Пять лет в городе пролетели для мальчишки как один день.
С мастером ему повезло, за эту встречу он едва ли не каждый день благодарил Хранительницу Миров. Не вслух, само собой — крылатая Хранительница теперь, как и птицы, оказалась в немилости, и в городе уцелела лишь одна её часовенка в самом бедном и грязном квартале, да и та использовалась как ночлежка для бездомных.
Мастер Джереон втайне поклонялся Хранительнице и по пятницам зажигал зелёные свечи. Грета делала их сама — по одной в неделю. Тогда они плотно-плотно запирали ставни, чтобы снаружи никто не разглядел огонёк, и сидели вокруг стола, взявшись за руки — мастер, его дочь и его ученик. И пока не догорала свеча, мечтали о счастливом будущем, загадывали желания. Хвостатый верил, что Хранительница может услышать и исполнить их, если захочет. Дома, на болотах, они тоже так делали, только без свечи.
Его мечты были простыми — какие ещё могут быть у мальчишки в семнадцать лет? Чтобы родители были живы-здоровы, чтобы отец перестал сердиться.
Ковар передавал весточку через торговца, и не раз, но ответа так и не дождался. Каждый раз, как мальчишка видел Эдгарда, он замечал, как мрачнеет, каменеет лицо перекупщика. Значит, он опять без хороших новостей.
Ещё, конечно, мальчишка хотел, чтобы машины, которые он пробует делать в свободное время, наконец заработали как надо. Может, отец поймёт, когда увидит.
Сейчас он бился над светляком: тот никак не мог поднять в воздух тяжёлое тело, ужасно шумел и трещал, и огонёк его тускло мерцал за толстым стеклом. Но если делать стекло тоньше, оно быстро шло трещинами.
А ещё рядом сидела Грета, которую в этот день можно было держать за руку. Держать долго, пока не догорит свеча. Но уж эту мечту хвостатый гнал далеко, едва она показывалась, и даже сам себе в том признаваться не смел, не то что думать о таком перед всеми. Достаточно ему и того, что приняли в людском доме.
За годы, проведённые в городе, мальчишка понял уже, как относятся к хвостатым. Всё, как рассказывал отец, или даже хуже. Ещё прислугой, может, могли взять, но во всём городе ни у какого больше мастера не было ученика из этого племени. Да хвостатые и не рвались в ученики, предпочитая лёгкий хлеб.
Мальчишка сперва надеялся обзавестись знакомыми, но скоро понял, что интересы у них слишком разные. Да и городские обитатели с презрением отнеслись к собрату, пожелавшему учиться у человека.
Но и люди в городе были к мальчишке неласковы, относясь ровно так же, как и к остальным хвостатым. Соседи не раз говорили мастеру Джереону, что ученик однажды ограбит его и сбежит. На исходе пятого года поутихли, правда.
Мастер был удивительным человеком. Разглядев с первого дня в мальчишке тот же огонёк, что горел и в нём, он принял своего необычного ученика как родного. Ни словом, ни делом не давал понять, что относится к нему хуже лишь из-за его породы. Эта молчаливая поддержка придавала сил, позволяла сносить тычки, насмешки и косые взгляды.
Дочь мастера, Грета, отнеслась к появлению хвостатого иначе. Долго ещё она старательно делала вид, что не замечает мальчика, а то и убеждала отца избавиться от такого ученика. Говорила, её стыдят в школе и подруги отворачиваются.
— Зато растаскивать побрякушки, которые мальчишка учился ковать и отливать, твои подруги не стыдятся, — отвечал мастер. — Налетают, как сороки, спасибо не скажут, а за спиной языками треплют. Подумай вот лучше, называть ли таких подругами.
Грета фыркала. Она не очень-то понимала, кто такие сороки, но по тону отца чувствовала, что сравнение было нелестным.
Однажды дочь мастера застала мальчишку с книгой в руках.
— Отдай, воришка! — закричала она, вырывая томик из его рук. — Кто тебе позволил брать без спроса мои книги?
