Серебряная лоза

Глава 28. Настоящее. О воспоминаниях и о том, как Прохвосту доверили вести фургон

Марта громко, с облегчением рассмеялась.

Хитринка достала светляка, завела, встряхнула. Окон в кузове не было, только узкая решётка между ними и Карлом, и когда Прохвост закрыл двери, стало совсем темно. Да и от города они отъехали, фонарей поблизости не было.

В зелёном свете стали видны лица стоящих рядом. Прохвост подвинул бочку, сел, указал Хитринке на вторую. Волк подошёл к Марте — он был с неё ростом — и ткнулся мордой в щёку.

— Ай! — завопила Марта, хватаясь за лицо.

Надо думать, морда у зверя была не мягкая, и в подпрыгивающем фургоне его прикосновение вряд ли оказалось нежным. Но волк, виляя хвостом, вознамерился ткнуться ещё.

— Нельзя! — скомандовал Прохвост, вытягивая руку. — Марта, иди ко мне.

Он подхватил девчонку на руки, и волк заскулил, пытаясь положить лапу ей на колено.

— Да чего привязался! — воскликнула Марта. — Лапы мокрые, холодные. Сядь в сторонке!

Зверь послушно сел, фыркнув паром. Красные его зрачки не отрывались от девчонки.

Ворон захлопал крыльями, утратив равновесие на своей жёрдочке, и перебрался на свободное колено Прохвоста.

— Хорош, Верный, хорош! — сообщил он, кланяясь.

— А вот скажите мне, — послышался из-за решётки голос Карла, — это я уже от старости слаб глазами стал, или там был волк?

— Он и сейчас с нами, — ответила Хитринка, настороженно следя за зверем.

Теперь, когда она знала, что это особенный волк, было уже не так страшно. Самую чуточку меньше. Хотя, если подумать, ничего подобного! Здоровенное страшилище, которое легко могло перекусить любому из них ногу, сидело прямо здесь, в закрытом кузове, откуда не было выхода. Приди ему в голову напасть, и они обречены. А ведь похоже, что этот зверь не только выполняет приказы, но и обладает собственной волей. Откуда она берётся, что подскажет ему сделать в следующую минуту?

— Меня, пожалуй что, разорвёт от нетерпения, — сообщил Карл, — поскольку останавливаться нам не следует, а я страсть как хочу поглядеть на волка. Неужели вправду Верный? Да чтоб мне лопнуть, вот так день! Чего ж тогда Эдгард навешал мне лапши, что отдал его на переплавку? Как это всё вышло, хотел бы я знать!

Всё же они ненадолго остановились у знакомых деревьев, где темнел брошенный экипаж с дырой в стекле. Карл отыскал ружьё, бросил в кабину и застучал в кузов. Прохвост ему открыл.

— И впрямь Верный! Я эту пасть без зуба из тысячи узнаю. Гляди-ка, что это тебе к спине привертели? Похоже, тот, кто это делал, знал и о птице. Ну, Эдгард, старый лис, наверняка вас использовал для каких-то своих делишек! Жаль, вы не расскажете.

Затем Карл обратил внимание на светляка.

— Ах, чтоб меня! — воскликнул он и взял поделку в руки. — Где спёрли?

— Спёрли? — ощетинилась Хитринка. — Мы чужого сроду не брали, а этих светляков у нас на болотах полным-полно! Только заводи да бери даром.

— Да ладно, — недоверчиво сказал Карл, ещё немного покрутил светляка в пальцах, а затем поставил на бочку. — Всё, едем дальше, по нашим следам наверняка уже кто-то пустился. Парень, ты со мной в кабину.

— Это зачем? — не понял Прохвост.

— Зачем, зачем. Затем, что я ту ночь не спал, и эту предстоит провести в дороге. Будешь следить, чтоб я не отключился. Всё, живей давай.

Прохвост перебрался в кабину, и Хитринке стало ещё неуютнее. Теперь они с Мартой остались совсем одни рядом со здоровенным механическим зверем.

Зато девчонка не боялась ни капли. Она немного посидела на бочке, потом спустилась, погладила волка по боку.

