Серебряная лоза

Глава 30. Настоящее. О том, как фургон миновал Пасть Зверя

Хитринка проснулась с бьющимся сердцем. Она вообще не помнила, как уснула! Почему-то она лежала на куртке Карла, очень тёплой. И да, под нею был волк.

Марта смотрела на неё с бочки, болтая ногами. Она держалась за решётку — видимо, только что любовалась дорогой. Дневной свет уже проникал в кузов, а светляк потух.

— Смотри сюда, — поманила её девчонка. — Вот сюда, в угол решётки и направо. Видишь?

Хитринка, склонив голову, пригляделась. Сперва взгляд упал на Прохвоста — тот дремал на сиденье, а Карл уже сменил его за рулём. Но затем Хитринка поняла, что имела в виду Марта.

День выдался на редкость ясным. Широко расстилалась бурая равнина, почти гладкая, с едва заметными буграми и впадинами. Но справа — справа из земли росло что-то чудовищно огромное, будто старый изъеденный пень таких размеров, что, казалось, доставал до облаков. Расстояние не позволяло понять, создано ли это было руками или возникло без чужой помощи.

— Что это? — изумлённо спросила Хитринка. — Башня? Нет, таких больших не бывает.

— Вот это и есть Вершина Трёх Миров, — откликнулся Карл. — Поскольку Хранительница воткнула её точно посередине наших Лёгких земель, все дороги с юга на север и с севера на восток ведут мимо. Ближе, конечно, подбираться не станем, так что любуйтесь издалека.

Дальнейшая дорога оказалась скучной. Карл выбирал пути в стороне от любых поселений, хотя все проголодались. Ещё один раз он менялся с Прохвостом, и тот вёл фургон вперёд, страшно гордый, и даже пару раз переключил рычаг. Видно, Хитринка пропустила, как Карл объяснил её братцу назначение этой штуки.

Впрочем, нельзя было сказать с уверенностью, так как позже Карл проснулся, заметил положение рычага и дал Прохвосту по шее.

К вечеру они остановились и вышли наружу, чтобы размяться. До чего приятно было пройтись по земле, вдохнуть свежий холодный воздух! Даже Марта, даром что без ботинок, скакала вприпрыжку взад-вперёд. От долгой езды Хитринке казалось, что земля под ногами трясётся, как днище экипажа.

— Долго прохлаждаться не будем, — сказал Карл. — Впереди паршивый участок дороги, и не хотелось бы соваться туда в потёмках, но выбора нет. Эдгард прекрасно знает, что хоть в Южных долинах и сотня дорог, но попасть на север можно лишь по одной, туда он и направит людей. Вряд ли подумает, что мы дали крюк и направились через Разводные Мосты. Ну, по местам. Хотя погодите.

Он поглядел с сомнением на ноги Марты.

— Впереди будут посты. Вы, кто-нибудь, дайте девчонке ботинки. Не ровен час, встретится кто сообразительный, опасно ей вот так разгуливать.

— Я дам, — сказал Прохвост, стягивая башмаки. — Бери, Марта.

— Ох, так удобно было без них! Ладно уж.

Завязав шнурки, Марта прошлась. Обувь оказалась ей велика, приходилось не отрывать ноги от земли, чтобы пятка не выскакивала. Хитринка предложила бы и свои, да только они были малы для птичьих лап.

— Фу, как плохо! — пожаловалась девчонка. — В моих старых Грета хотя бы петельки подшила, чтобы пальцы держались, а это совсем никуда не годится.

— Кто такая Грета? — поинтересовался Карл. — Эд вроде тоже её знал.

— Она работала в Приюте, — пояснила Марта. — Полы мела, кровати заправляла, обед готовила, за садом и двором следила. Ну, знаете, такая работа, где поручений много, зато денег мало. И за мной присматривала, только, конечно, не всегда могла находиться рядом. Воспитательши у нас все были мерзкие, и дети тоже, а у Греты стоял отдельный домик в саду — он назывался флигель — и я к ней приходила. Чтоб вы знали, это было запрещено, но я очень ловкая, меня ни разочка не заметили!

И добавила с обидой:

— Этот старый Эдгард назвал меня болтливой, а я не такая! Про тайный ход в саду от меня никто в Приюте не узнал, хотя ведь я могла бы рассказать старшим, чтобы они со мной дружили. И что к Грете этим ходом постоянно пробирались гости, которых она ночью выпускала в город, я молчала. И что в её флигеле едва не каждый день торчали хвостатые, которых она учила грамоте и просто о чём-то болтала. Какие-то выросли в нашем Приюте, а кто-то и нет. Они все были хорошие, никто надо мной не смеялся. А когда Грета не видела, тоже учили меня всяким штукам — как незаметно взять вещь, к примеру. Видели же, как я кошелёк у толстяка стянула, что он и не заметил? Вот только Каверза, правда, как-то его у меня вытащила, что не заметила уже я.

