Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ЛИНДИ

— Дети сказали, у них новая тетя, — с недоумением заявила однажды мать, когда Линди пришла с работы.

— Не совсем новая. — Линди постаралась произнести это приятным ровным голосом. — Я тебе говорила о ней. Нина.

— Ах да. Помню. Ты еще разозлилась, что я ее не удочерила.

— Я не злилась, а только спросила, предлагали тебе взять вторую девочку или нет. Можно мы не будем возобновлять этот разговор?

— Я не возражаю. Я была бы рада, если бы его вообще не случилось, — недовольно ответила мать. — Нельзя просто заменить одних членов семьи на других. Если ты не ладишь с сестрой, это не значит, что нужно заводить другую.

Линди положила голову на кухонный стол, игнорируя тот факт, что на черной блестящей поверхности останутся жирные пятна от косметики, которые ей же потом придется стирать.

— Я вовсе не пытаюсь найти замену Эллен, — произнесла она, не поднимая лица от псевдомраморной столешницы. — Я ее обожаю и горжусь тем, что она борется за доступное здравоохранение в стране и…

— Дома престарелых. Здравоохранением она занималась десять лет назад, но бросила. Теперь она ратует за государственную поддержку домов престарелых. Видимо, это более прибыльное занятие. — Мать засмеялась. Она всегда смеялась над собственными шутками и сетовала на то, что дети не унаследовали ее чувство юмора. Линди часто хотелось напомнить ей, что они с Эллен ничего не могли унаследовать от нее, поскольку в них нет ее генов, но это было бы грубостью. Мать считала невежливым упоминание об удочерении, или о других семьях, или о том, что люди бывают разными. Быть другим — это наглость. Поэтому безопаснее вращаться среди себе подобных — многодетных набожных католиков, уверенных, что стремление к материальному благополучию аморально. Таковы были убеждения Пегги Уолш.

Это напомнило Линди, что она так и не получила ответа от Фиби. Или, если уж на то пошло, от Эй-Джея Барнса. Она начала вытаскивать обеденные тарелки из сушилки для посуды, куда их составила мать. В окно она видела, как Хлоя вышагивает по периметру заднего двора вдоль забора, держа перед собой длинную палку, как скипетр, а близнецы, веселясь, скачут позади нее. Скоро можно открыть бассейн, Джефф будет жарить барбекю, и семья станет ужинать на воздухе.

— Альбукерке… так что тебе надо… — говорила мать. Минуточку. Что? — …наверняка найдешь кого-нибудь на лето, так что дай мне знать. Я планирую ехать через две недели.

— Ты едешь в Альбукерке? — переспросила Линди. Мать явно уже некоторое время что-то ей говорила, но Линди все прослушала и никак не могла уловить нить разговора.

— Ну я же сказала.

— А зачем? Я не расслышала.

— Чтобы побыть с Эллен. Я совсем ее не навещаю. К тому же она сломала ногу и ковыляет на костылях. Я рассказывала тебе на прошлой неделе. Ты разве не помнишь?

Линди понятия не имела о костылях. Может быть, что-то и звучало насчет ноги, но точно не о костылях.

— А, ну конечно, ты же готовилась к одной встрече, — едко заметила мать, — поэтому слушала вполуха, совсем как сейчас.

— И надолго ты уезжаешь?

— Я же говорю — на все лето.

— Ты собираешься провести лето в Альбукерке? Ты знаешь, что там будет жарко, как в аду?

— Ну, люди ведь как-то там живут. Наверно, устанавливают новомодные кондиционеры, о которых сейчас все только и жужжат.

— Ты ведь всегда жаловалась, что из-за кондиционеров у тебя обостряется гайморит.

— Линди, меня это удивляет. Ты что, ревнуешь?

— Нет! Просто я думаю, ты не сможешь жить летом в самом жарком регионе Америки.

— Там сухой воздух, так что я справлюсь. А вот справишься ли ты без меня, это вопрос.

— Если мне удастся устроить детей в садик, то… — По непонятной причине намерение матери уязвило ее. Это была катастрофа.

— Ну, ты можешь закрыть салон на лето. Хоть узнаешь своих детей.

