Русская Америка. Сухой закон

Глава 1 Где наши деньги???

Стекло со звоном разбилось на сотни мелких кусочков. Длинная автоматная очередь прошила комнату, круша мебель, разнося чашки на столике и разрывая книги на полках. Граммофон с громким дробным звуком словил пару пуль и с адским грохотом улетел на пол. Я спихнул обнажённую девушку с кровати вниз и упал следом, запутавшись в белоснежных простынях. В ухо ударил пронзительный визг Мэри.

Быстро перекатился по паркету к кобуре, висевшей на стуле вместе с одеждой. Выхватил свой Кольт, лихорадочно соображая. Мой ствол против автоматической винтовки Браунинга может только засвидетельствовать уважение. В том, что нас поливали огнём из чего-то подобного, у меня сомнений не было.

К очереди присоединились гулкие баханья парочки дробовиков. Люстра над головой лопнула, окатив нас хрустальной крошкой. Несколько секунд молотили только дробовики. А затем снова длинная трель автомата. От бедра, что ли, работают? Я подтолкнул девушку в сторону двери. Она прекратила визжать, и на карачках, подняв аппетитную попу, застучала коленями по направлению к выходу. Я протянул вверх руку и крутанул ключ чтобы выпустить красотку наружу.

— Моя одежда! — спохватилась Мэри.

Женщины неисправимы. Погибать будут, а про шмотки вспомнят! Я бросил в неё скомканную простыню, чтобы прикрылась, и захлопнул дверь. Погибать, так джентльменом. У неё тоже «весёлая» ночка. Поработала, называется, с новым клиентом. А вот мне туда — в коридор, путь заказан. На лестнице тоже могут быть вооружённые стрелки.

Я лишь на мгновение выглянул в коридор. Мэри скрылась в какой-то комнате. Из неё, вроде бы, вел ход через балкон вниз по лестнице и во двор. Отлично…

Вдруг оттуда раздался визг девушки.

— В сторону! — заорал на неё мужской голос.

— Не стреляйте! Нет! — запричитала исполнительница мужских грез.

— Пошла вон отсюда!

— Моя одежда!

— Живо! — заревел басом неизвестный.

Понятно… Запасной путь перекрыт. Ну хоть выстрелов не слышно — значит, девушка жива. Из той же позиции лёжа на полу выставил пистолет в сторону двери. Как только оттуда высунулся силуэт в костюме и с дробовиком в руках — я нажал на спуск. Первый выстрел, второй.

Кажется, зацепил урода! Гангстер дёрнулся, как от удара кувалдой в плечо, вскрикнул, и тут же кинулся обратно за спасительную преграду, переходя на отборную ругань.

— Не дайте ему уйти!

На лестнице, ведущей вниз за углом коридора, забухали тяжёлые ботинки. А вот это совсем не радует. Вечер перестал быть томным окончательно.

Я перекатился обратно, захлопнул дверь и с натугой придвинул здоровенный диван к ней. Подкатился под массивный подоконник и затаил дыхание. Огонь с улицы прекратился так же быстро, как и начался.

— Ми-и-и-стер Соколов! Мне кажется, у нас с Вами некоторые разногласия! — послышался издевательский голос, — Приглашаю Вас обсудить наш бизнес!

Этот мерзкий голос я узнаю из тысячи.

— Может, Вы его грохнули, шеф?

— Заткнись. У них второй этаж. И я стрелял высоко. Этот гадёныш мне нужен живым. Пока…

Я облизнул пересохшие губы и слегка выглянул наружу, держа пистолет наготове.

Два «Форда» стояли поперёк дороги, свет от их фар бил в стену здания. В тени расположились, на первый взгляд человек пять. А впереди в расслабленной позе, закинув винтовку на плечо, курил высокий мужчина. Тёплое дорогое пальто и элегантная шляпа отливали серебристыми нитями, сверкающими в свете фар.

— Ну же, мы же с Вами деловые люди! Не стесняйтесь.

Я лихорадочно соображал. Неприятную мысль о том, что моё место «отдыха» сдал кто-то из своих — отогнал подальше. С этим разберёмся потом. Если я останусь жив. Чёрт возьми, совсем недолго в этом мире, а я уже попал в разборки гангстеров.

Но обо всём по порядку…

3 октября 2009 г.

