Сказка

Глава вторая

свернул на Сикамор-Стрит к калитке и прислонил велосипед к покосившемуся штакетнику. Калитка — низкая, едва доходящая мне до пояса, — не открывалась. Заглянув за неё, я увидел засов, такой же ржавый, как калитка, которую он запирал. Я дёрнул за него, но он держался намертво. Собака снова завыла. Я скинул рюкзак, который был набит книгами, и использовал его как подножку. Перелез через калитку, стукнувшись одним коленом о табличку «ОСТОРОЖНО, СОБАКА», а вторым, когда кроссовок зацепился за верх. Я гадал, смогу ли перепрыгнуть обратно на тротуар, если пёс решит наброситься на меня, как на Энди. Мне вспомнилось старое клише о том, что от страха растут крылья, и я надеялся, что не придётся это проверять. Моим спортом были футбол и бейсбол — прыжки в высоту я оставил легкоатлетам.

Я побежал за дом, высокая трава хлестала по штанинам. Не думаю, что я обратил внимание на сарай, не в тот раз, потому что по большей части высматривал пса. Он был на заднем крыльце. Энди Чен сказал, что он должно быть весит сто двадцать фунтов — возможно, если ты маленький ребёнок, у которого выпускной класс ещё далеко впереди, но пёс, которого я увидел, не мог весить больше шестидесяти или семидесяти. Он был тощим, с проплешинами в шёрстке, с растрёпанным хвостом и поседевшей мордой. Пёс увидел меня, начал спускаться по шатким ступенькам и чуть не упал, стараясь не наступить на распростёртого на них человека. Он направился ко мне, но не с намерением атаковать, а прихрамывая, будто у него был артрит.

— Радар, лежать, — сказал я. Вообще-то я не ожидал, что он подчинится, но пёс лёг брюхом в сорняки и начал скулить. Я всё равно обошёл его по широкой дуге, направляясь к заднему крыльцу.

Мистер Боудич лежал на левом боку. На его ноге под штанами цвета хаки над правым коленом появилась шишка. Не обязательно быть врачом, чтобы понять, что нога сломана и, судя по выпуклости, перелом очень серьёзный. Я не мог сказать, сколько лет мистеру Боудичу, но он был довольно стар. Его волосы почти побелели, хотя в молодости он должно быть был рыжеволосым, потому что всё ещё проглядывали рыжие пряди; казалось, будто они были покрыты ржавчиной. Морщины на щеках и вокруг рта были настолько глубокими, что походили на борозды. Было холодно, но на лбу у него выступили капельки пота.

— Не помешает помощь, — сказал он. — Упал со сраной лестницы. — Мистер Боудич попытался указать на неё. Для этого ему пришлось шевельнуться, отчего он застонал.

— Вы звонили в 911? — спросил я.

Он посмотрел на меня, как на идиота.

— Телефон в доме, парень. А я здесь.

Я понял это только позже: у мистера Боудича не было мобильного телефона; он никогда не видел необходимости его приобрести, и едва представлял, что это такое.

Он снова попытался шевельнуться и стиснул зубы.

— Господи, как больно.

— Тогда лучше не двигайтесь, — сказал я.

Я набрал 911 и сказал им, что на угол Пайн и Сикамор нужна «скорая», потому что мистер Боудич упал и сломал ногу. Сказал, что перелом выглядит плохо. Я видел кость, торчащую из штанины, а его колено сильно распухло. Диспетчер спросила номер дома, а я переспросил у мистера Боудича.

Он опять одарил меня этим «ты-родился-дебилом?» взглядом и сказал: «Номер 1».

Я передал адрес девушке, и она сказала, что немедленно высылает «скорую». Попросила остаться с ним и не дать ему замёрзнуть.

— Он весь вспотел, — сказал я.

— Если перелом настолько плох, как вы говорите, сэр, то, вероятно, это шок.

— Ммм, ясно.

Радар прихрамывая отступил назад, прижав уши и рыча.

— Прекрати, девочка, — сказал Боудич. — Ложись.

Радар — она, а не он — будто бы с облегчением легла на живот рядом с крыльцом и начала тяжело дышать.

Я снял свою «буквенную» куртку[11] и стал прикрывать ею мистера Боудича.

— Какого хрена ты делаешь?

— Нужно, чтобы вам было тепло.

