешь складывать все вилки в ящик зубцами в одном направлении?

— Ну, все-таки не до такой степени.

И даже притом, что голова весь день болела то сильнее, то слабее и она не принимала душ и не мыла волосы, вечером, после того как дети уснули, Линди и Джефф занимались любовью в гостиной возле камина — что, как оказалось, можно делать и без романтических атрибутов вроде горящего очага.

Можно просто отдаться чувству.

Потом Джефф пошутил:

— Знаешь, если это была Куколка, то я, пожалуй, пересмотрю свое мнение по поводу поисков твоей биологической матери.

И Линди узнала еще кое-что: по тому, как муж обнимал ее, как смотрел в ее глаза, она женским чутьем поняла, что никакого романа на стороне у него нет. Он все еще любил ее; он был хорошим супругом и добрым отцом. Просто не мог разговаривать с ней так, как ей бы хотелось. Но это она переживет. Она решила быть счастливой.

Быть счастливой. Вот почему, когда после работы она зашла в магазин за молоком и белым хлебом и увидела там Нину, шедшую вместе с девочкой-подростком мимо прилавков с крупами, не стала прятаться или раздраженно вздыхать, как раньше, но улыбнулась и направилась прямо навстречу сестре.

Написав ей на следующий день после поездки, Нина больше не звонила, не появлялась с новыми планами поисков Фиби и ни разу не попыталась вторгнуться в ее жизнь. Молчание озадачивало. И вот она собственной персоной — женщина, которая придерживала волосы Линди, когда ту тошнило, которая видела ее в самом ужасном состоянии, которая везла ее домой и была весела, добра и не судила строго. К великому удивлению Линди, она скучала по сестре.

— Нина! — окликнула она.

Ее сестра с удивлением подняла глаза, и Линди поспешила к ней со словами:

— Привет, как поживаешь? А это… Индиго?

Нина представила их друг другу. Индиго с ярко-лиловыми лохматыми волосами и обведенными черным глазами выглядела более чем экстравагантно. Но в этих не в меру накрашенных глазах светились теплота и смекалка, а когда девочка узнала, кто такая Линди, то заметно оживилась.

— Да вы сестры! Обалдеть! Вы очень похожи. У вас одинаковые волосы, подбородки и манера улыбаться. Постойте, я вас сфоткаю. — Она выдернула из кармана старой затасканной куртки телефон и заставила Нину и Линди встать на фоне прилавка с овсянкой. — Ну надо же! Потрясно! Готово! Так, теперь снимемся все втроем. Давайте-ка. Сы-ы-ыр!

Нина выглядела смущенной, но в ее облике появилось еще что-то новое, Линди никак не могла определить, что именно. Она казалась нездоровой.

Сестра явно была чем-то опечалена.

— У тебя все хорошо? Мы давно не виделись. — Линди коснулась руки Нины.

Нина открыла было рот, но тут встряла Индиго:

— Они с моим отцом разбежались.

— Да что ты! — Линди пристально вгляделась в глаза Нины и заметила, что они припухли и как будто опустели, хотя Нина и пыталась улыбаться. — Мне очень жаль. Когда? Почему? И как ты теперь?

Нина слегка наклонила голову в сторону Индиго, и Линди понимающе кивнула. Здесь поговорить не получится.

— Нам надо встретиться, — сказала Линди. — Не хочешь как-нибудь зайти ко мне?

Нина оторопела:

— Куда?

— Домой, например. Поболтаем. Надо ведь обсудить нашу бруклинскую вылазку и обдумать следующий шаг.

— Ушам не верю. Не ты ли выступала за то, чтобы бросить всю эту затею?

— Было такое. Наверно, я была не в своем уме. Но теперь все время думаю о матери. Даже написала ей письмецо.

Индиго усиленно делала вид, что интересуется чем-то в телефоне, но Линди заметила, что девочка ловит каждое слово. Она поглядывала на Линди из-за экрана, строила рожицы, улыбалась.

— Не может быть, — удивилась Нина. — Ты шутишь.

— Теперь мне интересно, что произошло после нашего рождения. Ты ведь и сама это говорила. Больше невозможно игнорировать факты. Я хочу с ней встретиться. Уверена в этом на девяносто процентов.

Нина, раскрыв рот, смотрела на сестру.

— Дай мне телефон врача, который делал тебе лоботомию. У меня есть к нему несколько вопросов.

Линди засмеялась.

Индиго убрала телефон, сделала жест «тайм-аут» и затараторила:

— Вот видите, я же говорила: нам надо поехать к ней в школу и собрать информацию. Там должны быть люди, которые ее помнят, и мы многое узнаем. А потом, исходя из новых сведений, составим план действий. Будет классно.

Линди недоуменно взглянула на Нину. Та улыбалась.

— Да-да, боюсь, в нагрузку прилагается подросток.

— Просто я считаю, что рано сдаваться, — закончила Индиго.

— Позвони мне, — сказала Линди Нине. — Обязательно позвони.

— Здорово, что вы ей это предложили, — заметила Индиго. — После того как Нина рассталась с моим отцом, она совсем раскисла. Никакого толку от нее не добьешься.