Слово о товарищах

Л. Сорокин ВЕРНОСТЬ ТРАДИЦИЯМ

Я листаю страницы памяти — недели, месяцы, годы…

Некоторые из этих страниц выцвели от времени, и уже с трудом различаются детали. А некоторые дни начисто смыты грозами и ливнями жизни так, что совсем не разобрать черты лиц тех, кто когда-то был рядом, не восстановить их слов. И все же многое осталось четким, ярким, словно память покрыла защитной пленкой краски давних встреч и разлук, споров и разговоров.

Вот я перелистнул дни 1948 года…

Сейчас я могу смотреть на себя со стороны — двадцатилетнего, длинного, худого после многих болезней, которые свалились на меня в детстве и юности. Нельзя без улыбки вспомнить, как я бегал по городу и скупал столичный журнал «Смена» с первыми опубликованными моими стихами «Богатство Урала» и газету «Уральский рабочий» с двумя стихотворениями… «Как мамонты, горы косматы, как мамонты горы вдали, сошлись у озер синеватых и там отдохнуть прилегли», — перечитывал я свои стихи и украдкой следил за теми, кто покупал «Уральский рабочий»: читают ли они их? С огорчением убеждался, что людей больше интересуют международные события.

Потом я увидел себя, робко и нерешительно открывающим двери Дома литературы и искусства на Пушкинской улице, 12. Здесь начинало свою работу 1-е послевоенное областное совещание молодых писателей.

Мне казалось, что все писатели — необыкновенные люди… Я смотрел на прихрамывающего невысокого черноволосого Константина Мурзиди, автора многих книг, и слышал, как кто-то из молодых говорил про него: «Он грек из-под Анапы…» Я не понимал, как грек мог стать уральским поэтом, но это окружало Константина Мурзиди еще большей таинственностью необыкновенности. Я смотрел на Николая Куштума, зачинателя советской литературы на Урале, и удивлялся, что он, необыкновенный человек — поэт, выглядит тоже, как и Мурзиди, как-то очень приземленно. Редкие рыжеватые волосы, изрытое крупными оспинками лицо, узенькие глаза, маленький рост… И опять краем уха слушал комментарии более старших по возрасту участников областного совещания: «Куштум — это у него псевдоним. Взял в честь деревни, где родился».

Кто-то из говорящих с молодым задором отрицания бросил небрежно: «А, так себе поэт…» Но с отрицавшим активно не согласились: «А ты читал куштумовскую первую книгу «Бой»? Да это же лирика, настоящий талант, талант ему богом дан… А знаешь, что он участник 1-го Всесоюзного съезда писателей СССР и выступал на съезде? Да еще как…»

Но мы, самые молодые, конечно, этого не знали. Той первой книги Николая Куштума, изданной в тридцать третьем году, в библиотеке не было, как и стенограммы 1-го Всесоюзного съезда писателей СССР…

Я только знал, что Николай Куштум — фронтовик. Ушел добровольцем на войну. А это тоже придавало необыкновенность такому вроде бы обыкновенному мужичку, каким я видел Николая Куштума. Добровольцем может быть только храбрый человек!

Я глядел на других фронтовиков — на прозаика Юрия Хазановича, на его лысеющую со лба голову, на умные глаза. Он рассказывал собеседнику, видимо, что-то остроумное, потому что оба весело смеялись.

Я следил за поэтом Ефимом Ружанским. Рассказывали, что он чуть не умер в блокаду в Ленинграде, но Урал его выходил, поставил на ноги, следов блокады на его улыбчивом лице уже нет. Я внимательно всматривался в него. И его веселье, жизнерадостность тоже были для меня таинственными. Ведь он пережил блокаду, блокаду Ленинграда, а улыбается… Вот он что-то сказал Хазановичу, и Юрий Яковлевич улыбнулся в ответ.