— Мне и так тепло.

Но я видел, что это неправда, потому что он начал дрожать. Мистер Боудич опустил подбородок и взглянул на мою куртку.

— Ты старшеклассник?

— Да, сэр.

— Красный с золотым. Стало быть — Хиллвью.

— Да.

— Занимаешься спортом?

— Футболом и бейсболом.

— «Ежи». Что за… — Он попытался шевельнуться и вскрикнул. Радар навострила уши и взглянула на него с беспокойством. — Что за дебильное название.

Я не мог не согласиться.

— Лучше постарайтесь не двигаться, мистер Боудич.

— Ступеньки повсюду впиваются в тело. Стоило остаться на земле, но я думал смогу добраться до крыльца. Потом подняться в дом. Должен был попытаться. Скоро здесь будет охеренно холодно.

Я подумал, что уже охеренно холодно.

— Рад, что ты пришёл. Полагаю, ты услышал вой девочки.

— Сначала её, потом вас, — сказал я. Я осмотрел крыльцо. Увидел дверь, но не думаю, что он смог бы дотянуться до ручки, не встав на здоровое колено. В чём я сильно сомневался.

Мистер Боудич проследил за моим взглядом.

— Собачья дверь, — сказал он. — Думал, может, смогу пролезть через неё. — Он поморщился. — Полагаю у тебя нет никаких обезболивающих? Аспирин или что покрепче? Ты же спортсмен и всё такое.

Я помотал головой. Я услышал слабый, очень слабый звук сирены.

— Ну а у вас? Есть что-нибудь?

Он помедлил, затем кивнул.

— Внутри. Иди прямо по коридору. Рядом с кухней есть маленькая ванная. Кажется, там в аптечке есть пузырёк «Эмпирина». Но не трогай всё остальное.

— Не буду, — Я знал, что он стар и испытывал боль, но был обескуражен этим намёком.

Он протянул руку и схватил меня за рубашку: «Не вынюхивай там».

Я отстранился: «Сказал же, что не буду».

Я поднялся по ступенькам. Мистер Боудич скомандовал: «Радар! Иди с ним!»

Радар прихрамывая поднялась по ступенькам, дожидаясь пока я открою дверь, вместо того, чтобы воспользоваться откидной заслонкой в нижней панели. Она следовала за мной по тускло освещённому и в некотором роде удивительному коридору. Одна сторона была завалена старыми журналами, собранными в пачки, перевязанные бечёвкой. Некоторые я узнал, как «Лайф» и «Ньюсвик», но были и другие — «Коллиерс», «Диг», «Конфиденшнл» и «Олл-Мэн», — о которых я никогда не слышал. Другая сторона заставлена книгами, в основном старыми с этим характерным для старых книг запахом. Вероятно, не всем нравится этот запах, но я не имел ничего против. Запах затхлости, но приятный.

Кухня была полна старой утвари. Плита «Хотпоинт», фарфоровая раковина с ржавым от нашей жёсткой воды сливом, краны со старинными ручками-барашками, линолеум на полу настолько изношен, что невозможно разобрать рисунок. Но помещение было аккуратным, как с иголочки. В сушилке лежала одна тарелка, чашка и набор столового серебра: нож, вилка, ложка. Мне стало как-то грустно. На полу стояла чистая миска с надписью «РАДАР» по краю, от чего мне стало ещё грустнее.

Я прошёл в ванную, которая была не больше кладовки — только унитаз с поднятой крышкой и кругами ржавчины, плюс раковина с зеркалом над ней. Открыл шкафчик за зеркалом и увидел кучу пыльных пузырьков обычных лекарств, которые, казалось, стояли тут со времён потопа. На баночке в середине было написано: эмпирин. Когда я взял её, то увидел за ней маленькую гранулу. Я подумал, что это пулька от пневматического оружия.

Радар ждала в кухне, потому что в ванной не хватало места для нас обоих. Я взял чашку из сушилки и наполнил её из кухонного крана, затем пошёл обратно по Коридору Старого Чтива с Радар, следующей за мной по пятам. Снаружи звук сирены стал громче и ближе. Мистер Боудич лежал, положив голову на руку.

— Вы в порядке? — спросил я.

Он поднял голову, я увидел его взмокшее лицо и тёмные круги вокруг глаз.