— Благодарим нашего гостя за очень интересный доклад и развёрнутые ответы на вопросы. Напоминаю, с темой «Экономические риски малого бизнеса для иммигрантов в США в 20-ые годы XX века» выступал коллега из России, Антонов Иван Романович. Рады, что на нашем экономическом форуме присутствуют и историки.

Дежурное, в общем-то, объявление. Кто же знал, что это мой последний доклад в этой жизни…

Я слегка кивнул аудитории, поблагодарил всех присутствующих на английском и направился к своему месту. Лёгкое волнение отступило. Цель моей командировки достигнута. Жаль, что нет возможности остаться на фуршет и неформальное обсуждение докладов в последний день конференции. Я с грустью проводил глазами к маленькой сцене доцента колледжа Сан-Франциско Лию Мэй. Обворожительная полукитаянка–полуфранцуженка. Длинные ноги, тонкая талия, чёрные как смоль волосы и аппетитные формы, несмотря на возраст уже к сорока. Вчера на симпозиуме посылала мне явные знаки, что можно пообщаться и в более приватной обстановке. Но меня ждёт вечерний самолёт Вашингтон-Москва, затем пересадочный домой, а уже завтра надо оказаться в деканате. Сессия у моих студентов начинается в этом году раньше. Заодно и за командировку отчитаюсь — если университет решил раскошелиться и «посветиться» в заграничной конференции, то и по тратам спросит — как положено…

Задав пару вопросов последнему докладчику, я пропустил вперёд дам, и вышел в длинный закругляющийся коридор. Помпезные резные панели из красного дерева, старинные светильники. Только проход узкий, для большой делегации историков и экономистов очень тесный. Всё-таки, библиотека Конгресса США менее удобна для конференций и форумов, чем Ленинская в Москве. Вот как прицепилось в детстве это название, Ленинская, так и не могу избавиться от него.

Попрощавшись с коллегами, я двинулся через высокую колоннаду центрального входа и вышел наружу. Накинул куртку, осень в Вашингтоне холодная. На часах половина пятого, я успею зайти пообедать в столовой рядом с гостиницей и собрать вещи. Потом — аэропорт Даллеса и вперёд — в Шереметьево.

Пока обо всём этом думал — прошёл всю площадь перед библиотекой. Впереди уже была видна неоживлённая дорога, по которой не спеша катили презентабельные авто. Вашингтон — город политиков и чиновников. Жизнь здесь очень дорогая. Фактически, большинство населения либо госслужащие всевозможного пошиба, либо те, кто работает в разного рода сферах обслуживания.

На тротуаре расположилась большая группа демонстрантов, выкрикивающая лозунги и потрясающая размалёванными плакатами. Полицейские машины выстроились вдоль дороги. Служители порядка не давали митингующим занять проезжую часть. Несколько человек винтили полуголого демонстранта, неразборчиво орущего что-то на испанском. Из Мексики, что ли?

Я свернул от входа направо, благо мне не придётся идти прямо через толпу. До моей гостиницы минут семь ходьбы, совсем немного. Можно полюбоваться архитектурой. Прошёл несколько метров и почуял неладное. Вот прямо по спине мурашки пробежали. Холодок достиг затылка и неприятно заколол. Я обернулся на ходу. От толпы демонстрантов отделилось два человека. Они на всех парах летели прямо ко мне. А точнее, сматывались от полицейских, которые припустились за ними, на бегу расстёгивая кобуры и истошно выкрикивая призывы остановиться. В руке одного из беглецов был нож.

Я инстинктивно дёрнулся к забору, освобождая путь. На рефлексах. Как говаривал мой тренер: «Лёша, я мастер спорта, но в восьми случаях из десяти меня порежет наркоман с ножом, если не обезвредить его первым ударом, мы не в боевике живём». А тут вооружённый ножом мужик летел как снаряд из пушки — просто снесёт всей массой. На всякий случай приготовился отбивать атаку.

Новый крик заставил меня обратиться в сторону, в которую я шёл. Из-за угла ограды выскочила компания. Четыре или пять парней. Всё случилось настолько быстро… Один из них что-то заорал беглецам. Двое полезли за пояс.

Я обернулся назад в отчаянии. Полицейские уже вскидывали пистолеты. Они припали на колено и целились прямо. Лишь один истошно кричал мне:

— Сэр! Ложитесь! Ложитесь, сэр!