Мне припомнились веселые строки, которые вчера прочитал один из молодых и которые приписывались Ефиму Ружанскому:

И на участников совещания — молодых писателей я поглядываю с почтением. Еще бы! Почти все они старше и опытнее меня. Многие из них тоже побывали на фронте.

Владимира Шустова, который сейчас в скромном пиджаке, я буквально вчера видел у нас во дворе в блеске орденов и медалей.

И Лев Румянцев, чьи стихи часто передавались по радио, — фронтовик.

Вот стоит невысокий молодой человек с круглой головой и чуточку оттопыренными ушами. Это поэт Николай Новоселов. И он повоевал, награжден высокими правительственными наградами. Его стихи о войне я уже читал в журнале «Звезда» и удивлен, что его творчество разбирается вместе с нашими самыми первыми литературными опусами.

Рядом с ним стоит Леонид Шкавро. Его лицо точно высечено из камня — мужественные черты. И он успел повоевать — на Дальнем Востоке с японцами.

И Михаил Найдич, почему-то показавшийся мне сверстником, во фронтовой гимнастерке. Он читал стихи о фронте, о разведке, о луне, которую хочется чем-то прикрыть, и на него с одобрением смотрели Константин Мурзиди и Николай Куштум.

И только Юрий Трифонов, красивый, с высокой копной волос, не успел побывать на фронте.

Областное совещание молодых литераторов отделение Союза писателей проводило совместно с обкомом ВЛКСМ, и секретарь его Петр Васильевич Помазкин, широкоплечий крепыш, подхватив под руку молодого поэта Михаила Пилипенко, тоже комсомольского работника — будущего редактора «На смену!» и автора слов знаменитой песни «Уральская рябинушка», — позвал всех в зал.

Сейчас я жалею, что не вел дневника, не вел ежедневных записей… Тогда я даже не предполагал, что из участников этого совещания будет создана секция молодых писателей при Свердловском отделении СП и меня изберут ответственным секретарем этой секции, а через десять лет, в 1958-м старшие товарищи окажут мне доверие, избрав ответственным секретарем правления областной писательской организации.

Мне посчастливилось работать с такими талантливыми писателями, как Нина Аркадьевна Попова, Ольга Ивановна Маркова, являвшимися председателями правления. И пусть я с ними проработал недолго — с Н. А. Поповой — два года, с О. И. Марковой — четыре, но я благодарен судьбе, что мне довелось хорошо узнать этих людей.

И прежде всего Нину Аркадьевну, человека долга, чести, человека необыкновенно скромного, требовательного не только к другим, но и к себе, — словом, настоящего коммуниста, отстаивающего и в литературе и в жизни высокую идейность… И это все не на словах. А на деле. Ни разу Нина Аркадьевна не попыталась избежать острых углов, — волнуясь, порой хватаясь за сердце, она говорила тихим голосом резкие правдивые слова, если их надо было сказать. До самой смерти она прожила в общей квартире с соседями, хотя очень многим ее товарищам по перу улучшили жилищные условия. Но она заботилась о других. И наотрез, как руководитель, отказывалась получить квартиру, пока не все в организации устроены.

Многое мне дала и работа с Ольгой Ивановной Марковой, хотя характер у нее был сложным. Но она, даже ошибаясь, близко принимала к сердцу беды и заботы своих товарищей.

Да, жаль, что не вел я дневника. Сколько бы можно было записать неповторимого, интересного, важного для истории нашей организации, а значит, и поучительного для новых поколений литературной смены!

На моих глазах Свердловская областная писательская организация выросла в несколько раз. Если в начале 50-х годов она насчитывала 11 членов Союза писателей и 8 кандидатов в члены СП СССР, то на 1 января 1980 года у нас на учете пятьдесят один член СП СССР и около шестидесяти членов литературного актива, авторов одной, двух, трех и более самостоятельных книг, пьес и киносценариев.

