Серебряная лоза

Глава 20. Настоящее. О грустных новостях и общих знакомых

Хитринка открыла глаза, потянулась и зевнула. Надо же, движение не мешало ей спать, а вот остановка разбудила.

Оторвавшись от погони, они ещё долго тряслись по бездорожью. Два раза Карл останавливался, чтобы заправить экипаж. Наконец машина выбралась на какой-то едва заметный путь: две колеи, поросшие травой. Видно было, механические повозки тут проезжают нечасто.

Во время второй остановки Карл пытался выпустить ворона, но тот, сброшенный с руки, упорно прилетал обратно.

— Да что же ты делаешь, глупая скотина! — сердился Карл. — Нельзя с таким, как ты, свободно разъезжать туда-сюда.

— А почему? — немедленно спросила Марта.

— А потому, что такие птицы — символ прежней власти, а господину Ульфгару и так в последнее время повсюду заговоры мерещатся. Увидят нас с этим вороном — головы лишимся.

Ворон, однако же, не проникся и улетать отказался наотрез. Карл вздохнул и решил позже сделать ещё одну попытку.

Хитринка уже знала, что они держат путь в городок под названием Замшелые Башни. В записке, которую оставила Каверза, содержалась просьба приехать туда.

— Раньше это местечко называлось Зелёными Пашнями, — задумчиво сказал тогда Карл. — Поля вокруг, а там колосятся рожь, пшеница и ячмень. Ну, теперь ничего этого не осталось, как лес дорубили и река высохла. Торчит посреди пустошей захудалый, жалкий городишко. Ровный, как платок, потому что прежде его ограждали поля. По углам — четыре башни, выстроенные едва ли не сто лет назад. Вот в честь них и переименовали. Народа там осталось немного, возвели теплицы и растят зерно, только теперь уже не на продажу, а для местного пивоваренного заводика. Все, кто в городе остался, там и работают: или в теплицах, или на пивоварне.

Хитринка обнаружила, что в машине она сейчас одна. Прохвост заботливо укрыл её своим новым пиджаком, только он не очень-то грел. Вечерняя прохлада вползала в разбитое заднее окно. Снаружи слышались голоса, спать больше не хотелось, так что Хитринка щёлкнула ручкой и выбралась наружу.

— Да, так вот, значит, на рассвете двинем на восток, и к обеду будем на месте, — сказал Карл.

— А можно, я сяду за руль? — попросил Прохвост. — Хоть ненадолго!

— Нет у меня времени всяких сопляков учить езде, — отрезал Карл. — А если что с экипажем случится, то нам тогда, может, и конец.

— А сам-то ты где выучился так водить? — поинтересовался Прохвост, ничуть не обиженный отказом.

— Где? Да я строил эти машины, — с гордостью произнёс его собеседник. — Когда во всех Лёгких землях ничего подобного не было, а господин Ульфгар имел при себе только схемы, это я помогал первым экипажам родиться на свет. Вот этого красавца, — похлопал он по стальному боку, — делали уже по моим чертежам. Лучше меня никто не знает, как им управлять, да. Эй, малявка, ногами там не болтай, не то стекло разобьёшь!

Это Карл обратился уже к Марте. Она сидела на передке экипажа, свесив ноги, и почти касалась фонарей. Ворон дремал рядом, нахохлившись.

— И всё равно это не твоя машина, ты её упёр, — без тени смущения сказала девчонка. — Толку в этой работе, если ты делаешь экипажи, а тебе на них даже прокатиться не дают.

— Так я там и не работаю уже много лет, — ответил Карл. — С тех пор, как… эх. Был я когда-то молод, хоть в это трудно поверить, и счастлив, во что поверить ещё труднее. Любил свою работу. Жена у меня была, Ханной звали. Должно было нас стать трое, да всё пошло не так, и остался я один. Даже пёс наш, Верный, меня покинул — отказался уйти с кладбища. Я и силой увести пробовал, и еду носил, да тщетно. Ну, запил я тогда по-чёрному. Работы, ясно, лишился. То время помню урывками: грязные переулки, лужи на брусчатке прямо подо мной, то я обнимаюсь с незнакомцами и пью за чужой счёт, а то машу кулаками. День, ночь, всё в кучу. Тут разыскал меня один парень и буквально спас. Заставил выполнять для него то один заказ, то другой. Я всё ещё, бывало, напивался, но уже не так по-свински. Эх, что-то болтлив я к старости стал. Может, и вы мне что о себе расскажете, а? Хоть знать, с кем связался.

