Шрамы

ГЛАВА 11

Я раскачивалась из стороны в сторону, прижимая к себе безжизненное тело Стивена и глядя в пустоту. Мне было холодно. Очень холодно.

— Почему? — Шептала я. — Почему, почему, почему? — Я крепче обняла его. — Это был твой худший розыгрыш, идиот. Твой самый худший.

Закрыв глаза, я стала раскачиваться быстрее, и лед в моих венах, казалось, проносился прямо к сердцу. В груди все сжалось.

Я попыталась улыбнуться, но мои губы отказывались двигаться.

— Вот видишь? Это не смешно. Ни в малейшей степени. — Мой голос сорвался, и я проглотила комок, застрявший в горле.

Почему мне так холодно?

Я провела рукой по его волосам, сжимая пальцами спутанные пряди.

— Ты ведь проснешься, правда? Ты проснешься и рассмеешься мне в лицо, потому что разыграл меня, и у тебя все так хорошо получилось. Верно? — Я улыбнулась. Затем снова улыбнулась. — Верно?!

— Стивен! — Закричала моя мама, врываясь в ванную, за ней последовали парамедики, которых я вызвала несколько минут назад.

Мир вокруг меня словно затуманился, когда кто-то резко толкнул меня в бок. Ванная комната наполнилась криками, плачем и хаосом. Кто-то вывел меня из комнаты и усадил на стул, но я не слышала ничего, что они говорили.

Всё, что я слышала, — это наш последний разговор со Стивеном.

Это был наш последний разговор в жизни.

Потому что мой брат не собирался возвращаться.

С тех пор как умер Стивен, я не проронила ни слезинки. Моя мама, наоборот, не могла сдержать слёз. Она плакала беспрестанно с той ночи, когда я обнаружила его, и её состояние стало очень тяжёлым. Она словно постарела за одну ночь и всё время проводила в комнате Стивена, словно ожидая, что он вернётся в любой момент. По ночам она звала его по имени, не переставая рыдать. Мама думала, что я не знаю о её страданиях, но я всё понимала. Я сидела за дверью его комнаты, уставившись в пустоту, и думала о смерти и трагедии.

Согласно отчётам, Стивен умер от остановки сердца, вызванной случайной передозировкой героина. Я пришла слишком поздно и не могла ничего сделать, чтобы помочь ему. Я хотела бы повернуть время вспять и остановить себя до того, как произнесла те ужасные слова, которые привели к его смерти… Потому что это была моя вина. Я не хотела его слушать, не могла его понять. Мне не хватило терпения. Я произнесла те жестокие слова. И я не вернулась домой раньше.

Я припарковала машину перед нашим старым домом в Сомерсе и вышла, вглядываясь в ясное небо над головой. Было солнечно и непривычно жарко для середины апреля. Мне показалось, что это неправильно. Сегодня должны были пройти похороны Стивена, а вместо этого погода была ясной и теплой.

Мне следовало ожидать дождя, облаков и холода. Холода, который, как мне казалось, пронизывал меня до глубины души и обещал остаться там навсегда. Но в любом случае, я рада, что не была на его похоронах.

Я вошла в этот пустой дом, с которым связано столько прекрасных воспоминаний. Меня охватила боль, когда я увидела старую куртку Стивена, всё ещё висевшую на вешалке в углу. Она была забыта здесь, покрываясь слоем пыли. В гостиной на стенах было развешано множество фотографий Стивена в рамках, а на нижней полке телевизора я обнаружила пару его любимых фильмов, которые были забыты. Я знала, что если пройду на кухню, то найду в одном из шкафчиков его кружку с изображением Халка — его самую любимую чашку с начальной школы — вместе с другими вещами… Казалось, что вокруг меня разбросано так много вещей, оставленных на растерзание времени.

Тяжело ступая, я направилась на чердак. В детстве мы со Стивеном часто проводили там время, играя и мечтая о том, чем хотели бы заниматься вместе, когда вырастем. Это было словно в другой жизни. Возможно, так оно и было. Может быть, я попала в какую-то альтернативную вселенную, где нашла бы портал, чтобы вернуться назад, и всё было бы хорошо. Стивен был бы рядом и смеялся своим «гиеньим» смехом, который всегда резал мне слух, а я бы жаловалась на его надоедливость.

