Глава 6. Настоящее. О переменах и новых встречах

Когда Хитринка и Прохвост вошли в хижину, Марта чем-то гремела в углу. Неясно, что она могла разглядеть тут без светляка.

— Рассказывай, — угрюмо предложила Хитринка, — кто ты есть такая и почему волки идут за тобой. Разве они выслеживают не тех, кто нарушил закон?

— Я ничего не сделала! — запротестовала незваная гостья. — Одно только правило и нарушила — не выходить наружу. Но это же не закон, и как не выйти, когда в городе праздник и все, вообще все туда шли, даже сопливый Ганс! Если б я только знала, что эти дрянные волки меня заметят…

— Ты присядь, — предложил Прохвост, двигая к гостье табурет, сделанный из пня. — Так почему, говоришь, тебе нельзя было выходить?

— Да разве ж Грета говорила! — фыркнула Марта, села на пенёк и поболтала ногами в тяжёлых, не по размеру башмаках.

Затем она тоненько запела:

— Дитя, эти стены — твой дом навсегда, а выйдешь наружу — случится беда…

— Грета тебе кто? — уточнил Прохвост.

— Никто, — ответила девочка, прерывая пение и склоняя голову к плечу. — Она для приютских кашу варит, прибирается, и за мной из жалости приглядывала, чтобы не заклевали. Ах, если покинешь спасительный кров, то станешь добычею лютых волков…

— Видимо, Грета что-то о тебе такое знала, — сказал Прохвост, наморщив лоб.

— А почему она приказала найти Ковара? — спросила Хитринка. — Почему именно его?

— Она сказала, если кто мне теперь и поможет, то лишь он, — сообщила Марта. — А вы не врёте, что его здесь нет?

— Да я бы с радостью передала тебя в руки кому угодно, — фыркнула Хитринка. — Нужна мне на шее девчонка, за которой волки идут по пятам! Ковар, эта подлая душонка, этот предатель, в последний раз появлялся на болотах, когда всучил меня бабке с дедом. А я тогда едва родиться успела. И больше он нас не навещал, ни единой весточки не прислал! Гнусный негодяй!.. Прохвост, что ты меня дёргаешь? Разве я не права? Он бросил меня, бросил родителей, гад хвостатый, будь он проклят!

— Ясненько, — тряхнула Марта светлой головой. — Теперь верю, что его здесь нет. Но что же мне делать? Может быть, вы покажете, где Вершина Трёх Миров?

— Если пойдёшь к северу, рано или поздно доберёшься, — махнула рукой Хитринка.

— Погоди, мы же не можем отправить её одну, — вмешался Прохвост.

— Отчего это не можем? Сюда ведь она благополучно дошла. Доберётся и туда.

— Я тебя не узнаю, — покачал головой Прохвост. — Я же знаю, что у тебя доброе сердце…

— Пф-ф-ф!

— И ты даже сломанного светляка жалеешь…

— Враки, ничего я не жалею! Он без крыла удобнее.

— И одну маленькую бедную девочку…

— Сиротинушку, — вставила Марта. — Горбунью и хромоножку.

— Вот именно. Не отправишь же такую одну к далёкой горе?

Хитринка вскочила со своего места и топнула ногой.

— Да вы дурни, что ли? — вскричала она. — Ну доберёмся мы к горе, а дальше что? Вниз головой с неё прыгать? Остаться там жить? Что?

— Этого я не знаю, — пригорюнилась Марта. — Наверное, придётся вернуться к Грете и сказать, что я не нашла Ковара. Вот только неизвестно, в Приюте ли сейчас Грета. Я видела её в последний раз, когда она удерживала дверь, в которую ломились волки. Нам удалось заманить их в сарай, где хранились инструменты для сада. Мне она приказала уходить и не оглядываться. Может, её и в живых-то больше нет…

— Попробуем найти твою Грету, — пообещал Прохвост.

Хитринка даже раздулась от возмущения, что её не спросили.

