Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

НИНА

К моему удивлению, Индиго поразило, ужаснуло и взбесило то, что моя мать не пришла на встречу, — и в течение следующей недели ее гнев как будто рос. Наконец однажды, когда я везла девочку в комиссионку, ее прорвало.

Она сидела бочком на пассажирском сиденье и огромными, обведенными чернотой глазами сверлила мне висок, в то время как я делала попытки сконцентрировать внимание на дороге.

— Подумать только! Если она не хотела тебя видеть, то должна была об этом сказать, а не заставлять тебя сидеть там дура дурой и ждать ее появления. Это паскудство! Она же знала, как много это значит для тебя!

— Конечно. — Я включила левый поворотник. Мы ехали в новый комиссионный магазин, который, как сообщили Индиго, специализировался на бывшей в употреблении трендовой амуниции. В школе намечались танцы, и Индиго нужен был новый бронежилет.

— Погоди-ка, — сказала я, меняя тему, — зачем тебе опять эта военизированная одежда? Раз ты идешь на танцы, почему бы нам не подыскать тебе что-то необычное — например, симпатичный костюмчик?

Индиго сощурила глаза:

— Слу-у-шай! А что, если она была там, но вы ее не узнали? Наверняка с восьмидесятых она сильно изменилась.

— Мне эта мысль тоже приходила в голову, — ответила я, — но я изучила лицо каждого посетителя. К тому же на столик я поставила нашу фотографию, чтобы дать ей знать, что это мы. Так что, посмотрим тебе платье?

— Да ты что, шизанулась? Кто будет рассматривать фотографии в баре? Ну ты даешь!

— Понимаю, но больше я ничего не придумала.

— Можно было встать и сделать объявление, — предположила девочка.

Я долгим взглядом посмотрела на нее поверх солнечных очков, и она проговорила:

— Ну ладно, может, и нельзя было. — После короткого молчания добавила: — Ты имеешь в виду костюм с подтекстом?

— Все равно какой. Главное — отличный от того, что ты носишь обычно. Это ведь особый случай.

— Моя мама ненавидит платья и никогда их не носит. — Индиго отвернулась к окну.

— А я люблю.

— Я подумаю. Ты правда считаешь, что мне пойдет платье?

— А то!

— Еще мне кажется, надо как-то изменить прическу. — Она оглядела себя в зеркале заднего вида. — Сделать что-нибудь прикольное. Твоя сестра сможет покрасить мне волосы?

— Как? Волшебные маркеры уже не годятся?

— Да ну тебя. — Она засмеялась. — Просто я думаю, с помощью настоящей краски цвет можно сделать поярче. Мне Майя посоветовала, и раз уж твоя сестра парикмахер, может, она за меня возьмется?

— Может быть.

Индиго заглянула мне в лицо.

— И я смогу познакомиться с ней.

— Вероятно.

— Так что вы с сестрой предпримете дальше?

— Не знаю. Не могу думать об этом.

Индиго фыркнула:

— Как это — не можешь думать? Надо приложить еще больше усилий и найти мать.

— Но… но… прикинь сама: зачем мне давать ей возможность второй раз отвергнуть меня?

— Что-что? Да приди в себя! — Она буквально подпрыгивала на сиденье. — Разве ты не мечтала всю жизнь найти свою мать? И теперь, извини меня, когда ты знаешь, как ее зовут и где она живет, ты вдруг трусишь и хватаешься за голову: «О-о-о, что, если она отвергнет меня? Что я буду де-е-елать!» — Индиго протянула это тонким плаксивым голоском мультяшного персонажа и нарочито потерла кулаками глаза, словно вытирала мнимые слезы.

— Ладно, — вздохнула я. — Ты совершенно права.

— Конечно права. Не сходи с ума. Вижу, тебе нужна моя помощь.

— Согласна. — Я попыталась утаить улыбку. — И я польщена, что ты готова мне помогать. И что, по-твоему, нам надо делать?

Индиго взглянула в окно.

— Где ты родилась? В каком городе?

— В свидетельстве о рождении написано, что в больнице Нью-Эшбери. Но мать жила в Элленбери. Знаешь, где это?

— Слышала. А выросла там же?