Я вошла на чердак и осмотрела пространство, покрытое пылью и старыми мечтами. Его здесь не было. Он никогда больше сюда не придёт.

— Мы должны были вместе совершить кругосветное плавание, придурок, — прошептала я. Ответа не последовало.

Я с трудом добралась до деревянного сундука с нашими игрушками и с усилием открыла тяжелую крышку. Мама отказалась от их выбрасывания, храня их как драгоценности. Однако теперь они казались лишь напоминанием о прошлом, которое больше не имело значения.

Как все эти вещи могли иметь значение, когда он был мёртв? Как могли иметь смысл все те моменты, когда мы спорили о том, кто из нас лучше джедай или умнее, если ничто, абсолютно ничто не могло вернуть его к жизни?

Моё сердце сжалось в груди. Я подняла его пластиковый световой меч и взмахнула им в воздухе, изображая, что сражаюсь с ним, как в детстве.

— К твоему сведению, ты был ужасным джедаем. Я была лучше. Намного, намного лучше, — произнесла я, словно обращаясь к кому-то, кто мог услышать меня.

Я замахивалась снова и снова, пока моя рука не начала гореть, а грудь не начала вздыматься, словно от нехватки воздуха. Это было больно. У меня болела грудь.

Я положила световой меч на пол и уселась в нишу у маленького круглого окна, даже не потрудившись смахнуть пыль с деревянного сиденья. Мы часто сидели здесь и играли в карты. Именно здесь он научил меня играть в покер, а я в свою очередь показала ему несколько интересных карточных фокусов, которым научилась у других ребят в школе. Прислонившись к стене, я закрыла глаза.

— Помнишь, как мы играли в покер, и я впервые выиграла? Тебе пришлось целый день носить на лбу табличку «Я самый большой неудачник». Ты даже в магазин ходил с этой табличкой, — вспомнила я с улыбкой.

Внезапно я резко вдохнула, и боль пронзила мою грудь. В тот день я много смеялась. Я даже сделала дюжину его фотографий, распечатала их и развесила на стенах его комнаты просто ради забавы. Я и не подозревала, что он был не самым большим неудачником.

Подняв дрожащий палец, я написала на покрытом пылью окне:

«Я самая большая неудачница». У меня перехватило горло.

— Я самая большая неудачница, — прошептала я. — Не ты. Не ты.

Я вздрогнула, почувствовав что-то мокрое на своей щеке, и прижала к ней руку. Мои глаза расширились от удивления: я плакала.

— Нет, я не буду плакать, — сказала я себе, смахивая предательскую слезу. — Я должна рассмеяться. Да. Ты всегда любил смеяться.

Я попыталась выдавить из себя смешок, но он вызвал жар, который обжёг мне грудь и живот, и мне стало трудно дышать. Новые слёзы затуманили моё зрение, но я не позволила им пролиться. Я потерла глаза, чтобы прогнать их.

Я не заплачу. Не было никакого смысла плакать.

Я выдавила из себя ещё один смешок, поморщившись от боли.

— Ты бы до смерти меня дразнил, если бы увидел такой, — прошептала я.

Я заставила себя рассмеяться ещё раз, и ещё, всё сильнее и сильнее, пока не остались только шум, ярость и боль, так много боли, и я задыхалась. Мне нужен был мой брат. Он был нужен мне больше всего на свете. Мне нужно было, чтобы он появился здесь и сказал мне, что я всё выдумала, что он жив. Что он никогда не исчезал.

Я сжала руку в кулак с такой силой, что это причинило мне боль.

— Почему ты бросил меня? — Спросила я, ударив кулаком по стене. Боль пронзила мою руку, словно взрыв. Содранная кожа на костяшках пальцев треснула, и из ран хлынула кровь.