— А сейчас спи давай, с утра в путь, — сказал Прохвост, указывая на своё скромное ложе в углу. — Угостили бы чем-то, да у нас дома ни крошки, в обед последнее доели.

— Жалко, — сказала Марта, пробралась к застеленному тряпьём узкому топчану и улеглась, как была, прямо в обуви. — Ух, жёстко как! Даже в Приюте и то кровати лучше…

— Ты башмаки-то свои грязные сними! — прикрикнула на неё Хитринка. — Кровати, может, в Приюте и лучше, а вот воспитание никуда не годится!

— Я их никогда не снимаю, мне нельзя, — сонным уже голосом ответила девчонка, натягивая на голову лоскутное одеяло. — Я же хромая…

— Сама сейчас их стяну, — пообещала Хитринка, но Прохвост её остановил.

— Не нужно, — попросил он. — Постель всё равно уже испачкана, а завтра так и так уходим. Оставь её, может, ей больно ногу тревожить или ещё что.

Следующим утром бодрой была только Марта, безмятежно проспавшая всю ночь. Хитринка с Прохвостом препирались до рассвета, потому у них у обоих слипались глаза.

— Ты хоть понимаешь, как нам повезло вчера вечером? — охрипшим голосом в который раз произнесла Хитринка. — Если бы волки не отступили, то тут бы нам и крышка! Не желаю в такое ввязываться!

Тишине снаружи пришёл конец. Это у дальних рубежей леса заработали пилы, и если прислушаться, сквозь их монотонное гудение можно было разобрать, как с треском падают стволы. Каждое утро машины понемногу вгрызались в чащу.

Прежде, говорил дед, это был зелёный край с густыми лесами, где водилась всякая живность, с полноводными реками и озёрами, полными рыбы. Теперь от рощ и лесов, окружающих город Пара, только и остался клочок у болота, но однажды не станет и его. И рыбы в реках, куда сливались отходы из мастерских, давно уже не было, и лесное озеро умерло.

— А я всегда хотел отсюда убраться, — внезапно сказал Прохвост. — Ты цепляешься за остатки старого мира и закрываешь глаза на то, что держаться уже и не за что. Слишком всё изменилось. Дедушка и бабушка однажды тоже ушли из города, чтобы запомнить его прежним. А ты хочешь досидеться до того, что машины подойдут вплотную к берегу и болото обмелеет? А помнишь, что говорили путники с востока? Угля добывают всё меньше, того и гляди, правителю понадобится наш торф. Думаешь, с нами тогда будет кто церемониться? Или нам заплатят?

Он перевёл дух и продолжил:

— И торговцы сюда всё реже заворачивают, да нам и нечего им дать, кроме проржавевшего металла. Не помню, когда в последний раз ел мясо. Эту зиму мы чудом пережили, а на следующую уж точно помрём!

Хитринка угрюмо промолчала.

— Вот что, собирай вещи, которые нам могут пригодиться в пути, и мы уходим, — завершил Прохвост свою речь.

Таким Хитринка его раньше, пожалуй, и не видела. Обычно названый брат по всякому поводу спрашивал её совета, и она привыкла считать его нерешительным и мягким.

Не хотелось, но всё-таки стоило признать, что Прохвост был прав. Жизни тут совсем не стало (проклятые пилы, когда уже замолчат!), и если не к Вершине Трёх Миров, то куда-то рано или поздно пришлось бы уходить.

Так что Хитринка молча сорвала с крюка торбу и так же молча принялась сердито пихать туда вещи.

Самое нужное и так всегда находилось внутри: дедушкин гамак, медный рожок, новенькие крючок и леска (если по какой-то невероятной удаче найдётся рыбное место). Бабушкино колечко, дедов ключ, который отпирал когда-то дверь его дома в городе, а теперь ни на что не годился. Старые часы, что давно уже не шли. И новый светляк, пойманный вчера.