— Ну, до этой тебе так далеко, что и не достанешь никогда, — хмыкнул Карл. — Садитесь, едем.

В кузове Марта достала из кармана механический цветок и огорчилась — стебель измялся, и лепестки больше не раскрывались.

— Карл, ты сможешь такое починить? — спросила она, просовывая цветок за решётку.

— От дороги не отвлекай, малявка! Может, и смогу, только не сейчас и не здесь. Вообще я больше по крупной работе, не по тонкой. И сдался тебе этот цветок, без него проблем хватает.

— А вот и сдался, — надулась Марта. — Мне однажды такой дарили.

— Кто дарил, хвостатые, которые его где-то спёрли?

— Вовсе и не они! Давно ещё, когда мне было не то пять, не то шесть лет, Франц и Вилли собрались в булочную, ту, что через дорогу от Приюта. И меня хотели взять с собой. Подучили, чтобы я у людей выпрашивала деньги, а они в это время стащили бы калач или что повезёт. Обещали, что добычу поделим пополам. Грета тогда была чем-то занята, и хотя она мне всё повторяла, мол, не выходи, но из булочной так вкусно пахнет! Кто же откажется от калача?

Марта вздохнула. Оно и понятно: в последний раз поесть удалось вчера, и сейчас даже думать о калачах было больно. Хитринка уже на слове «булочная» будто вживую ощутила густой и сладкий хлебный дух, и рот наполнился слюной.

— Так вот, — продолжила девчонка, — мы добрались до ворот, и никто нас не заметил. Франц выглянул наружу, сказал, что всё чисто, и вдруг как заорёт! Какой-то господин схватил его прям за ухо. Вилли тут же удрал, а я засмотрелась. Ну, этот человек ещё раз Франца тряхнул, сказал, чтобы не смели из Приюта выходить и маленьких с собой тащить, а если он ещё раз увидит, то уши вовсе оборвёт. И когда Франц убежал, рыдая, как девчонка, тот господин и подарил мне цветок. А как чудно он выглядел!

— Цветок?

— Да нет же, тот человек. У него всё лицо сверху до кончика носа было закрыто. Я так думаю, наверное, с ним было что-то не так, как вот с моими ногами. Так что он носил маску из тёмной кожи, а там, где глаза, синие круглые стёкла в бронзовой оправе, и за ними ничегошеньки не разглядеть. Над правым ещё такая коротенькая трубка с толстым стеклом, она была поднята. Рубашка белая с кружевом, жилет чёрный, нарядный — даже не все наши попечители так хорошо одевались. И вот так у него через плечо шла лента с петельками, а там всякие странные штуки, как отвёртки, а многих я и не знаю. Из одной петли он и вынул цветок, и дал мне, а потом сказал очень строго, чтобы я даже одной ногой не ступала на камни мостовой. Он всё это время стоял там, снаружи, а я во дворе у ворот. И приказал бежать к Грете и держаться рядом с ней, а с другими детьми не водиться. Я так и сделала, вот только не спросила, откуда он знает мою Грету. А она, когда услышала, цветок сразу отняла, и больше я его не видела. Очень обидно было, это в первый раз она у меня что-то забрала, а не подарила. А потом, стоило мне завести разговор о том случае, Грета каждый раз утверждала, что никого я не видела и мне показалось. Но я его не выдумала, честно-пречестно! Я даже и не смогла бы такое придумать.

— Значит, повезло тебе в тот день, — откликнулся Прохвост с переднего сиденья. — Если бы волки в то время тебя учуяли, вряд ли смогла бы уйти от погони. Хотя ты и сейчас ещё слишком мала для всех этих дел.

Карл прокашлялся, хмыкнул задумчиво.

— Ну, ты девчонка непростая, — сказал он. — Видно, присматривали за тобой, и не только эта твоя Грета. А всё ж таки удивительно вовремя появился тот человек.

— Я его и после видела, — сказала Марта. — Старшие девчонки, дуры такие, сказали мне однажды, что будто кто в лунную ночь прыгнет из высокого окна, тот от любых болезней исцелится. Подбивали меня прыгнуть, чтобы спина стала ровной и ноги, как у всех. Самое высокое окно у нас было на чердаке. Туда меня довели, да сами же испугались. Труди влипла рожей в паутину, как заверещит, как побежит, остальные за ней. Воспитательш перебудили, те ругались, злющие. Я их крики слышала. Сама-то я ничуточки не боялась, нырнула за старый сундук, меня и не заметили. А когда всё затихло, пошла к окну.

