Шрамы

ГЛАВА 21

Он оторвал взгляд от своих колен и, наконец, заметил меня, стоящую возле машины. Его глаза расширились от ужаса, и я услышала, как он выругался. Затем он открыл дверцу и вышел, отказываясь смотреть на меня. Его лицо было в синяках, поврежденной коже и крови, что заставило моё сердце биться быстрее от страха и наполнило мой разум различными ужасными сценариями. Я быстро оглядела его в поисках других травм.

— Что с тобой случилось? — Спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. На воротнике его белой футболки виднелась кровь, но, похоже, она стекала с его лица.

Он запер машину своим брелоком.

— Ничего. Иди домой, — сказал он, проходя мимо меня, не глядя на меня.

— Эти парни сделали это с тобой, не так ли? — Продолжила я, не в силах сдержаться. Он продолжал идти, не обращая на меня внимания. Я бросилась вперёд и резко остановилась перед ним. — Что ты скажешь Элаю и своему отцу, когда они увидят тебя?

Он с хмурым видом уставился в землю.

— Что на меня напали или я ввязался в драку, когда был пьян. Это всегда срабатывает как заклинание. — Он попытался обойти меня, но я снова преградила ему путь, разозлившись, потому что он избегал смотреть на меня. — Пошевеливайся, сатана. У меня нет на это времени.

— Как насчёт того, чтобы сначала посмотреть на меня? Если ты это сделаешь, тебя не испепелят.

Он поднял взгляд к моим глазам и раздражённо вздохнул.

— Ну вот. Теперь ты довольна?

Я просто смотрела на него в ответ. Это был первый раз почти за неделю, когда мы смотрели друг на друга, и, хотя сейчас было совершенно неподходящее время, я не могла не думать о том, что на самом деле упустила это.

— Почему ты избегаешь меня? — Вопрос сорвался с языка прежде, чем я смогла себя остановить.

Он сжал челюсти и отвел взгляд.

— Ты имеешь в виду, не обращаю внимания на твою надоедливую задницу?

Я уставилась на него.

— Итак, мы вернулись к оскорблениям?

— Мы никогда не останавливались, — произнес он, входя в дом и закрывая за собой дверь. Больше он не сказал ни слова.

Это просто невыносимо…!

Я стояла на месте, сжимая кулаки, разрываемая между беспокойством и гневом. Нет, он не заслуживал моего беспокойства. Не тогда, когда он собирался вести себя как упрямый осел по этому поводу.

— К черту все это, — пробормотала я и поплелась к своей машине. Если ему не нужна моя помощь, то пусть остается в одиночестве, мне все равно.

Я потянулась за ключами в рюкзаке, но тут заметила, что моего телефона нет. Просто замечательно. Я оставила его на столе у Элая перед тем, как мы начали смотреть фильмы.

Я поплелась обратно в дом и, щурясь в темноте, чтобы лучше видеть, схватила свой телефон, положила его в рюкзак и тихо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Через приоткрытую дверь я услышала шум льющейся воды в ванной и, подойдя ближе, заглянула внутрь. Мейсен, опираясь на столешницу, склонился над раковиной, с трудом смывая кровь с лица. Увидев синяки, покрывающие его обнаженный торс, я почувствовала, как перехватывает дыхание. Очевидно, человек или люди, которые сделали это с ним, не были сдержаны в своих действиях.

Я понимала, что должна уйти. Это было не мое дело, и он не хотел, чтобы я находилась здесь.

— К черту всё это. К черту его, — прошептала я и отступила на шаг назад. Я не должна беспокоиться о нем. С ним всё будет в порядке. Он, вероятно, уже в сотый раз сталкивался с подобными ситуациями, и до сих пор ему удавалось выходить из них невредимым. Моё беспокойство было напрасным.

Я почти дошла до входной двери, но мои ноги не хотели нести меня на улицу. Как я могла оставаться спокойной, когда его избили, а он был совсем один и слишком упрям, чтобы принять чью-либо помощь? Я знала, каково это — когда тебе нужна помощь, но ты не позволяешь никому помочь тебе, потому что слишком горда. Я не могла просто уйти.