И это при том, что мы понесли тяжкие потери, от нас ушли классик советской литературы Павел Петрович Бажов и такие самобытные писатели, как В. Бирюков, К. Боголюбов, А. Исетский, Н. Куштум, А. Ладейщиков, И. Ликстанов, П. Макшанихин, О. Маркова, М. Пилипенко, Н. Попова, Е. Ружанский, К. Рождественская, Ю. Хазанович, К. Филиппова, и такие представители более молодого поколения литераторов, как В. Шустов, Ю. Трифонов, Б. Марьев, Э. Бояршинова.

Надо вспомнить и о том, что от нас в Москву и в другие города уехали писатели, рожденные Свердловском, — К. Мурзиди, О. Коряков, В. Стариков, И. Акулов, В. Дагуров, Л. Ваганова. У нас начинали свой творческий путь И. Герасимов, Б. Можаев, С. Мелешин.

Да, мы имеем право сказать, что у нас в Свердловске активно растут профессиональные писатели, чьи книги одна за другой выходят в столичных издательствах, переиздаются за рубежом.

Книги свердловских авторов В. Крапивина, А. Малахова, В. Туболева, Б. Дижур и ряда других читают в ГДР, в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Франции, Японии. Они переведены и на многие языки народов СССР.

Фильмы, снятые на «Мосфильме», на Свердловской, Одесской и Киевской студиях по сценариям свердловчан, смотрят миллионы зрителей. И не только фильмы. Достаточно сказать, что пьеса Г. Бокарева «Сталевары» поставлена прославленным МХАТом и еще 72 театрами.

Когда я задумываюсь о работе нашей организации, я вспоминаю старших товарищей, которые заложили добрые непреходящие традиции постоянного доброжелательного, но требовательного внимания к молодым писателям. Они показывали пример кропотливого воспитания начинающих.

Вспомните строгие, взыскательные письма к молодым Павла Петровича Бажова. Вот что он писал в письме к одному начинающему писателю от 7 октября 1946 года:

Вспоминается мне неторопливая речь Бажова на одном из собраний нашей писательской организации, где Павел Петрович не обидно, но точно и беспощадно подметил недостатки тогда еще молодых писателей Олега Корякова и Вадима Очеретина.

Помню, как на все занятия нашей секции молодых писателей приходил Константин Мурзиди, как он доказывал, что необязательно увлекаться сногсшибательными сравнениями, образами, что главное в стихотворении — это образ времени, образ человека. Константин Гаврилович часто давал практические советы. Требовал, чтобы в стихотворении не было строф, без которых можно обойтись. Он прикрывал ладонью целые четверостишия в стихах одного из молодых поэтов, и в конце концов оставалось восемь строчек, но в них действительно отражалось время и тяготы похода через монгольские степи.

А как тщательно К. Мурзиди с Н. Куштумом отбирали произведения для альманаха «Уральский современник» № 13, который был полностью отдан творчеству начинающих авторов. Поэтическим безделушкам места не было, хотя стихи о любви котировались не ниже, чем стихи о труде.

Нередко на заседаниях нашей секции можно было видеть прозаиков И. Ликстанова, Н. Попову, О. Маркову.

Стоит у меня перед глазами и Михаил Пилипенко. Он уже был признанным поэтом, редактором газеты «На смену!» и делал все, чтобы приблизить молодых писателей к жизни. Бывало, вызывал к себе в кабинет Юрия Трифонова и меня, ставил задачу: написать «Октябрьский репортаж» о городе Свердловске, о его людях. Одну из глав он вызывался сделать сам. И мы уезжали на заводы, ходили по цехам, разговаривали с теми, кто должен был стать героями репортажа. Потом мучились над словом, спорили до хрипоты в редакции, собравшись вместе. Но поэтический репортаж появлялся в срок. Его нельзя было не заметить. Стихи занимали целых две газетных страницы.

Как-то он позвонил мне рано утром:

— Зайди в редакцию! Дело срочное.