— Только больше не толкайся! — строго сказала она. — Ой, какой тёплый здесь.

Карл протиснул сквозь прутья свою куртку, Марта набросила её на лежащего волка и примостилась у его бока, положив голову на широкую спину. Зверь застыл неподвижно, как каменный, чтобы её не потревожить, лишь иногда косил глазами и шумно выпускал из ноздрей пар.

— Как хорошо, — пробормотала девчонка. Спустя мгновение она уже спала.

— Так вот, о светляках, — сказал Карл. — Чтобы не уснуть, буду байки травить. Когда Каверза была совсем крошкой, вот не старше Марты, она стащила одного такого. В то время она ещё не со мной жила, а по большей части где придётся, но иногда и в той дыре, где обитала её семейка. Ну, стоило ей там появиться, её папаша заметил светляка, отнял и сдал перекупщику, а на деньги бутылку себе купил.

— Да как он мог! — возмутился Прохвост.

Зато почему-то путь, которым сама Каверза получила светляка, его не смутил.

— Он и не так мог. Да, лиха она с ними хлебнула. Ну, а светляк стал для Каверзы последней каплей, и больше ноги её в родительской лачуге не было. Уже после, как со мной жила, заявилась она однажды из города, вся сияющая, как начищенная сковорода — увидела того самого светляка у старьёвщика, уж не знаю, сколько рук он с тех пор прошёл. Я говорю, идём скорее, выкупим. А она: не надо, я его уже упёрла, ну, то есть, взяла незаметно.

Хитринка хмыкнула. Это же надо, дважды украсть одну вещь!

— Вынимает она, значит, светляка из-за пазухи, а был он такой, как ваш вот этот, — продолжил ничего не заметивший Карл. — Не такой изящный, но тоже с ключом, с лапками, с усиками. И чтоб вы знали, мне известен только один мастер, который их делал. У него-то Каверза сперва и взяла светляка.

— Ага, взяла, — фыркнула Хитринка.

— И это был Ковар. А теперь скажите, ребята, откуда у вас на болотах появлялись эти светляки?

— Откуда? Да они вроде бы всегда были, — задумчиво сказал Прохвост. — Мы ещё совсем малышами помогали деду их собирать и заводить.

— Их кто-то приносил?

— Если и приносил, мы того никогда не видели. Для меня они были такой же частью Моховых болот, как хижины, камыши и орешник на берегу. Никто ведь не думает, откуда берутся земля, вода и кусты, так и о светляках я никогда не думал. Наши местные их брали освещать хижины или просто в потёмках бродить, удобнее ведь, чем со свечой. Да и свечи не каждый мог себе позволить. А светляки не переводились. Дедушка очень их любил, всё время следил, чтобы завод у них не кончался. Когда его не стало, я сам взялся за это дело. Но наше поселение совсем опустело, и теперь, когда мы ушли, о светляках уж точно некому заботиться. Жалко их, надо бы потом за ними вернуться.

— Очень интересно, — сказал Карл, — кто же это смастерил такую прорву светляков. В то время, когда я знал Ковара, ему стало не до глупых поделок. А потом мальчишку прямо из моего дома забрали во дворец, и оттуда он уже живым не вышел. Так кто мог продолжить его дело и таскать светляков к болотам, где жила ваша семья? Вот так загадка.

— А точно он умер? — осторожно спросил Прохвост. — Вот, к примеру, ты верил, что зверь переплавлен, а оказалось, что нет. И Эдгард на самом деле только притворился, что погиб. Что ты видел — могилу на кладбище?

— А если подумать, и могилы не видел, — ответил Карл. — Ну, я кладбища терпеть не могу. И не подумал бы туда идти, чтобы поглядеть, какой поставили камень над парнишкой, которому ещё жить да жить. Да только если б он остался жив, уж я бы о нём за эти годы услышал. Ведь я и сам бывал в городе Пара, и Каверза не раз бывала, и столица не так велика, чтобы без следа поглотить такого удивительного мастера. Да что там город, если кто рождён с золотыми руками, слава идёт по всем Лёгким землям. Но мы с ним больше не столкнулись, и ни словечка о Коваре уже никогда не слышали. Так что я скорее поверю, что он и вправду давным-давно по ту сторону земли.

