Шрамы

ГЛАВА 2

Я припарковала свой автомобиль перед особняком из известняка, который теперь стал моим домом, и откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Мой взгляд упал на каменную статую крылатой женщины перед входом, которая казалась мне такой неуместной. Я представила, как беру молоток и разбиваю её вдребезги, чтобы снять напряжение. Вещь была настолько уродливой, что я бы оказала миру большую услугу, если бы избавилась от неё.

Я отстегнула ремень безопасности и вышла из своего Ford Fiesta. Всё в этом месте казалось мне неправильным. Это было горьким напоминанием о том, что брак моих родителей распался, а мы со Стивеном стали жертвами этого. Статуя символизировала несостоявшиеся клятвы в вечной любви и уважении. Она показала, как легко было произнести слова глубокой любви, а затем растоптать их. Ничто не вечно. Даже самые хорошие времена не могут длиться вечно.

Моя мама сказала, что купила это поместье, потому что хотела, чтобы у нас со Стивеном был нормальный дом. Однако она не учла, что мы со Стивеном мечтали только о нормальной семье. Я бы не назвала нормальным домом огромный особняк, который мы приобрели во время развода. Он был слишком роскошным и вычурным, с девятью спальнями, оранжереей и крытым бассейном. Для моего отца этот особняк был как неоновая вывеска, которая словно говорила: «Я с тобой завязала, отвали».

Конечно, у мамы дела шли намного лучше. Она много работала в своей риэлторской фирме и почти каждую пятницу и почти все выходные проводила со своими друзьями. Но этого нельзя было сказать о нас со Стивеном. Наша жизнь становилась всё хуже.

Я с теплотой вспомнила те времена, когда мы со Стивеном были на вершине мира. Несмотря на разницу в возрасте всего в десять месяцев, люди часто путали нас, принимая за близнецов. И это не удивительно, ведь мы были похожи как две капли воды. Мы всегда были вместе, поддерживая друг друга в трудные моменты. Наши родители даже записали нас в одну и ту же школу в один год.

У нас были одинаковые голубые глаза, нос с небольшой горбинкой, лицо в форме сердечка, которое, по словам Стивена, выглядело на нем слишком женственно. Мы были одного роста, и меня даже прозвали сорванцом из-за моей худощавости. У нас был одинаковый громкий смех и пронзительный голос, а также склонность попадать в неприятности. То время было самым потрясающим периодом в моей жизни, и я люблю его больше всего на свете.

Но затем, три с половиной года назад, в ту ночь на Хэллоуин, произошло нечто, что изменило мою жизнь. Я пошла по пути, который уводил меня всё дальше от того счастливого и нормального человека, каким я была. Вскоре после этого Стивен познакомился с людьми, которые приближали его к тому, кем он стал сегодня. После этих событий наши отношения уже не были прежними.

Я постаралась прогнать эти горькие воспоминания и ещё раз проверила свой телефон на наличие сообщений от Стивена. Однако всё, что я обнаружила, было лишь пустыми словами, и мне было трудно игнорировать внезапный холодок разочарования и страха. Я надеялась, что это не очередная серия «Гудини Стивена».

Я вошла внутрь и отключила систему безопасности, но меня встретила гулкая тишина. В доме было тихо, как в могиле.

— Стивен? — Позвала я, но в ответ не услышала ничего. — Стивен, ты дома? — Спросила я.

Снова тишина. Я почти слышала стрекотание сверчков.

Я снова проверила приложение GPS, но его нигде не было видно. Возможно, он отключил свой телефон, но я была уверена, что он уже удалил приложение, которое я установила на его телефон. Если он снова исчезнет, мне придется использовать свои навыки секретного агента, чтобы его найти.

Мои шаги эхом отражались от мраморного пола, когда я направлялась к парадной лестнице. Просторный холл был украшен хрустальными люстрами, которые стоили целое состояние. На стене над лестничной площадкой висели картины самых известных художников мира. Моя мама была одержима искусством. Кроме того, она любила тратить деньги бездумно, что лишь подтверждало, что зависимость может проявляться в самых разных формах.