— Закрыть салон? Да ты в своем уме?

Потом она увидела, что мать смеется. Пегги морочила ей голову.

Мать расцеловала ее в обе щеки:

— Девочка моя, я тебя очень люблю. Знаю, я мало тебя хвалю, но ты молодчина.

— И по-твоему, это высокая похвала?

— Ладно, еще ты радость моей жизни и свет в моем окошке.

Мать улыбалась ей несколько хмурой улыбкой, но Линди очень хотелось, чтобы Пегги заключила ее в объятия, однако таких нежностей в арсенале миссис Уолш не водилось. Так что дочери пришлось удовлетвориться двумя быстрыми поцелуями в щеки и сравнением со светом в окошке.

— Кроме того, — добавила мать, беря свои ключи и сумочку. По опыту Линди знала, что сейчас последует убийственная прощальная реплика. — Кроме того, одно только кровное родство еще не делает людей семьей. Твоя семья — это мы. Мы любим тебя. Эта твоя новая сестра, которой ты все время бредишь, — я не могу сказать о ней ничего плохого и рада, что ты ее нашла, — но не она помогает тебе в сложных обстоятельствах.

— Хочешь познакомиться с ней, мама?

Мать засуетилась.

— Нет-нет, я это не к тому. Она твоя сестра. Просто не забывай, кто тебя вырастил. — Пегги пошла к машине, потом вернулась, слегка пригнув голову и глядя почти застенчиво. — Ну, может быть, потом. Раз ты с ней сблизилась, я не против с ней встретиться.

Через две недели мать уехала. Линди не удалось так быстро подыскать настоящую, имеющую лицензию няню на все лето, и тогда после недолгих раздумий она наняла Индиго. Девочка мило общалась с детьми и обещала выполнять все одиннадцать правил Линди: кормить ребят здоровой едой, укладывать днем спать, не разрешать купаться, когда родителей нет дома, не приводить мальчиков, не болтать по телефону и так далее и тому подобное.

Но Линди все равно почти каждый день уходила с работы после обеда, не появлялась в салоне по четвергам и пятницам, вела документацию дома, прислушиваясь к тому, как Индиго играет с детьми. Индиго не давала подопечным бесконечные и бессмысленные настольные игры, ей нравилось качать близнецов на коленях и бегать за ними на заднем дворе. Но особенно ей удавалась игра с Хлоей в переодевания. Конечно же. Она не стеснялась надеть кринолин на голову и изобразить невесту или нацепить маску ведьмы и предложить Белоснежке яблоко, а однажды готовила обед в тюрбане, объяснив Линди, что она джинн из лампы Алладина.

Нина часто заглядывала к ним без всякого повода, и Линди никогда не могла понять, нравится ей или нет, что Индиго так сблизилась с ее семьей. Это было странно. Иногда она стояла в кабинете Линди и с тоской смотрела в окно, не говоря ни слова. Почти каждый раз, приходя, она интересовалась, хорошо ли справляется Индиго, и Линди всегда говорила, что девочка просто чудо.

— А вот как справляешься ты? — спросила Линди однажды. Она сидела за столом и занималась документами, попивая чай со льдом.

Нина расправила плечи, и сначала ее сестре показалось, что она выдаст свое обычное «все замечательно», но лицо Нины вдруг приняло трагическое выражение.

— Не знаю, что со мной, — проговорила она. — Никак не могу забыть этого человека.

— Значит, ты на самом деле любила его, — ответила Линди.

— Сначала я думала, что мне просто нравится быть частью семьи, но оказалось, что я действительно его люблю. Все время думаю о нем.

— Может быть, стоит сказать ему об этом?

— Совет от женщины, которая вышла замуж за своего школьного бойфренда и никогда не оглядывалась.

— Почему это? Просто я считаю, что искренность всегда лучше, чем лукавство. Сколько, ты говорила, у тебя было мужчин? Может, ты бы давно остановила свой выбор на ком-нибудь, если бы открыто выражала свои чувства.

— О Линди! — Нина разрыдалась, и Линди пришлось встать и обнять ее. Ее всегда пугало, когда взрослые люди плакали, и она начала похлопывать сестру по спине. Только когда она досчитала до пятидесяти пяти, Нина наконец высвободилась из ее объятий и высморкалась.