— Нет. Меня удочерили супруги, которые жили в Брэнхейвене.

— Так. — Индиго зевнула. — Может, нам поехать в Элленбери и поспрашивать у людей, не знает ли кто-нибудь там твою мать? Сходить в школу, осмотреться на месте?

Сердце у меня подпрыгнуло.

— Ух ты, Индиго, какая превосходная идея, — медленно проговорила я. — Странно, что мне самой это не пришло в голову.

— Ну все потому, что ты последнее время тормозишь. Не хотелось об этом упоминать, но ты уже не такая сообразительная, как когда мы познакомились. Не обижайся, но это правда.

Наклонив голову и прищурившись, она уставилась на меня критическим взглядом подростка, означающим — в глубине души я знала это, — что я ей нравлюсь, потому она и говорит мне без опасений такие вещи, которые не сказала бы другим. Мне бы порадоваться, но я почувствовала себя уязвленной.

— Правда? — поинтересовалась я. — И что, по-твоему, способствует моему отуплению? Какие у тебя мысли на сей счет?

— Мы обсуждали это с Майей и решили — только не злись, — что это связано с отношениями между мужчиной и женщиной. Ты бы, наверно, сказала «любовь». Ты, конечно, не виновата — баба есть баба. Вот поэтому я никогда не выйду замуж.

Я с трудом боролась с желанием отвалтузить негодную девчонку. Даже не останавливая машины. Когда этот порыв прошел, мне захотелось ударить по тормозам, выбросить ее на дорогу и, похохатывая, уехать прочь.

Но, увы, Индиго в чем-то была права. Я не догадалась даже об очевидных вещах. Город, где я родилась, находился всего в восьмидесяти километрах отсюда — не бог весть какое расстояние, и наверняка там еще живут люди, которые помнят моих родителей. А может быть, даже меня. Эта мысль обескураживала. Мне бы надо поменьше страдать и побольше действовать.

Я проглотила ком в горле. Решено: еду в Элленбери.

— Итак, что ты хочешь надеть? — спросила у меня Индиго в комиссионном магазине. — Давай подберем тебе чумовой костюмчик.

— Какой? — удивилась я.

— Ну, потрясный, зашибонный.

— Почему бы тебе не говорить на нормальном языке? Ну ладно. Я поняла.

Индиго улыбнулась:

— Что-нибудь черное и строгое…

— Зачем мне костюм? Просто поеду как есть.

— Ха, — фыркнула она. — Интересно. Ну ладно. Можно и так.

В итоге мы приобрели ей ужасающий бронежилет, второй в ее гардеробе, пару поношенных ботинок и старомодное васильковое платье в горошек в стиле ампир. По пути домой девочка заявила:

— Я, может быть, стану активисткой, которая борется за права усыновленных и удочеренных. Буду добиваться изменения законов, чтобы люди вроде тебя легко могли найти своих родителей.

— Хорошее намерение, — кивнула я.

— А может, и нет. Я, вообще-то, думаю о защите прав животных. Нельзя ведь заниматься и тем и другим, правда? Иначе люди подумают, что я хватаюсь за все подряд.

— Может быть, ты станешь самой активной активисткой. И будешь бороться против всех на свете несправедливостей!

— Ну да! И имя изменю. Например, на Сверчок. Хотя нет, это слабенькое имя, надо что-то позвучнее. Ворона. Нет, слишком каркает. Голубка! Кайла Голубка. Потому что еще я выступаю за мир во всем мире. Можно сделать тату в виде голубя.

— Прекрати, пожалуйста, — сказала я.

— А что?

— Ничего. — Я покачала головой. Было совершенно невозможно объяснить Индиго, что из-за почти душераздирающей любви к ней у меня сердце зашлось в груди — какой вздор у девчонки в голове, как она юна, неразумна и все же развита не по годам… Экая чудачка. Да как я могла даже думать о том, чтобы разойтись с ее отцом, если это значило расстаться с ней?

В следующие два дня я готовила к продаже сразу четыре дома, поэтому размышлять о поездке в школу моей матери времени не оставалось. К тому же я не была полностью уверена, что хочу этого. И в любом случае, если я соберусь поехать, то хотела бы взять с собой Линди. Но после того, как она написала мне «Прости», наши отношения пресеклись. Кроме того, я устала постоянно уговаривать сестру. А ведь, по ее мнению, я страдаю расстройством импульсного контроля. Несколько раз я порывалась позвонить ей или прийти в салон, но что в том толку? Неужели непонятно, что я ей не нужна?

