Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

Глава тридцать третья. В Девяти областях готовят ядовитую пилюлю, «Ветер добродетели» приносит семена бури

На смену новогодней горячке и праздничной суете пришла суета будничная. И то, что я видел вокруг, служило мне напоминанием о тех возможностях, которые мне предстояло упустить. Близились областные экзамены, у молодых чиновников, желающих продолжать карьерное восхождение за пределами родной префектуры, оставались последние недели на подготовку; и если в области Вэй, куда лежал наш путь, предэкзаменационная лихорадка была не столь заметна — восходящие звёзды штудировали каноны и уложения в библиотеках и по домам, — то на «императорской псарне» Девяти областей в поле зрения были не гражданские, а больше военные экзамены, на которых, помимо знания военной классики, требовалось умение обращаться с оружием, переносить тяжести и преодолевать препятствия пешком и в седле — и будущие офицеры нередко практиковались у городских стен и на площадях. И хотя охранники правопорядка вяло покрикивали на горожан, требуя не застаиваться и не смущать благородных господ, поглазеть на стрельбу и фехтование приходили целыми кварталами — как недавно на актёров и акробатов, — да и сами благородные господа, похоже, не прочь были покрасоваться.

Мы наблюдали тренировку на площади перед губернаторским дворцом в Лу. В центре под знамёнами области — двухъярусный дощатый помост. На верхней квадратной площадке (примерно десять на десять шагов и на высоте человеческого роста) — наставник в роскошном просторном облачении небесно-голубого цвета и с длинным мечом в руках. Даже издали можно убедиться: это прекрасно сбалансированный древний клинок, настоящее фамильное сокровище. На нижней площадке, втрое больше и вполовину ниже, восемь лучших учеников в практичной тёмно-серой одежде для фехтования и со скромными рядовыми рапирами. Внизу у помоста ещё человек тридцать, снаряжённые так же. И все как один повторяют движения мастера-наставника, словно превратившись в тридцать восемь его теней: выпады, блоки, обманные манёвры, стремительные атаки, осторожные отступления и картинные статичные позы, о которые словно разбивается время. Чуть поодаль, ближе к зданию дворца, тучный барабанщик отбивает ритм. А вокруг натянуты широкие цветные ленты с крупной надписью: «Школа огненного натиска», — огораживающие место тренировок.

Я всегда был падок на подобные зрелища — пускай оружием, как уже говорил, владел далеко не блестяще, — и в этот раз, пробившись к ограждению, смотрел на завораживающий танец с клинками. И несколько смутился, когда, обернувшись к Юань Мину, увидел на его лице не одобрение и интерес, как накануне на площади в Дайча, а грустный укор. В первом же переулке «господин Белая Шляпа» дал мне ответ на незаданный вопрос:

— Всё это как ядовитая пилюля в сладкой оболочке, и принимает её, прежде всего, государство. Подумать только! Какое мастерство преподаётся? Мастерство сдавать экзамен — не более того. Движения наставника филигранны, но там, где он выступает за очерченные рамки, разом возникают ошибки. Он словно не понимает оружия, не понимает боя. Он учит красиво открывать дверь, но не входит в комнату — и лишает других возможности туда войти. И что же мы получим в итоге? Кольчугу о тысяче изъянов.

Я обогнал его на пару шагов и, развернувшись, с двукратным поклоном попросил обучить меня фехтованию. Не знаю, на что я сам рассчитывал в этот момент: подобную науку не осилишь за короткое путешествие, а с господином Юанем я планировал расстаться у Вэйминьского князя, — но ответ моего спутника показался мне ещё более странным и непоследовательным, чем собственные мысли:

— Уволь меня вновь прикасаться к оружию, шаодай. В Дайча пришлось спасать наши жизни, но я не хочу снова дразнить чудовище.