— Почему ты оставил меня? — Повторила я, вновь ударив кулаком в стену. На этот раз я наслаждалась болью, она была приятной.

— Почему? — Спрашивала я, нанося удары сильнее, оставляя на стене все больше крови. — Почему? — Снова крикнула я, ударяя с еще большей силой. — ПОЧЕМУ?!

Я била по стене снова и снова, не в силах сдержать свои чувства. Слезы и ярость застилали мне глаза, и я кричала, не в силах контролировать свои эмоции. Мне казалось, что ничто уже не будет прежним, и я никогда больше его не увижу.

— Вернись, ты, глупый идиот! — Кричала я, продолжая наносить удары, погружаясь в пучину боли. Я не замечала ничего вокруг, пока кто-то не схватил меня за руки и не заключил в крепкие объятия.

— Хватит, — прошептал нежный голос мне на ухо. Я попыталась пошевелиться, чтобы снова избавиться от этой тошнотворной боли, но он не позволил мне. Я закрыла глаза и зарыдала от беспомощности.

— Стивен, Стивен, Стивен… — Я вцепилась в его рубашку, притягивая его к себе так близко, как только могла. — Почему ты бросил меня? — Я потянула его за рубашку. — Почему ты был таким идиотом? Ты обещал мне, что мы будем вместе подшучивать над нашими внуками. Ты обещал мне, что мы всегда будем рядом друг с другом… Ты лжец! — Я закричала и ударила его в грудь, и его руки еще крепче обхватили меня. — Ты просто лжец! Я ненавижу тебя! Я так сильно тебя ненавижу!

Я снова закричала, захлебываясь от боли, пока не лишилась всего. Пока не почувствовала, что не могу найти конец своей боли. Пока мне не захотелось просто лечь где-нибудь и ничего не делать до конца своей жизни. Я прислонилась к нему, чувствуя усталость. Я была такой, такой уставшей…

— Все хорошо, выпусти это, — сказал голос.

Я вцепилась в его рубашку, всхлипывая, но внезапно почувствовала его запах, который вернул меня в реальность. Это был не запах Стивена, а что-то более мужественное, более чувственное. Это был совсем не братский аромат. Я замерла и резко открыла глаза, охваченная паникой от осознания того, что меня держит какой-то парень.

А потом я увидела его…

Нет, это был не просто какой-то парень. Это был Мейсен. Он был здесь, обнимал меня.

Издав сдавленный звук, я оттолкнула его и отступила на десяток шагов. Он молча ответил на мой взгляд, на его лице не было и следа обычной дерзости или насмешки.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — Я сердито вытерла слезы, охваченная стыдом. Он только что стал свидетелем моего самого слабого момента. Как будто мало того, что мой брат умер, я еще должна была выставить себя дурой перед Мейсеном гребаным Брауном.

— Я слышал, как твоя мама говорила твоему отцу, что ты, вероятно, здесь, но они не могли отправиться на твои поиски, потому что начинались похороны.

Я усмехнулась ему.

— Значит, из всех людей именно ты решил сыграть роль поисковой группы?

Он пожал плечами, его лицо оставалось бесстрастным.

— Я просто хотел это сделать.

Я скривила губы.

— Это определенно доказывает, что у тебя совсем нет мозгов. Нет другого объяснения, почему ты пришел сюда.

Он стиснул зубы.

— Я пришел сюда, потому что мне жаль, ясно?

Я недоверчиво уставилась на него, моя ненависть к нему росла. Как раз в тот момент, когда я подумала, что не смогу ненавидеть его сильнее, он сделал нечто, что доказало, что я ошибалась.

— Вау. Значит, тебе нужна смерть, чтобы изменить свое мнение?

Едва заметная усмешка исказила его лицо.

— Не сомневайся, ты мне все еще не нравишься, но Стивен был моим другом, и я не хочу продолжать ссориться с тобой после этого.

Я крепко сжала кулаки, несмотря на боль в костяшках пальцев. Какой же эгоцентричный и раздражающий человек. Казалось, что все вращается вокруг него. Я не могла терпеть его присутствия здесь, в этом месте. Он все портил. Мне нужно было, чтобы он ушел. Мне нужно было, чтобы он исчез из этой комнаты и из моей жизни.