Все равно дел было по горло. Однажды в четверг я забросила тарелку с нарезанными овощами и луковым соусом в школьный драмкружок. До премьеры оставалась всего неделя, а значит, артисты и вся постановочная группа непременно присутствовали на репетициях каждый вечер. Родителей, к которым условно отнесли и меня, обязали приносить еду, чтобы кормить юные дарования.

На школьной парковке одна изможденного вида мамаша вытаскивала формы с пастой с заднего сиденья «субару аутбэк».

— Пахнет аппетитно, — сказала я, помогая ей занести снедь в здание, и она ответила:

— Да, это песто. С ним ничто не сравнится, правда?

На сцене шла репетиция: Аделаида пела о простуде — я всегда любила эту арию. Я огляделась, но нигде не увидела Найсли, только стайку похожих на лебедей девочек на подтанцовках у Аделаиды.

— Так вы… родственница Тайлера? — спросила другая мама, и мы обе засмеялись. — Извините. Не думала, что это прозвучит так странно. Нынче даже не знаешь, как кого называть.

У нее были привлекательные сияющие глаза и темно-русые волосы.

— Конечно. Я Нина Попкинс. — Я протянула руку, и новая знакомая пожала ее.

— А я Кэти Калпеппер. Приятно познакомиться. Я заметила, что вы приходите с тех пор… с тех пор, как уехала Джейн. Мы все считаем, что это очень смело с вашей стороны — взять на себя родительские обязанности. Картеру очень повезло.

— Ну, — смущенно проговорила я, — вообще-то, мне тоже.

— Мы все наблюдаем за тем, что происходит после отъезда Джейн. Хм, мне не стоило так говорить, а то у вас, чего доброго, разовьется паранойя — за мной следят, ха-ха-ха! Но Картер очень приятный человек, и мы переживаем за него. Но, разумеется, такое со всяким может случиться. Никто не знает, что нас ждет, правда? Такова жизнь. — Она взглянула на меня так, словно была моя очередь говорить.

— Да, — согласилась я, — совершенно верно.

— Приятно наконец-то побеседовать с вами, — ответила Кэти. — Тайлер превосходно справляется с ролью. Вы уже видели репетицию? У него настоящий талант.

Потом другие мамаши стали поздравлять Кэти — она оказалась матерью Лолли, девушки Тайлера, которая исполняла роль Аделаиды.

— О, — только и произнесла я и отвела взгляд. Кэти Калпеппер, скорее всего, не знала, что иногда Лолли вместо школы ходит к нам домой. Я хотела спросить ее об этом. Неужели все родители совершенно не в курсе, чем занимаются их отпрыски? Наверное, мои мама и папа тоже мало знали о моих шалостях, но мне бы никогда не спустили того, что позволяется этим детям.

— Хочу проскользнуть в актовый зал и посмотреть танцевальный номер, — сказала Кэти. Я уже собиралась пойти вместе с ней, но тут получила паническое сообщение от Индиго, которая спрашивала, не могу ли я ее забрать.

«Я думала, ты поедешь на автобусе», — ответила я.

«Нет! SOS! Планы поменялись! Непредвиденные проблемы. Подойди в дирекцию».

Я нашла ее сидящей на полу возле канцелярии и листающей страницы в телефоне. Увидев, что я иду по коридору, она вскочила:

— Слава богу. Давай скорее. Меня надо забрать под расписку.

— Но почему? Уроки ведь закончились. Я думала, ты подождешь…

— Пожалуйста. Скажи, что мне надо к врачу и ты меня забираешь, ладно?

— Но почему ты все еще здесь?

— Нина! Можешь ты просто выполнить мою просьбу? Я потом тебе все объясню. — Она выглядела так, словно из ученических шкафчиков сейчас выскочат полицейские, и все время заглядывала в свой рюкзак.