— Я не воришка! — обиделся тот. — Эта книга лежала в комнате, где я живу, и всю зиму о ней никто не вспоминал! И читаю я, видишь, в мастерской, ни от кого не прячусь!
— Чита-аешь? — насмешливо протянула Грета. — Будто умеешь.
Мальчишка насупился.
— Тебе откуда знать? — сердито произнёс он. — Я уже много букв выучил. Могу прочесть и «рынок», и «театр», и «школа», и «башмачная мастерская Ганса»! В этой книге я ищу слова с незнакомыми буквами и пробую догадаться, что они означают, чтобы узнать их все.
Грета покачалась на носках, в задумчивости глядя на хвостатого, а потом поднялась к себе, и книжку унесла. Но вскоре на лестнице вновь зазвучали её торопливые шаги.
— Держи вот, — сказала она, протягивая тонкий томик. — Это букварь, он тебе сейчас будет куда полезнее.
И убежала быстрее, чем опешивший мальчишка сообразил её поблагодарить.
С этого дня лёд между ними начал подтаивать.
На улице, конечно, Грета на него и не глядела, и сопровождая её на рынок, мальчишка неизменно держался в нескольких шагах позади. Но дома она давала ему новые книги, а по вечерам, если была не занята, спрашивала, что он успел прочитать.
— Это мой ученик, а не твой! — ворчал мастер Джереон, впрочем, добродушно. — Читать выучился — ну, и хватит с него. А то с этими книгами мальчик и свои поделки забросил.
— Да всё я успеваю! — счастливо отмахивался хвостатый. — Я вот карту задумываю смастерить, чтобы были на ней все наши Лёгкие земли — и Моховые болота, и город Пара, и другие города. И чтобы паровоз летел от вокзала к городу Шестерни и дальше, и чтобы машины рубили лес, и шахты на севере работали, и даже чтобы маленький Эдгард шёл со своей тележкой на север, восток и юг. А как такое воплотишь без знаний? По всему выходит, нужно мне больше узнать о мире. Эх, и как только люди прежде жили без механизмов!
— Эх, парень, — вздыхал мастер, — чую я, доведёт тебя однажды ум до беды. Нет бы выучиться клепать безделушки, что народу по вкусу, да считать денежки. Нет же, подавай ему что-то своё, чего никто прежде не мастерил…
— Так вы и сами таковы, мастер Джереон, — смеялся мальчишка.
Беда у них однажды и вправду приключилась, но виноваты в том оказались не знания.
Пятничным вечером в дверь грубо забарабанили. Тяжёлый, должно быть, был кулак у незваного гостя, а вскоре к нему присоединился ещё и ботинок.
— Сейчас открою! — крикнул, бледнея, мастер Джереон.
Он поспешно вскочил из-за стола, схватил зелёную свечу и бросил в печь, где всегда тлел огонёк.
— Лампу зажгите, лампу, — прошипел старик, обращаясь к дочери и ученику, и заторопился к двери.
Снаружи ожидали стражники, целых трое. Первый немедленно оттеснил мастера, хозяйским шагом прошёл в мастерскую, всё оглядел, принюхался даже. Уставился на Грету и Ковара, сидящих за столом. Перед ними стояла наспех разожжённая лампа и лежала раскрытая книга.
— По какому вопросу? — поинтересовался мастер Джереон, поправляя очки беспокойным движением.
— Был получен донос, что вы жжёте зелёные свечи, — холодным тоном ответил тот, что был у пришедших главным. — Что скажете?
— Ложь! — торопливо произнёс мастер. — Конкуренты расстарались!..
— Ложь? — так же бесстрастно спросил стражник. — В щель двери я сам лично видел зелёный свет.
Мастер побледнел и отступил на шаг. Пришедший ещё сверлил его холодным взглядом, но вот-вот он поднимет руку, отдаст приказ всех схватить…
— Это моя вина! — вскочил с места мальчишка. — Только это не свеча была. Умоляю, подождите, я всё покажу!
