Сказка

Глава двадцать пятая

тот вечер для выживших были приготовлены не просто куски полусырого мяса, а устроен настоящий банкет. Перси и двое других серых, мужчина и женщина, одетые в запятнанные белые туники, вкатили не одну тележку, а целых три. Спереди и сзади их сопровождали ночные стражи с гибкими палками наготове. В первой тележке был огромный котёл, напомнивший мне кухню злой ведьмы в «Гензель и Гретель». Вокруг котла сложены миски. Во второй тележке стояла высокая керамическая банка с маленькими чашками. В третьей была полудюжина пирогов с золотисто-коричневой корочкой. Запах стоял божественный. Теперь мы стали убийцами, которые убили своих товарищей, но также мы были голодны, и если бы не парочка наблюдавших скелеторов, думаю, мы бы набросились на эти тележки. В общем, мы отступили к открытым дверям наших камер и смотрели. Дабл рукой вытирал слюни со рта.

Каждому из нас дали по миске и деревянной ложке. Перси разложил по мискам рагу. Оно было густым и со сметаной (будто бы настоящей), с большими кусками курицы, а также с горошком, морковью и кукурузой. Раньше я задавался вопросом, откуда берётся еда, но в этот раз хотел только есть.

— Оутнеты в суою камру, — сказал Перси своим хрипящим, умирающим голосом. — Это не фсё.

В банке оказался фруктовый салат — персики, черника, голубика. Не в силах ждать — вид и запах настоящих фруктов и ягод свёл меня с ума — я поднёс керамическую чашку ко рту и всё съел, вытерев сок с подбородка и облизав пальцы. Я почувствовал, как всё моё тело приветствовало это лакомство после постоянно диеты из мяса и моркови, мяса и моркови и ещё больше мяса и моркови. Пироги были разделены на пятнадцать частей — ни одного для Галли, чьи трапезные дни подошли к концу. Для пирогов не было тарелок, поэтому мы брали их руками. Йота слопал свою долю быстрее, чем были розданы последние куски.

— Яблоко! — воскликнул он, и крошки полетели из его рта. — Как же блин вкусно!

— Ешьте на здоровье, малыши! — провозгласил один из ночных стражей, затем рассмеялся.

«Ибо завтра мы умрём», — подумал я, надеясь, что это случится не завтра. И не послезавтра. Я всё ещё понятия не имел, как мы выберемся отсюда, пусть даже Перси знал выход из комнаты чиновников. Я хотел только, чтобы это произошло до начала второго раунда «Честного», где меня могли — очень вероятно — поставить против Джайи. И этом не было бы ничего честного.

Надзиратели и работники кухни ушли, но пока что двери камер оставались открытыми. Я принялся за куриное рагу. Оно было восхитительным. О, Боже, таким восхитительным. «Вкусняшка для моего пузяшки», как говорил Бёрдмэн в былые времена, когда мы сидели на великах перед «Зип-Маркетом» и уплетали «Твинкис» или «Слим-Джим». Я глянул на соседнюю дверь и увидел, как Стукс жадно глотает свою пищу, прижимая руку к лицу, чтобы соус не потёк через рану на его щеке. Есть картинки, которые навсегда останутся со мной со времён пребывания в Глубокой Малин. И эта одна из них.

Когда моя миска опустела (мне не стыдно признаться, что я вылизал её дочиста, как дворовый пёс), я взял свой кусок пирога и откусил. Он был, скорее, с заварным кремом, чем с яблоком. Мои зубы вонзились во что-то твёрдое. Я увидел огрызок карандаша, торчащий из заварного крема. Он был обернут в маленький клочок почтовой бумаги.

Никто не смотрел на меня, все были сосредоточены на своей еде, настолько отличающейся от нашего обычного пайка. Я сунул карандаш и бумагу под тюфяк Хэйми. Он бы не стал возражать.

Поскольку камеры были открыты, мы могли свободно собираться и беседовать после банкета. Йота подошёл к моей камере. К нему присоединился Эммит. По одному с каждой стороны, но я их не боялся. Я чувствовал, что мой статус принца давал мне иммунитет против «наездов».

— Как ты прикидываешь пройти мимо ночных стражей, Чарли? — спросил Йота. Только он сказал не «прикидываешь»; это я так услышал.

— Я не знаю, — признался я. Эммит издал гортанный звук. — По крайней мере, пока что. Как думаешь, сколько их всего? Включая Келлина?

Йота, который долгое время пробыл в Глубокой Малин, задумался.

— Двадцать, может, двадцать пять, не больше. Не многие из королевской гвардии стояли рядом с Элденом, когда тот вернулся в обличии Летучего Убийцы. Те, кто этого не сделал, все мертвы.

— Они мертвы, — сказал Эммит, имея в виду ночных стражей. И он не ошибался.

— Да, но когда день — день в мире наверху, — они слабее, — сказал Йота. — Голубой свет вокруг них тускнеет. Ты, должно быть, замечал это, Чарли.

Я замечал, но прикосновение к ауре, даже попытка, всё равно привело бы к параличу. Йота знал это. И остальные тоже. Шансы были против нас. Перед первым раундом мы превосходили их численностью. Теперь — нет. Если подождать до конца второго раунда, осталось бы только восемь из нас. Даже меньше, если бы кого-нибудь ранили так же сильно, как Фрида или Галли.