— Пошел ты, Мейсен Браун, — прошипела я сквозь зубы, направляясь в ванную. — От всего сердца, пошел ты. — Я распахнула дверь и вошла внутрь, обойдя стул Элая. — Давай. Я помогу тебе умыться.

Он отстранился с удивлением на лице.

— Что ты делаешь?

Я закатила глаза и открыла аптечку.

— Я изо всех сил стараюсь не ударить тебя по лицу. Оно и так уже украшено более чем достаточно, так что после нанесения дополнительных ударов тебе, вероятно, потребуется записаться на прием к первоклассному пластическому хирургу. Ну давай же. Ты едва держишься на ногах. Кроме того, я уже играла роль твоей медсестры. На данный момент я собираюсь стать мастером в этом деле.

Схватив аптечку, я направилась в его комнату, не дожидаясь ни его, ни разрешения войти туда. Я бросила свой рюкзак на пол и плюхнулась на его кровать, образы его обнаженного торса преследовали меня. Синяки на его коже были ярким свидетельством агрессии, которая определяла его мир, и фантомные боли пронзили мой собственный живот, когда я представила, каково это было. Я поморщилась, когда внезапное желание защитить его достигло непреодолимых высот.

Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь, и не двигался с места, не сводя с меня глаз.

Моё дыхание участилось. Я слишком хорошо помнила, как была здесь в последний раз.

— Что? У меня на лице вулканический прыщ или что-то в этом роде? Подойди сюда и перестань пялиться. — Я похлопала по месту рядом с собой на кровати, раздражённая тем, как неуверенно я себя чувствовала из-за него.

Он с горечью повторил мои слова, которые я сказала ему из машины:

— Зачем ты тратишь своё время на шлюху и хулигана?

Я вспомнила печаль в его глазах и его слова: «Единственный раз, когда я по-настоящему хочу какую-то девушку, я не могу заполучить её, потому что она не хочет меня».

Я хотела преуменьшить значение этих слов, притвориться, что они имеют другое значение, но они звучали в моём сознании всё громче и громче, их невозможно было игнорировать.

— А зачем ты тратишь свои слова впустую? — Выпалила я в ответ. — Иди сюда, пока меня не стошнило от того, как жутко ты выглядишь со всеми этими травмами.

— Никто не заставлял тебя приходить сюда и смотреть на меня.

— Это правда, но поскольку кто-то слишком упрям, чтобы обратиться к врачу, я не могу уйти с чистой совестью.

— Всё выглядит не так уж плохо, но и не идеально. Я бывал и в худших ситуациях, — прошипел он, присаживаясь на кровать и оставляя между нами достаточное расстояние.

— У меня нет рук, как у осьминога, Барби. Я не могу дотянуться до тебя, когда ты так далеко, — парировала я.

Он слегка улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

— Тогда придвинь свою задницу поближе ко мне, — сказал он.

Я схватила марлевый тампон и замахнулась им на него, но он поймал его прежде, чем тот достиг цели, и вздрогнул от боли, вызванной резким движением.

— Эй! Ты пришла сюда, чтобы помочь мне или как? Мне не нужно, чтобы ты заканчивала то, что они начали, — воскликнул он.

Они. Значит, их было много. У меня болезненно сжалось сердце.

Решив сжалиться над ним, я придвинулась ближе. Мой пульс участился, когда мы оказались так близко друг к другу в его комнате. Интимность момента не ускользнула от моего внимания.

— Это сделали те же самые люди, не так ли? — Я нанесла мазь на ватный тампон и приложила его к одному из порезов.

Он зашипел и крепко зажмурился.

— Да, — прошептал он.

— Из-за этой печально известной гонки?

— Да, — повторил он.

Я перешла к следующему порезу, стараясь не смотреть на его губы, которые так умело целовали.

— И ты всё ещё собираешься участвовать?

Он встретился со мной взглядом.

— Больше, чем когда-либо.

Я вздохнула.

Он следил за каждым моим движением.

— Что это был за вздох?

— Ты хочешь умереть, — пробормотала я.

— Ты говоришь так, будто тебе не всё равно.

— Это потому, что мне не всё равно.

Он приоткрыл рот в безмолвном удивлении, его глаза слегка расширились.

— Из-за Эли, — быстро добавила я. Он закрыл рот. — Я не хочу, чтобы Эли беспокоился за своего брата.