На этом разговор оборвался, и я подавил в себе любопытство, чтобы тут же не пуститься выпытывать объяснения. Было ясно, что это обрывок некоей истории из прошлого, но вопросы в лоб скорее помешали бы что-то узнать. Вспомнив разбойничьи поэмы Пао-цзы, я поначалу предположил, что в странствиях по горной стране господин Юань при трагическом стечении обстоятельств совершил убийство, после которого поклялся не брать в руки меча. Но в следующие несколько дней из окольных бесед и дальнейших событий удалось сложить совершенно иную картину. Доподлинно установить, насколько моя версия верна, я не смог — спросить «господина Белую Шляпу» напрямую не хватило духу, — но всё-таки изложу её здесь: кое-что так, наверное, будет проще понять.

Удивительная проницательность и рассудительность сочетались в Юань Мине со слепой верой в предначертание. Чем больше мы общались, тем увереннее я становился в том, что до бегства из Тайцзина он практиковал физиогномику. Чтением по лицам в горной стране занимаются многие, но одно дело площадные гадатели на том же Дуншане, и совсем другое — скажем, прославленный мастер Жуань Би, предсказавший возвышение пятилетнему Чжэ Фацзюэ, сыну провинциального смотрителя мостов. В жизнеописаниях великих людей то и дело видишь эпизоды встреч со знатоками лиц и характеров, чьи пророчества сбываются с завидным постоянством. При первых императорах им ещё приходилось держать оборону от скептиков, но трактат «Облики достойных людей» за авторством государя Возвышенного положил конец всякой полемике, и физиогномика заняла прочное место в системе классических учений.

Недовольство интеллигенции, впрочем, оставалось. По горной стране давно гуляет анекдот о том, что Первый Лидер внешне совершенно не соответствовал критериям «Обликов» — и после выхода трактата его скульптуру из столичного храма Державных Имён отдали на «реставрацию», которая наделила основателя династии широкими скулами, высоким лбом и огромными ушами. Какой-то острослов пустил в народ четверостишие, за которое, говорят, когда-то клеймили и лишали языка:

Впрочем, над упомянутыми площадными гадателями просвещённые мужи продолжали безнаказанно смеяться, но обвиняли их теперь не в лженауке, а в профанации. Учёные же физиогномисты крепко обосновались в министерстве гражданских назначений (да и вообще, наверное, в каждом министерстве), и о тех, кто засиделся в нижних чинах, не то в шутку, не то всерьёз говорили: «Имел бы третий ранг, да усы подвели».

Возможно, именно неодобрительная характеристика, данная какому-нибудь отпрыску влиятельной фамилии, и послужила причиной бегства Юань Мина из столицы. Вместе с ним Тайцзин покинул его друг, также искусный фехтовальщик, собственно, предложивший искать убежища на северо-востоке, в области Янь.

В лесах близ Луаньху они вдвоём перебили барсов-людоедов и на несколько дней вопреки собственным желаниям задержались там в качестве почётных гостей. На волне ликования в деревне вспомнили о старухе-«провидице», которая за полгода до того предсказала появление двух героев, и, конечно, господин Юань не мог с ней не встретиться. Женщина, на тот момент уже слепая, произвела на него сильное впечатление. Ещё сильнее впечатлили героя слова о том, что ему уготована смерть от собственного клинка, и на первом же мосту после Циской дуги его великолепный чуский меч полетел в пропасть — вдвойне тяжёлое расставание, ведь это был подарок друга. С тех самых пор у «господина Белой Шляпы» не было своего клинка. Случайно взятая в руки моя рапира, конечно, таковым не считалась.

Касаясь в своих ответах событий того времени, Юань Мин становился пасмурным, тревожным, но это настроение быстро проходило. Облекая давние воспоминания в слова, он отпускал их на волю. Как, может быть, и я сейчас отпускаю на волю собственные тяжёлые воспоминания, записывая их ровными столбцами на тетрадных листах.

