Сказка

Глава двенадцатая

не помню, что почувствовал в тот момент. Однако помню, что подумал: «Румпельштильцхен целится мне в затылок из пистолета».

— Что там внизу?

— Что?

— Ты меня слышал. Ты пробыл там долго, я уж подумал, что ты помер. Что там внизу?

Я подумал: «Он не должен этого знать. Никто не должен».

— Насосное оборудование. — Это было первое, что пришло мне в голову.

— Насосное оборудование? Насосное оборудование? Так вот что, ха-ха?

— Да. Иначе весь двор затопило бы во время дождя. А так вода стекает по улице. — Мозги включились в работу. — Оно старое. Я смотрел, не нужно ли вызвать кого-нибудь из города для проверки. Ну, там, из Отдела водоснабже…

— Брехня. Ха-ха. Что на самом деле внизу? Там есть золото?

— Нет. Просто оборудование.

— Не надо хитрить, парень, это неразумно. Совсем. Ты спустился туда со здоровенной пушкой, ха-ха, чтобы проверить насос?

— Крысы, — ответил я. У меня пересохло во рту. — Я думал, там могут быть крысы.

— Брехня, абсолютная чушь. Что это там лежит? Тоже насосное оборудование? Не двигайся, просто посмотри направо.

Я посмотрел и увидел разлагающееся тело гигантского таракана, которого подстрелил мистер Боудич. От него почти ничего не осталось.

Ложь, которую мне до сих пор удавалось ему скармливать, дала осечку, поэтому я сказал, что не знаю, но человеку, которого я называл Румпельштильцхеном, казалось, было наплевать.

— Не важно. Прямо сейчас мы проверим сейф старика. А насосное оборудование проверим позже. Идём в дом, парень. И если по дороге тебе захочется кричать, я разнесу тебе голову. Но сперва, напарник, я хочу, чтобы ты отстегнул стрелялку, ха-ха, и бросил её.

Я начал наклоняться, собираясь распутать завязки. Пистолет снова упёрся мне в голову, сильно.

— Я разрешал тебе наклоняться? Нет. Просто расстегни ремень.

Я расстегнул. Кобура опрокинулась и ударилась о моё колено, револьвер выпал на пол сарая.

— Теперь можешь застегнуть обратно. Хороший ремень, ха-ха.

(С этой минуты я перестану писать «ха-ха», потому что он произносил это без остановки, как своего рода слово-паразит. Добавлю, что это было очень по-румпельштильцхен-ски. В общем — жутковато.)

— Теперь повернись.

Я повернулся, и он повернулся вместе со мной. Мы были как фигуры из музыкальной шкатулки.

— Медленно, парниша. Медленно.

Я вышел из сарая. Он вышел следом за мной. В другом мире было пасмурно, но здесь светило солнце. Я видел наши тени, его была с вытянутой рукой, сжимавшей пистолет. Мой мозг сумел переключиться с первой передачи на вторую, но до третьей ему было далеко. Меня будто приложили пыльным мешком, основательно так приложили.

Мы поднялись на заднее крыльцо. Я отпёр дверь, и мы прошли в кухню. Помню, как подумал о всём том времени, которое провёл здесь, не подозревая, что мой последний раз наступит так скоро. Потому что этот тип собирался убить меня.

Только этому не бывать. Я не мог ему позволить. Я подумал о том, что люди найдут колодец миров, а я не мог этого допустить. Представил городскую полицию, спецназ из полиции штата, военных, наводнивших маленький участок обувщицы, срывающих её бельевые верёвки, так что обувь летит на землю, пугающих её, — я не мог этого допустить. Представил парней, врывающихся в заброшенный город и пробуждающих то, что там спало, — я просто не мог этого допустить. Вот только я не знал, как его остановить. Я оказался в дураках.

Ха-ха.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж — я впереди, а Румпель-сраный-штильцхен позади меня. На полпути вверх я подумал было сделать выпад назад и сбить его с ног, но не стал пытаться. Это могло сработать, но у меня были все шансы умереть, если бы не сработало. Будь здесь Радар, она, несмотря на возраст, попыталась бы напасть на Румпеля, и, вероятно, сразу бы получила пулю.

— В спальню, парниша. В ту, где сейф.

Я прошёл в спальню мистера Боудича.

— Это вы убили мистера Хайнриха, не так ли?

— Что? Не слышал ничего глупее. Они поймали того типа.

Я не стал возражать. Я знал, что это он, и он знал, что я знаю. И я знал ещё кое-что. Первое: если я совру, что не знаю кода от сейфа и буду на этом настаивать, он убьёт меня. Второе — ничуть не лучше первого.

— Открывай шкаф, парень.