Комната Стивена находилась в восточном крыле, рядом с моей, и я направилась туда. Наша мама предпочитала спать в западном крыле, чтобы дать нам немного личного пространства, но я ненавидела эту изоляцию, поскольку она позволяла Стивену без помех употреблять наркотики. Эта свобода разрушала его жизнь с каждым днём, и я понимала, что моих усилий недостаточно, чтобы изменить ситуацию, независимо от того, сколько раз я врывалась в его комнату и выбрасывала его наркотики в унитаз. Мама игнорировала его зависимость до недавнего времени, когда наконец осознала, что его проблема реальна и не исчезнет сама собой. Однако к тому времени было уже слишком поздно. Теперь у неё не было родительской власти над ним.

Я вошла в его комнату без стука, и ожидала увидеть его спящим на кровати или сидящим, сгорбившись, за ноутбуком, но комната была пуста.

— Стивен? — Позвала я.

Я осмотрела неубранную постель и груды грязной одежды, разбросанные по комнате, и сморщила нос от затхлого запаха. Он мог бы использовать свою комнату как газовую камеру — настолько там было плохо.

— Где ты, братишка? — Спросила я.

Его ванная тоже была пуста, и меня охватила паника.

Что, если он пришёл домой только для того, чтобы собрать свои вещи?

Я бросилась к шкафу и распахнула дверцу. Его одежда и чемодан всё ещё были там, что означало, что он не ушел из дома. Пока. Так где же, чёрт возьми, он был?

Я набрала его номер и постучала ногой, когда он переключился на голосовую почту. Это был знакомый сценарий. Если бы я получала по доллару каждый раз, когда он игнорировал мои звонки, я бы разбогатела. Мне стало жаль его будущую жену. Ей нужно было бы обладать стальными нервами, чтобы справиться с ним, особенно учитывая его постоянный пердеж и словесный понос.

— Ответь же, черт возьми! — Я сбросила и позвонила ему снова, с каждым разом все быстрее притопывая ногой. — Ты избегаешь меня, да? Что еще новенького?

Я с силой стукнула по экрану, чтобы завершить звонок.

— Я больше никогда не хочу тебя видеть, и я говорю это серьезно. — Сказал он мне напоследок

Дерьмо. Я ударила кулаком по стене, радуясь боли, пронзившей мою руку. Сегодняшний день был просто ужасным, начиная со Стивена, который нюхал кокс в туалете, и заканчивая тем, что меня отстранили от занятий. И в довершение всего, за обедом я обнаружила, что Барби сидит за моим столом и говорит обо мне гадости моим друзьям. Если бы у меня был выбор, я бы ни за что не позволила ему сидеть там. Только через мой труп — нет, только через его труп.

Я вышла из комнаты Стивена и поспешила к себе, желая поскорее избавиться от одежды. Ткань рубашки и джинсов была настолько плотной, что мне казалось, будто она душит меня. Я бросила рюкзак на пол и начала раздеваться, наслаждаясь прохладным воздухом, который ласкал мою разгоряченную кожу.

Моя комната была словно пещера. Она была прохладной, огромной и темной — мебель из темного дерева, черные простыни, черный ковер с рисунком черепа, темно-синие стены и темно-серые шторы, которые в данный момент закрывали окна от пола до потолка. Мне нравилось шутить, что эта тьма отражает мою душу. Стивен же, в свою очередь, утверждал, что моя комната была хуже гроба.

— Лучше гроб, чем газовая камера, — любила говорить я.

— Идиотка, — отвечал он.

В раздражении я направилась к своей боксерской груше, которая стояла в углу, и надела на руки повязки. Эта груша служила мне щитом от негативных эмоций. Она помогала мне преобразовать то, что могло бы причинить мне вред, в менее разрушительное состояние и отгоняла моих демонов, хотя они никогда не исчезали полностью.

Мои демоны были словно моя тень, всегда рядом со мной, постепенно разрушая меня. Теперь мне казалось, что солнца никогда не существовало, и все, что меня ждет, — это тьма. Это бесконечная черная пустота, которая украла мои настоящие улыбки и заменила их теми слабыми версиями, которые я использовала, когда хотела скрыть свои истинные чувства и казаться беззаботной.

Итак, я боксировала. Я била снова и снова, а когда этого было недостаточно, я делала бесконечные круги в нашем крытом бассейне, тренировалась Крав-Мага или читала. Вот почему у меня была огромная книжная полка, на которой стояло более тысячи книг. Я удивлялась, как не ослепла от всего этого чтения, проводя часы за часами в вымышленных мирах, которые помогали мне заглушить страшный голос, который всегда напоминал мне, что я больше не цельная — что я на самом деле не живу.