— Все у меня хорошо, не волнуйся обо мне. — И объяснила, что, пока Мелани в декретном отпуске, она управляет агентством недвижимости в одиночку, а по вечерам приезжает к подруге и помогает заботиться о малыше, потому что Мелани и Джон Пол не спят ночами и новый образ жизни совсем выбил их из колеи.

— Но хуже всего не это, — добавила она, и Линди охватил ужас перед тем, что она скажет дальше. — В понедельник я закрыла офис, села на поезд до Бруклина и поехала к дому Фиби. Стояла там и разглядывала деревья, тротуар, окна. Мимо проходили люди с колясками, стаканами кофе, дипломатами, полиэтиленовыми пакетами, и я думала: может быть, удастся увидеть ее. Но не удалось. Все кончено. Мне не хватило смелости позвонить ей по телефону или в дверь, и теперь уже я никогда не соберусь с силами.

— Ах, Нина, просто надо привыкнуть к мысли, что мы ничего не можем с этим поделать. Мы не в силах изменить порядок вещей. Мне очень жаль, но в жизни так бывает.

Но потом все-таки кое-что изменилось. Однажды в июле Линди работала дома в своем кабинете. Две сотрудницы хотели взять летом отпуск, и ей пришлось перестраивать расписание. Посетительниц было мало — пожалуй, такого мертвого сезона Линди не помнила. Она раздумывала, не закрыть ли салон по понедельникам и вторникам, когда услышала голос Нины, разговаривавшей с Индиго, а потом Нина взлетела вверх по лестнице.

— Приветик! Это твоя любимая сестра!

Линди заметила в ней что-то новое: Нина была в бледно-желтом сарафане и держала в руках два стакана холодного чая. Она запыхалась.

— Ты не поверишь! — выпалила она.

— Что случилось? Вы с Картером помирились?

— Нет, ну ты что?

— Ты беременна!

— Перестань! Пока ты не предположила что-нибудь совсем ужасное, я расскажу тебе: мне звонил Эй-Джей Барнс и сообщил, что наша мать — рок-звезда — в середине июля дает благотворительный концерт в своей бывшей школе! Он считает, мы должны приехать.

— Не может быть!

— А вот и может.

— А это точно? Мне кажется, она бы не согласилась.

— Выходит, согласилась. Барнс говорит, что позвонил ей и уговорил выступить. Они не общались что-то около тридцати трех лет, и ее было трудно уломать, но ему удалось.

— Он сказал ей, что встречался с нами?

— Я уверена, что сказал, но ты ведь знаешь: он не болтун. Только я стала описывать в красках наш визит к бабушке О’Мэлли, как он перебил меня и сослался на то, что ему надо бежать чинить трубы. Но в любом случае Фиби выступает на публике, и мы сможем ее увидеть.

— Ничего себе поворот! Здорово, правда?

— Конечно.

— А что, если она прилюдно нас унизит, отказавшись с нами разговаривать?

— Ну, надо выработать стратегию поведения. Что-нибудь придумаем.

Нина долго смотрела в пустоту, потом подошла к окну и понаблюдала за тем, как дети резвятся с Индиго.

— Удивительно. — Она покачала головой. — Разве можно было подумать, что дочь Картера и мои племянники будут играть вместе? Это значит, что кое-что меняется. Фиби Маллен может опомниться и решить, что она все-таки хочет быть нашей матерью.

— Бедная ты фантазерка, — вздохнула Линди.

— Только не говори мне, что не стоит особенно обольщаться. Я хочу надеяться на лучшее, и я буду надеяться. Слышишь меня?

— Бедняжка, бедняжка, — повторила Линди, и Нина взяла со стола лист бумаги, смяла его и бросила Линди в голову.

— Эллен сделала бы точно так же, — засмеялась Линди. — Значит, мы настоящие сестры.

— Правда? — обрадовалась Нина. — Вот как ведут себя сестры? — Она подбежала к Линди и стала в шутку шлепать ее куда попало, потом кинула в нее еще пять шариков из бумаги, и Линди пришлось присоединиться к шалости.