Я открыл шкаф. Пустая кобура хлопнула по моему бедру. Никудышным я оказался стрелком.

— Теперь открывай сейф.

— Если я сделаю это, вы меня убьёте.

Наступила минута молчания, пока он переваривал эту самоочевидную истину. Затем сказал: «Нет, не стану. Я просто свяжу тебя, ха-ха».

«Ха-ха» тут к месту, иначе как бы он закончил фразу? Миссис Ричлэнд сказала, что он невысокий, её роста, что составляло около пяти футов и четырёх дюймов. Я был на фут выше, и благодаря работе по дому и езде на велосипеде, находился в хорошей форме. Связать меня без сообщника, который держал бы меня на мушке, было невозможно.

— Свяжете? Правда? — Я заставил свой голос дрогнуть, что, поверьте, не было проблемой.

— Да! Теперь открывай сейф!

— Вы обещаете?

— Конечно-у, дружище. Теперь открывай, или я выстрелю тебе в колено, и ты никогда больше не сможешь танцевать танго, ха-ха.

— Хорошо. Но только, если вы точно и без обмана пообещаете не убивать меня.

— Ответ уже прозвучал, как говорят в суде. Открывай сейф!

Наряду со всем остальным, ради чего я должен был выжить, я не мог допустить, чтобы этот певучий голос стал последним, что я услышу в жизни. Просто не мог.

— Хорошо.

Встав на колени перед сейфом, я подумал: «Он собирается убить меня» и «Я не могу позволить ему убить меня», и «Я не допущу, чтобы он убил меня».

Из-за Радар.

Из-за обувщицы.

И из-за мистера Боудича, который передал мне бремя, потому что больше просто было некому.

Я успокоился.

— Там довольно много золота, — сказал я. — Не знаю, где он взял его, но это что-то с чем-то. Он годами оплачивал им свои счета.

— Хватит болтать, открывай сейф! — Затем, будто не смог удержаться: — Сколько?

— Мужик, я не знаю. Может быть, на миллион долларов. Оно в ведре, такое тяжёлое, что я даже не могу его поднять.

Я понятия не имел, как поменяться ролями с этим мелким ублюдком. Если бы мы оказались лицом к лицу. Но не с дулом пистолета менее, чем в дюйме от моего затылка. Как только я достиг университетского уровня в спорте, которым занимался, я научился отключать мозги во время игры, позволяя действовать телу. И теперь я должен был сделать то же самое. Других вариантов не оставалось. Иногда в футбольных матчах мы отставали, особенно на выезде, и сотни болельщиков насмехались над нами. Тогда я фокусировался на квотербеке соперников и твердил себе, что он мерзкий сукин сын, и я собираюсь не просто повалить его, а растоптать ко всем херам. Это не всегда срабатывало, если только соперник не был выпендрёжником, который после своего «спектакля» показывал тебе свою злорадную рожу, но это сработало бы с этим человеком. У него был злорадный голос, и ненависти к нему у меня было хоть отбавляй.

— Хватит тянуть время, парень-парень-паренёк. Открывай сейф или никогда больше не сможешь ходить прямо.

Или не смогу ходить вообще.

Я повернул циферблат в одну сторону… затем в другую… затем обратно. Три цифры готовы, осталась одна. Я рискнул глянуть через плечо и увидел узкое лицо — почти, как у хорька — под ретро кепкой «Уайт Сокс» с высокой тульей и красным кругом, в котором должна была быть буква «О». «Можно мне хотя бы немного?»

Он хихикнул. Противно. «Открывай давай! Хватить смотреть на меня — открывай!»

Я повернул циферблат на последнюю цифру. Повернул ручку. Я не видел, но знал, что он смотрит через моё плечо, чувствовал его запах кислого пота, который почти въедается в кожу, если долго не принимать ванну.

Сейф распахнулся. Я не колебался, потому что тот, кто колеблется, гибнет. Я схватил ведро за край и опрокинул между своих раздвинутых колен. Золотые гранулы хлынули наружу и рассыпались по полу во всех направлениях. В тот же момент я нырнул в шкаф. Он выстрелил, звук был ненамного громче небольшой петарды. Я почувствовал, как пуля прошла между моим плечом и ухом. Подол одного из старомодных пиджаков мистера Боудича дёрнулся, когда пуля прошила его.

У мистера Боудича была гора обуви; Дора бы позавидовала. Я схватил ботинок, перевернулся на бок и метнул. Он пригнулся. Я метнул другой. Он снова пригнулся, но ботинок ударил его в грудь. Он попятился, наступив на катящиеся золотые гранулы, и пол ушёл у него из-под ног. Он жёстко приложился, раскинув ноги в стороны, но удержал пистолет в руке, который был гораздо меньше револьвера 45-го калибра мистера Боудича, что, пожалуй, объясняло негромкий звук выстрела.