— Похоже, что я в порядке?

— Не совсем, но я не уверен, что вам стоит принимать эти таблетки. На баночке сказано, что срок хранения истёк в августе 2004-го.

— Дай три штуки.

— Боже, мистер Боудич, может, стоит дождаться «скорой»? Они дадут вам…

— Просто дай их мне. То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вряд ли ты знаешь, кто это сказал, я прав? В наше время вас ничему не учат.

— Ницше, — ответил я. — «Сумерки идолов». В этой четверти я взял курс мировой истории.

— Поздравляю. — Мистер Боудич пошарил в кармане брюк, что заставило его застонать, но он не остановился, пока не достал тяжёлую связку ключей. — Запри дверь, парень. Серебристый ключ с квадратной головкой. Передняя дверь уже заперта. Затем верни их мне.

Я снял серебристый ключ с кольца и вернул связку. Он засунул её в карман, снова издав тихий стон. Звук сирены был уже близко. Я надеялся с калиткой им повезёт больше, чем мне. Иначе им придётся сбить её с петель. Я начал подниматься, затем взглянул на собаку. Она положила голову на землю между лап и не сводила глаз с мистера Боудича.

— А как же Радар?

Он снова посмотрел на меня, как на идиота.

— Она может зайти внутрь через собачью дверь и выйти обратно, если понадобится сделать свои дела.

Я подумал, что ребёнок или худощавый взрослый, который захочет что-нибудь украсть, может сделать то же самое.

— Да, но, кто будет её кормить?

Наверное, нет нужды говорить вам, что моё первое впечатление о мистере Боудиче было не самым приятным. Я считал его злобным ворчуном, и не удивительно, что он жил один — жена прибила бы его или бросила. Но, когда он посмотрел на старую немецкую овчарку, я увидел что-то ещё: любовь и тревогу. Вы знаете, как говорят о человеке, находящемся на пределе? Лицо мистера Боудича говорило именно об этом. Должно быть, ему было мучительно больно, но в тот момент всё, о чём он мог думать, всё, что ему было важно, — это его собака.

— Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Я не могу оставить её. Придётся взять с собой в долбаную больницу.

Звук сирены достиг калитки и стих. Хлопнули двери.

— Они не позволят вам, — сказал я. — Вы должны это понимать.

Он сжал губы.

— Тогда я не поеду.

«Куда вы денетесь», — подумал я. А потом я подумал кое о чём другом, только это совсем не было похоже на мою мысль. «У нас был уговор. Выброси из головы сбор мусора на шоссе — здесь начинается твоя часть уговора».

— Есть кто? — раздался чей-то крик. — Это «скорая». Кто-нибудь может открыть калитку?

— Разрешите мне оставить ключ, — сказал я. — Я покормлю её. Только скажите, сколько нужно …

— Есть кто? Если не будет ответа, мы войдём!

— … и как часто.

Мистер Боудич был весь в поту, и круги вокруг глаз, похожие на синяки, стали темнее.

— Впусти их, пока они не сломали сраную калитку. — Он издал резкий прерывистый вздох. — Вот же проклятое дерьмо.

Мужчина и женщина на тротуаре были в куртках с надписью «Служба скорой помощи округа Аркадиа». Рядом стояла каталка с хреновой кучей оборудования на ней. Они убрали в сторону мой рюкзак и мужчина изо всех сил пытался отодвинуть засов. И справлялся не лучше меня.

— Он за домом, — сказал я. — Я слышал, как он звал на помощь.

— Отлично, но я никак не могу справиться с этой штукой. Помоги-ка, парень. Может, мы справимся вдвоём.

Я взялся за ручку, и мы потянули. Засов наконец дёрнулся в сторону, прищемив мне большой палец. В порыве, я едва это заметил, но к ночи большая часть ногтя почернела.

Они пошли вдоль дома, каталка пробивала себе пусть сквозь высокую траву; оборудование, наваленное на неё, подпрыгивало и дребезжало. Из-за угла прихрамывая вышла Радар, рыча и пытаясь выглядеть угрожающе. Она старалась изо всех сил, но после всего волнения, у неё осталось мало сил.

— Лежать, Радар, — сказал я, и она опустилась на брюхо, выглядя благодарной. Медики всё равно обошли её стороной.