— Ах, ни хера-то ты не знаешь, — сказал Эммит, и подождал — думаю, с надеждой, — вдруг у меня будут возражения.

Я не возразил, но я знал кое-что, чего не знали они.

— Слушайте сюда, вы оба, и передайте остальным. Отсюда есть выход. — По крайней мере, если Перси говорил мне правду. — Если мы сможем пройти мимо ночных стражей, мы воспользуемся им.

— Какой выход? — спросил Йота.

— Пока что не бери в голову.

— Говори как есть. Как нам пройти мимо голубых?

— Я работаю над этим.

Эммит махнул рукой в опасной близости от моего носа.

— Ничего у тебя нет.

Я не хотел разыгрывать свой козырь, но не видел другого выбора. Я запустил пятерню в волосы и приподнял их, показывая светлые корни.

— Принц я или нет?

На это у них не нашлось ответа. Йота даже приложил ладонь к брови. Возможно, наевшись до отвала, он просто проявил великодушие.

Вскоре после этого Перси и его помощники вернулись в сопровождении пары ночных стражей. Их голубые саваны заметно потускнели — стали пастельного оттенка, вместо насыщенного голубого, — а это означало, что где-то над нами взошло солнце, хотя, вероятно, как всегда скрытое за пеленой облаков. Будь у меня выбор между ещё одной миской куриного рагу и лицезрением дневного света, я выбрал бы свет.

«Легко говорить на полный желудок», — подумал я.

Мы сложили свои миски и чашки в тележку. Все они сияли, заставив меня подумать о Радар, которая дочиста вылизывала свою миску в былые времена. Двери наших камер захлопнулись. День сверху, но ещё одна ночь для нас.

В Малин стало гораздо меньше пердежей и отрыжек, чем раньше, но вскоре к ним добавился храп. Убийство — утомительная и удручающая работа. Ожидание того, вернётся человек живым или мёртвым, было ещё утомительнее и удручающе. Я подумал, не подложить ли себе на холодный пол тюфяк Хэйми, но не смог заставить себя это сделать. Я лежал, глядя на вечно чёрное зарешёченное окно. Я был измождён, но каждый раз, когда закрывал глаза, видел либо глаза Кла в тот момент, когда они ещё были глазами живого человека, либо Стукса с ладонью, прижатой к его щеке, чтобы не вытекло рагу.

Наконец, я заснул. И мне снилась принцесса Лия возле лужицы, держащая фен моей мамы — Фиолетовую Лучевую Пушку Смерти. У этого сна была какая-то цель: либо эмписийская магия, либо более обычная магия моего подсознания пыталась что-то мне сказать, но прежде чем я смог уловить суть, что-то разбудило меня. Раздался бряцающий звук и что-то заскребло по камню.

Я выпрямился и огляделся. Потухший газовый фонарь двигался в своём отверстии. Сначала по часовой стрелке, затем против.

— Что за…

Это был Йота, в камере напротив меня. Я приложил палец к губам. «Тссс».

Сработал инстинкт. Все остальные спали, кто-то постанывал, несомненно от плохих снов. Слава Богу, что тут не было никаких подслушивающих устройств, только не в Эмписе.

Мы смотрели, как газовый фонарь крутился вперёд и назад. Наконец, он выпал и повис на своём металлическом шланге. В отверстии что-то показалось. Сначала я подумал, что это большая старая крыса, но тень выглядела слишком угловатой для крысы. Затем оно протиснулось наружу и быстро сбежало вниз по стене на мокрый каменный пол.

— Что за херня! — прошептал Йота.

Я недоумённо смотрел, как красный сверчок размером с кота прыгает ко мне на своих сильных задних ногах. Он всё ещё хромал, но слегка. Сверчок добрался до решётки моей камеры и посмотрел на меня своими чёрными глазками. Длинные усики на его голове напомнили мне «уши» старого телевизора мистера Боудича. Между его глаз была панцирная пластина, а рот, казалось, застыл в дьявольской ухмылке. И на его брюшке было что-то похожее на клочок бумаги.

Я встал на одно колено и сказал: «Я помню тебя. Как нога? Выглядит лучше».

Сверчок запрыгнул в камеру. Для сверчка из моего родного мира это было бы легко, но этот был таким большим, что ему пришлось протиснуться между прутьев. Он посмотрел на меня. Он помнил меня. Я медленно протянул руку и погладил его по хитиновой голове. Как будто он ждал моего прикосновения, сверчок упал на бок. На его панцирном брюшке и правда оказался сложенный клочок бумаги, приклеенный каким-то клеем. Я аккуратно снял его, стараясь не порвать. Сверчок поднялся на все свои шесть лап — четыре, как мне показалось, для ходьбы и две большие для прыжков, — и запрыгнул на тюфяк Хэйми. Откуда снова уставился на меня.

Опять магия. Я уже начал привыкать к ней.

Я развернул бумагу. Записка была написана крошечными буквами и мне пришлось поднести её к глазам, чтобы прочитать, но там было кое-что ещё, что в тот момент показалось мне важнее. Маленький пучок волос, прикреплённый к записке тем же клейким веществом. Я поднёс его к носу и понюхал. Запах был слабым, но легко узнаваемым.