С редакцией «На смену!» у меня были самые тесные связи. В первом номере газеты, которая возродилась после войны, были помещены мои стихи без подписи, и с тех пор я публиковался там иногда по нескольку раз в месяц. Хотя «На смену!» же не раз критиковала нас, молодых, в своих статьях, но я не мог обижаться, — я состоял на учете в комсомольской организации «На смену!», и в этом тоже проявлялась забота о начинающем авторе. Когда я пришел, Михаил Пилипенко принял меня сразу же:

— Ты знаешь о ЖБИ?

О строительстве завода железобетонных изделий я знал.

— Завод этот — Всесоюзная комсомольская стройка. Нужен немедленно репортаж в стихах.

У меня было удостоверение внештатного корреспондента «На смену!», и уже через полчаса я шагал по мокрой от осенних дождей лесной дороге туда, где гремели строительные взрывы, где гудели тяжелые грузовики.

Репортаж появился в срок.

Так индивидуально работали с молодыми писателями.

Много сил отдала воспитанию молодых Клавдия Рождественская, которая стояла у истоков детской уральской литературы, создав альманах «Боевые ребята». Она буквально выискивала способных авторов среди людей самых разных профессий.

Все свое свободное время отдавал руководству литобъединением начинающих прозаиков при журнале «Урал» Павел Макшанихин. Именно оттуда вышел драматург и сценарист Геннадий Бокарев. Первая его повесть «Мы» о рабочей молодежи обсуждалась на литобъединении и была опубликована затем в журнале «Юность» в начале 60-х годов.

Росту писательской организации несомненно помогли ставшие традиционными десять областных совещаний молодых авторов, на которых обсуждались произведения подавляющего большинства членов СП, состоящих ныне на учете в Свердловской областной писательской организации.

Успешному росту молодых способствовала забота старшего литературного поколения о создании на Урале двух литературно-художественных ежемесячных журналов «Урал» и «Уральский следопыт», выросших из альманахов «Уральский современник» и «Боевые ребята».

И все же не было бы у нас такой сильной писательской организации, если не было бы в Свердловске книжного издательства, которое с каждым годом набирает силу и которому в 1980 году исполняется уже 60 лет.

Первые книги почти всех писателей, живущих в Свердловской области, были выпущены этим издательством, носящим сегодня скромное имя — Средне-Уральское. Но оно выпускало и выпускает отнюдь не средние книги. Достаточно назвать выпущенные у нас, в Свердловске, собрания сочинений Д. Н. Мамина-Сибиряка и А. П. Бондина, а в самые последние годы — четырехтомник Е. А. Пермяка.

В 30-е же годы издательство создало уникальную библиотеку занимательного краеведения. В наше время широкую популярность получила многотомная «Уральская библиотека».

Издательство первым познакомило читателей с «Малахитовой шкатулкой», ныне известной всему миру, ставшей символом творческих возможностей и мастерства уральских умельцев.

В нашем издательстве появились: повесть «Моя школа» А. Бондина, включенная по указанию Максима Горького в серию лучших книг о детстве; повесть И. Ликстанова «Малышок», как и «Малахитовая шкатулка» удостоенная Государственной премии СССР; книга рассказов «Мои друзья» Б. Рябинина, общий тираж которой на сегодня исчисляется семизначной цифрой (включая переводы на разные языки).

Из стен нашего издательства широко шагнули в мир книги одного из самых известных советских детских писателей Владислава Крапивина, удостоенного премии Всесоюзного Ленинского комсомола.

Невозможно перечислить все произведения, даже наиболее примечательные, выпущенные за шесть десятилетий издательством, которое носило различные имена — «Уралкнига», Уралогиз, Свердлгиз, Свердловское книжное…

Кстати, писатели Среднего Урала не только издавались в своем родном издательстве, но и работали в нем. В разное время редакторами нашего издательства были П. Бажов, А. Ладейщиков, А. Исетский, О. Маркова, Н. Попова, Н. Куштум, А. Салынский, К. Рождественская, Е. Хоринская, Ю. Хазанович, Э. Бояршинова.