Я не пытался встать на ноги, просто присел на корточки и оттолкнулся от пола. Пролетел над катящимися гранулами, как Супермен, и приземлился на него. Я был крупным, он был мелким. Из него со свистом вышел воздух. Глаза выпучились. Его губы покраснели и блестели от слюны.

— Слезь… с… меня! — сдавленно прошептал Румпель.

Ну, конечно. Я хватанул руку, сжимающую пистолет, промахнулся, хватанул снова, прежде чем он смог поднести её к моему лицу. Пистолет снова выстрелил. Я не знал, куда попала пуля, и мне было наплевать, потому что она попала не в меня. Его запястье стало скользким от пота, поэтому я сжал его изо всех сил и вывернул. Послышался хруст. Он издал пронзительный крик. Пистолет выпал из его руки, ударившись о пол. Я схватил оружие и нацелил на него.

Он снова пронзительно крикнул и прикрыл лицо здоровой рукой, будто это могло остановить пулю. Вторую просто уронил; запястье уже начало распухать.

— Нет, нет! Пожалуйста, не стреляй! Прошу!

И никакого блядского «ха-ха».

Полагаю, к этому моменту у вас могло сложиться хорошее впечатление о юном Чарли Риде — этаком герое из приключенческих подростковых романов. Я был рядом со своим отцом, когда он пил, убирал его рвоту, молился о его излечении (на коленях!), и получил то, о чём молил. Я спас пожилого человека, который упал с лестницы, пытаясь вычистить водостоки. Навещал его в больнице и ухаживал за ним, когда он вернулся домой. Полюбил преданную собаку старика, и преданная собака полюбила меня. Я нацепил пистолет 45-калибра и храбро прошёл по тёмному коридору (не говоря о его гигантской живности) и вышел в другом мире, где подружился с пожилой дамой с обезображенным лицом, которая собирала обувь. Я тот парень, который одолел убийцу мистера Хайнриха, ловко рассыпав золотые гранулы по всему полу так, что он не устоял на ногах и рухнул. Господи, я даже занимался двумя разными видами спорта! Крепкий и высокий, без прыщей! Образцовый, правда?

Но также я был ребёнком, который подкладывал петарды в почтовые ящики, взрывая важную для кого-то почту. Я был ребёнком, размазавшим собачье дерьмо по ветровому стеклу машины мистера Дауди, и налившим клея в замок зажигания старого фургона «Форд» мистера Кендрика, когда мы с Берти обнаружили его незапертым. Я опрокидывал надгробия. Воровал в магазине. Во всех этих начинаниях меня поддерживал Берти Бёрд, и это он сообщил о заложенной бомбе, в чём я не стал ему мешать. Были и другие вещи, о которых я не собираюсь вам рассказывать, потому что мне слишком стыдно. Скажу лишь, что мы так сильно напугали нескольких маленьких детей, что они разрыдались и описались.

Не очень хорошо, да?

И я был зол на этого коротышку в грязных вельветовых штанах и теплой куртке «Найк», и на его слипшиеся сальные волосы, спадающие на узкое, как у хорька, лицо. Я был зол (конечно), потому что он собирался убить меня, получив золото, — он уже убивал раньше, так почему бы нет? Я был зол, потому что, если бы он убил меня, копы — вероятно, во главе с детективом Глисоном и его бесстрашными помощниками, офицерами Уитмарком и Купером, — в ходе расследования вошли бы в сарай и нашли то, по сравнению с чем убийство Чарльза Рида выглядело бы пустяком. Но больше всего я был зол — вы можете не верить, но клянусь, это правда — потому что вторжение коротышки всё сильно усложнило. Стоило ли мне заявить на него в полицию? Это приведёт к обнаружению золота и вызовет миллиард вопросов. Даже если я соберу все гранулы до одной и уберу обратно в сейф, мистер Ха-ха всё им расскажет. Может быть, чтобы добиться расположения окружного прокурора, а, может быть, просто назло.

Решение моей проблемы было очевидным. Мёртвый — он не сможет никому ничего рассказать. При условии, что слух миссис Ричлэнд не такой же острый, как зрение (те два выстрела были не слишком громкими) и полиция уже не в пути. У меня даже было место, куда спрятать тело.

Не так ли?

Хотя он всё ещё держал руку перед лицом, я мог видеть его глаза сквозь растопыренные пальцы. Голубые, с красными прожилками, и начинающие изливаться слезами. Он знал, о чём я думаю, он мог видеть это на моём лице.