Мой кулак врезался в твердую кожу, и я пробормотала:

— Исчезайте, беспорядочные мысли. — После этого я нанесла несколько быстрых ударов, глядя на боксерскую грушу так, словно она была источником всех моих проблем, и это только подстегнуло меня. Мои мышцы горели, но я била все сильнее и сильнее. Я потеряла счет времени, насыщая свое тело столь необходимой болью и усталостью, и наконец почувствовала, что расслабляюсь.

Когда я закончила, то была вся в поту и чувствовала себя опустошённой. Боксёрская груша — это настоящее чудо, способное творить чудеса. Теперь всё, что мне оставалось, — это поговорить с мамой, и всё станет как в старые добрые времена, словно этот ужасный день и не существовал вовсе. Почти…

Я приняла очень горячий душ, наслаждаясь ощущением, как струи воды стекают по моему телу. Это было блаженство, сравнимое с удовольствием от чашки горячего кофе или порции сочной горячей картошки фри с ледяной колой. Но, к сожалению, рай не может длиться вечно. Через несколько часов мама вернулась домой, и я приготовилась к исповеди. Я знала, что она будет расстроена, и чувствовала себя ужасно из-за того, что заставлю её волноваться.

Хотя я часто попадала в неприятности, я была «хорошим» ребенком. Она могла рассчитывать на меня и даже хвалиться мной перед своими друзьями. Стивен же был проблемным человеком, он не хотел поступать в колледж и не имел никаких стремлений. Из-за него наши родители ссорились больше всего. Он так опозорил нашего отца, что тот пообещал отречься от него, если он не исправится.

Да, конечно. Как будто такое когда-либо могло произойти. Скорее всего, папа получил бы «Оскар», а он был ужасным актёром.

Я отправилась на кухню в поисках мамы и, войдя, изобразила на лице улыбку.

— Просто знай, что я люблю тебя больше, чем золотоискатель любит деньги, и я всегда буду за мир во всём мире и бороться за него до последнего вздоха. И я завещаю всё своё будущее состояние местному приюту для животных.

Прислонившись к стойке, она скрестила руки на груди и подняла бровь, глядя на меня. На ней был светло-серый деловой костюм, который был безупречен и без единой складки. На самом деле, на нём было меньше морщин, чем на её лице, что было настоящим подвигом, учитывая, что она провела в нём целый день. Я же не могла проходить в разглаженной рубашке и час, не говоря уже о целом дне.

Говоря о её лице, нельзя было не заметить, насколько утомлённой она выглядела. Морщины вокруг глаз не поддавались воздействию омолаживающих кремов, которые она добросовестно использовала каждый день. Её тёмно-синие глаза были затуманены усталостью, что сводило на нет эффект туши и подводки для глаз, которые она использовала, чтобы выглядеть более утончённо. Мы со Стивеном пошли в неё по части внешности, но я надеялась, что смогу состариться лучше, чем она. Или, по крайней мере, буду выглядеть на свой возраст.

— Если бы я не знала тебя лучше, я бы спросила, не натворила ли ты что-нибудь. — Её голос был хриплым, как будто она говорила весь день, и, возможно, так оно и было, учитывая количество различных встреч, которые она должна была посещать каждый день. Или, возможно, она просто выкурила слишком много сигарет.

— Ну, я вроде как что-то натворила. Ладно, я действительно кое-что натворила.

Её глаза слегка расширились.

— Если ты хочешь сказать, что привела в наш дом ещё одну бездомную собаку без моего разрешения, то можешь вернуть её на улицу прямо сейчас.

— Да ладно тебе! Это случилось всего один раз! И мне было всего двенадцать. — У моей мамы была аллергия на собак, и хотя теперь мы жили в месте, достаточно большом, чтобы вместить половину населения Энфилда, и ей, как всегда, не нужно было приближаться к собаке, она всё равно не разрешала мне её завести.

— Я бы не стала сомневаться, что ты сделаешь это снова.