Я не успел.

Первый выстрел грохнул со стороны дружков беглецов. Затем раздался треск служебных Глоков. А для меня все звуки разом стали приглушёнными. Будто я очутился в бочке, по которой бьют чем-то металлическим. Я сполз по ограде. Кто меня ранил, я так и не понял. Посмотрел на руку, зажимающую грудь. Сквозь пальцы лилась кровь. Сердце мощными толчками выгоняло из меня алую жидкость. И я всё падал… Падал. В бездну…

Помирать в сорок с гаком лет не комильфо… Помирать от пули хрен пойми кого, имея вполне сносное здоровье — не комильфо вдвойне.

Но я собрал хет-трик, потому что…

— Дэнни, ты совсем охренел? Ты ему что, голову разнёс! — сквозь красное марево раздался скрипучий голос.

Я приоткрыл один глаз. Второй сейчас решительно отказывался работать. Передо мною стоял здоровяк в потёртом костюме-тройке. Слегка выпирающий живот явно не мешал ему орудовать короткой дубинкой, которую он сжимал в мозолистой лапе. Неудивительно при таком-то росте. Больше двух метров. Да о его морду можно поросят забивать! Маленькие глазки внимательно изучали моё лицо:

— Живой он. Трепыхается.

— Нам нужны бабки, полудурок ты, — долговязый злобно посмотрел на меня, — А ты его грохнуть решил? Кто будет выплачивать долги его папаши?

Какие бабки? Какой папаша? Голова раскалывалась, и я с трудом соображал. Что за чертовщина творится вокруг? И почему я в такой странной одежде. Старые прохудившиеся брюки на подтяжках. Свободная рубаха. Вся в грязи из лужи, в которой я валяюсь, прислонившись к холодной кирпичной стене. И ещё в крови. Которая стекает с моего лба. Где я?

— Слышишь, малец! — громила пнул мою ногу, — С тобой говорят. Где бабки?

Долговязый совсем распсиховался:

— Это у него надо было спрашивать до того, как ты его по башке приложил!

— А я что, виноват, что он мне с разворота попытался зарядить? — лениво оправдывался здоровяк.

— Так а на хрена ты его как девку решил хватать сзади?

— Ну я поймать хотел…

— Дебил, — сплюнул долговязый и закатил глаза, — Если бы ты не был моим кузеном, лично бы пристрелил. Отвали в сторону. Видишь же, он уже не рыпнется.

Долговязый подошёл ко мне, заводя руку под полу мешковатого пиджака. Я подобрался и в отчаянии начал осматриваться по сторонам. Узкий переулок между двумя сплошными стенами старых двухэтажных домов. Завален рухлядью и мусором. И ни одного постороннего прохожего.

— Не дёргайся, — долговязый вытащил из-под полы револьвер, присел рядом и приставил к моему подбородку ствол, заставил задрать голову.

— Слушай меня внимательно. Твоя сотня — проценты за просрочку. Времени тебе — месяц. Восемьсот долларов — теперь такая ставка. Чтобы к началу декабря принёс деньги. Усёк? — рыбьи противные глаза неотрывно смотрели на меня.

— Понял… — выдохнул я, всё ещё лихорадочно пытаясь понять, что вообще происходит.

Длинный ощерился в кривой улыбке, обнажив жёлтые зубы и дохнув смрадом алкоголя и вяленой рыбы:

— Вот и ладненько. Не принесёшь бабки, он, — кивок на тупого великана с дубинкой, — найдёт тебя и закончит дело. Всё ясно?

— Да, — снова процедил я. Ёлки зелёные, как же хотелось вмазать по этой противной и рябой роже.

Револьвер отправился обратно в кобуру под пиджаком. Долговязый похлопал меня по щеке, спровоцировав взрыв боли в голове от резкого движения:

— Я рад, что мы друг друга поняли. И смотри — не дуркуй. У тебя сестричка весьма ничего. Если хочешь, присылай её к нам. Отработает должок в апартаментах у Шона.

Громила моргнул дважды и плотоядно заухмылялся:

— Месяца четыре, и должок выплачен. Ты подумай, Алекс.

А долговязый добавил:

— Только не факт, что она потом вернётся обратно!

И два урода мерзко расхохотались. Моя рука непроизвольно дёрнулась и сжалась в кулак. Похоже, ублюдки не заметили этого, упиваясь своим имбецильным чувством юмора.