— Хорошо. — Канцелярия была пуста, но на столе лежал лист бумаги, и я стала писать, что забираю Инди Кайлу Сэнборн на прием к врачу, — подпись: Нина Попкинс. Но тут мои мысли прервал женский голос:

— Извините, что вы здесь делаете?

Внешний вид дамы — коротко стриженные седые волосы, твидовый пиджак и блузка с глухим отложным воротничком — безошибочно выдавал завуча по воспитательной работе.

Выполняю родительские обязанности без лицензии, хотелось ответить мне.

— Я… забираю Кайлу Сэнборн.

— По какой причине?

— Как по какой причине? Она едет к врачу. А разве уроки еще не кончились?

— Кайла Сэнборн наказана и должна остаться в школе.

— Ах вот что, — удивилась я. — Я не знала.

— Вы не получили записку? Если учеников оставляют в школе, мы отправляем домой записки. Родителям следует знать о таких вещах. Кайла должна поговорить со школьным психологом. Кстати, как ваше имя? Вы ведь не ее мать?

— Нет. Я… я… друг семьи.

— Друг семьи? — Она окинула меня взглядом с ног до головы. Даже сняла очки, чтобы ничто не мешало присмотреться ко мне повнимательнее. — А как ваша фамилия? Вы имеете право забирать девочку из школы от имени родителей?

А в самом деле, имею ли я право?

Я снесла удар и ответила:

— Да. Я очень близкий человек для ее отца. — Я гордо выпрямилась и обернулась к стеклянной стенке, отделяющей комнату от коридора, но Индиго не было видно.

— Хорошо, — сказала наконец дама со вздохом, означавшим, что я причиняю ей головную боль. — Все равно осталось всего десять минут, так что можете ее забирать. Однако в следующий раз прошу вас предварительно звонить. Дисциплина в школе совсем расшаталась, ученики приходят и уходят, когда захотят. Никто больше не принимает установленный порядок всерьез.

— Я принимаю его всерьез, — ответила я.

— Разумеется. Тогда пусть Кайла завтра принесет справку от врача.

— Какую справку?

— Вы ведь сказали, что ведете ее к врачу, я не ослышалась?

Она самодовольно усмехнулась, давая мне понять, что завуч по воспитательной работе — фигура весомая и хотя я и взрослая женщина, но ничем не отличаюсь от испорченных десятиклассников, с которыми она имеет дело каждый день. В глазах школьного администратора каждый человек в чем-нибудь повинен.

— Кайла Сэнборн! — выйдя из кабинета, воскликнула я. Она вскочила, и мы пошли к выходу. — До конца дней буду звать тебя Кайлой за то, что ты подвергла меня этому испытанию.

Индиго засмеялась.

— Миссис Врединер. Правда она ужасная? Скажи, ей чертовски подходит это имя? Она заместитель директора.

— За что тебя наказали? И почему ты не показала отцу записку? И что вообще происходит, черт возьми?

— Ой, это все недоразумение. Не беспокойся об этом. — Она снова уставилась в свой рюкзак.

— Какое именно недоразумение?

— Ну, мы с учителем естествознания друг друга не поняли.

— Очень интересно услышать обе версии развития событий.

Мы дошли до парковки. Когда сели в машину, Индиго пристегнула ремень безопасности и как ни в чем не бывало рассказала:

— Ну он считает, что я украла морскую свинку из кабинета биологии и потеряла ее. А моя версия — что упомянутая морская свинка у меня, и я отпускаю ее на свободу, потому что борюсь за права животных.

— Ты хочешь освободить школьную морскую свинку? — Я завела мотор, выехала со стоянки и свернула на дорогу.

— Уже освобождаю. — Девочка сунула руку в рюкзак, вытащила оттуда маленькое пушистое существо и поднесла к моему лицу. Свинка, которая, по-видимому, не особо заботилась о своих правах, подпрыгнула, шлепнулась на приборную панель, упала на пол и стала метаться кругами, издавая жалобный писк. Увидев, что она семенит по направлению к моим ногам, я ударила по тормозам, но в ажиотаже забыла предварительно увести машину к обочине, и в нее немедленно врезался ехавший сзади автомобиль. Ну и ладно, это машина Картера. В течение следующего часа я заполняла протокол об аварии и разговаривала с полицейскими, а Индиго самозабвенно следила за тем, как освобожденная из неволи морская свинка мечется между сиденьями.