— Вот же дурёха! — перебил её Карл. — Не соображала, что ли, что только кости себе переломаешь?

— Да откуда мне было знать? Я же им верила! И почему-то мне казалось, что это очень правильно, что так и надо: прыгну вниз, и стану совсем другой, какой и должна быть. Так вот, окно я раскрыла, села уже на подоконник, и вдруг сверху голос: «Ты что же это творишь»? Я невольно наклонилась поглядеть, да чуть вниз и не улетела, меня только чудом тот человек и удержал. Это снова оказался он, и уж не знаю зачем, только в ту ночь он сидел на крыше. Так мы с ним до рассвета и просидели вместе, и он мне сказки рассказывал, а утром я проснулась в своей постели. Грета меня тогда ужас как отругала, я только с ней и поделилась, а на чердачную дверь с того дня навесили здоровенный замок. И вот что странно: уснула-то я, видно, на крыше, а как в комнате оказалась — неясно. Девчонки, что со мной были, вернулись без меня и спать легли, так что не видели ничего. А Грета сказала, что я, наверное, на чердаке испугалась и не помню от страха, как пришла назад, а остальное мне снилось. Но не верю я, что это сон был. Слишком уж он подробный, да и не забылся ни капельки, как другие сны.

— Ну, если это взаправду было, — проворчал Карл, — то нам бы сейчас не помешал тот человек. Уж не знаю, как мы выкрутимся. Ладно, там поглядим.

За окном уже совсем стемнело, когда фургон замедлил ход.

— Так, ребятки, — сказал Карл, — впереди пост, а я всё ещё не имею соображений, как бы нам его миновать. План такой: действовать по обстоятельствам. Парень, ружьё возьми. Стрелять умеешь?

— Нет, — растерянно ответил Прохвост.

— Ну, может, пока оно и к лучшему. Если дела пойдут плохо, просто пригрози кому-то и сделай вид, что можешь выстрелить. Да на меня не направляй, осёл ты этакий! В землю, в небо, только не на людей, усёк?

— Ага.

— А сейчас спрячь его, дубина! Если мы подъедем к посту с ружьём, торчащим из окна, то никакого разговора уж точно не выйдет. Вы, девчонки, в уголок, светляка гасите, чтобы никто не разглядел, что там в кузове творится. И молчите — скажу, что груз везу. Готовы?

И раньше, чем кто-то успел ответить, машина рванула вперёд. Хитринка едва лишь сунула светляка в торбу и отошла к стене, как раздался свист снаружи. Карл ударил по тормозам.

— Стойте! Вы куда? — раздался голос.

— Мы к западной шахте с грузом, вот, велели доставить, — ответил Карл. — Пропуска показать?

— Разворачивайтесь. Никого не велено пускать, дороги закрыты!

— Вот дела! — огорчённо протянул Карл. — А что ж такое, случилось что?

— Не вашего ума дело. Езжайте обратно!

— Ребятки, может, договоримся, а? Эти бочки там ждут, обещали хорошо заплатить, не рад я поворачивать обратно.

— А где тебе заплатят — впереди или там, откуда едешь?

— Эй, Датч, эмблему на борту видел? Это ж товар с лучшей пивоварни! Ты секи, сейчас никто разбираться не станет, если пара бочек пропадёт!

— Так думаешь, мы себе их можем взять, за хорошую работу?

— А то, хе-хе!

— Я бы поделился, — мрачно сказал Карл, — да только каждая бочка на счету. Пропустите, а? Я выручкой поделюсь.

— На что нам деньги твои здесь! Кукуем месяцами, провизию подвозят, жалованье даже вон некуда тратить. А от хорошего пивка я б не отказался, или что там у тебя? Может, и что покрепче? Этим-то нас тут не балуют.

Хитринка услышала шаги вдоль борта, и кто-то дёрнул дверцу. Волк, до этого невозмутимо разгрызавший полено, насторожился, повернул голову.

— Гляди, изнутри, что ли, заперто? — послышалось удивлённое бормотание.

— Их много, — зашептала Марта, присевшая у решётки. — Впереди трое. Нет, четверо!

— Дверь-то не дёргай, там хитрый замок, — спокойно произнёс Карл. — Ладно уж, поверну обратно, раз не пускаете.

— А мы и обратно теперь не пустим, хе-хе! Сперва получим твой товар.

Дверцу снова дёрнули, и Хитринка решилась. Тихо, чтобы не слышны были шаги, она прокралась к выходу.

— Верный! — прошептала она насторожившемуся волку. — Защищай Марту!

И выдернула задвижку.

— Защитить любой ценой! — оживился и ворон.

— Поддаётся! — обрадовался стражник, но тут же и вскрикнул испуганно, столкнувшись нос к носу со зверем.