И кинулся к полке в углу, чувствуя спиной взгляды. Тяжёлые — стражников, удивлённые и испуганные — мастера и Греты.
На полке этой хвостатый хранил свои поделки, которых было пока не так и много.
— Вот, — выпалил он с колотящимся сердцем, протягивая стражнику светляка. — Я сам мастерил, а перед вашим приходом с наставником советовался. Покрутите вот эту ручку.
Незваный гость протянул было руку, но тут же отдёрнул.
— Сам покрути, — сказал он, — да отойди сперва подальше, слышишь? Вам уже, считай, нечего терять, любую дрянь можете провернуть.
И рука стражника легла на кобуру.
Мальчишка счёл за лучшее послушаться. Отступив к дальней стене, увешанной инструментами, он взялся за ручку, повернул, и внутри светляка замигал, разгораясь всё ярче, зелёный огонёк.
Затем хвостатый отпустил ручку, и огонёк быстро принялся тускнеть.
— Просто светляк, — сказал мальчишка. — Вот что вы видели.
Стражник глядел, прищурившись, и размышлял о чём-то. Двое его спутников молча стояли у двери, готовые выполнить любой приказ.
— Так вы у нас, значит, изобретатели? — наконец усмехнулся незваный гость. — Что ж, в этот раз вам повезло. Уходим, ребята.
И когда закрылась дверь и тяжёлые шаги затихли в переулке, мальчишка расплакался от напряжения, стыдясь своих слёз. Мастер Джереон и Грета были рядом, кто-то гладил его по плечу, звучали какие-то слова, но хвостатый даже не мог их расслышать.
А спустя несколько дней стражники вернулись.
— Пойдёшь с нами, — приказали они мастеру. — И твой ученик тоже.
— Куда нас ведут? — попробовал узнать старик.
— Шевелитесь давайте, и чтобы без вопросов. На месте вам всё и объяснят.
Пришлось идти, не предупредив даже Грету. В этот дневной час она находилась не дома. Обучение в школе дочь мастера уже закончила и в тот год работала помощницей в цветочной лавке. Цветы в этом городе вяли быстрее, чем успевали вырастать, и тем не менее — а может, именно поэтому — пользовались спросом у дам.
Эрма Блюмен, владелица цветочной лавки, в саду у дома выстроила несколько теплиц и вскоре разбогатела настолько, что смогла себе позволить нанять работников для сада и хорошеньких девиц — для работы в лавке. Именно там Грета сейчас и училась составлять букеты, запоминала язык цветов, согласно которому у каждого растения есть особое значение, а заодно прибиралась в конце рабочего дня и выполняла мелкие поручения.
Весна была ранней и ещё холодной. Мальчишка шагал, зябко ёжась в большой, не по размеру жилетке. Приходилось донашивать старые вещи мастера, и хотя тот не был здоровяком, на хвостатом всё болталось. Он был слишком мал и худ для своих семнадцати лет.
Их вели во дворец. Большой, грубый и громоздкий, тот возвышался на пологом холме. По рассказам отца хвостатый помнил, что прежде город здесь и заканчивался, держась будто чуть в стороне от холма. Но за последние годы всё изменилось, дома окружили холм, с одной стороны — старые, с другой — новые. Впрочем, стены так густо покрыла копоть, что старые от новых не отличить. Лишь на богатых улицах мойщики дважды в неделю проходились по каменным фасадам.
Когда мальчишка увидел дворец в первый раз, тот его разочаровал. Помнилось, конечно, из рассказов отца, что в постройке использовались металл и камень, но ведь в воображении вставали лёгкие шпили и механические чудеса. Однако же это здание, приземистое и неуклюжее, вовсе не было красивым.
— Оно и не для красоты строилось, — пояснила позже Грета. — Для защиты.
Видимо, для этой же цели вокруг дворца возвели забор — точь-в-точь как тот, что окружал город.