— Если бы я сделала это снова, я бы, наверное, привела домой лошадь. Или, может быть, аллигатора. Да, я бы завела аллигатора в качестве домашнего животного и назвала бы его Луиджи или Марио.

Она вздохнула и заправила прядь волос за ухо.

— Ладно, Мели, что всё это значит?

Я взяла с прилавка яблоко.

— Ты хочешь плохие новости или на редкость плохие?

Она нахмурилась.

— Мели, выкладывай.

Я подбросила яблоко в воздух и ловко поймала его другой рукой.

— Может быть, меня отстранили, а может быть, и нет, — произнесла я на одном дыхании.

Она нахмурилась еще сильнее.

— Что?

— Меня отстранили от занятий.

Она уставилась на меня, раскрыв рот от удивления, а затем рассмеялась.

— Ладно, на мгновение я подумала, что ты серьезно. — Она открыла холодильник и достала бутылку воды. — Не шути так, ладно? Я сегодня немного устала, так что твои обычные шутки, возможно, немного излишни.

— На самом деле, я серьезна, как сердечный приступ. — Лучше всего было рассказать ей все сразу, и я глубоко вздохнула. — Стивен купил наркотики у младшего школьника сегодня утром. Когда я узнала об этом, я попыталась поговорить с ним, но его слова полились быстрее, чем его мысли, и я потеряла контроль. Я ударила его и, вероятно, сломала ему нос. Директор увидела это и решила отстранить меня от занятий на целую неделю. А теперь Стивен снова пропал и не отвечает на мои сообщения и звонки. Конец.

Я поклонилась, вытянув одну руку вперед, а другую прижав к груди, готовая принять награду как самый большой гуманист в мире. Но не было ни аплодисментов, ни слез радости. Она оставалась неподвижной, словно полностью лишившись дара речи. Я бы подумала, что она меня не услышала, если бы не её слишком сильная хватка на бутылке с водой.

Я почесала затылок.

— Сейчас самое время тебе либо (а) разозлиться и накричать на меня, либо (б) швырнуть в меня бутылкой, хотя я надеюсь, что этого не произойдёт, потому что тогда мне придётся вызывать Опеку, либо (в) вспомнить, что я тебя очень сильно люблю, и сказать мне, что всё будет хорошо, даже если наступит конец света. — Я широко улыбнулась, почти желая посмотреть на неё щенячьими глазами, но я терпеть не могла, когда люди так делают, и предпочла бы понюхать свои ноги, чем делать это.

Её взгляд метался от одного к другому, а три горизонтальные морщинки на лбу стали глубже, чем Гранд-Каньон.

— Как насчёт того, чтобы (г) не делать ничего из вышеперечисленного и (д) держать вас обоих под замком до самой смерти?

Я поморщилась, перекидывая яблоко из одной руки в другую.

— Да ладно, мам. Домашний арест — это такая устаревшая форма наказания.

— Ты бы предпочла, чтобы я выпорола вас обоих ремнём? — Она покачала головой, ставя бутылку на стойку. — А теперь серьёзно. Ты снова ударила своего брата? Что я тебе говорила о том, чтобы не бить его?

— Но в тот раз он ударил тебя! Что мне оставалось делать? Просто стоять и смотреть, как весь мир узнал, какой у меня замечательный брат?

Она коснулась своей щеки, где он оставил синяк, когда она отказалась дать ему больше денег, и отвела взгляд в сторону. Синяк уже несколько дней не сходил с её лица, но даже тогда она не обращала на него внимания, как будто это было незначительное происшествие. Как будто он не совершил с ней одну из самых ужасных вещей, которые только мог сделать, только потому, что отчаянно нуждался в новых наркотиках. Как будто всё, что он делал, можно было простить, потому что он был её любимцем.

— Он был совершенно неправ, но тебе не следовало его бить. И теперь ты не только ударила его снова, но и, возможно, сломала ему нос? И тебя отстранили от занятий? — Она ущипнула себя за переносицу. — Из всех вещей… тебе следовало быть умнее.

Она потерла лоб, внезапно постарев на десять лет. В этот момент она была почти похожа на Гэндальфа, не хватало только седой бороды и волос.

— Прости, мам. Он перешёл все границы, и я просто потеряла контроль. — Она не знала, что этот человек сказал о ней, и было лучше, чтобы так и оставалось. Ей не нужно было ещё раз слышать, как мало он уважает её или отца. — Я даже не поняла, как это произошло, но я знаю, что это было неправильно.