Некоторые из писателей отдали издательской работе многие годы своей жизни, определяя генеральное направление издательской деятельности.

Выдающийся писатель Павел Петрович Бажов работал в Средне-Уральском книжном издательстве с небольшим перерывом с 1931 года почти до первых дней Великой Отечественной войны.

Клавдия Васильевна Рождественская, познавшая мудрость редакторского труда в Ленинградском Гослитиздате, у нас была редактором детской литературы с 1932 года, а с 1941 по 1948 год — главным редактором Свердловского областного издательства.

Николай Алексеевич Куштум, которому обязаны своим становлением все поэты моего поколения — М. Найдич, Ю. Трифонов, И. Тарабукин, Э. Бояршинова, вернувшись с фронта, стал ответственным секретарем альманаха «Уральский современник», а потом до самой пенсии работал редактором художественной литературы в издательстве.

Конечно, это помогло становлению литературной смены, так как писательский подход к редактированию рукописи никогда не был формальным или поверхностным. Писатели-редакторы сами прошли через муки поисков самобытного слова и бережно относились к каждому яркому обороту речи, к каждому образу, к своеобразию авторского стиля.

К тому же их жизненный опыт, их знания, были, как правило, выше знаний и жизненного опыта авторов. А этого так порой недостает молодым редакторам…

Примером настоящего, чуткого редактора-друга для меня является Николай Куштум.

Он не пропускал ни одного занятия секции молодых писателей, ни одного заседания секции поэзии. Всегда приходил с конкретными предложениями по той или иной рукописи. Так же он готовился и к редактированию книги. При встрече с автором он доставал длинный список пронумерованных стихов, — тех, которые нужно было оставить в рукописи, и тех, которые требовалось снять. Водя по этому списку пальцем, он останавливался на каждом стихотворении и доказывал свои соображения. Потом начиналась построчная работа — над тем или иным словом он карандашом аккуратно выводил слово, которым можно было, по его мнению, заменить слово случайное, корявое. Когда автор не соглашался, Николай Алексеевич предлагал автору самому найти единственно необходимую метафору, эпитет.

Зная о конкретности мышления Николая Куштума, о его стремлении к краткости, начинающие самовлюбленные авторы, чаще всего студенты, нахватавшиеся мудреных мыслей, иной раз втихомолку посмеивались над ним. Однажды на заседании секции молодых писателей группа студентов из университета решила, видимо, подавить своей эрудицией Николая Алексеевича. В ход пошли философские категории, иностранные слова. Мы сочувственно смотрели на Николая Алексеевича. Он внимательно выслушал выступавших. Как-то буднично поднялся в своем потертом коричневом костюмчике и вдруг заговорил… языком своих оппонентов. Все удивленно взглянули на него. Оказалось, Николай Алексеевич отлично разбирался в философии. Пристыженные студенты замолкли.

Позже я узнал, что Куштум заочно закончил Литературный институт и постоянно занимался самообразованием. Мы вообще мало знали о нем. Николай Алексеевич был человеком скромным, не любил говорить о своих заслугах. Мы гордились, что наши стихи широко печатались в московских журналах — «Огонек», «Смена», «Советский воин», «Крестьянка», «Молодой колхозник». Николай Алексеевич помалкивал. Но однажды в библиотеке я обнаружил старые номера столичного журнала «Октябрь», в них печатались целые циклы стихов Николая Куштума.

А его речь на Первом съезде Союза писателей СССР в 1934 году меня просто поразила своей партийностью, нестареющей сутью, знанием рабочего класса Урала, убедительными фактами плодотворности связи творчества с жизнью, поэтическим задором.

А как много он знал стихов наизусть! Он мог поправить кого-нибудь из нас, по-доброму сказать начинающему:

— Это уже было. — И подтвердит строками из классики или советской поэзии.