Наш путь лежал в вэйский городок Аньи, расположенный напротив северных ворот Тайцзина. Это место как нельзя лучше подходило моим дальнейшим планам, и я внутренне радовался тому, что господин Юань выбрал его сам. На время областных (и тем более столичных) экзаменов жизнь в Аньи становится особо оживлённой: здесь можно увидеть студентов и чиновников со всего севера. Тут как тут и наивные книготорговцы со сборниками «золотых сочинений» и канонами в кратком изложении, но ведь учёных господ интересует совсем другое! Гостиницы и рестораны Аньи — традиционное место встречи неприкаянных талантов и знатных столичных персон, прибывающих инкогнито, чтобы найти отчаянных людей для негласных поручений. Подобный поиск покровителя — лотерея почище государственного отбора, но иные питают к ней большее доверие. Вот и ресторан «Ветер добродетели», куда мы с Юань Мином зашли на следующий день после прибытия в Аньи, кишел образованными юношами, которые, сдвинув столы, бражничали, заигрывали с певицами, читали друг другу стихи, возвышенные и не очень, — словом, занимались всем, кроме подготовки к экзаменам, ожидая, что с минуты на минуту в двери войдёт поверенный кого-нибудь из императорской семьи или девяти министерств и предложит им работу. Подобное, по слухам, действительно бывало, причём «на днях», но когда и с кем именно — никто не знал.

Мы отыскали в уголке крошечный столик на два места, и сели друг напротив друга. К нам тут же подскочил половой и со значительной миной спросил, что́ нам будет угодно. Полагаю, здесь в это вкладывали особый смысл: можно было попросить и жареную утку, и толкового человека, который не будет задавать лишних вопросов. И основной доход пронырливого слуги наверняка составляли как раз «чаевые» за возможную своевременную рекомендацию. Ползала тут же бросила взгляд в нашу сторону, но мы заказали всего лишь вина и блюдо закусок.

— Ну что, шаодай, — с улыбкой сказал «господин Белая Шляпа», — по-прежнему не жалеешь, что отказал себе в возможности в этом году сдать областной экзамен? Тебе бы сейчас быть поближе к Лияну, а не по соседству с этими шалопаями.

— Ничего, хороший охотник подобьёт журавля и с собственной крыши — улыбнулся я в ответ. — Может, и мне перепадёт удача.

До нас донеслись обрывки оживлённой беседы о Босоногом Лане и баламутах юго-запада. Ещё немного, подумал я, и императорский шурин, не дотерпев до ярмарки, начнёт кровавую чистку — и, возможно, по всей стране, потому что сторонники Лань Нэймяо теперь просыпались даже в центральных областях. Сетовать на беззаконие и на то, что «государство сбилось с пути», вошло у интеллигенции в хороший тон.

— Слышали? — басил кто-то из бражников. — В ханьском Уцине средь бела дня на площади зарезали чиновника четвёртого ранга, потом убийца бросил в небо верёвочную лестницу, на глазах у изумлённой публики забрался на облако и исчез. До чего дошли! Полное презрение к законам мироздания!

Его собутыльник, статный красавец с великолепными завитыми усами, подняв кубок, провозгласил:

Крамольные стихи утонули в рукоплесканиях, и в этот момент почти никто не заметил, как в двери прошёл толстячок лет пятидесяти в неброском светло-сером халате, который уместно смотрелся бы на сельском писаре или учителе, — и, не проходя в общий зал, сразу отправился на верхнюю галерею.

— Как ни печально оставлять тебя наедине с этим городом, — сказал мне Юань Мин, — но на несколько дней я вынужден тебя покинуть. Выпивки и шумных компаний здесь в преизбытке, по возможности воздерживайся от того и другого.

И, встав, он также направился наверх, но уже по другой лестнице.