— Где он сейчас?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Как я уже сказала, он игнорирует меня

Она потянулась к своей сумочке, лежащей на столе, и достала телефон.

— Я должна проверить, всё ли с ним в порядке.

— Удачи тебе в этом, — пробормотала я.

Она встретилась со мной взглядом, когда поднесла телефон к уху.

— Ты уверена, что это правда? Что он покупал наркотики в школе?

Она всё ещё не могла поверить в это. Ей всегда было проще отрицать правду, чем признавать её, но рано или поздно ей пришлось бы проснуться.

— Да. Я уверена на сто двадцать три процента, — произнесла я.

Я не собиралась рассказывать ей о том, что застала его за употреблением наркотиков. Ей не нужно было знать все отвратительные подробности. И так было достаточно плохо. Её глаза наполнились слезами, и мне стало очень жаль её. Моя мама всегда могла легко расплакаться, но я всегда старалась вычеркнуть всё плохое из её жизни любым возможным способом.

— Он не отвечает, — сказала она, положив телефон на стол, её лицо выражало подавленность.

— Мама, — произнесла я, беря её за руку. Первые слёзы скатились по её щекам, и моё сердце сжалось от боли. — Не плачь. Ты испортишь этот безумно дорогой макияж, и будешь выглядеть настолько устрашающе, что можешь травмировать маленьких детей на всю жизнь.

Она всхлипнула и накрыла мою руку своей.

— Мели, помоги мне, — произнесла она, — не создавай проблем. У нас и так достаточно трудностей из-за Стивена и твоего отца. Ты — моя единственная опора в этой ситуации.

Мой взгляд упал на наши сплетенные руки, и я почувствовала укол вины. Мне напомнили, что я должна стать лучше ради нашей семьи. Ради мамы, которая пережила столько испытаний из-за развода и действий Стивена. Я обещала ей быть хорошей девочкой, что означало сохранять улыбку и вести себя как обычно, хотя мне хотелось расплакаться и закричать. Это также означало пройти программу обучения по студенческому кодексу и сдать ее с честью. Я была готова на все, лишь бы эти тревожные морщинки исчезли с ее лица.

Я заставила себя улыбнуться и произнесла:

— Конечно, мам. Я буду вести себя как святая.

На следующее утро я с горечью осознала, что Стивен снова пытается доказать свою правоту. Он не пришёл домой, и его телефон был выключен, что привело нас с мамой в замешательство. Прошлой ночью я почти не спала, и теперь у меня под глазами были тёмные круги размером с мой зад, которые мне приходилось скрывать под слоями консилера. Не помогло и то, что когда я наконец уснула, мне приснился Стивен с клыками, в чёрном плаще и с налитыми кровью глазами. Он проламывал стены, чтобы добраться до своего тайника с наркотиками, только для того, чтобы проглотить их все и в конце концов упасть без сознания с пеной у рта под звёздным небом.

Это был не первый раз, когда мне снился подобный кошмар, и в каждом случае я всегда опаздывала. Но на этот раз это подействовало на меня сильнее, потому что именно я прогнала его прочь. Бурные аплодисменты в мою честь.

— Есть ещё кое-что, о чём я хотела бы поговорить, — сказала миссис Агуда.

Я подняла глаза от облупившегося чёрного лака на ногтях и встретилась с её пронзительными тёмно-карими глазами. Я чуть не вздрогнула, поражённая волной властности и ощущением «Не связывайся со мной», что я всегда уважала в ней. Она выбрала не ту профессию. Ей следовало стать сержантом по строевой подготовке. Впрочем, не стоит об этом думать. Эта школа нуждалась в ней. Некоторым ученикам необходимо было вдолбить правила в их головы, и Барби был главным среди них.

Последние десять минут она рассказывала моей матери о вчерашней катастрофе и подчёркивала важность соблюдения Правил поведения в школе, к которым я приступлю завтра. Это была отличная программа, так как она помогала семьям с низкими доходами получать помощь, которую они иначе не смогли бы себе позволить, а также помогала справляться с проблемными учениками.