Двое, что вели мастера Джереона и хвостатого, кивнули охранникам у ворот. Те молча кивнули в ответ и посторонились, пропуская пришедших.
Мальчишка, прежде здесь не бывавший, глядел во все стороны, хотя и смотреть-то было особо не на что. Всё здесь вымостили камнем, не оставили ни клочка живой земли. Глазу не за что зацепиться.
Лишь перед главным входом стояла на постаменте бронзовая фигура в мундире — высокий, широкоплечий человек с хищным профилем, гордо вскинувший голову. Хвостатый уже знал, что это и есть господин Ульфгар, потому что видел такие же статуи внизу, в городе.
Внутри дворца оказалось ужасно тихо. Захлопнувшаяся дверь разом отрезала все звуки города, и мальчишка даже схватился за уши, испугавшись, что оглох.
Мастера с учеником провели наверх по лестнице, укрытой алым ковром, немного вытертым. И в начале, и в конце лестницы, и у входа парами стояли стражи из числа охраны дворца — их легко можно было узнать по светло-серой форме, по цвету почти сливающейся со стенами. Чем ниже чин, тем грязнее работа и темнее мундиры.
Гостям велели ожидать в просторной комнате с рядами книг у стен. Полки тянулись от пола до самого потолка. И кроме полок и книг, здесь не было ничего, лишь тёмно-алый ковёр на полу да одно высокое окно.
— Как думаете, зачем мы здесь? — вполголоса спросил мальчишка у наставника.
— Не болтать! — прикрикнул страж у двери. — Ждите!
Ждать пришлось недолго.
— Вы и есть мастера? — раздался низкий голос за спиной.
Двое, не отрывавшие взглядов от входа, испуганно обернулись. Мальчишка успел заметить движение целого ряда полок, встававших на место.
По алому ковру к ним приближался человек, который что-то нёс, прижимая к груди. Был он сед и плечи его согнули годы, но хвостатый сразу понял, что это и есть сам господин Ульфгар. Статуи довольно точно изображали его. Они только не могли передать редкий цвет глаз, светло-голубых, точно лёд, необычно молодых и ярких на бледном морщинистом лице.
Мастер тут же склонился в поклоне. Не распрямляя спины, покосился на мальчишку, дёрнул за рукав, и тот поспешно поклонился тоже.
— Довольно, — махнул рукой правитель. — Давайте сразу к делу. До меня давно доносились слухи, что в городе живёт одарённый мастер, а недавно мои стражи доложили, что и его ученик делает успехи. Хочу это проверить. Вот вам шкатулка, которую в детстве подарила мне мать. Она играет тридцать три мелодии, способна и на другое — вы сами разберётесь. Механизм, увы, поизносился. Я дам вам месяц, чтобы её починить. Справитесь — щедро награжу.
— Это такая честь для нас, господин Ульфгар… — забормотал мастер, бережно принимая шкатулку из рук правителя. — Сделаем всё возможное…
— Довольно, идите, — кивнул тот. — Да запомните: никому ни слова, и чтобы содержимое шкатулки не видел никто, кроме вас. Если пойдут сплетни, их источник для меня будет ясен, и награда ваша тогда окажется совершенно иной.
Мальчишке не терпелось обсудить всё это с наставником. Ещё бы, каков успех — из всех мастеров города выделили именно их! Но пришлось терпеливо ждать, пока они не покинут территорию дворца.
А там, у ворот, произошла неожиданная встреча.
— Гундольф! — ахнул мальчишка. — Это ведь ты?
Светловолосый крепыш в ладно сидящем тёмно-синем мундире, возвращающийся в замок с тремя спутниками того же чина, округлил было глаза, но тут же презрительно скривился.
— Я тебя, крыса, знать не знаю, — процедил он. — Чего лезешь, проблем захотелось?
— Должно быть, обознался, — ответил хвостатый, чувствуя, как в груди растёт обида.
А что он мог ещё сказать?