— Нет. Прошу. Отпусти меня. Или вызови полицию, если хочешь. Только не у-у-убивай меня!

— Разве ты сам не собирался убить меня?

— Нет! Клянусь Богом и могилой моей матери, клянусь я не хотел!

— Как тебя зовут?

— Дерек! Дерек Шепард!

Я ударил его пистолетом по лицу. Не скажу, что не хотел так поступать, или не представлял себе последствия, ведь это было бы ложью. Всё я представлял, и мне было приятно. Из его носа хлынула кровь, и струйка потекла из уголка рта.

— Ты думаешь я не смотрел «Анатомию страсти», козёл? Как тебя зовут?

— Джастин Таунс.

Я снова ударил его. Он попытался отстраниться, но это не помогло. Я, может, не самый быстрый бегун, но с рефлексами у меня полный порядок. Я был уверен, что сломал ему нос. Он вскрикнул… но почти беззвучно.

— Наверное думаешь, что я не знаю Джастина Таунса Эрли. У меня даже есть один его альбом. Даю тебе ещё один шанс, гандон. Затем всажу пулю в твою башку.

— Полли, — сказал он. Его нос распух — вся правая сторона лица распухла — и голос звучал, как у простуженного. — Крис Полли.

— Давай сюда свой бумажник.

— У меня нет…

Он увидел, как я подался назад и снова загородил лицо здоровой рукой. У меня были планы на эту руку, которые, скорее всего, ещё сильнее понизят меня в ваших глазах, но вы учтите, я был в затруднительном положении. А ещё я снова подумал о Румпельштильцхене. Может быть, этот ублюдок упрётся ногой в землю и разорвёт себя надвое, а, может быть, я бы заставил его убежать. Как Пряничного человечка, ха-ха.

— Ладно, ладно!

Он встал и полез в задний карман своих брюк, которые были не просто засаленными, а измазаны в грязи. У тёплой куртки был надорван рукав и изношены манжеты. Где бы ни жил этот человек, вряд ли он обитал в «Хилтоне». Бумажник был помят и потрёпан. Я широко раскрыл его и увидел единственную десятку и водительские права на имя Кристофера Полли. На фотографии он был моложе и с неповреждённым, понятное дело, лицом. Я закрыл бумажник и сунул в свой задний карман к своему.

— Похоже, твои права истекли в 2008 году. Тебе нужно сделать новые. Конечно, если ты проживёшь так долго.

— Я не могу… — Его рот резко закрылся.

— Ты не можешь сделать новые? Лишился прав? ВНВ?[26] Тюрьма? Ты был в тюрьме? Вот, почему тебе понадобилось столько времени, чтобы ограбить и убить мистера Хайнриха? Потому что ты был в Стэйтвилле?

— Не там.

— Где?

Он молчал, и я решил, что мне всё равно. Как сказал бы мистер Боудич: какая, на хрен, разница.

— Как ты узнал о золоте?

— Я видел кое-что в магазине фрица. До того, как внёс свой вклад на благо округа. — Я мог бы спросить, как он узнал, чьё это золото, и как он подставил бедняку Дуайера, но был почти уверен, что знаю ответы на оба этих вопроса. — Отпусти меня, я никогда больше не побеспокою тебя.

— Конечно, нет. Потому что ты будешь в тюрьме, и отнюдь не в местной. Я вызову копов, Полли. Тебя упрячут за убийство, так что давай послушаем, что ты расскажешь по этому поводу, ха-ха.

— Я расскажу! Расскажу о твоём золоте! Ты его не получишь!

Вообще-то, получу — согласно завещанию, оно было моё, но он этого не знал.

— Это верно, — сказал я. — Спасибо за напоминание. Похоже, придётся кинуть тебя к насосному оборудованию. Хорошо, что ты мелкое говно. Мне не придётся надрывать спину.

Я направил на него пистолет. Я мог бы сказать, что блефовал, но не уверен в этом. Ко всему прочему я ненавидел Полли за погром в доме мистера Боудича, за осквернение. И, как я уже говорил, его смерть всё бы упростила.

Он не вскрикнул — кажется, ему не хватало воздуха — но замычал. Промежность его штанов потемнела. Я опустил пистолет… чуть-чуть.

— Допустим, я скажу вам, что вы можете жить, мистер Полли. И не просто жить, а, как говорится, идти на все четыре стороны. Вас бы это заинтересовало?

— Да! Да! Позволь мне уйти, и я никогда больше не побеспокою тебя!

«Говорит, как настоящий Румпельштильцхен», — подумал я.