Я проводил его взглядом. С того места, где мы сидели, хорошо просматривалась дальняя половина галереи, отведённой под отдельные кабинеты. Там, в отличие от общего зала, посетители сидели тихо и уединённо, даже двери кабинетов открывались совершенно бесшумно. Один из них, угловой, как раз был зарезервирован для встречи «господина Белой Шляпы» и толстячка в учительском халате. Я видел, как они почти одновременно, шаг в шаг, достигли галереи, и с разных сторон пошли к кабинету вдоль резной балюстрады: господин Юань — лёгким широким шагом, соответствующим его росту; толстячок — тяжело переставляя ноги и глядя в пол. Вдруг он поднял глаза и остановился, точнее сказать, остолбенел, а через мгновение, почтительно сложив руки, глубоко поклонился Юань Мину — и, наверное, упал бы ниц, если бы тот не поспешил навстречу и не удержал его. Мне показалось, что на щеках у обоих блестят слёзы, но, возможно, это дорисовало моё воображение. В любом случае, вскоре оба они исчезли за дверью.

Вино было допито, на блюде оставалась последняя пампушка, и я решил, что самое время расплатиться и покинуть «Ветер добродетели». Но в следующее мгновение передо мной возник усач-поэт, недавно читавший опус о Лазурной луне, и учтиво попросился за мой столик. Он представился как «циньский Юй Шатин», и в его речи действительно проскакивали интонации и обороты, характерные для западной области Цинь. После витиеватого вступления и речей о том, как приятно встретить хорошего человека вдали от дома, он высказал, наконец, то, ради чего подсел ко мне:

— Увы, сударь, как много значит счастливая звезда! Судьбе было угодно щедро ссудить меня любознательностью и умением проникать в суть законов и учёных трактатов, но словно в насмешку отправить в семью мелкого ремесленника. Видно ли по мне моё происхождение? Однако же ворота государственной службы остаются для меня на запоре. Но уверяю вас: в министерстве юстиции, куда вы, несомненно, устремляете свой карьерный путь, вам неизбежно понадобится толковый помощник, и во всех двадцати областях не отыскать более подходящего варианта, чем я.

Это было забавно, и я не смог не уточнить, что же навело его на мысль о моём стремлении в министерство юстиции.

— О-о-о, — произнёс Юй Шатин таинственно. — Признайте же, я угадал точно. Ключ в умении наблюдать, сопоставлять и делать выводы. Как раз это и ценится на Бирюзовых террасах, не правда ли? И чтобы вы знали, что я попал не наугад, приведу цепочку своих рассуждений. Я сразу обратил внимание на вас и вашего почтенного спутника, вы вошли вместе и, сев за столик, держались тепло и дружески, хотя вы и демонстрировали ему своё почтение. Этот величественный старик — безусловно, ваш родственник или близкий друг семьи. Вашего разговора я, конечно, не слышал, но, судя по покрою дорожной одежды, явились вы с северо-востока, а именно из области Янь, преодолев, стало быть, немалые расстояния. Внешний вид выдаёт в вас чиновника, а не торговца, а значит, и интерес ваш в Аньи не коммерческий, а карьерный. Когда же в двери вошёл сами знаете кто, всё окончательно разъяснилось.

— Кто это «сами знаете кто»? — спросил я прохладно, стараясь не показать, что мне это действительно неизвестно.

Юй усмехнулся и подкрутил ус:

— Другой бы его и не узнал, ведь высшие сановники работают в Оплоте Державного Знания, а передвигаются в закрытых каретах и паланкинах. Но первый помощник министра юстиции Дин Шоусин родом из циньской префектуры Сишань и раз в три месяца отлучается с Бирюзовых террас, чтобы посетить кумирню предков в родной деревне. Кому из нас, сишаньцев, неизвестен прославленный земляк! Вашего седобородого спутника он встречал глубоким поклоном — как человека, которому многим обязан в жизни, вы же остались внизу, предоставляя им беседовать с глазу на глаз. Из этого делаем вывод, что ваш спутник подготовит сердце и разум господина Дина, с тем чтобы представить вас в подходящее время, а далее вас ждёт подъём по соответствующей линии.