— Ладно. Пошли, нас ещё ждут дела в этом квартале, — махнул рукой главный, поднимаясь с корточек.

Здоровяк, проходя мимо, размахнулся и зарядил мне в бок, заставив остатки воздуха выйти из лёгких. Я начал задыхаться.

— Не задерживай с долгом!

Отплёвываясь и кашляя, я поднялся обратно и привалился к стене. Странно, только сейчас пришло осознание того, что я знаю — кто эти два мужика. И до этого тоже знал. Как это вообще возможно? Долговязого зовут Пит МакКарри. Он ирландец и трясёт бабки с тех, кто задолжал его двоюродному брату — ростовщику…. Имя… Имя ускользало от меня где-то на периферии памяти. А вот громила, это Дэнни «Пёс» — чёрт его знает какая фамилия. Рядовой боец — вышибала для грязной работы в услужении у Пита. Только какого лешего это всё в моей голове?

Я посмотрел на свои руки. Мозоли на них выдают привычку к тяжёлому труду. Однако есть одно гигантское но! Это руки юноши. Или подростка? Нет, скорее семнадцати или восемнадцатилетнего парня. А я, вообще-то, уже и близко не так молод!

Затем осмотрел своё тело. Худее, чем моё «старое». Угловатое. Погодите-погодите!

Быстро отвернув ворот расстёгнутой на треть рубахи, я заглянул внутрь. Шрама от осколка гранаты не было. Афганская отметина исчезла с моей кожи, словно бы её и не было. Я в чужом теле. Но это же бред! Наверное, мне всё это снится в отходняке от наркоза. Я же точно сейчас где-то в больнице! Но тогда почему я чувствую боль? Отхожу после операции?

Я пощупал своё лицо. Кожа гладкая. Ущипнул за щеку. Больно. Не наркоз. Мне бы зеркало сейчас.

При всём этом у меня было дурацкое ощущение, словно моя голова раздвоилась. Будто все мои мысли текут на фоне других, чужих. Как если бы кто-то включил приглушённое радио. Именно эти мысли и подкинули мне имена двоих отморозков, которые хотели стрясти с меня бабки. Похоже, это память парнишки, в теле которого я оказался?

Груда тряпья неподалёку вдруг зашевелилась. Я вскочил со всей возможной для моего покалеченного тела скоростью. Раненая голова тут же закружилась. А из-под грязной ткани показалась рука в оборванных перчатках без пальцев. С множеством мелких дыр. Затем на свет божий выбралось подобие человека в лохмотьях, бывших когда-то курткой. Заросший бомж пошарил под собою и достал откуда-то мятую кепку. Водрузил её на голову как блин и посмотрел на меня заспанными глазами:

— Алекс! Привет.

Алекс? Ага, это американизированное производное от русского — Алексей — выловил я ещё один факт из омута памяти своего реципиента — эмигранта.

— Да?

— Нормально тебя приложили, — просипел бездомный

Чего же ты не помог? Хотя, что за идиотский вопрос. Что бы он смог сделать против револьвера и дубинки в руках двухметровой ухмыляющейся мясобойни…

— Какой сегодня день? — выговорил я, опираясь на стену и вытирая рукавом кровь с лица. Память моего реципиента пока что ещё давала сбои.

— Ты что-нибудь попроще бы спросил, — проворчал бомж и завертел головой. Затем полез в гору отходов, которые лежали неподалёку. Без комплексов мужик, в общем. А я тем временем посмотрел в большую лужу рядом с собою. Русые волосы, зелёные глаза, прямой нос. Не моё лицо!

— О! — бомж выудил из мусора мятую газету, свёрнутую трубочкой. Мух ею били что ли?

Мой собеседник откашлялся и зашевелил губами, затем произнёс:

— Сегодня третье октября.

— А год? — допытывался я.

— Вот это они тебя приложили, конечно, — округлил глаза бездомный и показал рукой вокруг, — Тысяча девятьсот девятнадцатый на улице.

Житель этой же улицы сам ухмыльнулся получившемуся каламбуру.

А я застонал от осознания всего происходящего. Из две тысячи девятого, да на девяносто лет назад.

«Дома» мне было больше сорока, а теперь я в шкуре молодого парня. Я в чужой стране и торчу свою двухлетнюю зарплату банде ирландцев…