Они увидели мистера Боудича, распростёртого на ступеньках крыльца, и принялись разгружать оборудование. Женщина сказала что-то успокаивающее, мол, всё выглядит не так плохо, как кажется; сказала, что они дадут ему что-нибудь для снятия боли.

— Он уже кое-что принял, — сказал я и достал из кармана баночку эмпирина. Мужчина посмотрел на неё и сказал:

— Господи, они же древние. Всё, что в них было полезного, уже давно испарилось. СиСи, демерол. Двадцать должно хватить.

Появилась Радар. Она символически зарычала на СиСи, затем, поскуливая, подошла к своему хозяину. Мистер Боудич погладил её по макушке ладонью, сложенной чашечкой, а когда убрал, собака прижалась к ступеньке рядом с ним.

— Эта собака спасла вам жизнь, — сказал я. — Она не может поехать в больницу, и она не должна остаться голодной.

Я держал в руке серебристый ключ от задней двери. Мистер Боудич взглянул на него, пока СиСи делала ему укол, от которого он даже не моргнул глазом. Он снова тяжело вздохнул.

— Ладно, какой у меня на хрен выход? Её корм в большом пластиковом ведре в кладовой. За дверью. Дай ей чашку в шесть вечера, и ещё одну в шесть утра, если они оставят меня на ночь. — Он посмотрел на мужчину. — Оставят?

— Не знаю, сэр. Мне не платят за такие решения. — Он разворачивал манжету для измерения кровяного давления. СиСи взглянула на меня, будто говоря: да, они оставят его на ночь, и это только для начала.

— Чашку в шесть вечера и в шесть утра. Понял.

— Я не знаю, сколько корма осталось в ведре. — Его взгляд стал стекленеть. — Если придётся купить ещё, сходи в магазин зоотоваров. Она ест «Ориджен Реджионал Ред». Никакого мяса и закусок. Парень, который знает, кто такой Ницше, вероятно, способен всё это запомнить.

— Я запомнил.

Мужчина-медик накачал манжету для измерения кровяного давления, и что бы он там ни увидел, это ему не понравилось.

— Мы положим вас на каталку, сэр. Я — Крейг, а это — СиСи.

— Я Чарли Рид, — сказал я. — А это мистер Боудич. Я не знаю его имени.

— Говард, — ответил мистер Боудич. Они собрались поднять его, но он сказал им обождать. Обхватив Радар за морду, он взглянул в её глаза. — Будь хорошей девочкой. Скоро увидимся.

Она заскулила и лизнула его. По его щеке сбежала слезинка. Может, из-за боли, но я так не думаю.

— В банке для муки на кухне есть деньги, — сказал мистер Боудич. Затем на мгновение его глаза прояснились, а губы сжались. — Так, стоп. Эта банка пуста. Я забыл. Если ты…

— Сэр, — сказала СиСи, — нам нужно отвезти вас в…

Он взглянул на неё и велел помолчать минутку. Затем снова посмотрел на меня.

— Если понадобится купить ещё упаковку корма, заплати сам. Я всё верну. Понял?

— Да. — Но я понял кое-что ещё. Даже обколотый какой-нибудь супернавороченной хренью, мистер Боудич знал, что не вернётся ни сегодня, ни завтра вечером.

— Тогда, ладно. Позаботься о ней. Она всё, что у меня есть. — Он напоследок погладил Радар, потрепал её за ушами, затем кивнул врачам. Когда они подняли его, он вскрикнул сквозь зубы, а Радар залаяла.

— Парень?

— Да.

— Не вынюхивай там.

Я не удостоил его ответом. Крейг и СиСи с трудом потащили каталку на руках вокруг дома, стараясь не сильно растрясти пациента. Я подошёл и посмотрел на приставную лестницу, лежащую в траве, затем на крышу. Думаю, он чистил стоки. Или пытался.

Я вернулся к крыльцу и сел. Перед калиткой снова взвыла сирена, сначала громко, а потом всё тише и тише, когда скорая спускалась вниз по холму к проклятому мосту. Радар смотрела в сторону звука, её уши стояли торчком. Я попытался погладить её. Она не стала рычать и кусать меня, поэтому я погладил её снова.

— Ну вот, остались только мы с тобой, — сказал я.

Радар положила морду на мой ботинок.