Радар.

В записке говорилось: «Ты жив? Можем ли мы помочь тебе? Пожалуйста, ответь, если можешь. Собака в безопасности. К.»

— Что там? — прошептал Йо. — Что он тебе принёс?

У меня была бумага — один маленький клочок — от Перси, и огрызок карандаша. Я мог ответить, но что написать?

— Чарли? Что он тебе…

— Заткнись! — прошептал я в ответ. — Мне нужно подумать!

«Можем ли мы тебе помочь?», говорилось в записке.

Главный вопрос был связан с этим местоимением. Записка, естественно, была от Клаудии. Каким-то образом, вероятно, благодаря нюху Радар и её врождённому компасу, моя собака нашла обратную дорогу к дому Клаудии. Это было хорошо, просто замечательно. Но Клаудия жила одна. Она была «я», не «мы». К ней присоединился Вуди? Возможно, даже Лия, верхом на преданной Фаладе? Их всё равно недостаточно, королевской они крови или нет. Но если они собрали других, серых людей… не слишком ли большая надежда? Скорее всего. Только если они действительно верили, что я наречённый принц, тогда, может быть…

«Думай, Чарли, думай».

И подумал я о стадионе, бывшем когда-то Полем Монархов, а теперь полем Элдена. Там не было электричества для освещения — не от хлипкого генератора, работающего на рабской силе, который мне показывал Аарон, — но он освещался, по крайней мере, во время «Честного» с помощью гигантских газовых фонарей, установленных по всему круглому периметру.

У меня была тысяча вопросов и только один клочок бумаги. Паршивая ситуация, тем более, что получить ответ на любой из вопросов представлялось маловероятным. Но ещё у меня была одна идея — лучше, чем ничего. Проблема заключалось в том, что она и близко не сработает, если я не найду способ устранить ночных стражей.

Если бы я мог… и если бы этот чудесный красный сверчок, которому я когда-то оказал помощь, передал сообщение Клаудии…

Я сложил свой единственный драгоценный клочок бумаги и разорвал его пополам. Затем, очень мелким почерком, написал: «Жив. Следите за тем, как следующей ночью загорится Поле Монархов. Приходите, если вас много. Нет — если вас мало». Я подумал было подписать записку так же, как она — Ч, — но потом мне пришла другая мысль. В конце моего клочка, ещё более мелкими буквами, я написал (не без тени смущения): Принц Шарли.

— Иди сюда, — прошептал я сверчку.

Он неподвижно сидел на тюфяке Хэйми, суставы его громадных задних лап торчали вверх, как согнутые локти. Я щёлкнул пальцами, и он подпрыгнул, приземлившись передо мной. Это было гораздо эффектнее, чем я видел в последний раз. Я легонько ткнул сверчка ладонью, и он послушно упал на бок. Клейкое вещество на его брюшке всё ещё оставалось липким. Я прилепил записку и приказал: «Иди. Отнеси назад».

Сверчок поднялся, но не сдвинулся с места. Йота таращился на него выпученными глазами; казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

— Иди, — прошептал я, и указал на дыру над болтающимся газовым фонарём. — Иди обратно к Клаудии. — До меня дошло, что я даю указания сверчку. Должно быть, я совсем спятил.

Сверчок ещё пару мгновений смотрел на меня своими непроницаемыми чёрными глазками, затем повернулся и протиснулся обратно через прутья решётки. Он запрыгнул на стену, ощупал камень передними лапами, как бы пробуя его, а затем аккуратно взбежал, будто так и надо.

— Что на хрен это было? — спросил Стукс из соседней камеры.

Я не потрудился ответить. Сверчок был красным и большим, и если Стукс не разглядел его, значит он слепой.

Дыра в стене была уже, чем пространство между прутьев моей камеры, но сверчок пролез в неё, не потеряв записки. Учитывая, кто мог бы прочитать её, упади она на пол, всё прошло замечательно. Разумеется, невозможно было сказать, удержится ли записка на сверчке, пока он будет пробираться обратно через все изгибы и повороты, которые привели его сюда. Даже если удержится, будет ли она всё ещё на месте, когда он доберётся до Клаудии? И доберётся ли вообще. Но какой ещё у меня — нас — был вариант?

— Стукс. Йо. Слушайте сюда и передайте дальше. Мы должны подождать до второго раунда, но прежде чем он начнётся, мы на хрен свалим отсюда.

Глаза Стукса загорелись.

— Как?

— Я всё ещё работаю над этим. Теперь оставьте меня в покое.

Я хотел подумать. А ещё мне хотелось погладить маленький пучок волос, посланных мне Клаудией, — хотел бы я погладить и собаку, которой они принадлежали. И всё же простое осознание того, что Радар в безопасности, сбросило с моих плеч груз, который я даже не осознавал.

— Я не понимаю, почему этот красный жук пришёл к тебе? — спросил Йо. — Это потому, что ты принц?

Я покачал головой.

— Ты знаешь историю о мышке, которая вытащила колючку из лапы льва?

— Нет.

— Я расскажу тебе когда-нибудь. Когда мы выберемся отсюда.