— Убирайся, — прошипела я.

— Нет, пока ты не пойдешь со мной.

— Я никуда с тобой не пойду! — Меня трясло от ярости. — Я не хочу идти на его похороны! Мне нужно объяснить это по буквам, чтобы ты понял? Убирайся!

— Подожди…

— ВОН! — Я схватила старую книгу из стопки на полу и бросила в него. Он увернулся и попятился. Я направилась к нему.

— Не могла бы ты просто…

— Вон отсюда! Убирайся к черту!

Я потянулась к лампе, но он отступил назад с чердака, прежде чем я успела бросить её в него. Я уронила лампу и захлопнула дверь перед его носом, закрывшись на замок. Обхватив колени руками, я сползла по двери и залилась слезами.

Всё, чего я хотела, — это остаться одна. Утонуть в своей боли. Забыть о том, что жизнь была жестокой и забрала у меня моего брата. Забыть о том, что, как бы я ни старалась контролировать всё, что происходит, что-то может ускользнуть из моих рук и разбиться, и больше никогда не восстановиться.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда я остановилась у могилы Стивена. Небо было окрашено в оранжевые и розовые тона, которые резко контрастировали с темнотой, царившей внутри меня. Вдалеке тихо гудел ветер, гипнотически раскачивая ветви деревьев, но на меня это не производило успокаивающего эффекта.

Надгробие было окружено цветочными композициями. Мое сердце сжалось при виде того, что я надеялась никогда больше не увидеть. Это казалось нереальным. Кто-то, должно быть, сыграл со мной злую шутку. Стивен не мог быть здесь, навечно погребенный под землей. Он просто не мог.

Я даже не успела сказать ему, что люблю его.

Закрыв глаза, я заставила себя глубоко дышать. Мне нужно было продолжать идти, оставаться сильной, хотя больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком и заплакать.

Прижав к себе раненую руку, я открыла глаза. Мои губы дрожали, когда я попыталась изобразить улыбку.

— К сожалению, я опоздала, но теперь я здесь. — Я прочистила горло и попыталась говорить бодрым голосом. — Тебе повезло, правда. Я могла бы отправиться в путешествие на Багамы или, не знаю, в Малайзию, но я решила почтить тебя своим великолепным присутствием. Для тебя должно быть честью, что такая важная персона, как я, потратила своё время на то, чтобы приехать сюда и навестить тебя, вместо того чтобы загорать и есть мороженое на каком-нибудь далёком пляже.

Моё сердце болезненно сжалось в груди, а улыбка исчезла. Я почти видела, как он закатывает глаза и говорит, что я слишком много болтаю. Я почти слышала, как он говорит, что я не в своём уме и мне следует проверить, не уронили ли меня при рождении.

— Может быть, они действительно уронили меня при рождении. Это объяснило бы, как я могла мириться со всеми твоими выходками. — Мне было больно улыбаться. Больно говорить. Больно вспоминать. Я не хотела этого.

Но воспоминания всё равно нахлынули на меня.

— Помнишь, когда мне было пять лет и я простудилась, ты накормил меня черникой, потому что думал, что она поможет? Ты сказал, что видел это в каком-то мультфильме, и, конечно, тебе хотелось попробовать. Но потом у меня началась крапивница, и мама с папой отвезли меня в больницу. Так мы узнали, что у меня аллергия на чернику. Ты плакал несколько дней, потому что думал, что я могла умереть, и мне пришлось быть старшей сестрой и утешать тебя. Ты был таким плаксой. А потом, когда мне было семь, ты уговорил меня залезть с тобой на высокое дерево. Мама была очень расстроена, когда поймала нас, а папа чуть не сломал руку, помогая нам спуститься. Мы с тобой заключили тайный договор: в следующий раз забраться на дерево так, чтобы мама с папой не заметили. Больше они нас так и не поймали.