— Он даже не поблагодарил, — сказал я ей. — Какой же сноб.

Но на самом деле я не сердился, потому что это не имело значения. Мне не нужна благодарность. Это была моя расплата.

Я позвонил папе и всё ему рассказал, пока топтался у дома, надеясь, что мой рюкзак никто не украл. Впрочем, один из врачей перекинул его через калитку. Папа спросил, может ли чем-то помочь? Я отказался, сказав, что останусь тут и поделаю уроки, пока в шесть не придёт время кормить Радар, затем вернусь домой. Он сказал, что возьмёт китайской еды, и мы увидимся дома. Я сказал, что люблю его — он ответил мне тем же.

Я вынул из рюкзака велосипедный замок, подумывая подвести велик к дому, но решил «какого чёрта», и прицепил его прямо к калитке. Сделал шаг назад и чуть не споткнулся о Радар. Она взвизгнула и отползла в сторону.

— Прости, девочка, прости. — Я опустился на колени и протянул руку. Через секунду или две она подошла к ней, понюхала и слегка лизнула. Вот тебе и грозный Куджо.

Я пошёл за дом, она следовала позади и тут-то я заметил стоящую поодаль постройку. Мне показалось, это сарай с инструментами — недостаточно большой для автомобиля. Я хотел было отнести туда упавшую лестницу, но решил утруждаться — не казалось, что ночью пойдёт дождь. Как я узнал позже, мне пришлось бы понапрасну тащить её около сорока ярдов, потому что на двери висел огромный амбарный замок, а мистер Боудич забрал с собой остальные ключи.

Мы вошли в дом, я нашёл старомодный выключатель, из тех, что поворачиваются и прошёл по Коридору Старого Чтива в кухню. Свет там давала конструкция из матового стекла под потолком, выглядевшая как декорация в одном из тех старых фильмов «Ти-Си-Эм», которые нравились папе. Кухонный стол был покрыт клетчатой клеёнкой, выцветшей, но чистой. Я решил, что всё в кухне выглядит, как декорации из старого фильма. Почти представил, как сюда заходит мистер Чипс в своей мантии и шапочке выпускника. Или как Барбара Стэнвик говорит Дику Пауэллу, что он как раз вовремя, чтобы выпить. Я сел за стол. Радар забралась под него и устроилась с тихим «женским» ворчанием. Я сказал ей, что она хорошая девочка и она шлёпнула хвостом о пол.

— Не переживай, он скоро вернётся. — «Возможно», — подумал я.

Я разложил книги, решил несколько задач по математике, затем воткнул в уши ирподсы и включил задание на завтра по французскому языку: поп-песню под названием «Rien Qu’une Fois», что означало что-то вроде: «Только однажды». Не совсем в моём вкусе, я больше по классическому року, но это была одна из тех песен, которые нравятся больше и больше с каждым прослушиванием. Хотя до тех пор, пока не приестся настолько, что начинаешь её ненавидеть. Я прокрутил её три раза, затем подпел, как от нас требовали:

«Je suis sûr que tu es celle que j’ai toujours attendue …»

На одном куплете я случайно глянул под стол и увидел Радар с прижатыми ушами, смотрящую на меня с выражением, подозрительно похожим на сочувствие. Это меня развеселило.

— Пение — это не моё, да?

Шлепок хвостом.

— Я тут ни при чём, это задание. Хочешь послушать ещё раз? Нет? Я тоже.

Я заметил четыре одинаковые банки, выстроенные в ряд на полке слева от плиты с надписями САХАР, МУКА, КОФЕ и ПЕЧЕНЬЕ. Я чертовски проголодался. Дома я мог залезть в холодильник и слопал бы половину содержимого, но я не дома и должен был оставаться здесь — я посмотрел на часы — ещё час. Я решил проверить банку с печеньем, ведь это точно нельзя назвать «вынюхиванием». Она была вперемешку наполнена печеньем с орехами-пекан и зефирками в шоколаде. Я решил, поскольку я собачья нянька, мистер Боудич не заметит пропажи одной штуки. Или двух. Может, четырёх. Тут я заставил себя остановиться, но с трудом. Печенье безусловно было очень вкусным.