Однако и здесь было большое НО — моя проблема во всей этой ситуации заключалась в том, что я не чувствовала, что ко мне следует относиться как к проблемному ученику. Я не была Халком. Я не приходила в ярость в мгновение ока, что бы там ни думал Барби. У меня действительно были проблемы с гневом, но я была той, кому приходилось страдать от этого больше всего. Мне приходилось постоянно бороться с собой, бить себя воображаемыми кулаками разума каждый раз, когда я срывалась, и то, что видели другие, было лишь крошечной частью той внутренней бури, которую мне приходилось выдерживать.

— Ваш сын сегодня не пришел в школу, — сказала миссис Агуда.

— Он не пришел? — Мама посмотрела в мою сторону. Я не поняла, почему она была так удивлена. Было бы удивительно, если бы он действительно пришёл.

— Нет. Я знаю, что вчера он получил травму. Он был недостаточно здоров, чтобы присутствовать сегодня?

Мама заерзала на своем месте.

— Стивен, э-э-э… вчера ночевал в другом месте. Но я уверена, что с ним все в порядке.

— Что ж, тогда с сожалением сообщаю вам, что из-за его постоянных пропусков занятий, если он не вернется в школу к следующей неделе, мы будем вынуждены исключить его.

От этой последней фразы на лице мамы появилось около пятидесяти новых морщин, а ее румяна от Dior не могли скрыть того, что она побледнела как привидение. Она старалась держаться молодцом, но я знала, что под ее спокойной, деловой внешностью скрывается растерянность. Потребность ударить Стивена снова подняла свою уродливую голову. Я надеялся, что пересадка мозга станет возможной уже в этом столетии. Стивену нужна была пересадка как можно скорее.

На мгновение я накрыла ее ладонь своей, но затем убрала ее, прежде чем превысила свой лимит пресыщения на этот день.

— Но должен же быть какой-то другой способ справиться с этим, — сказала моя мама.

— К сожалению, миссис Брукс, у вашего сына за плечами долгая история правонарушений, особенно учитывая его поведение в предыдущей в школе. Он пропускал занятия, курил на территории учебного заведения и участвовал в драках с другими учениками. И это лишь малая часть того, с чем мы столкнулись. В отличие от моего предшественника и предыдущего руководства, я не так снисходительна. Вашему сыну необходимо изменить своё поведение. Если этого не произойдет, мы будем действовать в соответствии с установленными правилами.

Я была рада, что она не знала о наркотиках. Иначе Стивена исключили бы из школы раньше, чем я успела бы сказать «придурок».

— Конечно, — ответила мама, и её губы дрожали. — Я понимаю.

После этого она почти ничего не говорила, лишь натянуто улыбнулась госпоже Агуда на прощание, прежде чем мы покинули её кабинет. Коридоры были переполнены, и какая-то часть меня глупо надеялась увидеть где-нибудь уродливую голову Стивена, но я знала, что в чудеса лучше не верить. Я снова проверила свой телефон, но от него по-прежнему не было сообщений. Меня охватило беспокойство. Я не могла перестать думать о его носе и о всех возможных проблемах, которые могли возникнуть, если бы он не лечил его.

— Я уверена, что Стивен скоро придёт в себя, — солгала я, ободряюще улыбнувшись ей.

Она встретила мой взгляд с серьёзным выражением лица.

— Мели, мы должны найти его. Ситуация выходит из-под контроля, а Роберт отказывается что-либо с ним делать. — Конечно, мой отец отказался что-либо предпринимать в отношении Стивена. Он давно махнул на него рукой. Он не хотел больше ничего слышать о Стивене, пока тот не изменится к лучшему, поэтому мы не могли полагаться на него как на голос разума.

С другой стороны, не только он был виноват в том, что ситуация вышла из-под контроля. Рядом со мной шла ещё одна виновница, которая до недавнего времени говорила: «Стивен не наркоман». Но у меня не хватило смелости прямо обвинить её в этом.

— Мы найдём его, но ты же знаешь, что мы не можем привлекать полицию, — сказала я, понизив голос и посмотрев на группу студентов, мимо которых мы проходили, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. — Что, если он с друзьями-наркоманами? Или ещё хуже — с этими ублюдками из банды? Его посадят в тюрьму.