На следующий день не было ни игр, ни банкета. Однако был завтрак, и поскольку Перси пришёл один, я смог передать ему записку на другой половинке клочка, что он дал мне. Там было всего пять слов: «Как выйти из комнаты чиновников?». Он не прочитал её, просто спрятал куда-то под мешковатую блузку-рубашку, которую носил, и продолжил катить тележку по коридору.

Пошла молва: у принца Чарли есть план побега.

Я надеялся, что если какие-нибудь ночные стражи придут проверить нас — днём это маловероятно, но так могло случиться — они не почувствуют новой силы и настороженности в своих пленённых гладиаторах. Я не думал, что так случится; большинство из стражей, как мне казалось, были довольно туповатыми. Но Аарон таким не был, как и Верховный Лорд.

В любом случае, жребий был брошен — конечно, при условии, что сверчок Джимини[48] доставит мою записку Клаудии. Когда начнётся второй раунд, последние наследники Галлиенов могли появиться у ворот одержимого города с отрядом серых людей. Если бы мы сумели выбраться отсюда и присоедиться к ним, у нас был бы шанс на свободу, может быть, даже на свержение существа, которое захватило власть и наслало проклятье на когда-то благодатные земли Эмписа.

Я был согласен на свободу. Я не хотел умирать в этой сырой камере или на поле боя в усладу Элдена и его подхалимов, и не хотел, чтобы умер кто-то ещё из моих товарищей по заключению. Нас осталось только пятнадцать. Галли умер в вечер банкета — насколько я знаю, пока банкет ещё продолжался. Двое серых мужчин унесли его на следующее утро после завтрака под присмотром ночного стража, которого звали Леммил, или Ламмел, или, может быть, Лемуэль. Для меня не было никакой разницы. Я хотел его убить.

Я хотел убить их всех.

— Если есть способ расправиться с ночными стражами, тебе стоит побыстрее узнать его, принсик, — сказал Эммит после того, как унесли Галли. — Я не скажу на счёт Летучего Убийцы, но эта сука, которая с ним, Петра, не захочет долго ждать следующего убийства. Она тащится от этого.

«Тащится» — не совсем то, что он сказал, но не далёко от истины.

На ужин, после банкета предыдущего дня, были куски полусырой свинины. От одного взгляда на мой у меня в желудке всё перевернулось, и я чуть не выкинул кусок в отхожую дыру. Хорошо, что не выкинул, потому что внутри попалась очередная записка от Перси, написанная тем же грамотным почерком: «Двинь высокий шкаф. Дверь. Может быть заперта. Уничтожь это. К твоим услугам, Персиваль».

Могло быть и лучше, но пришлось довольствоваться этим, к тому же сведения пригодились бы только в случае попадания в комнату чиновников. Мы могли бы справиться с гибкими палками, но только если бы как-то вырубили высокое напряжение, окружавшее наших пленителей. Допустим, нам это удалось.

Могли мы убить их, когда они и так уже мертвы?

Я с ужасом ждал завтрака на следующий день, зная, если Перси принесёт сосиски, второй раунд начнётся до того, как я придумаю, что делать с голубыми парнями. Но на завтрак были большие лепёшки, покрытые каким-то ягодным сиропом. Я поймал свою, съел, затем воспользовался кружкой с дыркой на дне, чтобы смыть сироп с рук. Йота смотрел на меня через решётку своей камеры и облизывал пальцы, дожидаясь, пока уйдёт Перси.

Когда тот ушёл, Йота сказал: «У нас ещё один день для тех, кому нужно зализать раны, но если это не случится завтра, то, вероятно, послезавтра. Не позже, чем через три дня».

Он был прав, и они все рассчитывали на меня. С их стороны было абсурдно всё ставить на веру в старшеклассника, но им был нужен чудотворец, и они избрали меня.

В голове я услышал голос тренера Харкнесса: «Упал и отжался двадцать раз, пустое ты место».

Поскольку у меня не было лучшей идеи, и я чувствовал себя пустым местом, этим я и занялся. Руки широко расставлены. Медленно опускаюсь, касаясь подбородком каменного пола, затем медленно поднимаюсь.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Стукс, свешиваясь через решётку и глядя на меня.

— Это успокаивает.

После того, как вы преодолеете первоначальную скованность (и предсказуемый протест тела против нагрузки), всегда приходит успокоение. Пока я опускался и поднимался, я вспоминал сон: Лия держит на коленях фиолетовый фен моей матери. Вера, что решение моей проблемы — нашей проблемы — лежит во сне, была без сомнения сказочной логикой, но я попал в сказочное место, так что почему бы нет?

Вот вам маленькое побочное отступление, которое вовсе не побочное — просто потерпите. Я прочитал «Дракулу» летом перед седьмым классом. Тоже по настоянию Дженни Шустер, которая незадолго до этого переехала с семьёй в Айову. Вообще-то я собирался прочитать «Франкенштейна» — взял его в библиотеке, — но она сказала, что это скука смертная, куча дерьмовой графомании в сочетании с кучей дерьмовой философии. «Дракула», сказала она, был в сотню раз лучше; крутейшая вампирская история из написанных.