Он посмотрел в сторону, поджав губы, но ничего не сказал. Я выбросила использованную прокладку и нанесла мазь на новую, у меня защемило в груди от его явного недовольства моим ответом.

— Скажи, ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти из банды?

Он встретился со мной взглядом и спокойно изучал меня, пока я не перестала обрабатывать его раны. Я опустила руку.

— Иногда, — тихо произнес он, — я жалею, что у меня нет выбора.

— У тебя нет выбора… из-за Элая?

— Особенно из-за Элая. — Он отвел взгляд.

Я крепко сжала бинт в руке. Я не могла сказать ему, чтобы он перестал так поступать с собой, потому что сама была такой же. Я бы сделала все, что угодно, ради Стивена. Но я не хотела, чтобы Мейсен пострадал.

— Если ты такой хороший водитель, почему бы тебе не попробовать себя в легальных гонках? Таким образом ты бы тоже смог помочь своей семье.

— Эти деньги и близко не сравнятся с тем, что я зарабатываю сейчас. — Он снова встретился со мной взглядом, и у меня по спине пробежала дрожь.

— Что? — Спросила я.

— Твои темные круги видны за милю. Ты плохо спишь?

Я посмотрела на синяки, покрывающие его живот, и подумала о том, как избежать этого вопроса. Ему не нужно было знать о моих проблемах со сном или о воспоминаниях о Стивене, которые мучили меня, стоило мне закрыть глаза. Но вместо того чтобы скрыть это, я выпалила:

— У меня проблемы со сном.

Он не замедлил темп.

— Почему?

— Я вампир, — пошутила я без особого энтузиазма, глядя на свои ободранные костяшки пальцев. Последние несколько дней я слишком сильно колотила по груше, не используя повязки, и теперь моя кожа покраснела и болела.

Он проследил за моим взглядом и взял меня за руку. Я попыталась отдернуть ее, но он не позволил мне, тепло его ладони проникло в мою и распространилось по всему телу.

— Что это? — Он, нахмурившись, посмотрел на меня. — Ты что, дралась?

Я взглянула на наши переплетенные руки, тронутая тем, что ему было не все равно, что спросить. В то же время мне было неловко, когда он смотрел на мои руки, потому что костяшки моих пальцев были в синяках, а ногти, обкусанные до мяса, были покрыты облупившимся черным лаком. Мои руки выглядели как зона боевых действий, далекие от привлекательности.

— Ага, — сказала я, опустив глаза. — Я сражалась с белыми медведями и летучими мышами.

Он сжал мою руку крепче.

— Я серьезно.

— Успокойся, Барби. Я не дерусь.

— Тогда что же это такое?

Я простонала.

— Это от моей боксерской груши, ясно? У меня в комнате есть такая.

— Ты используешь что-нибудь, чтобы защитить свои руки?

— Да, но не всегда.

Его взгляд был пронзительным.

— Почему нет?

— Потому что мне нужна боль. Это лучше, чем боль внутри. — Я перестала дышать, только сейчас осознав, что только что сказала. Его взгляд стал свирепым, и я покраснела.

— Ты скучаешь по нему?

Этот вопрос вызвал дикую боль, которая пронзила меня насквозь. Я отдернула руку и схватила новый марлевый тампон, стараясь не смотреть на него. Мне было достаточно тяжело справляться с болью в одиночку, но терпеть ее под его всезнающим взглядом было настоящей пыткой. Я продолжила дезинфицировать его раны, и моя рука дрожала.

— А ты как думаешь? — Пробормотала я.

Он вздрогнул, когда я слишком сильно надавила на рану, и схватил меня за запястье, удерживая мою руку.

— Я думаю, ты пытаешься справиться с этим, но от этого только хуже. Прямо как в тот день на чердаке.

Я прикусила губу и отвела взгляд. Это напоминание вызвало неизбежный стыд. С того дня наши отношения изменились, и он узнал обо мне больше, чем кто-либо другой. Он был свидетелем того, как я сломалась, и все же он был здесь. Он не убегал. Если бы он был умнее, он бы сбежал, но, думаю, мы оба были достаточно глупы, чтобы остаться там, где были.

Он медленно провел пальцами по моим ушибленным костяшкам, и я прерывисто вздохнула. Это было приятно.