Хитринка поглядела на Прохвоста, а он — на неё и пожал плечами.

— Откуда родом-то? — продолжил расспросы Карл.

— Из окрестностей города Пара, — уклончиво ответил Прохвост.

— А чего родные места покинули, куда путь держите?

— К Вершине, — пискнула Марта.

— Врёшь! — усмехнулся Карл. — Вершина — не место для прогулок, уж точно не для таких, как вы.

— Это почему ещё? — надулась девчонка. — И вовсе я не вру!

— А что не так с Вершиной? — осторожно спросила Хитринка.

— Что не так? Вы из какой дыры, ребятки? Вершина так охраняется, что вы и близко не подойдёте. И зачем вам туда лезть, спрашивается?

Прохвост выглядел озадаченным. Видно, тот стражник ни слова ему не сказал о подобном затруднении. Может, и сам не знал?

— Чтобы спастись от волков, — ответила Марта.

— Смеёшься, да? Во всех Лёгких землях нигде больше нет такого числа волков, как там. Они неустанно бродят вокруг Вершины, так что и на расстояние выстрела к постам не подойдёшь. А и подойдёшь — сомнительное везение, потому как охрана стреляет без вопросов.

— Ну что ж, тогда мы хоть издалека поглядим, — сказал Прохвост. — Нам-то на самом деле не совсем к Вершине, так, мимо неё.

— Ну-ну.

— Я бы лучше послушал, как вышло, что вы с Каверзой жили одной семьёй, — попытался сменить тему Прохвост. — Необычно ведь, хвостатая и человек.

Карл хмыкнул, очевидно, раскусив его уловку.

— Что ж, не хотите говорить, куда идёте — ваше право, — сказал он. — Да и у меня всё равно нет времени вам помогать, так, из любопытства спрашиваю. А Каверзу в мой дом парнишка один притащил, тоже из хвостатых. Ты вот мне его напоминаешь — он, как и ты, врать совсем не умел. Что скажет, по лицу всё видно.

Прохвост засопел, но промолчал.

— Да, так вот, навязали мне, значит, помощничка, а он и девчонку приволок, и птицу вот эту, и волка.

— За ним, что ли, тоже охотились? — спросила Марта.

— Да нет, это он просто был дурной и сломанного волка хотел починить.

— Я тоже знаю одну такую историю, — встряла Хитринка. — Про то, как жил на болотах один безмозглый осёл, и однажды нашли они с отцом в лесу сломанного волка. И этот дурень захотел починить зверя. Родители ему поясняли, чем это грозит. Сами они в прошлом потеряли близких именно по вине стальнозубых волков. Вот только этот бестолковый, глупый как пень мальчишка не желал никого слушать, всё лез и лез к этой машине, а когда отец продал волка торговцу, его неблагодарный сын сбежал в город. Обиду свою, видно, так показывал. Бросил родителей, ни разу никогда не навестил!..

От удивления Карл поднял брови.

— Не думаю, — сказал он, — что в мире нашлось бы два таких же осла. Похоже на то, что я знаю продолжение твоей истории. В городе тот парень выучился, стал мастером, смог даже починить своего волка. Каверзу вот спас, без него бы она давно уже сгинула где-то на городском дне. Она, пожалуй, только его одного за всю жизнь и любила — привязалась к нему, всё братишкой называла. Мне это даже обидно было: живёт в моём доме, я её кормлю, а чтобы назвать меня отцом или хоть дядюшкой, она и не подумала. Ну, видать, родная семейка у неё была такой, что слова «мать» и «отец» для неё стали сродни ругательным.

— Да? — гневно спросила Хитринка. — И как же звали этого мастера?

— Он был из хвостатых, так что звали его Коваром. Только имя, скажу я вам, совсем ему не подходило. Коварства в бедняге не было и на грош.