— Как ты добрался сюда? Пешком? Приехал на автобусе? — Учитывая единственную десятку в его бумажнике, я сомневался, что он взял «Юбер». Полли мог обчистить заднюю комнату мистера Хайнриха — на это указывали подброшенные Дуайеру вещи, — но если так, то он ничего не перевёл в наличные. Может быть, не знал, как. Он мог быть хитрым, но это не то же самое, что быть умным.

— Я шёл через лес. — Он указал здоровой рукой в сторону лесополосы позади участка мистера Боудича — всё, что осталось от лесов Сентрис-Вудс, которые покрывали эту часть города сто лет назад.

Я заново оценил его грязные штаны и порванную куртку. Миссис Ричлэнд не говорила, что его штаны были в грязи, а она бы сказала — у неё был острый глаз, — но она видела его много дней назад. Я догадался, что он не шёл через лес, а жил там. Где-то недалеко от забора в задней части двора мистера Боудича, скорее всего, находился кусок брезента, который служил укрытием для немногочисленных пожитков этого человека и его самого. Любая добыча из магазина мистера Хайнриха наверняка зарыта поблизости, как это делают пираты в сказках. Только пираты прятали свои дублоны и пиастры в сундуках. А добыча Полли, скорее всего, лежала в сумке с наклейкой «СЛУЖБА ПОДПИСКИ АМЕРИКИ».

Если я был прав, его лагерь находился достаточно близко, чтобы следить за неким Чарльзом Ридом. Он знал, кто я, от Хайнриха. Он мог видеть меня по дороге в Стэнтонвилл. И после того, как обыск в доме не выявил ничего интересного, кроме сейфа, он просто решил подождать, полагая, что я приду за золотом. Потому что он бы поступил именно так.

— Подымайся. Мы идём вниз. Смотри под ноги, чтобы снова не поскользнуться на золотых пульках.

— Можно мне немного? Всего несколько? Я на мели, чел!

— И что ты будешь с ними делать? Оплатишь обед в «Макдональдс»?

— Я знаю человека в Чи. Он не даст мне столько, сколько они стоят, но…

— Можешь взять три.

— Пять? — Он попытался улыбнуться так, будто не собирался прикончить меня сразу же после открытия сейфа.

— Четыре.

Он нагнулся и быстро подобрал их здоровой рукой, собираясь сунуть в карман брюк.

— Это пять. Брось одну.

Он бросил на меня прищуренный гневный взгляд — взгляд Румпельштильцхена — и бросил одну. Она покатилась.

— Ты злой человек.

— Сказал Святой Кристофер из Лесов. Мне так стыдно.

Он приподнял губу, обнажив жёлтые зубы.

— Иди на хуй.

Я поднял пистолет, который вроде как был автоматическим 22-го калибра.

— Не стоит посылать на хуй того, у кого в руках оружие. Это неразумно, ха-ха. Теперь иди вниз.

Он вышел из комнаты, прижимая сломанное запястье к груди и сжимая золотые гранулы в здоровой руке. Я последовал за ним. Мы прошли через гостиную в кухню. Он остановился у двери.

— Иди. Через задний двор.

Он повернулся и посмотрел на меня, широко раскрыв глаза и с дрожью в губах.

— Ты собираешься убить меня и бросить в ту дыру!

— Я бы не дал золото, если бы собирался тебя убить, — сказал я.

— Ты заберёшь его обратно! — Он снова начал реветь. — Ты заберёшь его и бросишь меня в д-д-дыру!

Я помотал головой.

— Там забор, а у тебя сломано запястье. Ты не перелезешь без помощи.

— Я смогу! Мне не нужна твоя помощь!

— Шагай, — сказал я.

Полли пошёл, рыдая, уверенный, что сейчас ему выстрелят в голову. Повторюсь: потому что он бы поступил именно так. Он перестал рыдать только тогда, когда мы прошли мимо открытой двери сарая, и он понял, что всё ещё жив. Мы подошли к штакетнику, около пяти футов в высоту — достаточно высоко, чтобы удержать Радар, когда она была моложе.

— Я больше не хочу тебя видеть.

— Не увидишь.

— Никогда.

— Не увидишь, я обещаю.

— Тогда пожми руку. — Я протянул ему ладонь.

Полли пожал её. Хитрый, но не шибко умный. Как я и сказал. Я вывернул его запястье и услышал хруст кости. Он вскрикнул и упал на колени, прижимая обе руки к груди. Я сунул пистолет сзади за пояс, как злодей в кино, нагнулся, схватил его и поставил на ноги. Это было легко. Он весил не больше ста сорока фунтов, и в тот момент я был накачен адреналином, который чуть ли не бил из ушей. Я перекинул его через штакетник. Он приземлился спиной на кучу сухих листьев и сломанных веток, издавая негромкие крики боли. Его руки бесполезно болтались. Я перегнулся через забор, как прачка в сказке, желающая услышать последние сплетни в деревне.