Посмотрев на банку с мукой, я вспомнил о деньгах, о которых говорил мистер Боудич. Затем его взгляд изменился — стал резким. Так, стоп. Банка с мукой пуста. Я забыл. Я почти решился заглянуть, недавно так бы и поступил, но те дни прошли. Сев на место, я открыл учебник мировой истории.

Я погрузился в какую-то тяжёлую тему о Версальском договоре и немецких репарациях, а когда снова посмотрел на часы (над раковиной были часы, но они стояли), увидел, что уже без четверти шесть. Думаю, пришло время для ответственной задачи — накормить Радар.

Я решил, что дверь рядом с холодильником ведёт в кладовую и оказался прав. Оттуда шёл характерный и приятный запах. Я потянул за шнур, чтобы включить свет, и на секунду забыл о корме Радар. Маленькая комнатка была заставлена консервами и бакалеей сверху донизу, слева направо. Там был колбасный фарш и печёные бобы, сардины и крекеры, супы «Кэмпбелл», макароны и соусы к ним, виноградный и клюквенный сок, желе и джемы, десятки, а может сотни банок с овощами. Похоже, мистер Боудич готовился к апокалипсису.

Радар издала «не-забудь-про-собаку» скулёж. Я заглянул за дверь и нашёл пластиковую бочку с её кормом. Она вмещала десять-двенадцать галлонов,[12] но содержимое едва скрывало дно. Если Боудич пробудет в больнице несколько дней — или даже недель — придётся купить ещё.

Внутри была мерная чашка. Я наполнил её и высыпал в миску с именем Радар. Собака охотно подошла к ней, медленно виляя хвостом. Она была старой, но по-прежнему радовалась еде. Полагаю, это хорошо.

— Ну что ж, выше нос, — сказал я, натягивая куртку. — Будь хорошей девочкой, увидимся утром.

Только не пришлось ждать так долго.

Мы с папой налегли на китайскую еду, и я подробней рассказал ему о своём дневном похождении, начав с мистера Боудича на ступеньках, перейдя к коридору Старого Чтива, и закончив кладовой Судного Дня.

— Скопидом, — сказал отец. — Видел я такое — обычно после их смерти. Но ты говоришь, там чисто?

Я кивнул.

— По крайней мере, в кухне. Для всего своё место и всё на своих местах. Было немного пыли на старых флаконах с таблетками, но больше я ничего не заметил.

— Нет машины.

— Нет. И в его сарае для инструментов нет для неё места.

— Должно быть, продукты доставляет курьер. И разумеется всегда есть «Амазон», который к 2040 году станет мировым правительством, что приводит в ужас правых. Интересно, откуда у него берутся деньги и сколько их осталось.

Я тоже заинтересовался. Думаю, что такого рода любопытство вполне естественно для людей, которые были на волосок от разорения.

Папа встал.

— Я купил и принёс еду. Теперь мне нужно уладить кое-какие бумажные дела. А с тебя приборка.

Я прибрался, затем порепетировал несколько блюзовых мелодий на своей гитаре. (Я мог сыграть почти всё, лишь бы это было в тональности Е.) Обычно я играл, пока не заноют пальцы, но не в этот вечер. Я поставил «Ямаху» обратно в угол и сказал папе, что схожу до дома мистера Боудича, проверить Радар. Я всё думал, как она там совсем одна. Может, собакам было плевать на такие вещи, а, может, и нет.

— Хорошо, если только ты не решишь притащить его сюда.

— Её.

— Ладно, но я не любитель слушать вой одинокой собаки в три часа ночи, не важно какого она пола.

— Я не приведу её. — Не стоило ему говорить, что такая идея приходила мне в голову.

— И не дай Норману Бэйтсу добраться до тебя.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Что? Думал я не знаю? — он ухмыльнулся. — Люди называли его Психо-домом задолго до вашего с другом рождения, маленький герой.

Это заставило меня улыбнуться, но мне стало не до шуток, когда я добрался до угла Пайн и Сикамор. Дом казался громадой на своём холме, заслоняя звёзды. Я вспомнил, как Норман Бэйтс произносит: «Мама! Столько крови!», и пожалел, что вообще смотрел этот фильм.