Я не знаю, была ли она права насчёт этого — трудно воспринимать литературные рассуждения двенадцатилетней девочки слишком серьёзно, даже если она знаток ужасов, — но «Драк» был хорош. Тем не менее, когда все эти кровососы, колья, забитые в сердце, и рты мертвецов, набитые чесноком, практически выветрились у меня из головы, я вспомнил кое-что, сказанное Ван Хельсингом о смехе, который он назвал Королём Смехом. Он сказал, что Король Смех не стучит в дверь, а сразу врывается внутрь. Вы знаете, что это правда, если когда-нибудь видели что-то смешное и не могли удержаться от смеха, не только в тот момент, но и каждый раз, когда вспоминали. Я думаю, с настоящим вдохновением происходит то же самое. Нет никакой связи, на которую вы могли бы указать пальцем и сказать: «О, конечно, я думал об этом, и это привело меня вот к этому». Вдохновение не стучит в дверь.

Я сделал двадцать отжиманий, затем тридцать, и как раз в тот момент, когда собирался закончить, меня осенило. В какой-то момент идеи ещё не было, а в следующий — она появилась, причём полностью. Я встал и подошёл к решётке.

— Я знаю, что нам делать. Не уверен, сработает ли это, но ничего другого не остаётся.

— Говори, — сказал Йота, и я рассказал ему о фене моей матери, что он, конечно, не понял; там, откуда он родом, женщины с длинными волосами сушили их под солнцем. Впрочем, с остальным у него не возникло проблем. Как и у Стукса, который слушал в соседней камере.

— Передайте остальным, — сказал я. — Вы оба.

Стукс приложил ладонь ко лбу и поклонился. От этих поклонов мне всё ещё было не по себе, но если это сплачивало их, я готов был потерпеть, пока снова не стану обычным подростком. Вот только я не думал, что это произойдёт, даже если выживу. Некоторые изменения необратимы.

На следующее утро были сосиски.

Раздавая еду, Перси по обыкновению был молчалив, но в то утро ему было что сказать. Коротко: «Ееы, ееы». Что означало «ешь, ешь».

Остальным он дал по три штуки. Я получил четыре, и не только потому, что был Принцем Глубокой Малин. В каждую из сосисок была воткнута деревянная спичка с серной головкой. Я сунул две в один грязный носок, и две в другой. У меня была мысль, для чего они. Я надеялся, что не ошибался.

Последовало ещё одно мучительное ожидание. Наконец, дверь открылась. Появился Аарон с Леммилом — или как там его звали — и двое других ночных солдат. «На выход, малыши! — сказал Аарон, протягивая руки, чтобы открыть двери камер. — Хороший день для восьмерых, и плохой для остальных! Живей! Живей!»

Мы вышли из камер. Сегодня Хэтча не канючил, что болен; Стукс позаботился о нём, хотя лицо бедного Стукси уже никогда не будет прежним. Йота посмотрел на меня с полуулыбкой. Одно его веко дрогнуло, будто в подмигивании. Это придало мне немного мужества. А также осознание того, что сбежим мы или нет, Элден Летучий Убийца, Петра и его команда жополизов получат не то, что ожидают от «Честного».

Когда я проходил мимо Аарона, он задержал меня, уперев кончик своей гибкой палки в рваные остатки моей рубашки. Полупрозрачное лицо на его черепе улыбалось. «Ты думаешь, ты особенный, да? Неа. Остальные думают, ты особенный, да? Они убедятся в обратном».

— Предатель, — сказал я. — Ты предал всё, чему присягал.

Его улыбка пропала с того, что было остатками его человечности; под ними череп скалился своей вечной ухмылкой. Аарон поднял гибкую палку, намереваясь обрушить её на моё лицо, располосовав от волос до подбородка. Я стоял в ожидании этого, даже слегка приподнял голову, готовый принять удар. Через меня говорил кто-то другой, и эти слова были равдивыми.

Аарон опустил свою палку: «Неа, неа, я не буду метить тебя. Оставлю это тому, кто покончит с тобой. Живей, пошёл. Пока я не решил обнять тебя, от чего ты навалишь в штаны».

Но он бы этого не сделал. Я знал это, и Аарон тоже. Второй раунд был объявлен, и он не мог позволить себе нарушить турнирную сетку, вырубив меня или даже убив.

Я последовал за остальными, и Аарон опустил свой хлыст на моё бедро, разорвав штаны. За первоначальным ожогом последовала жгучая боль и потекла кровь. Я не издал ни звука. Не доставил этому дохлому сукину сыну такого удовольствия.

Нас отвели в ту же раздевалку, в двух дверях от комнаты чиновников, где мог — мог — быть выход наружу. Посреди комнаты стоял информационный щит, как и до этого, только в этот раз с меньшим количеством участников.

ВТОРОЙ РАУНД «ЧЕСТНОГО»

Первая группа

Ока против Галли (у.)

Чарли против Джайи

Мёрф против Фрида

Вторая группа

Бендо против Балта

Кэммит против Стукса

Эрис против Куилли

Дабл против Мизела

Третья группа

Эммит против Йоты

Значит в этот раз на финальный бой поставили крепышей. Я подумал, что это тоже неплохо, но независимо от того, как пройдут следующие несколько минут, этот бой не должен состояться.

Верховный Лорд ждал нас, как и перед первый раундом, одетый в парадную форму. На мой взгляд, она походила на то, что мог одеть какой-нибудь диктатор бедной центральноамериканской страны по торжественному случаю.