Я слушал его вполуха, готовый в любой момент прервать этот затянувшийся случайный разговор не к месту, но тут моё внимание привлекла беседа, ведущаяся за соседним столиком. Там сидели трое, чьих лиц я не видел, но голос и манера речи одного из них были как будто знакомы: подчёркнуто книжные выражения при колоритном акценте, пополам Янь и Чжао, как у многих чжаоских удальцов, пообвыкшихся в гостевой слободе на Дуншане.

— Мы вышли на небезызвестного вам господина Су, ошибки быть не может, — сказал этот человек. С этой фразы я насторожился и весь обратился в слух. — Работа проведена значительная и тончайшая. Будьте покойны, всё пройдёт безукоризненно и вы вскорости получите желаемое. Встретимся мы в означенном месте. Изволите взглянуть?

Второй голос сказал чуть тише, но я услышал:

— Юйкоу?

— Точно так, — ответствовал первый.

Третий больше молчал, а когда говорил, я не мог разобрать ни слова.

Су — не самая редкая фамилия в горной стране. В школе со мною учились два Су, даже не родственники. Но с тех пор как я побывал в Тайцзине, эта фамилия стала связана в моём сознании прежде всего с беглым архивариусом, а все разговоры, в которых она фигурировала, вызывали у меня подозрения и тревогу. После знакомства с чрезвычайным докладчиком Бянем подозрительность усилилась многократно. Разговор в «Ветре добродетели» я, конечно, не мог считать простым совпадением.

Эти трое, безусловно, обсуждают моё преступление, выследили меня, более того — знают и о дальнейших моих планах, ведь поместье Вэйминьского князя относится к префектуре Юйкоу! Я отчаянно пытался вспомнить, говорил ли хоть кому-нибудь, что собираюсь в этот раз заглянуть в Баопин, но нет, об этом не знали даже «тайные учёные». Возможно ли, что какой-то невидимый противник вычислил мой маршрут, узнав, что я вышел вместе с мастером Шангуанем? В прошлом году Лю Яньтай наверняка расспрашивал о нём обитателей гостевой слободы, то есть на Дуншане знают, что князь его ищет. А из этих троих по крайней мере один (чей голос мне знаком) прибыл из слободы, а кто-то из его собеседников служит в министерстве столичной безопасности. Но что они хотят предпринять?

Юй Шатин как раз прекратил рассказывать о своих логических изысканиях, и наша встреча вдруг показалась мне очень удачной. Из провозглашённой триады «наблюдать — сопоставлять — делать выводы» его, возможно, подводил третий элемент, но первые два впечатляли. Я напустил на себя скучающий вид и произнёс:

— Ну, допустим. А что вы могли бы сказать о людях за соседним столиком?

— Ничего, — признался усач. — Но если вы дадите мне пару часов, я узнаю о них кое-что, а к завтрашнему дню буду знать всё.

Эта самоуверенность почему-то меня убедила. Бывают люди, которые хвастают настолько густо, что им хочется безоговорочно верить, особенно если то, что они говорят, тебя устраивает.

— Ну, хорошо, — сказал я. — Встретимся завтра в полдень на этом же месте, и я вас послушаю.

— Вы-то сами с ними знакомы? — на всякий случай поинтересовался Юй.

Как бы мне хотелось это знать!

— Какое это имеет значение? — ответил я всё с тем же скучающим видом. — Обещаю не вмешиваться и не нарушать чистоту вашего опыта.

На всякий случай я действительно решил не вмешиваться и не следить за этим трио самостоятельно. Что если эти люди намеренно сели так близко ко мне и вели разговор таким образом, чтобы я мог их слышать? «Бей по траве, чтобы спугнуть змею!» — советует автор древней книги стратагем. Если они хотели, чтобы, услышав их, я начал действовать, разумнее всего будет не действовать, во всяком случае самостоятельно.

Покидая в тот день «Ветер добродетели», я думал, что, даже если Юй Шатин не преуспеет в сборе данных, я в любом случае частично уже вооружён, потому что знаю о самом наличии замысла, а значит, в префектуре Юйкоу достаточно держаться начеку.

Я ошибался.