Карл ещё немного помолчал, затем Хитринка услышала, как он зевнул.

— Остановимся, может? — спросил Прохвост.

— Некогда останавливаться, — ответил Карл. — Готов спорить, что Эдгард послал за нами людей, а где-то впереди Каверза в беде. Сторонникам правителя захочется её расспросить, и уж поверь, это будет не вежливая беседа. Вот дурёха, ну ей-то чего ради было во всё это лезть!

Карл умолк. Слышно было, как он с треском переключает рычаг, затем фургон качнуло вправо.

— К нам тогда приехал Эдгард, — продолжил он другим, помрачневшим голосом. — Лица на нём не было. Люди так притворяться не умеют, даже он. Когда он выложил, что Ульфгар получил желаемое и разделался с парнишкой, я думал, Каверза с ума сойдёт. Музыку свою забросила, всё кричала, что отомстит правителю. Я глаз с неё спустить не мог, а то бы эта вправду побежала, чего доброго. А ночи напролёт она ревела. Ужасная это была зима, но к весне девчонка вроде как пришла в себя. Опять начала играть, вытащила у меня деньги, купила гитару. Я не ругал даже, хотя зачем тащить, когда я и так бы ей купил. Ну и всё, беда забылась, жизнь пошла дальше. А у неё, значит, это так внутри и засело, не давало покоя. Я и не думал.

И прибавил ворчливо, сменив тон:

— Так, всё, парень, сбываются твои мечты. Давай на моё место, а я на твоё. А то уже ничего не помогает, даже моргать страшно, глаза не спешат открываться.

Фургон резко затормозил. Дверцы два раза щёлкнули, затем два раза хлопнули.

— Ногу вот на ту педаль, — сказал Карл. — Потом на эту…

Машину дёрнуло вперёд, но почти сразу она так же неожиданно и замерла. Хитринка приложилась спиной к стенке, разделяющей кузов и кабину. Ворон, до этого мирно дремавший на бочке, закричал, хлопая крыльями — едва не свалился.

— Да чтоб тебя волки драли, плавнее! — зарычал Карл.

— Грета, пора вставать? — сонно спросила Марта.

— Нет, спи, — ответила Хитринка, но девочка, кажется, уснула раньше, чем прозвучали эти слова.

Фургон опять дёрнулся, но в этот раз уже не остановился.

— Получилось! — радостно сообщил Прохвост. — Не так уж это и сложно!

— Ну и отлично, штаны не обделай от радости, — ответил ему Карл. — Видишь колею в свете фонарей? Вот по ней двигай. Руль крутится не для забавы, а чтобы задать направление. Да что ж ты виляешь, как забулдыга, что тащится с попойки! Или руки трясутся?

— Ничего не трясутся, — немного обиженно ответил хвостатый. — Он сам из рук вырывается.

— А ты как хотел? Здесь, считай, бездорожье. Держи крепче. Вот за этим прибором следи, стрелка должна оставаться в зелёном поле. Потянется к красному, значит, пора позаботиться о топливе. Неудобный фургон, старого образца, печь снаружи, нужно будет останавливаться, выходить. Дрова, видел, сложены здесь, у меня под ногами. Уголь был бы куда лучше, но уж что здесь лежало, то и взял, поскольку времени в обрез. Печь топил когда-то? Много дров накидаешь, огонь затухнуть может, так что по одному, не спеша…

Зевок прервал эту речь.

— …за пламенем следи. Разберёшься. Если что, меня растолкаешь. И назад поглядывай. Покажется, что погоня, буди меня немедленно, ясно? Ну всё, вроде бы теперь ты знаешь достаточно. Держись колеи, она ведёт на север. И сам гляди не усни. Если ход замедляется, прижимай вон ту педаль, только нежно, усёк? Вот эту ещё стрелку видишь? Запомни, где она, пусть тут и держится. Выше не разгоняй.

— Я всё понял, — восторженно ответил Прохвост. — Эй, Хитринка, ты смотришь? Это уже я сам веду!