— Вот мы и снова здесь, — прожужжал он. — Некоторые из вас потрёпаны, но, без сомнения, готовы и жаждут битвы. Что скажете?

— Да, Верховный Лорд, — сказал я.

— Да, Верховный Лорд, — эхом отозвались остальные.

Он посмотрел на моё кровоточащее бедро.

— Ты уже выглядишь потрёпанным, принц Чарли.

Я ничего не ответил.

Он оглядел остальных.

— Разве вы не так его называете? Принц Чарли?

— Нет, Верховный Лорд, — сказал Эммит. — Он просто маленький хрен, который любит важничать.

Келлину это понравилось. Его человеческие губы слегка улыбнулись; под ними виднелась застывшая ухмылка. Он снова обратил своё внимание на меня.

— Говорят, настоящий принц умеет летать, и менять свой облик. Ты умеешь летать?

— Нет, Великий Лорд, — ответил я.

— Можешь менять свой облик?

— Нет.

Он поднял свою гибкую палку, которая была толще и длиннее, чем у его солдат.

— Нет что?

— Нет, Верховный Лорд.

— Так-то лучше. Я дам вам, малыши, немного времени подготовиться, — сказал Келлин. — Приведите себя в порядок для своих господ, прошу, сделайте это, и обдумайте порядок сегодняшних боёв, пока будете умываться. Намочите волосы и зачешите их назад, чтобы они видели ваши лица. Я ожидаю, что вы устроите отличное зрелище для Его Величества, как и в первом раунде. Поняли?

— Да, Верховный Лорд, — сказали мы, как группа прилежных первоклассников.

Он — оно — снова обвёл нас своими бездонными глазами, как будто что-то подозревал. Может быть, и так. Затем он ушёл вместе со своими подчинёнными.

— Посмотри на это, — ликовал Ока. — Я против мертвеца! Уж этот бой я должен выиграть.

— Сегодня мы все победим или не победит никто, — сказал я. Я посмотрел на полку, где стояли шестнадцать помывочных вёдер — да, они выставили одно даже для Галли.

— Чертовски верно, — прорычал Йо.

— Джайя и Эрис, встаньте по обе стороны двери. Эти два ведра должны быть полны доверху. Остальные, берите вёдра и вставайте на четвереньки.

— Зачем это? — спросил Бендо.

Тут я вспомнил старую школьную шутку: Адам и Ева собираются заняться сексом в первый раз. «Отойди назад, милая, — говорит Адам. — Я не знаю, насколько увеличится эта штука».

— Потому что я не знаю, что произойдёт.

«И потому, — подумал я, — что не стоит пользоваться феном, когда принимаешь ванну. Об этом мне говорила моя мама».

Вслух я сказал:

— Мы будем устраивать помывку, но не себе. Это сработает.

Звучало неплохо, но я не был уверен. Единственное, в чём я был уверен: когда это случится, всё пройдёт быстро.

— Я слышу шаги, — прошептала Эрис. — Они идут.

— Жди, пока они не войдут, — сказал я. — Они не увидят вас, будут смотреть прямо перед собой.

Я надеялся.

Две женщины подняли свои вёдра к груди. Остальные стояли на четвереньках, у каждого под рукой было ведро для помывки. Эммит и Йота, защищая меня, нависли надо мной с обеих сторон. Дверь открылась. Появилась та же пара ночных стражей, которые несколько дней назад сопровождали первую группу для первого раунда. Я надеялся на появление Келлина или Аарона, но не был удивлён. Эти двое должны были находиться на поле, руководя празднеством.

Ночные стражи остановились, глядя на раскорячившихся на полу людей. Один из них сказал: «Что вы тут де…»

Я выкрикнул: «СЕЙЧАС!»

Джайя и Эрис облили их.

Как и говорил, я понятия не имел, что может произойти, но я даже представить не мог ничего подобного: стражи взорвались. Была пара ярких вспышек, которые на мгновение ослепили меня. Я услышал, как что-то (несколько чего-то) просвистело у меня над головой, и что-то, похожее на укус пчелы, обожгло предплечье. Раздался пронзительный крик — боевой клич Джайи или Эрис. Я пригнул голову, поэтому не видел, чей. Затем последовали крики от внезапной боли с каждой стороны от меня.

— На ноги! — выкрикнул я.

В тот момент я не совсем понимал, что произошло, но нам следовало выбираться оттуда, — это я понимал отчётливо. Взрыв ночных стражей был громким, больше похожим на падение крупной мебели на ковёр, но женский крик прозвучал гораздо громче. Плюс грохот шрапнели. Когда я поднялся на ноги, то увидел, что у Йоты что-то торчит изо лба над левым глазом. По его лицу текла кровь. Это был осколок кости. В моей руке засел другой. Я вытащил его и бросил.

Несколько человек получили ранения, но никто сильно не пострадал, и все оставались в строю, за исключением Фрида, раненого до этого. Его поддерживал Мёрф, который должен был выступить против него в первой группе.

Йота вытащил кусок кости из своего лба, и не веря своим глазам, огляделся. Повсюду валялись осколки костей. Они были похожи на битую посуду. Всё, что осталось от ночных стражей, это их изрешеченная форма, будто их расстреляли в упор из дробовика, заряженного дробью.