Я рассмеялась, и боль пронзила мою грудь.

— А когда тебе было одиннадцать и ты получил свой первый поцелуй, я пошла к твоей пассии и сказала ей, что у тебя вши. Ты не хотел разговаривать со мной до конца той недели.

Из меня вырвалось еще больше смешков, каждый из которых причинял больше боли, чем предыдущий. Я должна была остановиться. Воспоминания убивали меня. У меня больше не будет новых воспоминаний о нём. Мы больше никогда ничего не будем делать вместе.

Я судорожно вздохнула и просто стояла неподвижно, слишком измученная, чтобы двигаться. Могли пройти минуты или даже час, прежде чем я услышала чьи-то шаги. Я даже не потрудилась обернуться.

— Ты пришла, — сказал папа, останавливаясь рядом со мной. Он положил руку мне на плечо.

Я стряхнула его руку, не отрывая взгляда от земли.

— Ты ведь знаешь, что это твоя вина, верно? Ты всегда давил на него. Ты всегда хотел идеального сына, а когда он не захотел поступать в колледж, пригрозил отречься от него.

Мои слова глубоко ранили, но не только моего отца. Они также были адресованы мне, потому что я сама чувствовала свою вину. Стивен был прав. Я всегда была такой мнительной, полная яда и ненависти. Я была готова взорваться и сделать всё, чтобы достичь своих целей.

Я закрыла глаза. Если бы только я была более благосклонна к нему и терпелива, всё было бы совсем по-другому. Если бы я не нападала на него из-за каждой мелочи… Если бы я держала язык за зубами вместо того, чтобы говорить эти ужасные вещи. Если бы, если бы, если бы…

Сильная дрожь сотрясла моё тело. Я так сильно хотела помочь ему, что не замечала, как делаю только хуже. Я была слишком упряма. Я не слушала. Ему не нужно было, чтобы я его исправляла. Ему нужно было, чтобы я его понимала.

— Я знаю, Мели, — сказал папа хриплым голосом. — И ты не представляешь, как мне жаль. Жаль, что я не могу повернуть время вспять. Жаль, что я не слушал его больше.

Я ожидала, что он будет возражать мне, но вместо этого он признал свою вину, и это признание только усилило мои страдания. Я печально улыбнулась. Если бы только мы могли вернуть время назад. Если бы, если бы, если бы…

Я взглянула на папу. Его лицо было непривычно бледным, на нем застыла маска сожаления. Часть меня злорадствовала. Эта часть меня хотела, чтобы он чувствовал себя настолько виноватым, насколько это возможно. Она желала, чтобы он страдал за то, что пренебрегал Стивеном и не проявлял к нему любви. Но я не хотела поддаваться этому чувству. Я и так была полна горечи.

— Что теперь, папа? — Мой голос сорвался.

Его губы задрожали.

— Иди сюда, — Он притянул меня в объятия. — Мы справимся с этим. Посмотрим, что мы сможем сделать, чтобы двигаться дальше.

Чтобы двигаться дальше отсюда…

Стивен был мертв.

Мама с папой разводились.

Я была всего лишь сломленной, одинокой, полной ненависти девушкой.

Как мы могли бы двигаться дальше?

Он молча обнимал меня, а шелест ветра создавал свою незамысловатую мелодию, напоминая, что жизнь продолжается, как бы мне ни хотелось, чтобы она остановилась или даже вернулась назад.

Как я могла даже представить себе жизнь без Стивена?

Она казалась мне неправильной. У меня было такое чувство, будто я вошла в чужую жизнь, не в свою. В моей жизни был Стивен. Счастье без него не имело смысла.

Папина рука на моей спине пыталась успокоить меня, но это не помогло. Я никогда не чувствовала себя более одинокой, как сейчас. Мне стало скучно и пусто.

Я была настолько опустошена, что почти пропустила слова, произнесенные папой шепотом, которые пронзили меня насквозь.

Но они были там, и их невозможно было не услышать.

— Я знаю, что сейчас совсем неподходящее время, Мели, но все же… с днем рождения.