Волк прыгнул, сбив человека с ног. Тот заорал. Ему на помощь, видно, бросились товарищи — раздался топот ног, крики, хлопки выстрелов. Волк метнулся в сторону, и Хитринка уже не видела, что он делает. Первый стражник лежал на дороге, прикрывая руками голову, но крови на нём вроде не было.

— Парнишка! — крикнул Карл. — Поднимай шлагбаум, живее!

Дверца хлопнула. Хитринка, в тревоге приникнув к решётке, глядела, как Прохвост снаружи крутит ручку, как поднимается в жёлтом пятне фонаря толстая полосатая труба, преграждавшая путь. Когда она встала вертикально, Прохвост бросился назад, а Карл рванул с места, даже дверь захлопнуться не успела. Хитринке с Мартой повезло, что они уже держались за решётку.

Вольфрам поднял крик, хлопая крыльями.

Обернувшись назад, Хитринка успела увидеть побоище, учинённое волком. Двое или трое лежали на земле, они больше не стреляли, ещё один убегал к дому, стоявшему неподалёку от поста. Волк не гнался за убегающим, он просто стоял и глядел ему вслед.

— Верный! — крикнула Хитринка. — Иди сюда!

— Верный, догоняй! — завопила и Марта.

И зверь услышал. Развернувшись, он помчал вдогонку. Вот только болтающиеся дверцы, почти смыкающиеся порой, мешали ему запрыгнуть.

Наконец, улучив момент, он влетел внутрь, с ужасным скрежетом проехавшись боком по дверце. Фургон даже присел от такого прыжка.

— Что творите! — завопил Карл. — Сидите тихо и не дышите там!

— Ой! — негромко сказала Марта, глядя на дорогу сквозь решётку.

Хитринка повернулась и увидела тоже.

Прежде это от неё прятала ночная мгла, все тайны которой не мог раскрыть короткий свет фонарей. Земля в этом месте была совсем исковеркана — по правую сторону она задиралась вверх, а по левую резко уходила вниз. И между правой и левой половинами дрожала тонкая лента дороги, спускаясь ниже и правее. Между машиной и бездной было лишь хлипкое, ненадёжное ограждение.

— Я тут, может, всего раз и проезжал прежде, — процедил сквозь зубы Карл, крутя руль. — Мерзкое местечко, не зря зовётся Пастью Зверя. Права на ошибку нет, внизу нас сразу пережуют зубья скал. Помню, здесь есть два или три внезапных поворота. И ход не сбросить, проклятье! У нас уже скоро все Лёгкие земли будут на хвосте. Молитесь, в общем, Хранительнице…

Заскрежетали тормоза, фургон припал, как зверь, к земле, накренился вправо — слышно даже было, как задел скалу — и миновал поворот. Дальше путь пошёл в гору.

— Ещё бы сообразить, как Каверзу найти, — продолжил Карл. — Шахтами весь север изрыт, и он не мал. Придётся расспрашивать местных, кабы ещё… Держись!

Машина, завизжав колёсами, вильнула вправо, а дальше Хитринке показалось, что они всё-таки сорвались и падают. Ноги оторвались от пола. Одной рукой держась за решётку, второй она крепко обняла Марту, а что делать дальше, совсем не знала. Ворон взлетел, задев её крыльями, и даже волка подбросило вверх, но затем он с грохотом приземлился.

Наконец Хитринка сообразила, что это не падение, а очень крутой спуск. К тому моменту она вся взмокла от страха. Чудо ещё, что не орала, не пришлось краснеть от стыда. Хотя самое плохое, кажется, ещё не кончилось: судя по скрежету, Карл не отпускал тормоза, только вот фургон всё несло вперёд. За решёткой мелькнуло бледное встревоженное лицо Прохвоста.

— Держитесь? — крикнул он.

— Да, кажется, — ответила Хитринка.

— Карл, поворот, поворот!

— Да вижу, болван, чего в ухо вопишь!

Их закрутило, и Хитринка отчётливо слышала треск ограждения и видела, как повисло над бездной заднее колесо. В этой бездне под тусклым лунным светом, пробивающимся сквозь туманные облака, ворочалось что-то живое. Но оно не получило добычу, не сегодня! Ход выровнялся, Карл захохотал победно, и дальше они поехали спокойно.

— Вот здорово! — засмеялась Марта. — Я как будто летала!

— Чему радуешься, дурёха, мы же чуть не погибли, — проворчала Хитринка.

Она села на бочку. Руки так тряслись, что от этого даже делалось смешно, и одновременно хотелось плакать. Хитринка подумала, что вовсе ей не по душе эти приключения, и она не из тех, кто станет гордиться подобным. Страшный сон — вот что всё это такое, и раз так, она хотела бы проснуться.