— Причинять себе боль — это не выход.

— Именно так я справляюсь с болью всю свою жизнь, и я прекрасно делаю это, — хрипло ответила я.

— Но это не нормально. Однажды это тебя настигнет. Это уже происходит.

Вспышка гнева охватила меня, и я вырвала свою руку из его.

— Замолчи и перестань читать мне нотации. Это моя жизнь, а не твоя. И кто ты такой, чтобы указывать мне?

Он отшатнулся, как будто я ударила его. Его глаза приобрели ледяной оттенок голубого.

— Ты права. Я никто. Просто мужчина, не имеющий значения, хулиган и бездельник. И это возвращает нас к моему предыдущему вопросу, на который ты так и не ответила: почему ты здесь? Зачем ты тратишь свое время на мои раны? И не говори мне, что это из-за Элая.

— Да, это из-за Элая, — прошипела я, не в силах сдержать свои чувства.

Он поднялся на ноги.

— Это абсурд!

Я тоже вскочила, отбросив марлю.

— Это не абсурд!

— Я бы прекрасно справился с этим и без тебя, и ты это знаешь. Так что, да, это абсурд, — повторил он.

Я отвернулась и подошла к его столу, глядя в ночную тьму за окном.

— Ну ладно, ладно! Возможно, я и беспокоилась о тебе. Совсем немного, так что не стоит переживать из-за этого. И нет, я помогаю тебе не из-за Элая. Но даже не спрашивай меня почему. Я сама не знаю, почему хочу помочь тебе, но…

Он развернул меня к себе и, схватив за затылок, прижался губами к моим губам. Мое сердце забилось чаще, а в животе запорхали бабочки, но инстинктивное желание оттолкнуть его столкнулось с моим собственным и пересилило его.

Я оттолкнула его.

— Нет! Ты весь в крови! — Я с гримасой вытерла рот, хотя он уже смыла всю кровь с лица в ванной.

— Нет, это не так. — Он обхватил мое лицо обеими руками, чтобы снова поцеловать, но я подняла руки и ударила его по локтям, освобождаясь, и отшатнулась, чувствуя, как моя кровь закипает от осознания неправильности происходящего. — Ты не можешь целовать меня.

— Почему, черт возьми, нет? — Проворчал он, тяжело дыша и держась за бок.

— Потому что я не хочу, чтобы ты это делал.

Его глаза вспыхнули от злости.

— Лгунья.

Я прижалась к его столу.

Как он мог выглядеть таким красивым, даже со всеми этими порезами и синяками на лице?

— Ты хочешь этого.

— Это говорит твое уязвленное самолюбие. Ты думаешь, что ты такой неотразимый? Ты думаешь, что каждая девушка мечтает о тебе? Очень жаль, Барби. Пришло время взглянуть правде в глаза.

Что, черт возьми, я говорю? Злость переполняла меня, перевешивая здравый смысл.

— Ты не настолько привлекателен, — продолжила я. — Ты даже не настолько желанный. И я никогда, никогда не буду твоей. Ты это понимаешь? Никогда. Ты ничем не отличаешься от того ублюдка, который уничтожил меня, навязывая мне свои поцелуи.

Он побледнел под своими синяками, боль, не похожая ни на что, что я видела на его лице до этого, глубоко проникла в его черты. Но я не остановилась. Я, черт возьми, не могла остановиться.

— Ты думаешь, я хотела бы чего-то, что мне навязывают? Чего-то, чего я не хочу? Ты мне противен.

В глубине души я осознавала, что была не права. Я злилась на него за то, что он пробудил во мне самые негативные эмоции, а на себя за то, что рядом с ним мне было так тяжело. Я хотела, чтобы он поцеловал меня, но вместо этого выплескивала на него всю свою ложь. Я чувствовала себя обманщицей, а он был словно боксерская груша для моих кулаков.

Он просто смотрел на меня, и его взгляд был таким, словно я разбивала его на мелкие кусочки. Я не могла больше этого выносить. Схватив свой рюкзак, я выбежала из его комнаты и из дома, ненавидя себя за все, что наговорила. В голове пронеслись слова Стивена, напомнив мне, как я была жестока. Он сказал, что я ничему не научилась, и я почувствовала, как что-то сжимается в груди. Я снова это сделала. Я оттолкнула человека, который этого не заслуживал. Он не был тем, кто мог бы причинить мне боль. Больше нет. Я сама была такой. Я была жестка и эмоционально оскорбительна по отношению к другим. Я была неуправляема и легко поддавалась гневу. И это сжигало меня изнутри, пока я не начала задыхаться.