Чья-то рука обвилась вокруг моей шеи и Эммит, невредимый, притянул меня в грубые объятия.

— Если бы ты не велел нам опуститься на пол, нас бы посекло на куски. — И он чмокнул меня в щёку. — Как ты узнал?

— Я не знал. — Я думал только о том, что мы должны пригнуться и приготовиться к атаке, как передовая линия игроков в футболе. — Все выходите. Берите свои вёдра. Йо и Эммит — впереди. Нам нужно попасть в комнату чиновников, через две двери отсюда. Если появятся ночные стражи, обливайте их и падайте на пол. Все падайте на пол, но постарайтесь не пролить воду. Теперь мы знаем, что с ними происходит.

Когда мы вышли с вёдрами (Эрис отбросила в сторону одну из рваных форм и плюнула на неё), я бросил взгляд назад. Раздевалка, в которой мы должны были ждать своей очереди, теперь превратилась в кладбище костей.

Хорошо.

Эммит и Йота шли впереди. Эрис схватила ведро покойного Галли взамен своего. Джайя с пустым ведром замыкала шествие. Как только мы достигли двери комнаты чиновников, ещё двое ночных стражей вошли в коридор с ярко освещённого поля.

— Ёу! — закричал один из них (я почти уверен, что это было «ёу»). — Что вы все делаете снаружи? Сейчас должна идти первая группа!

Эммит и Йота остановились. Мы все остановились. Эммит с поразительным смущением сказал:

— Разве в этот раз мы не все должны выйти? Чтобы отдать честь Его Величеству?

Они подошли ближе.

— Только первая группа, тупая ты башка! — сказал второй. — Остальные идите назад в…

Эммит и Йота переглянулись. Йо кивнул. Они синхронно шагнули вперёд, будто репетировали, выплеснули воду из вёдер и упали на пол. Остальные уже были на полу, в этот раз не на четвереньках, а лёжа на животе. В первый раз нам безмерно повезло; сейчас могло повезти меньше.

Эти двое стражей тоже взорвались. Помимо вспышек и глухих хлопков, я услышал что-то вроде треска электричества, будто от высокой нагрузки поджарился маленький трансформатор; и я почувствовал запах озона. Над нами пролетели кучи костей, ударяясь о стены и отскакивая от пола.

Эммит поднялся и повернулся ко мне, обнажив все свои зубы в ухмылке, которая была не просто свирепой — она была дьявольской.

— Давай все выбежим туда, Чарли! У нас есть ещё не меньше дюжины вёдер! Давай взорвём как можно больше этих ублюдков!

— Никак нет. Мы уничтожим нескольких, а остальные сделают из нас фарш. Мы убегаем, не сражаемся.

Эммит был на взводе. Я опасался, что он не послушает меня, но Йо схватил его за шею и встряхнул.

— Кто тут принц, придурок? Ты или он?

— Он.

— Всё верно, и мы делаем то, что он говорит.

— Пошли, — сказал я. — Бендо? Балт? Вёдра полные?

— Наполовину, — сказал Балт. — С сожалением должен сказать, что я пролил немного, мой прин…

— Идите впереди, лицом к выходу. Дабл, вы с Кэммитом тоже. Если появятся другие…

— Мы сразу устроим им баню, — сказала Кэммит.

Я вел остальных, неся своё ведро. Я также пролил немного воды — мои штанины промокли — но ведро всё ещё было на три четверти полным. Дверь в комнату чиновников оказалась закрыта.

— Эммит, Йо. Попробуйте что-то сделать.

Они вместе ударили дверь. Она распахнулась. Внутри был полумрак и «зайчики» в глазах после взрывов нисколько не помогали сориентироваться.

— Кто хорошо видит? — крикнул я. — Там есть высокий шкаф, кто может ви…

Затем послышались крики замыкающих. Мгновение спустя произошла яркая вспышка. В её свете я увидел шкаф, стоящий у дальней стены; по бокам стояло с полудюжины деревянных стульев. Раздался крик боли, затем вторая яркая вспышка.

Подошли Бендо, Дабл и Кэммит; у Кэммита сильно кровоточили лицо и рука. Из ран торчали осколки костей, похожие на желтовато-белые отростки.

— Сделали ещё двоих, — пропыхтел Бендо, — но второй добрался до Балта, прежде чем я успел достать его. Притянул его к себе… Балт начал трястись…

Значит мы потеряли одного, но если Бендо не ошибался, ночные стражи потеряли шестерых. Неплохо, но их ещё оставалось много.

— Йо, помоги мне отодвинуть этот шкаф.

Но Йо не стал помогать. Он подошёл к шкафу, который выглядел, как целая «стенка». Упёрся в него плечом и сильно толкнул. Шкаф проскользил четыре фута, пошатнулся и с грохотом упал. За ним оказалась дверь, как и говорилось в записке Перси.

Откуда-то донеслись крики — жужжащие крики. Отдалённые, но встревоженные. Я не знал, догадался ли Верховный Лорд, что его узники пытаются сбежать, но он и его команда ночных стражей должны были понимать, что что-то происходит.

Стукс поднял щеколду и распахнул дверь. Это удивило меня, но и воодушевило. «Дверь может быть заперта», говорилось в записке Перси. Может быть. Я надеялся, что правильно понял то, что он имел в виду.