Он мог встать и с выражением прочитать, скажем, строки Гумилева:

Голосом он показывал звукопись этих строк. И мы восхищенно смотрели на Куштума. Не меньше он знал наизусть уральских частушек.

Поражала меня его память, он был ходячей энциклопедией литературной жизни на Урале. Можно было его спросить:

— Николай Алексеевич, какой год надо считать годом рождения нашей Свердловской писательской организации?

И он отвечал:

— Октябрь, 1927 год. Первая Всеуральская конференция пролетарских писателей.

Его блокнотик, с которым он никогда не расставался, хранил даты рождения писателей, различных постановлений Совета Министров, которые касались литераторов. Он много пережил. Но о своем личном никогда не говорил. Мы догадывались, что у него не сложилась семейная жизнь, но он ни разу не пожаловался на свою судьбу. Мы искренне радовались, когда он встретил добрую женщину и его жизнь вновь озарила любовь. Нам казалось, что это поможет ему написать новые стихи, равные по силе его ранним стихам. Но в 50-е годы он уже в основном перешел на прозу, издал повесть о Великой Отечественной войне, о мальчишке, спасшем боевое знамя. Повесть называлась «Подвиг». Затем появилась повесть «Шумга» о его первых комсомольских годах.

Да, Николай Куштум был личностью, со своим взглядом на жизнь. Он бережно редактировал молодых, но был беспощаден в своих требованиях: «Поэт начинается со второй книги стихов. Первую помогает выпустить накопленный за всю жизнь материал. А второй книгой поэт подтверждает свои литературные способности и то, что он не случайный человек в литературе».

Вот эту же чуткость и требовательность я ощутил, работая над книгой «Солнце и снег» с Эмилией Бояршиновой, сменившей за редакторским столом Куштума.

Это не значит, что хуже работали с нами такие опытные редакторы, как Ирина Алексеевна Круглик, Тамара Владимировна Раздьяконова. Просто я сейчас пишу о писателях, которые были редакторами, пишу о тех счастливых случаях, когда писательский талант дополнялся талантом редакторским.

Нельзя забыть еще об одной форме участия писателей в работе издательства. Составителями многих сборников, получивших широкую известность, были наши литераторы. Составителями сборника «Молодые голоса» были К. Мурзиди и В. Стариков, сборника «Наступление» — Ю. Трифонов, сборника «Мы — коммунисты» — Е. Хоринская и Ю. Трифонов. Лично мне пришлось быть составителем многих сборников, в том числе «Наша юность», «Стихи о Свердловске», «Стихи о любви», двухтомной антологии «Поэты Урала» (совместно с И. А. Дергачевым).

Еще одна грань участия писателей в редакционной работе Средне-Уральского книжного издательства — общественные редколлегии книг, библиотек, серийных изданий. К примеру, в общественную редколлегию сборника «Тридцать влюбленных» входили Ю. Трифонов и Б. Марьев, в редколлегию «Дня Уральской поэзии» — М. Найдич, Е. Хоринская, Н. Куштум, в редколлегию «Уральской библиотеки» — И. Дергачев, О. Маркова, Н. Никонов и другие.

Активно трудятся писатели в редакционном совете.

Я бы мог еще много писать о своих товарищах. Но сменяются годы, сменяются поколения писателей и редакторов, они передают эстафету заботы о молодых друг другу. И если сегодня книги молодых выходят чаще, чем раньше, если многие первые книги сделаны мастеровитее, чем книги, выходившие в 50-е и даже 60-е годы, то в этом незримая заслуга и предыдущих литературных поколений, подготовивших для этого почву.

Забвение опыта старших, забвение их взлетов и просчетов приводит к неудачам, к открытиям уже открытого.

Надо не забывать о тех, кто стоял у литературных истоков Свердловской писательской организации и у истоков издательского дела на Урале. Без них не было бы сейчас в Свердловске одной из самых крупных писательских организаций в России. Продолжение роста нашей организации, роста писательского мастерства неотделимо от верности традициям, заложенным теми, кто был до нас.