Я ударила кулаком по крыше своей машины.

— Блядь!

Мне нужно было признаться себе в этом. Мейсен начал мне нравиться, но теперь я причиняла ему боль, потому что не могла справиться со своими чувствами. Потому что я не могла ему доверять. Я не хотела ему доверять.

Но мне показалось, что это неправильно. Мне показалось, что это совсем неправильно.

Я не хочу оставлять его в таком состоянии.

— Будь все проклято! — Воскликнула я, резко развернувшись и поспешив обратно в дом. — Черт возьми тебя Мейсен!

Я вошла в его комнату и с удивлением обнаружила, что он стоит на том же месте, где был, когда я уходила. Он обернулся и, нахмурившись, спросил:

— Что ты…

— Замолчи! — Воскликнула я в отчаянии, уронив свой рюкзак и схватив его за лицо. — Это ничего не значит.

Я прижалась губами к его губам и, ощутив дрожь земли, прильнула к нему, потеряв контроль над своими чувствами.

— Это неправильно. Это плохая идея. Так неправильно, — отчаянно шептал мне разум, но в тот момент, когда он ответил на мой поцелуй, глубоко погрузив свой язык в мой рот, желание, сильнее любого страха или отвращения, вспыхнуло во мне. Я прижалась к нему всем телом, словно изголодавшись по его прикосновениям, надеясь, что он поймет, как сильно я сожалею.

— Ты сводишь меня с ума, — сказал он, схватив меня за волосы и крепко поцеловав.

— Взаимно, — произнесла я, прерывая поцелуй и вжимая пальцы в его плечи. Он повернул мою голову и, слегка приоткрыв губы, начал оставлять дорожку из поцелуев на моем подбородке и шее, вызывая у меня дрожь.

— Иногда… нет, очень часто мне хочется просто придушить тебя, — сказал он, проводя губами по моей шее, и я не смогла сдержать стон.

— Я тоже постоянно хочу придушить тебя, — выдохнула я, сжимая его плечо в кулак. — Я ненавижу тебя.

Он улыбнулся мне в губы, прижимая меня к своей кровати.

— Я тоже тебя ненавижу.

— Я так сильно тебя ненавижу, — повторила я, и мы вместе упали на его кровать. Он накрыл меня своим телом, поморщившись от боли при движении, но не издал ни звука, поддерживая большую часть своего веса одной рукой и ногой, чтобы не придавить меня.

— Я ненавижу тебя еще больше, — сказал он, снова завладев моими губами, посылая мощный поток удовольствия прямо в мое сердце. Его поцелуй начался страстно, но затем стал мягким и медленным, стирая все мои беспорядочные мысли одну за другой. Мое сердце трепетало от желания.

Его язык искусно ласкал мой, унося меня в мир, где я хотела остаться навсегда. Я прильнула к нему, безмолвно умоляя о большем. Словно прочитав мои мысли, он нежно провел рукой по моей талии и скользнул под футболку. От его обжигающего прикосновения я выгнула спину и застонала, крепко вцепившись в его волосы.

Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Никогда раньше я не ощущала такой сильной привязанности к кому-то. Это было невероятно захватывающе, и я словно падала, падала… Все глубже.

— Если бы ты только могла увидеть себя сейчас, — произнес он хрипло.

Он снова поцеловал меня в губы и положил руку на грудь, обхватив ее поверх лифчика. Воспоминание почти мгновенно пронзило меня:

— Ты возбуждаешь меня, сладенькая, — простонал он мне на ухо. Его рука слишком сильно сжимала мою грудь через рубашку. — Это будет так здорово.

Нет. Мое тело похолодело. Нет.

Я прервала наш поцелуй и, обхватив его запястье, оттолкнула его руку от своей груди.

— Не надо.

Он нахмурился с беспокойством.

— Что случилось?

Я старалась не задохнуться, на этот раз мне было слишком жарко по совсем другой причине.