Хитринка добавила к этому ложки, их жаль было бросать. Ещё хотела одеяло, да оно не уместилось бы. А одежда вся уже на них. Оставалась ещё только одна ценная вещь.

— Твой альбом никак не лезет, — с досадой сказала она брату, попробовав и так, и сяк.

Прошлой весной заезжал торговец, сказал, нужна болотная тина. Мол, в городе из такой дряни бумагу сделают.

Хитринка посмеялась только, а Прохвост поверил, всё лето провозился, собирал да сушил. И торговец не обманул, заглянул к осени. Сказал, может дать в обмен провизию или что-то из вещей на выбор.

Стоило бы выбрать съестное, но Прохвост увидал вот этот альбом и ничего другого не захотел, а Хитринке не хватило духу его отговаривать. Не так уж и часто брат баловал себя, а может, и вообще никогда.

Тёмными и долгими зимними вечерами, стараясь отвлечься от мыслей о еде, сидели они и листали страницы. На бумаге, не очень хорошо нарисованные, вставали улицы каменных городов, горели огнями витрины, улыбались нарядно одетые люди у экипажей. Чужая, неведомая жизнь, от которой дедушка с бабушкой когда-то отказались. Хитринке казалось, она их предаёт, глядя на эти страницы, но ведь Прохвост был так счастлив.

А сейчас он легко сказал:

— Не лезет? Ну так оставь его дома. Что нам теперь эти картинки, если мы увидим настоящие города!

— Тогда всё, — сообщила Хитринка, поджимая губы. Затем взяла ещё старого светляка с повреждённым крылом, поместила внутрь и его тоже. — Теперь точно всё. Марта, подъём!

С соседями решили не прощаться. Раз уж волки на хвосте, может, старикам лучше и не знать, куда дети держат путь.

Когда переправились на тот берег, может быть, в последний раз, Хитринка погладила обод бочки. Обернувшись, она окинула взглядом всё это бедное, но такое родное ей место — блестящие пятаки воды среди бурой растительности, покосившиеся убогие хижины, где давно уже не кипела жизнь. Небо сегодня хмурилось, как частенько бывало в последнее время, и мелкий дождь срывался, будто бы кто-то плакал.

— Ну, до свиданья, — пробормотала Хитринка, отвернулась и выбралась на берег.

До города они добрались быстрее, чем думали. Помогли машины, медленно возвращающиеся с грузом брёвен.

— Давайте запрыгнем, — предложил Прохвост, указывая на проезжающий мимо низкий прицеп, где в два ряда лежали тела деревьев, ещё недавно шумевших кронами.

— Дурень, — сказала было Хитринка, но обнаружила, что хвостатый и не думал её слушать.

Он подхватил Марту, которая только пискнула, и в два прыжка догнал прицеп. Усадив девчонку на краю, он вскарабкался и сам. Работник, который вёл машину, вряд ли что заметил из-за клубов густого белого пара, скрывающих от него дорогу сзади.

— Давай, Хитринка! Поднажми! — подзадоривали Прохвост и Марта, протягивая руки, и ей ничего не оставалось, как вскарабкаться следом. Перед этим, правда, пришлось бежать по размокшей от дождя дороге, оскальзываясь, задыхаясь от дыма и придерживая колотящую по боку торбу. Когда Хитринка уселась, свесив ноги вниз и прислонившись спиной к срезу ствола, она долго и сердито откашливалась.

Прохвост время от времени поднимался и осторожно выглядывал, стараясь остаться незамеченным.

— Вижу стены, — наконец сказал он. — Нам, наверное, лучше сойти пораньше?

По разбитой дороге, как назло, тянулась огромная лужа, и пришлось спрыгивать прямо в неё. Хитринка терпеть не могла промокшие ноги. Вообще всё это было глупой затеей!

— О, — сказала вдруг Марта, — а вы успели выправить себе пропуска?

— Какие ещё пропуска? — спросил Прохвост. — Те, что людям в городах нужны? Так мы же не на земле жили. Сейчас вот придётся выправить.