— Перед девчонками хвастать будешь, если мы до рассвета ни во что не врежемся и на бок не завалимся. Уймись уже и следи за дорогой и приборами. А я — иэ-эх! — вздремну хоть часок. Надеюсь, ты хоть такое время продержишься.

— Да без труда.

Теперь Хитринка иначе воспринимала каждое покачивание фургона, каждый камешек под колесом. Одно дело, когда за рулём опытный водитель, и совершенно другое — когда…

— Карл! Эй, Карл, а эти рычаги для чего? Вот этот, большой, ты часто сдвигал, я помню.

— М-м-м?.. Уже сломалось что-то?

— Нет, я спросить только, рычаг…

— Что, много времени свободного, что руки тянешь куда ни попадя? К рычагам не лезь, и ко мне без нужды тоже! Всё, что тебе пока надо знать, я сказал.

Прохвост умолк.

Хитринка развернулась на бочке так, чтобы просунуть нос через решётку. Теперь ей была видна кабина. Прохвост, сжав губы, то и дело поглядывал на приборы, а затем вновь устремлял взгляд вперёд, туда, где за стеклом было черным-черно. Свет фонарей рисовал на этом тёмном полотне участок разбитой дороги перед колёсами, добавлял мазки иссохшей прошлогодней травы, пятна камней. Он успевал закрасить совсем немного, и чернота стекала, пожирая камни и траву, но в жёлтом свечении опять возникали новые.

На это можно было глядеть долго, зрелище завораживало.

— Что не спишь? — вполголоса спросил Прохвост, поймав её взгляд в зеркале.

— Да так, — ответила она. — Интересно. И тебя одного оставлять не хочется.

— Боишься, не справлюсь? Оказалось не так сложно, даже и ты сумеешь. Я тебя потом поучу, если хочешь.

Поучит он! Сам-то едва за руль сел, даже не знает, для чего все эти рычаги и приборы.

Хитринке, конечно, вовсе не хотелось признаваться названому брату, что она в нём сомневается. Да и не то чтобы она сомневалась, так, подумала, что присмотр не помешает.

— Здесь и лечь-то негде, — увильнула она. — Эх, а ведь я могла бы сейчас спать в той тёплой и мягкой постели в доме Эдгарда!

— Жалеешь, что не осталась?

— Жалею. Но если осталась, жалела бы больше. А слышал, торговец сказал, будто знает моих родителей?

Прохвост молчал, и Хитринка продолжила:

— Как думаешь, мог он говорить правду? Веришь, что они живы?

— Не знаю, — ответил хвостатый. — Ведь ты сама видела сегодня, как ниоткуда появляются те, кого на свете быть не должно. А если подумать, Эдгарду страшно нужна Марта, и он мог выдумать всё, чтобы нас остановить. Так что может быть по-всякому. Но слишком-то старику я бы не верил.

— А вдруг они в темнице! Томятся там десяток с лишним лет, а Эдгард откуда-то прознал? Ты же слышал, он работал на правителя. Тогда, может быть, я их ещё увижу.

— И скажешь, как ненавидишь?

Хитринка смутилась до слёз.

— Наверное, всё же спрошу сперва, за что они так…

— Бедная сестрёнка, — с нежностью и любовью сказал Прохвост. — Ведь ты давно не дитя и способна справляться без матери и отца, а всё-таки не можешь это отпустить. Что ж, надеюсь, твоя мечта сбудется, и ты не останешься разочарована.

— Что ж, и я надеюсь, — вздохнула Хитринка, а затем прыснула, когда Карл неожиданно и громко захрапел во сне.

Она тут же зажала руками рот, чтобы никого не разбудить. Впрочем, крепкому сну Марты ничего не мешало, да и утомившийся Карл не раскрыл глаза. Только ворон уставился на Хитринку чёрным глазом, нахохлившись сердито.

— Тебе бы всё смеяться, — укоризненно сказал он. — Птицу кормила?

Хитринка замерла, вслушиваясь в интонации незнакомого голоса, проступающего сквозь птичий, но ворон больше ничего не сказал. Надувшись и встопорщив перья на спине, он примостил туда клюв и вновь погрузился в дремоту.