— Я не хочу этого. Так что подвинься, — прошептала я дрожащим голосом, который выдавал мой страх.

— Я не буду настаивать, если ты боишься. Я не такой, как тот человек. Тебе не нужно меня бояться.

Его тело над моим стало слишком тяжёлым.

— Тогда отодвинься от меня, — прошептала еще тише я.

Нахмурившись ещё сильнее, он отстранился и дал мне пространство, в котором я нуждалась. Я судорожно глотнула воздух, стараясь отодвинуться как можно дальше, стараясь преодолеть страх.

— Что случилось? Я сделал что-то не так?

— Нет, просто… Я не могу, — выдавила я, избегая его взгляда. — Это слишком для меня.

— Из-за того, что он с тобой сделал? — Это был вопрос, но прозвучал скорее как утверждение.

Я с трудом сглотнула. Первым моим желанием было резко ответить ему и сказать, что это не его дело. Однако что-то в его искреннем выражении лица не позволило мне этого сделать.

— Да. Нет. Я не знаю. И ещё тот факт, что для тебя я всего лишь одна из многих. Я не хочу быть одной из многих.

Моя грудь сжалась от стыда. Я слишком много рассказала и балансировала на грани уязвимости, особенно глядя на его лицо, которое сейчас вызывало у меня непреодолимое желание сбежать отсюда. Он выглядел так, будто не знал, что ответить на это, что само по себе было достаточным ответом.

Я мысленно ругала себя за то, что позволила себе потерять контроль. Я знала, что целовать его было плохой идеей. Но я должна была пойти дальше и поцеловать его. Надо же было быть такой дурой. Это всё из-за меня.

Он бабник. Он разбивает сердца. Он не сможет залечить мои раны. Я должна уйти прямо сейчас. Пока это смущение не стало больше, чем вселенная.

Прежде чем он успел что-либо сказать, я схватила свой рюкзак и произнесла:

— Это была ошибка, и, уверяю тебя, больше такого не повторится. Теперь мы можем забыть об этом и вернуться к тому, с чего начали — к взаимной ненависти.

Я вышла из его комнаты, но не раньше, чем услышала его слова, которые глубоко врезались мне в память:

— Желаю тебе удачи в этом.

Мама ждала меня дома, и у меня уже была заготовлена отговорка, чтобы объяснить, почему я возвращаюсь так поздно.

— Это не то, что ты думаешь, — начала я, но потом увидела бумаги на кофейном столике перед ней и бокал вина. Она не выглядела пьяной, но это не означало, что она не была близка к этому состоянию. — Почему у тебя такой вид, будто эти бумаги — контракт, который ты подписала перед тем, как продать душу дьяволу?

Она устало вздохнула и потерла место между бровями.

— Все не так драматично.

— Тогда что происходит?

— Дело сделано. Мы с твоим отцом официально в разводе.

Внутри у меня все перевернулось. Я плюхнулась на диван напротив нее.

— И что, это все? Все кончено? — Спросила я, словно она могла ответить иначе и сказать, что все это было розыгрышем и сейчас все закончится.

— Дело сделано, Мели.

Я кивнула, внезапно почувствовав себя слишком опустошенной. Итак, дело было сделано. Все кончено. Конец.

Я взяла верхний лист и а буквы в углу: «Штат Коннектикут. Верховный суд…». А затем на другой стороне — «Расторжение брака». Я судорожно вздохнула, отказываясь продолжать чтение. Это казалось таким окончательным. Таким… непоправимым.

Я сказала ей, что постараюсь смириться с их разводом, но… но это было чертовски трудно. Это стало последним гвоздём в крышку гроба семьи, которой мы когда-то были. Теперь всё было кончено. Казалось, мы начинали всё сначала, и это не было ни новым, ни приятным началом.

Мои глаза наполнились слезами, и я вскочила на ноги, направляясь к балконным дверям.

— Полагаю, тебя можно поздравить, не так ли? — Спросила я, но вместо того, чтобы казаться весёлой, как я хотела, мой голос звучал потрясённо. Я сделала глубокий вдох, чтобы не расплакаться.

Я обратила внимание на безупречно ухоженную лужайку, которая простиралась вокруг дома. В свете садовых фонарей она выглядела идеально, ни один её уголок не был нарушен. Эта картина была словно создана для обложек самых популярных журналов о доме и образе жизни.