Меня бесило, что девочка была чрезвычайно довольна таким поворотом событий.

— Получилось практически публичное выступление о правах животных, — заявила она. — Присутствие полиции привлечет внимание к проблеме.

— Ага, — сказала я. — Только полиция приехала не для того, чтобы отпустить свинку на свободу, а чтобы наорать на меня из-за нарушения правил вождения.

— Но я заметила, что квитанцию на оплату штрафа выдали другому водителю, так что расслабься.

— Да, его оштрафовали за то, что он не соблюдал дистанцию, но, Индиго, это была очень, очень плохая идея — красть свинку и подсовывать мне ее под нос, когда я за рулем. Даже не предупредив. Мы могли серьезно пострадать.

— Я не так давно занимаюсь общественной деятельностью, — стала оправдываться она, — и иногда не все идет, как задумано.

Я открыла рот, чтобы что-нибудь ответить, но не нашла подходящих слов. С чего начать? Кроме того, Индиго настаивала, что по дороге домой мы заедем в зоомагазин и купим огромную, роскошную клетку. Свинку же она назовет Бейонсе.[13]

— Тебе не кажется, что это животное надо вернуть? Твоя Бейонсе является собственностью школы.

Она посмотрела на меня как на умалишенную.

— Нет-нет-нет. Ее жизнь в школе — сущий ад. Она заперта в клетке размером с коробку для обуви. Мальчишки тычут в нее пальцами. Над ней смеются, ее унижают. Нет, у меня свинке будет гораздо лучше. К тому же я уже понесла наказание за то, что взяла ее. А значит, она — моя. — Индиго зыркнула на меня злобным взглядом. — Кстати, а когда мы поедем искать школу твоих родителей?

— Я очень занята на работе, к тому же хочу, чтобы Линди тоже поехала со мной.

— Ты уже сказала ей?

— Если это удовлетворит суд, ваша честь, то мне некогда связаться с ней, потому что у меня много работы. А кроме того, для разговора с сестрой надо продумать правильные слова.

— Думаю, правильно будет: «Эй, Линди, давай мы с тобой и с Индиго съездим посмотреть, где мы родились». Как тебе? И тогда она заодно сможет покрасить мне волосы. Ты уже попросила ее об этом?

— Еще нет, но попрошу.

— Ну конечно, — вздохнула девочка. — Всю организацию приходится брать на себя.

Судоходный сезон был в самом разгаре, и Картер почти не бывал дома. Чтобы загладить свою вину, он иногда заскакивал на обед, а потом снова убегал сражаться с недопоставками и недовольными владельцами яхт. Работа его изматывала, и он выглядел выжатым как лимон. Постоянно твердил, что это временно, что все наладится, и всячески выражал мне благодарность за то, что я взяла на себя домашние обязанности, повторяя, что без меня не справился бы.

Должна признаться, после той ночной размолвки наши отношения уже не были безоблачными. Теперь, когда я осознала, каким ударом станет для детей мой уход, я больше не увозила свои вещи в квартиру Джозефины, но тень ссоры все еще висела между нами, и было ясно, что рано или поздно тот разговор придется возобновить. Иногда в машине, разъезжая между домами, я мысленно продолжала спорить с Картером, и, на удивление, он соглашался с моими доводами.

Однажды вечером в постели я попыталась посвятить его в курс последних событий.

Рассказала, что наше пестрое семейство пополнилось, поскольку теперь мы являемся владельцами украденной морской свинки по имени Бейонсе, что пушистый грызун поселился в столовой, в клетке такого же размера, как стойло для пони.

— Украденной? — сонно пробормотал Картер. — Кто станет красть морскую свинку?

— Забавно, что ты спросил. Похоже, у нас дома завелся борец за права животных. — Я пыталась подстроиться под его беспечный тон. Это было сложно, поскольку он почти уже заснул, а я старалась растолкать его. Но, конечно, безрезультатно.

— Ха, — только и произнес он уже сквозь сон. — Кто бы мог подумать. Это же хорошо, правда? Хорошие семейные ценности.

— Картер, ты понял, что натворила твоя дочь?

Но он уже спал мертвым сном.