Дослушивать Хитринка не стала. Махнув рукой, она пошла прочь от экипажа, в синюю мглу, спотыкаясь о комья земли и жёсткие стебли. Затем не выдержала и всё-таки заревела.

Так, значит, пока они вели нелёгкую жизнь отщепенцев, страдая порой от холода и голода, этот предатель не горевал. Нашёл себе дело по вкусу, новых друзей, сестрёнку завёл, видите ли. Навестить мать с отцом у него времени не было, на дочь наплевал, а сестрёнка, значит… Да ещё кто — проклятая мерзкая Каверза! И тут она влезла! Нарочно она, что ли, хочет всех у неё отобрать?

Прохвост догнал, обнял за плечи.

— Эй, ты чего? — спросил он. — Ох, а платка у меня и нет.

— Да отвяжись ты! Как же я его ненавижу! И её ненавижу! С ней, значит, он возился, а я ему и даром оказалась не нужна! К чужим и то добрее был!..

— Так, пойдём-ка обратно…

Платок, по счастью, нашёлся у Карла.

— Из-за чего сыр-бор? — полюбопытствовал он, протягивая тряпицу. — Вроде не такая грустная это была история.

— А Ковар — её отец, — сообщила Марта, указывая пальцем на Хитринку.

— Да ладно, — присвистнул Карл. — Ну, парень, и когда только успел! А выглядел таким невинным, хотя вроде и вздыхал о какой-то девчонке. Хотя и тебе семнадцати не дашь, дитё дитём. А вот за Каверзой в эти годы парни табунами ходили. Мне даже с крыльца стрелять приходилось, чтобы особо наглые дом перестали осаждать. Эх, весёлые были времена. Так расскажи…

— При чём тут ваша проклятая Каверза? — зло перебила его Хитринка, комкая платок. — И мне только тринадцать, четырнадцать осенью!

— Точно, считать умеешь? Ну, тогда Ковар никак не может быть твоим отцом. К этой зиме ведь будет шестнадцать лет, как его нет на свете.

Странное дело, но у Хитринки от этих слов сердце упало в пятки, будто это не она столько раз желала Ковару смерти.

— Как это нет на свете?.. Да сам ты считать не умеешь! — возмутилась она, давясь словами. — Дедушка с бабушкой не стали бы врать. Стояла осень двадцать седьмого года нового мира, и он меня им принёс, в первый и последний раз явился, и больше они его не видели до самой своей смерти. И он тогда был жив!

— Да ну? — насмешливо спросил Карл. — А ты сама-то это помнишь, или знаешь только по рассказам?

— Вообще-то бабушка с дедушкой и вправду многое утаили о твоём происхождении, — осторожно сказал и Прохвост.

— Так кто же я тогда? Выходит, я и отца своего не знаю?

— Ну, ну, не плачь!

— Да чего реветь-то? Вот если б знала, а он помер, тогда да, обидно, а так…

— Меня и вовсе в Приют подкинули, даже бабушки и дедушки не было. Я же не плачу!

К чести Хитринки, она быстро взяла себя в руки.

— Ну и ладно, — сказала она, шмыгнув носом, — так даже и лучше. Вовсе мне и не хотелось быть дочкой этого подлеца.

— А он и вправду умер? — спросил Прохвост.

— Да уж точнее некуда. Слишком был хорош, так что правитель заставил его работать на себя. Ну, а те, кто на господина Ульфгара работает, вскоре умолкают навеки, чтобы не выдать его тайн. Так и вышло с бедным парнем, да и с мастером, что был его наставником. Вроде и дочку мастера тоже не пожалели, хотя тут я не уверен. Вот почему он и не смог навестить своих стариков, ясно вам? И не упрекайте его больше. Уж подлецом-то он точно не был.

Карл тяжело вздохнул.

— Не так уж и многих людей я пускал в свою жизнь, да так вышло, что господин Ульфгар не только этого парнишку отобрал. Был у меня ещё один друг, ну как — друг. Он мне о своих делах не докладывал, работу я для него кое-какую делал, мы много не болтали, а только знал я, что на Эда можно положиться. Это он меня вытащил, когда я один остался. Тоже на правителя работал, да ухитрялся крутиться как-то, потому что были у него и свои цели. Вот уж кто хитёр был, куда там хвостатым. Но только пару лет назад его механическую повозку нашли у придорожного камня, с расплющенным передом и обгоревшую, а внутри тело, которое и опознали-то лишь по паре не до конца оплавившихся перстней. Решили, несчастный случай, но я не верю. Чтобы Эдгард, столько лет проведший в дороге, угодил в единственный камень посреди поля?