— Идем, — сказал я. — Все вместе.

Они ринулись гурьбой внутрь; Мёрф поддерживал Фрида. Моё зрение теперь немного восстановилось, и я увидел торпедообразный фонарь, стоящий на одном из стульев. Я мысленно благословил Перси — Персиваля — много раз. Узнай они, что Перси помог нам, для него бы это плохо кончилось, — в случае провала побега. Может быть, в любом случае.

Йота отступил назад.

— Тут охренеть как темно, Чарли. Я… — Он увидел фонарь. — О! Если бы у нас только было, чем его зажечь.

Я поставил своё ведро, сунул руку в носок и вынул спичку. Йо с изумлением уставился на неё, затем на меня.

— Ты и правда принц.

Я протянул ему спичку.

— Может быть, но я не знаю, как этим пользоваться. Сделай сам.

Пока Йота зажигал фонарь — его стеклянная ёмкость была наполнена чем-то вроде керосина, — со стороны поля донеслись звуки топающих ног.

— Ёу! Ёу! Что там происходит? — Я узнал этот голос, жукоподобный или нет. — Почему эта дверь открыта?

Йота посмотрел на меня и поднял руки: в одной зажжённый фонарь, другая — пуста. Без ведра.

— Иди туда, — сказал я. — Закрой дверь. Думаю, она запирается изнутри.

— Я не хочу оставлять те…

— ИДИ!

Он ушёл. В дверях появился Аарон, его голубая аура пульсировала так ярко, что больно было смотреть. И вот я оказался один с ведром, болтающимся в руке. Он остановился, на мгновение поражённый увиденным, не шевелясь.

«Не нужно было останавливаться», — подумал я. Сделал шаг вперёд и выплеснул воду из ведра на Аарона.

Я увидел воду, как в замедленной съёмке: большой аморфный кристалл. Череп под кожей Аарона продолжал ухмыляться, но то, что осталось от его человеческого лица, выглядело шокированным. Я успел подумать о Злой ведьме Запада, выкрикивающей: «Я таю! Я таю!» Аарон бросил свою проклятую палку и вскинул одну руку, будто загораживаясь. Я нырнул на пол как раз перед тем, как ослепительный взрыв отправил Аарона в ад, на что я надеялся.

Осколки костей пролетели надо мной… но не все из них безвредно. В этот раз это походило не на точечный укус пчелы, а на нити боли, протянувшиеся через голову и левое плечо. Я, пошатываясь, поднялся на ноги, и повернулся к двери. Теперь я слышал, как приближаются другие. Жаль у меня не осталось больше воды; в дальнем углу была раковина, но не хватало времени.

Я поднял щеколду и потянул за ручку, ожидая, что дверь будет заперта. Но нет. Пройдя внутрь, я закрыл дверь и взял фонарь за деревянную ручку. Отступил и увидел два засова. Они выглядели крепкими. Я молил бога, чтобы так оно и было. Как только я задвинул второй, внутренняя щеколда поднялась и дверь начала дребезжать в проёме. Я отступил назад. Дверь была деревянной, а не металлической, но я всё равно не хотел получить удар током.

— Откройте! Откройте во имя Элдена Летучего Убийцы!

— Поцелуй меня в жопу во имя Элдена Летучего Убийцы, — кто-то сказал у меня за спиной.

Я обернулся. В тусклом свете фонаря я видел их, всех тринадцать. Мы находились в квадратном коридоре, выложенном белой плиткой. Он напомнил мне переходы в метро. На уровне головы крепились газовые лампы, скрывающиеся во тьме. Мои товарищи узники — бывшие узники, по крайней мере сейчас — смотрели на меня широко раскрытыми глазами, и все, кроме Эммита и Йоты, выглядели напуганными. Они ждали, да поможет мне Господь, что принц Чарли поведёт их.

В дверь барабанили. В зазорах вокруг двери виднелось голубое свечение.

Вести за собой людей было достаточно легко, во всяком случае на данный момент, потому что оставался лишь один путь. Я протиснулся сквозь толпу, держа фонарь, чувствуя себя нелепо, как Леди Свобода с её факелом. Тут мне кое-что пришло в голову — реплика из военного фильма, который я видел по «Ти-Си-Эм». Она слетела с языка, прежде чем я успел её обдумать. Полагаю, я был либо в истерике, либо под вдохновением.

— Вперёд, сукины дети! Или вы хотите жить вечно?

Эммит рассмеялся и хлопнул меня по спине так сильно, что я чуть не выронил фонарь; это привело бы нас к тому, что в старых романах ужасов любили называть «ожившей тьмой».

Я пошёл вперёд. Остальные последовали за мной. Стук в дверь стих, затем остался позади. Ночным стражам Келлина пришлось бы чертовски попотеть, потому что дверь открывалась наружу и потому что под их аурами от них не так уж много осталось… как мы узнали.

Храни Господь Персиваля, чья записка сначала показалась мне недостаточно понятной. Это было утверждение: дверь может быть заперта. В значении «за тобой».

— Кто хочет жить вечно? — прорычал Йота, и ровное эхо отразилось от плитки.

— Я хочу, — пропищала Джайя… и вы можете не верить, но мы рассмеялись.

Все мы.