Мама сжимала в своих идеально ухоженных руках красную сумочку от Дольче. Было забавно, насколько безупречной была её внешность, так непохожая на её жизнь, которая трещала по швам. Если бы только она старалась со Стивеном так же, как тешила своё тщеславие…

— Я понимаю. Нам нужно найти другой способ. Ты можешь спросить у его друзей. Некоторые из них, вероятно, знают, что он задумал.

Я поморщилась.

— Сомневаюсь, что они стали бы делиться со мной, если бы он решил избегать нас. Кодекс дружбы и всё такое.

Внезапно я заметила, как промелькнули ослепительно светлые волосы. Я остановилась, чувствуя отвращение к самой себе из-за идеи, которая только что пришла мне в голову.

— Кстати, о друзьях Стивена… — Я кивнула в сторону Барби, который был занят спором с кудрявой брюнеткой у своего шкафчика. — Я пойду спрошу его о Стивене, так что дай мне несколько минут.

Она приподняла бровь, заметив, как Барби открыто демонстрирует свое вечное возбуждение.

— Хорошо. Я подожду тебя в машине, — произнесла она.

Когда я приближалась к ним, мои шаги были неторопливыми, а губы кривились в усмешке. Что-то неприятное сжалось у меня в животе, и я была уверена, что это связано с тем, что мне было неприятно видеть, как эти двое почти трахаются так, будто завтрашний день не наступит.

Я не знала, что вызывало у меня большее отвращение — то, как он присасывался к ее губам, словно осьминог, или звуки наивысшего экстаза, которые они издавали. Они были рождены, чтобы сниматься в порно. Я не удивлюсь, если они уже это сделали.

Заметка для себя: проверь, не снимает ли Барби тайно порно. Тогда ты сможешь шантажировать его и править миром.

Я остановилась прямо за ними. Мне бы очень хотелось оказаться где угодно, только не здесь, но как бы я ни старалась игнорировать тот факт, что эта "крыса на стероидах" была хорошим другом Стивена, я не могла просто уйти. За последние несколько месяцев они стали очень близки и проводили много времени вместе. Если кто-то и мог знать о местонахождении Стивена, то это был Барби. Я должна была воспользоваться этим ценным источником информации, даже если это означало, что мне придётся поступиться своей гордостью и совершить то, что казалось преступлением против человечности

— Кхм, — я прочистила горло, но влюблённые продолжали обмениваться своими заражёнными жидкостями. Я изобразила руками воображаемый рог. — Мэйдэй! Мэйдэй! Двое возбуждённых подростков собираются зачать зомби-младенцев прямо в коридоре! Повторяю, двое озабоченных подростков собираются сделать зомби-младенцев прямо в коридоре! Пришлите подкрепление! И очень маленькие презервативы!

Я с удовлетворением отметила, что привлекла внимание всех в коридоре, включая Барби. Он застонал, с трудом оторвавшись от ее губ, и посмотрел на меня через плечо. Его свирепый взгляд и насмешка были не для слабонервных, но, к сожалению для него, я привыкла к подобным взглядам и насмешкам.

— Я бы узнал этот раздражающий голос где угодно, — проворчал он. Мой взгляд невольно упал на его губы. Они были припухшими, как будто он только что целовался с пчелой. Дважды «фу».

— Я рада, что меня узнают. Должна сказать, это признак по-настоящему замечательных людей, — сказала я с усмешкой, которая, как я надеялась, отпугнет всех, кто мог бы принести мне несчастье.

Он повернулся ко мне со скучающим выражением лица и смерил меня взглядом.

— Нет, это признак того, что ты раздражаешь людей, и тебе нечем гордиться. Иди и изводи своего брата, раз у тебя так хорошо получается в последнее время.

Его последние слова оставили во мне глубокое сожаление, но я бы никогда, ни за что на свете, не показала ему, как сильно они меня ранят. Мне хотелось ответить ему тем же, но я понимала, что ради общего блага должна подавить свою гордость и держать язык за зубами. Я искренне надеялась, что жизнь вознаградит меня за это беспрецедентное терпение. Например, неограниченным количеством книг в твёрдом переплете и «Доктором Мартенсом».

— Забавно, что ты упомянул моего брата, потому что именно из-за него я удостоила тебя своим присутствием, — брюнетка фыркнула, и я встретилась с ней взглядом. — Можешь сказать что-нибудь умное, куколка Братц?