По крайней мере, в этот раз засов было легче отодвинуть. Я включил фонарик на телефоне и отправился к задней части дома. В какой-то момент я мельком осветил дом и лучше бы этого не делал. Окна были пыльными, все шторы задёрнуты. Эти окна походили на слепые глаза, которые каким-то образом всё ещё видели меня и не обрадовались моему вторжению. Я завернул за угол и когда подходил к заднему крыльцу, раздался глухой хлопок. Испугавшись, я выронил телефон. Когда он падал, я увидел движущуюся тень. Мне удалось удержаться от крика, но я почувствовал, как мои яйца поползли вверх и плотно сжались в мошонке. Я замер, когда тень метнулась ко мне, а затем, прежде чем успел развернуться и побежать, Радар заскулила, ткнулась носом в мою ногу и попыталась запрыгнуть на меня. Но из-за её больной спины и лап, всё, что она смогла сделать, это несколько неудачных наскоков. Глухой хлопок, должно быть, издала захлопнувшаяся собачья дверь.

Я опустился на колени и обхватил собаку, одной рукой поглаживая по голове, а другой почёсывая шёрстку на груди. Она лизнула меня в лицо и так крепко прижалась ко мне, что чуть не опрокинула.

— Всё хорошо, — сказал я. — Тебе было страшно одной? Уверен, что было. — Да и когда она в последний раз оставалась одна, если у мистера Боудича не было машины, а все продукты доставлялись курьером? Если только ненадолго. — Всё в порядке. Всё хорошо. Пойдём.

Я поднял телефон, подождал пару секунд, пока мои яйца вернутся на своё место, затем пошёл к задней двери; Радар держалась так близко, что стучалась головой о мои колени. Однажды, в незапамятные времена Энди Чен столкнулся с собакой-монстром на переднем дворе этого дома, по крайней мере, так он сказал. Но это было сто лет назад. Теперь это просто напуганная пожилая леди, которая услышала, что я иду, и выскочила через свою собачью дверь мне навстречу.

Мы поднялись по ступенькам. Я отпёр дверь и воспользовался поворотным выключателем, чтобы зажечь свет в коридоре Старого Чтива. Я осмотрел собачью дверь и увидел три маленькие задвижки, по одной на каждую сторону, и одну сверху. Отметил про себя, что перед уходом нужно их закрыть, чтобы Радар не бродила где попало. Задний двор, вероятно, был огорожен, как и передний, но я не был уверен, а в данный момент отвечал за собаку.

На кухне я опустился перед Радар на колени и потрепал её по щекам. Она внимательно смотрела на меня, навострив уши.

— Я не могу остаться, но я оставлю свет и вернусь завтра утром, чтобы покормить тебя. Хорошо?

Она заскулила, лизнула мою руку, а затем подошла к своей миске. Та была пуста, но Радар пару раз лизнула миску и посмотрела на меня. Намёк был ясен.

— Теперь только утром, — сказал я.

Она улеглась и положила морду на лапу, не отводя от меня взгляда.

— Что ж…

Я подошёл к банке с надписью «ПЕЧЕНЬЕ». Мистер Боудич просил не давать мяса и всяких закусок, но я решил, что он имел в виду «не давать мясных закусок». Семантика — прекрасная штука, не правда ли? Я где-то слышал или читал, что у собак аллергия на шоколад, поэтому взял ореховое печенье, отломил кусочек и предложил его Радар. Она понюхала его, затем осторожно взяла из моих пальцев.

Я сел за стол, за которым делал уроки, размышляя, можно ли мне уйти. Радар всё-таки была собакой, не ребёнком. Может, ей и не нравилось оставаться одной, но она не собиралась заползать под раковину и пить отбеливатель.

Зазвонил мой телефон. Это был папа. «У тебя там всё в порядке?»

— Да, но хорошо, что я пришёл. Я оставил собачью дверь незапертой. Она вышла, когда услышала меня. — Не стоило ему говорить, что увидев тень, я на секунду представил кричащую в душе Джанет Ли, пытающуюся увернуться от ножа.

— Ты тут ни при чём. Невозможно обо всём помнить. Идёшь обратно?

— Скоро буду. — Я видел, как Радар смотрит на меня. — Пап, может, мне стоит…

— Плохая идея, Чарли. Тебе завтра в школу. Она уже взрослая и ночью с ней ничего не случится.

— Конечно, я знаю.

Радар поднялась, и наблюдать за этим процессом было немного больно. Припадая на задние лапы, она ушла в темноту гостиной.