— Может быть, в его повозке что-то сломалось? — предположил Прохвост.

— Да я её лично обслуживал! — возмущённо ответил Карл. — Когда в последний раз глядел, была лучше новой. Если там что и изменилось с того раза, было это сделано чужими руками и намеренно. Так, хватит грустных историй, не то наш экипаж от её слёз заржавеет, и мы никуда не доедем.

Марта хихикнула.

— Ничего я не реву, — возмутилась Хитринка. — Вспомнилось просто, как дедушка с бабушкой до последнего ждали сына. Уж как они верили, что успеют поглядеть на него ещё хоть разочек…

— Да в мире вообще полно несправедливости, — согласился Карл. — Дрянная эта жизнь.

— Вот только не понимаю, — задумчиво сказал Прохвост, — для чего им было говорить, что ты — их родная внучка. Меня-то вот прекрасно вырастили, хоть я по крови им чужой, и ничего не скрывали.

— А чего скрывать, когда все на Моховых болотах знали, кто ты таков? А я, ты же теперь знаешь, даже по меркам хвостатых негодная. Старики пожалели меня, наверное, но такую в дом взять — все их дурными сочтут. Вот и придумали, что дочь сына, вроде как не могли отказаться. Хорошие они были у нас.

— Это почему ещё ты негодная? — спросил Карл.

И пока Хитринка собиралась с духом, думая, как произнести это мерзкое слово и стоит ли о том говорить вообще, Марта без тени смущения всё и выложила.

— Она полукровка. Рыжая, как морковь в перловом супе. Каверза нам волосы выкрасила, чтобы камнями не побили. Ай!

Это Прохвост щёлкнул её по лбу.

— Думай, что говоришь, особенно когда спрашивают не тебя, — беззлобно сказал он. — Чужие секреты выдавать не спеши. Кто захочет, сам расскажет.

Тем временем Карл шагнул ближе и вгляделся, прищурившись, в лицо Хитринки. Сумерки к этому времени уже заметно сгустились, погружая силуэты стоящих рядом в сиренево-серую муть, и неясно, что можно было разглядеть. Но Карл, наклонив голову, всё смотрел и раздумывал о чём-то.

— Что? — наершилась Хитринка и на всякий случай провела платком под носом. — Что не так?

— Да нет, не обращай внимания на старого дурака, — махнул рукой он. — Так, случайно кое-что вспомнилось. Давайте-ка, что ли, разместимся и попробуем вздремнуть до рассвета, а там двинем дальше.

Они забрались в экипаж, где было не намного теплее, чем снаружи. Хитринка устало подумала, что со дня, когда они покинули дом, им ещё не доводилось дважды ночевать в одном месте.

Поднялся ветер и свистел в дырявом стекле, а перед рассветом ещё и полил дождь. Половину ночи Хитринка вертелась, то проваливаясь в беспокойный сон, то открывая глаза. Каждый раз она замечала, что Карл тоже не спит — видно, и его беспокоили мысли о возможной погоне. Интересно, ходят ли волки в дождь?

— Что? — негромко переспросил Карл.

— Волки, они ходят в дождь или пережидают его в укрытии?

— Ходят. И в дождь, и в снег. Им нипочём. Но ты спи, я послежу.

Марта, приоткрыв рот, беззаботно посапывала на переднем сиденье, укрытая стёганой курткой Карла. Да ещё ворон, сидящий на передней панели, прямо на приборах с круглыми стёклами и стрелками, дремал, ни о чём не тревожась. Лишь бедняга Прохвост морщился всякий раз, когда Хитринка, поднимаясь, чтобы выглянуть наружу, тревожила его сон.

— Уймись уже, беспокойная душа, — пробормотал он, удерживая её рукой. — Спи, всё хорошо. Всё будет хорошо.

Поверив этим словам, убаюканная ритмом его сердца, Хитринка наконец сумела уснуть по-настоящему.