Она сморщила нос и скрестила руки на своей маленькой груди, её взгляд скользнул вниз по моему телу.

— Да, в отличие от тебя, я могу сказать много умных вещей, рыбка-капля.

— О-о-о, это просто невероятно! Я не могу этого вынести! Нам следует обратиться в комитет по наградам и попросить присудить тебе первую премию, потому что, честно говоря, у тебя настоящий талант, девочка!

— Ты уже уходишь? — Спросил Барби, прежде чем брюнетка успела ответить. Он скрестил руки на груди. — Ты убиваешь мои мозговые клетки.

Я склонила голову набок.

— Какие клетки, мозговые? Насколько мне известно, у тебя их нет.

— Серьезно, уходи, — Сказала брюнетка. — Ты мешаешь нам.

— О-о-о. Приношу свои извинения твоей вагине, но я не уйду, пока не получу то, за чем пришла.

— Если ты пришла за моим членом, можешь забыть об этом, — сказал Барби. — Я не трахаюсь с уродливыми психопатками.

Я съежилась.

— Зачем мне твой микроскопический член? — Я взглянула на его ширинку. — Я должна предупредить тебя, куколка Братц. Тебе следует держаться подальше от Барби, если ты не хочешь пережить худший секс в своей жизни.

— Убирайся к черту, — процедил Барби сквозь зубы.

Я проигнорировала его слова.

— Стивен ушёл, и я хочу, чтобы ты сказал мне, где он, — произнесла я настойчиво.

Он поднял бровь, его губы искривились в насмешливой улыбке.

— Ты только посмотри на это! Ты просишь меня о помощи. Ты уже не такая крутая, не так ли? Меня так и подмывает снять это на видео, чтобы я всегда мог показать тебе, какая ты жалкая, — произнёс он с явным презрением.

Я поморщилась, сжимая руки в кулаки.

— Терпение, — повторила я себе. — Просто будь терпеливой… И меня так и подмывает придушить тебя, но на этот раз я готова уступить тебе. Просто скажи мне, где он, — повторила я настойчиво.

Он разразился хриплым смехом. Гнев вспыхнул во мне, слишком быстро достигнув поверхности, и я испугалась, что устрою ещё одну сцену прямо здесь и сейчас.

— Конечно, я скажу тебе, где он, — произнёс он с ухмылкой.

Я прищурилась, глядя на него.

— Я скажу тебе, только тогда, когда ты упадёшь на колени, вылижешь мои ботинки дочиста, — он указал на свои красные кроссовки Найк, — и скажешь мне, как сильно сожалеешь о каждом оскорблении, которое когда-либо срывалось с твоих губ.

Идиот. Ублюдок. Один удар — и он отправится на Марс. Всего лишь один удар.

— Ты можешь сохранить свои фантазии для тех моментов, когда тебе нужно будет заняться самоудовлетворением. Я уверена, что это поможет тебе справиться с проблемами эрекции.

Эта насмешка возымела действие, потому что брюнетка нахмурилась, глядя на него с недоумением. Она, кажется, не могла понять, действительно ли он не способен на эрекцию или это только мои фантазии.

Барби рассмеялся, выражая недоверие:

— Ты можешь спросить любую девушку, с которой я спал, действительно ли у меня проблемы с эрекцией. Что касается моих фантазий, то такая сучка, как ты, никогда бы не появилась в них, так что перестань нести чушь.

Я стиснула зубы. Он посмотрел мне в лицо.

— И даже если бы я знал, где Стивен, я бы никогда тебе не сказал. Так что можешь перестать тратить наше время и убираться отсюда. — Он повернулся к брюнетке и снова прижался губами к ее губам, громко и недвусмысленно отвергая меня. Я дрожала, представляя сотни различных способов, которыми могла бы причинить ему боль и унизить его.

Я была убеждена, что он лжёт о Стивене, но как мне было заставить его говорить правду? Возможно, если бы я использовала ножницы, то смогла бы добиться своего, но я не хотела тратить на это время.

— Надеюсь, ты подхватишь гонорею, — произнесла я с горечью и развернулась, чтобы уйти.

Он даже не потрудился ответить, полностью игнорируя меня, и это только усилило моё раздражение. Я не могла понять, почему это так сильно меня злит.