Как бы мне хотелось, чтобы моя жизнь была такой же простой и организованной, как этот газон!

— Мели, прости меня.

Она остановилась позади меня и положила руки мне на плечи, словно желая успокоить, но я не почувствовала этого. Я ощущала лишь одиночество. День становился всё хуже и хуже. Сначала Мейсен, теперь это.

— Я сегодня разговаривала с Робертом.

Я всхлипнула.

— Неужели? Вы сидели вместе и выпивали по случаю праздника? Вы обсуждали, как проведете отпуск со своими новыми партнёрами? Вы…

— Мели, — сказала она тихо, и я остановилась. — Мы говорили о том, как наш развод мог повлиять на вас со Стивеном. — Ее голос слегка дрогнул, когда она упомянула имя Стивена, а пальцы крепче сжали мои плечи.

— Ну, это очевидно. Это оказало на нас самое удивительное влияние, — ответила я.

Она вздохнула и придвинулась ближе ко мне, пристально глядя мне в глаза, прежде чем они наполнились слезами. Она отвела взгляд.

— Я спросила его, не считает ли он, что развод усугубил зависимость Стивена.

— Ему это точно не помогло, — фыркнула я.

Она побледнела.

— Может быть, это и правда, но альтернатива тоже не была бы лучше для него.

— Что ты имеешь в виду? — Спросила я.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Мы с Робертом одинаково относимся к этому. Было время, когда мы пытались остаться вместе ради тебя и Стивена. Мы так долго пытались, но наши постоянные ссоры только ухудшали ситуацию. Вы со Стивеном были свидетелями этого каждый день, и вам было нелегко. Это разрушало нашу семью.

Я глубоко вздохнула и перевела взгляд на лужайку. Эти воспоминания были слишком живы в моей памяти. Я вспоминала, как мечтала вернуться домой и увидеть, как они улыбаются друг другу. Мне бы хотелось, чтобы их ссоры не были постоянным звуковым сопровождением нашей семьи. Я бы хотела, чтобы их семейная терапия сработала. Я мечтала, чтобы однажды они проснулись и поняли, какими глупыми были, а затем снова влюбились друг в друга.

Я закатила глаза, удивляясь самой себе. Жизнь не была сказкой. Это была суровая реальность.

— Как бы тяжело мне ни было это признавать, я знаю, что ты не можешь навязать свои чувства. Я всегда надеялась, что ты передумаешь и мы снова сможем нормально общаться, но я пыталась преодолеть стену. Теперь я понимаю, что ты не в силах была изменить ситуацию.

Точно так же, как я не могла заставить Сару увидеть Матео в ином свете. Точно так же, как я не могла продолжать ненавидеть Мейсена.

— Верно, что развод сыграл свою роль в развитии зависимости Стивена, — продолжила я. — Однако, как я уже упоминала, ситуация была гораздо сложнее. Никто не прилагал достаточно усилий, чтобы помочь ему. В большинстве случаев мы просто позволяли ему быть самим собой. Возможно, если бы мы выбрали другой подход, он бы осознал, что нуждается в поддержке. Возможно, он бы сам захотел, чтобы ему помогли. Возможно. Возможно. Возможно

Я устало потерла лицо и посмотрела на нее.

— И что теперь? У тебя есть какие-нибудь планы? Может быть, найти молодого человека на двадцать лет моложе и поехать с ним на Багамы?

Она вытерла слезы, и ее губы изогнулись в легкой улыбке.

— Если бы только это было решением всех проблем. — Ее улыбка угасла. — Если бы только это могло вернуть моего сына.

Ее печальный шепот глубоко проник в мое сердце. Она встретилась со мной взглядом и взяла за руку.

— Теперь, я думаю, нам нужно постараться двигаться дальше, насколько это в наших силах. У нас все получится. Я обещаю, — сказала она.

Я взглянула на звездное небо. Это было трудно принять, но я должна была, ради нас обоих… Ничто не могло вернуть Стивена. Ни слезы, ни желания, ни любовь — он был мертв.

Вместо этого нам предстояло собрать осколки и двигаться дальше. Я искренне надеялась, что смогу это сделать.

Даже несмотря на то, что мне казалось, что я никогда не смогу.