— А вы не сможете, — пискнула девчонка. — Ведь перед зимой законы изменили. Теперь пропуск делают при рождении, а кто уже вырос, а документами не обзавёлся, тех казнят.

— Что за чушь ты несёшь, — недоверчиво сказала Хитринка. — Быть такого не может!

— А вот и может, вот и может! — зазвенел обиженный голосок. — Зимой в городе троих уже казнили. У одного, хвостатого, пропуск был, да потерялся. Ради человека, может, ещё бы поискали записи в книгах, туда ведь всё заносится, а с этим затянули. Когда нашли про него запись, он уже в землю был зарыт. У нас в Приюте про это долго говорили, я всё хорошо расслышала!

Хитринка встала, упирая руки в бока, и исподлобья оглядела своих спутников.

— Как хотите, — сказала им она, — а я возвращаюсь домой. Может, зиму и не переживу, но всяко проживу подольше, чем если пойду в этот распроклятый город.

— Не бойтесь, — сказала Марта, глядя снизу вверх. — Я ведь и сама не через ворота из города ушла. Я покажу хороший путь.

Маленькая компания сделала крюк, чтобы не угодить на глаза привратникам, и зашагала вдоль стены. Марта, несмотря на сильную хромоту, подпрыгивала впереди. Невозможно было определить, на какую из ног она припадала сильнее.

Город за каменной стеной шумел и стучал, гудел и завывал. Белые облака пара смешивались с клубами чёрного дыма, и всё это переливалось через край. Дышать здесь было нечем.

Хитринка ёжилась, натянув капюшон на глаза. Ей всё чудилось, что кто-то заметит, окликнет, задаст ненужные вопросы, и пиши пропало. Умирать совсем не хотелось.

— Эй, ребятки! — раздался оклик неподалёку, и Хитринка даже подпрыгнула, так сильна была поднявшаяся в ней тревога. Она подняла голову, готовая тут же и бежать.

Впереди стояла то ли девушка, то ли женщина, не разобрать. Всё лицо так размалёвано, будто она хотела его скрыть.

Наряжена незнакомка тоже была очень странно. Слишком тонкая талия, слишком пышная юбка, ботиночки… а вот ботиночкам Хитринка позавидовала. Она бы тоже не отказалась иметь такие, высокие, из тонкой коричневой кожи, вместо грубых башмаков. Хотя гулять в подобной обуви по грязи, пожалуй, всё равно неудобно.

Взбитые каштановые локоны венчала дурацкая шляпка — такая не согреет и от дождя не защитит. А из-за спины выглядывал краешек какой-то дубины из дерева и металла, подвешенной на ремне.

— Привет, ребятки! — повторила незнакомка. — Может, знаете, где здесь чёрный ход? Вы ведь тоже не любители ходить через ворота, верно?

— Мы просто гуляем, — осторожно ответил Прохвост.

— Да ладно тебе, — не поверила девица. — Думаешь, я шпионка? Вот, погляди…

И она отвела несколько прядей в сторону, показывая заострённое ухо.

— Я такая же, как и вы. Зубы выправила, а уши — вот они. Анни Сквернозвон, будем знакомы.

— Имя тоже выправила? — хмыкнула Хитринка.

— Каверза, — вздохнула девица. — С прозвищем-то — язык обломаешь. Да и публика не особо любит хвостатых, будто не знаете. Ну, покажете путь? Позарез нужно в город, а с пропуском моим стряслась беда.

Трое хранили молчание.

— До меня дошёл слушок, что где-то здесь есть тайный ход, и некая Грета может помочь, — продолжила девица. — А если так: птицы возвращаются домой?

— Какие ещё птицы? — подняла брови Хитринка.

Тут Марта сделала шажок вперёд.

— Я знаю, для чего нужны эти слова, — сказала она незнакомке. — Пойдём с нами, я покажу путь.

Загрузка...