— Вперёд, Полли. Беги и никогда не возвращайся.

— Ты сломал мне руки! Ты, сука, сломал мои …

— Тебе повезло, что не убил! — крикнул я на него. — Я хотел, и почти сделал это, и если когда-нибудь увижу тебя, завершу дело! Теперь вали! Пока у тебя есть шанс!

Он бросил на меня ещё один взгляд: широко открытые голубые глаза, опухшее лицо, измазанное соплями и слезами. Затем он повернулся и наткнулся на чахлое деревце — всё, что осталось от Сентрис-Вудс — прижимая сломанные руки к груди. Я смотрел как он уходит без малейшего сожаления о содеянном.

Не очень хорошо.

Вернётся ли он? Нет, не с двумя сломанными запястьями. Расскажет ли он кому-нибудь ещё, другу или сообщнику? Я не думал, что у Полли были друзья или сообщники. Пойдёт ли он к копам? Учитывая, что я знал о Хайнрихе, эта мысль была абсурдной. Даже если не думать обо всём этом, я просто не мог заставить себя совершить хладнокровное убийство.

Я вернулся внутрь и собрал золотые гранулы. Они раскатились повсюду, и на это у меня ушло больше времени, чем на всё противостояние с Полли. Я положил их в сейф вместе с ремнём и пустой кобурой, затем ушёл. Чтобы скрыть пистолет, я выпустил рубашку наружу, но всё равно был рад, что миссис Ричлэнд не стояла в конце своей подъездной дорожки, прикрывая рукой глаза.

Я медленно спустился с холма, потому что у меня дрожали ноги. Что говорить — мой разум дрожал. Я поднимался по ступенькам своего крыльца, когда понял, что проголодался. Был голоден, как волк.

Радар встретила меня, но не так бодро, как я ожидал; просто радостно повиляла хвостом, пару раз подпрыгнула, и потёрлась головой о моё бедро, прежде чем отправиться обратно на свой коврик. Я ожидал бурного приветствия, потому что казалось, будто я долго отсутствовал. На самом деле прошло меньше трёх часов. Многое произошло за эти три часа — события, меняющие жизнь. Я вспомнил Скруджа из «Рождественской песни», произносящего: «Духи сделали всё это за одну ночь».

В холодильнике остался мясной рулет, и я сделал пару толстых сэндвичей, обильно полив их кетчупом. Мне нужно было подзаправиться, потому что день только начинался. Нужно было много всего сделать, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Я не собирался идти в школу, и отец мог вернуться в пустой дом. Я хотел найти солнечные часы, о которых говорил мистер Боудич. У меня не оставалось сомнений, что они существуют, и что они могут повернуть время вспять для престарелой немецкой овчарки, которая сейчас дремала на своём коврике в гостиной. Но я был не до конца уверен, что смогу спустить её вниз по винтовой лестнице, и не представлял, как она преодолеет сорок (или пятьдесят, или шестьдесят) миль до города. Единственное, в чём я был уверен: я не мог позволить себе ждать.

Я ел и думал. Если я собирался отправиться в путь вместе с Радар, нужно было оставить ложные следы, ведущие не к дому мистера Боудича. Решение пришло, когда я шёл в гараж, и я подумал, что это может сработать. Должно сработать.

Я взял тачку, и кое-что увидел. На одной из полок лежал мешок с гидроксидом кальция, более известном, как негашёная известь. Зачем она могла понадобиться папе? Вы уже догадались: тараканы. Немного в подвале и немного в гараже. Я положил мешок в тачку, затем вернулся в дом и показал Радар её поводок.

— Если я возьму тебя на холм, ты будешь умницей?

Она уверила меня своим взглядом, что будет, так что я прицепил поводок, и мы прогулялись до дома № 1 по Сикамор; я толкал тачку, а она шла рядом. Миссис Ричлэнд находилась на своём посту, и я почти ожидал от неё вопроса, что за шумиха была в доме этим утром. Она не спросила, но поинтересовалась не собираюсь ли я проводить ещё какие-нибудь работы на участке. Я ответил «да».

— Ты очень хорошо справляешься. Я полагаю, его имение будет выставлено на продажу, не так ли? Может быть, тебе даже заплатят, но я бы на это не рассчитывала. Адвокаты скупы. Надеюсь новые владельцы не снесут дом — теперь он выглядит гораздо приятнее. Ты знаешь, кто его унаследовал?

Я ответил «нет».

— Что ж, если ты случайно узнаешь запрашиваемую цену, дай мне знать. Мы тоже подумываем продать наш дом.

«Мы» означало, что существовал мистер Ричлэнд? Кто знает?