— Я посижу ещё немного. Она хорошая собака.

— Ладно.

Я закончил разговор и услышал тихий писк. Радар вернулась с игрушкой в зубах. Мне показалось это обезьянка, но она была так изжёвана, что трудно было сказать. Я всё ещё держал телефон в руке, поэтому сделал фото. Она поднесла игрушку и бросила возле моего стула. В её глазах читалось, что я должен сделать.

Я легонько кинул игрушку через комнату. Радар похромала за ней, подняла, заставила пискнуть пару раз, показав, кто здесь босс, и принесла назад. Она бросила игрушку рядом с моим стулом. Я представил Радар молодой, более упитанной и гораздо более проворной, бегущей за этой несчастной потрёпанной обезьянкой (или её предшественницей) во всю прыть. Как тогда, когда она якобы кинулась на Энди. Теперь дни её активности остались в прошлом, но она старалась изо всех сил. Я мог представить, о чём она думала: «Видишь, как у меня хорошо получается? Не уходи, я могу заниматься этим всю ночь».

Только она не могла, а я не мог остаться. Папа хотел, чтобы я вернулся, и я сомневался, что я хорошо высплюсь, оставшись здесь. Слишком много таинственных скрипов и тресков, слишком много комнат, где может прятаться всё что угодно… и подкрадываться ко мне, как только погаснет свет.

Радар принесла пищащую обезьянку назад. «Хватит, — сказал я. — Отдохни, девочка».

Я направился в коридор, но тут мне пришла в голову одна мысль. Я пошёл в тёмную комнату, откуда Радар принесла свою игрушку и пошарил в поисках выключателя, надеясь, что никто (например, мумия матери Нормана Бэйтса) не схватит меня за руку. Выключатель издал щелчок, когда я нащупал его и включил.

Как и кухня, гостиная мистера Боудича была старомодной, но опрятной. Там стоял диван, обитый тёмно-коричневым материалом. Казалось, что им нечасто пользуются. Судя по всему, чаще сидели в мягком кресле, стоящем посреди старомодного тряпичного коврика. Я увидел отпечаток, оставленный худыми ногами мистера Боудича. Через спинку была перекинута синяя хлопковая рубашка. Кресло стояло перед телевизором, который выглядел доисторическим. Сверху на нём стояла антенна. Я сфотографировал её на телефон. Я не знал, работает ли настолько древний телевизор, но судя по книгам, сложенным по обе стороны, многие из которых были в стикерах для заметок, вероятно, телевизор смотрели не часто, даже если он работал. В дальнем конце комнаты стояла плетёная корзина, доверху набитая собачьими игрушками, одно это говорило о том, как сильно мистер Боудич любил свою собаку. Радар пересекла комнату и схватила плюшевого кролика. Она принесла его мне с надеждой в глазах.

— Не могу, — сказал я. — Но я дам тебе это. Скорее всего, она пахнет твоим хозяином.

Я схватил рубашку со спинки кресла и расстелил на кухонном полу рядом с её миской. Радар обнюхала её и улеглась сверху.

— Умница, — сказал я. — Увидимся утром.

Я направился к задней двери, снова задумался, и принёс ей плюшевую обезьянку. Радар пожевала её пару раз, может быть, в угоду мне. Я отступил на пару шагов назад и сделал ещё один снимок на телефон. Затем я ушёл, не забыв запереть собачью дверь. Если она нагадит внутри, я просто за ней уберу.

Возвращаясь домой, я думал о желобах, несомненно забитых листьями. О некошеном участке. Дом отчаянно нуждался в покраске, но это было выше моих сил, зато я мог что-то сделать с этими грязными окнами, не говоря уж о покосившемся штакетнике. Но, учитывая приближающийся бейсбольный сезон, мне могло не хватить времени. Плюс Радар. Это была любовь с первого взгляда. Возможно, и для неё тоже. Если эта мысль покажется вам странной или банальной, или и то и другое вместе, могу только посоветовать смириться с ней. Как я и сказал отцу, Радар была хорошей собакой.

Ложась тем вечером в постель, я поставил будильник на пять утра. Затем написал мистеру Нэвиллу, моему учителю английского, что не приду на первый урок и попросил его передать миссис Фридлэндер, что могу не прийти и на второй. Сказал, что мне нужно навестить одного человека в больнице.