Я пообещал так и сделать (на голубом глазу), и покатил тачку за дом, с поводком Радар, намотанном на моём запястье. Старушка хорошо справлялась с подъёмом, правда он был не очень долгим. Но как на счёт многих миль до заброшенного города? Она ни за что не сможет.

В этот раз Радар была спокойнее, но как только я отстегнул поводок, она направилась прямо к раскладному дивану в гостиной, обнюхала его от края до края и улеглась рядом. Я принёс ей миску воды, затем пошёл в сарай с мешком извести. Посыпал ею останки таракана и с удивлением смотрел, как разложение резко ускорилось. Послышалось шипение и бурление. От останков поднимался пар, и вскоре от них не осталось ничего, кроме лужи зелёной слизи.

Я подобрал револьвер, отнёс его в дом и положил в сейф. Я заметил пару гранул, которые закатились в угол, и бросил их в ведро к остальному золоту. Когда спустился, Радар уже спала.

«Хорошо, — подумал я. — Спи, сколько сможешь, потому что завтра будет занятой день, девочка».

А для меня уже настал занятой день, и это хорошо. Хлопоты не помешали мне думать о другом мире — о красных маках по обе стороны тропинки, об обувщице без лица, о стеклянных башнях города, — но занятость, вероятно, удержала меня от запоздалой реакции на плотный контакт с Кристофером Полли. А он был плотным. Очень.

В своих поисках золота мелкий ублюдок не пожалел стопки старого чтива в коридоре между кухней и задней дверью. Я не стал возиться с книгами, но потратил час, чтобы перевезти на тачке журналы — удобно перевязанные бечёвкой — в сарай. Я положил несколько поверх останков таракана. Но большую часть сосредоточил вокруг колодца миров. Когда буду спускаться в следующий раз — когда мы будем спускаться, — я попытаюсь закрыть вход изнутри, разложив журналы на досках.

Когда я закончил, то вернулся в дом и разбудил Радар. Угостил её лакомством из кладовой и отвёл обратно домой. Я напомнил себе взять завтра её обезьянку. Она могла ей понадобиться, когда мы окажемся там, куда собирались. Если, конечно, Радар не упадёт с лестницы и не утащит меня за собой.

Если она вообще пойдёт вниз.

Вернувшись, я положил в рюкзак пистолет Полли 22-го калибра, его бумажник, и кое-какие другие вещи — не много; остальное я собирался взять из кладовой мистера Боудича, — и затем сел за стол писать записку отцу. Я хотел отложить это занятие, но знал, что не могу себе этого позволить. Мне было тяжело писать это послание.

«Дорогой папа, ты вернёшься в пустой дом, потому что я уехал в Чикаго с Радар. Я нашёл кое-кого в интернете, этот человек достиг невероятных успехов в лечении старых собак. Я узнал о нём не вчера, но не хотел тебе говорить, потому что знаю, как ты относишься к „шарлатанам“. Может быть, он им и окажется, но благодаря моему наследству, я легко могу позволить себе потратить 750 долларов. Не буду просить тебя не волноваться, знаю, что без толку, хотя тут не о чем волноваться. А попрошу я тебя вот о чём: пожалуйста не пытайся унять своё волнение выпивкой. Если я вернусь и узнаю, что ты снова употребляешь, это разорвёт моё сердце. Не пробуй дозвониться до меня, потому что я выключу телефон. (Включен или выключен — совершенно не важно там, куда я отправляюсь.) Я вернусь, и если это сработает, вернусь с абсолютно новой собакой!

Доверься мне, пап. Я знаю, что делаю.

Люблю тебя. Чарли»

Надеялся, что знаю.

Я положил записку в конверт, подписал «ПАПЕ», и оставил на кухонном столе. Затем я открыл мой ноутбук и отправил емейл на dsilvius@hillviewhigh.edu. Я написал ей примерно то же самое. Думаю, если бы миссис С. была со мной в комнате, она почувствовала бы запах прогула, окружающий меня. Я настроил емейл так, чтобы сообщение пришло на её компьютер в четверг после полудня. Два дня необъяснимого отсутствия могли сойти мне с рук, но три — вряд ли. Моей целью было как можно дольше отсрочить приезд отца. Я мог только надеяться, что миссис С. не позвонит ему, когда получит письмо. Хотя подозревал, что она не удержится, и тогда он тут же приедет. Настоящей целью было сообщить как можно большему числу людей, что я уехал в Чикаго.

Для этого я позвонил в полицейское управление и спросил детектива Глисона. Он был на месте, и я спросил есть ли какие-нибудь зацепки по делу о проникновении в дом № 1 по Сикамор-Стрит. «Я позвонил сегодня, потому что завтра повезу собаку мистера Боудича в Чикаго. Я нашёл того, кто творит чудеса с пожилыми собаками».

Глисон ответил, что нет ничего нового, как я и ожидал. Я сам позаботился о взломщике … надеялся на это. Глисон пожелал мне удачи со старой дворнягой. Это пожелание я принял близко к сердцу.

В тот вечер я положил три лишних таблетки в еду Радар, и собирался дать ещё три завтра. В баночке оставалось не так уж много, но, может быть, ничего страшного. Я не знал, что это за таблетки, но предположил, что какой-то собачий допинг. Они сокращали её жизнь и одновременно давали ей энергию. Я сказал себе, что просто обязан спустить её вниз, а после этого… что ж, я не знал, что после этого.

Мой телефон снова заработал (хотя пришлось сделать перезагрузку, чтобы он показывал правильное время), и около семи вечера он зазвонил. На экране появилась надпись «ПАПА». Прежде чем ответить, я включил телевизор и немного прибавил громкость.

— Привет, Чарли, всё в порядке?

— Всё отлично. Ползаешь по деревьям?

Он засмеялся.

— Никаких деревьев, тут идёт дождь. Но царит бурный командный дух. Страховщики оттягиваются по полной. Что смотришь?

— «Спортивный центр»

— Собака в порядке?

— Радс? — Она подняла голову. — В порядке.

— Продолжает есть?

— Весь ужин до последнего кусочка, даже облизала миску.

— Рад слышать.

Мы поговорили ещё немного. Казалось, он не волновался, так что, пожалуй, я хорошо притворялся. Это меня обрадовало и одновременно устыдило.

— Я позвоню тебе завтра вечером, если хочешь.

— Не, я пойду поесть бургеров и поиграть в минигольф с парнями.

— А с девушками?

— Ну… там могут быть девушки. Я позвоню, если что-то случится. Например, если загорится дом.

— Звучит отлично. Приятных снов, Чип.

— И тебе. — С моего места мне была видна записка на кухонном столе. Мне не нравилось лгать отцу, но не было другого выбора. Это была экстраординарная ситуация.

Я выключил телевизор и впервые за целую вечность приготовился лечь спать в восемь. Но я собирался рано встать. «Раньше встанешь — больше успеешь», — как говорила мама. Иногда без фотографии я с трудом вспоминал, как она выглядела, но я помнил все её присказки. Память — странная штука.

Я заперся, но не потому, что боялся Полли. Он, скорее всего, знал, где я живу, но обе его руки были сломаны, а у меня был его пистолет. И он остался без денег и документов. Я полагал, что он уже добирался на попутках до места под названием Чи, где хотел обменять те четыре золотых гранулы на деньги. Если бы он вообще смог их продать, думаю, он получил бы не больше двадцати центов с доллара, чему я был рад. Опупенно. Каждый раз, когда я начинал испытывать жалость к нему или вину за то, что с ним сделал, я представлял, как он прижимает дуло пистолета к моему затылку и велит не оборачиваться, потому что это неразумно. Хотя я всё равно был рад, что не убил его. Вот так.

Я внимательно осмотрел себя в зеркале, пока чистил зубы. Подумал, что выгляжу так же, как обычно, что было удивительно, несмотря на всё, что случилось. Я прополоскал рот, повернулся и увидел Радар, сидящую в проходе. Я наклонился и потрепал её за щёки. «Хочешь завтра отправиться в приключение, девочка?»

Она похлопала хвостом, затем пошла в комнату для гостей и легла у изножья моей кровати. Я дважды проверил свой будильник, убедился, что он стоит на пять утра, затем погасил свет. Я думал, что долго не смогу заснуть после дневной встряски, но почти сразу начал проваливаться в сон.

Я спросил себя, действительно ли собираюсь рискнуть жизнью и втянуть себя в кучу неприятностей, связанных с отцом и школой, ради старой собаки, которая уже — по собачьим меркам — прожила достаточно долгую жизнь? В ответ напрашивалось «да», но это было не всё. Меня манило чудо происходящего, тайна загадки. Я, чёрт возьми, обнаружил другой мир. Хотел увидеть город с зелёными башнями и узнать, действительно ли это страна Оз, только с ужасным монстром Гогмагогом в её сердце, а не с обманщиком, транслирующим свой голос из-за занавеса. Я хотел отыскать солнечные часы и узнать, правда ли они делали то, о чём говорил мистер Боудич. И вам не стоит забывать, что мне было семнадцать — самый подходящий возраст для приключений и необдуманных решений.

Но да, в основном ради собаки. Понимаете, я любил её и не хотел её отпускать.

Я повернулся на бок и заснул.