Смерть Рыцаря

Глава тринадцатая

Последствия битвы в канализации и решения вспомнить былые времена, а точнее — напиться до чертиков в ближайшей таверне, в полной мере дали о себе знать этим утром. Галахад раскинулся на кровати после неудачной попытки сесть и натянуть на себя панталоны. Петух за окнами кричал громче, чем ему положено, предательски протягивал каждое «кукареку». В коридоре кто-то постоянно топал, проходя мимо. Это горничные задвигались в привычной для себя рутине. И только Клара, как бегающая навстречу ветру, решила первым делом проведать Марию. Но комната была пуста.

В дверь к рыцарю постучали.

— Открыто! — крикнул он и почувствовал першение в горле.

— А Мария не с вами? — Клара приоткрыла дверь, но не стала заглядывать.

— Нет, — Галахад приподнялся с кровати, борясь со сковывающей болью в спине, — её комната пуста?

— Наверняка уже встала и пошла прогуляться. Я её найду.

— Стойте!

— Что?

— Есть мазь от боли в спине?

Вскоре, после того как Клара ушла на поиски девочки, в дверь к рыцарю постучался личный знахарь Жанпольда.

— Меня попросили подойти, — сказала он через дверь.

Галахад к тому моменту уже смог накинуть панталоны и даже встал с кровати.

— Да, да, прошу, входите.

Мужчина вошёл и представился. Его звали — Раммал. На вид он был очень стар. Таких людей Галахад давно не видел, а если и видел — то скованных болезнью и лежащих в кровати. Этот же старик стоял прямо, и ноги его не дрожали. А голос был твёрдым, полный сил. Седые волосы и лицо, покрытое морщинами и обвисшей кожей — единственное, что выдавало возраст.

— Я Галахад.

— Я знаю. Вы избавились от монстра в канализации.

— Мне помогли, — с досадой рассказал рыцарь. — Я бы пожаловался на свои годы, но глядя на вас, как-то стыдно это делать.

Раммал указал на кровать, игнорируя комментарий.

— Ложитесь на живот.

Галахад сделал, как было сказано.

Раммал подвинул стул к кровати и сел. Просунул руку в карман коричневого балахона, какие носили все представители его профессии, и достал флакон размером с большой палец кисти.

— Вам около тридцати?

— Сорок шестой год идёт, — поправил Галахад, говоря в подушку.

— Вы в хорошей физической форме для своих лет. Даже слишком. Как долго вы были в отставке?

— Пятнадцать лет, примерно.

— Если вы не подвергали себя изнурительным тренировкам по четыре раза в неделю, я не представляю, как вы умудрились поддерживать форму.

— В этом-то и секрет, я пил и тренировался. Тренировался и пил.

— Детей нет, полагаю?

Галахад услышал, как из флакона вылетела пробка.

— Сейчас будет немного жечь, — сказал знахарь.

— Вы всегда так сильно интересуетесь жизнью других?

Рыцарь почувствовал жжение на спине, будто кто-то пролил на неё кипяток.

— Терпите, сейчас пройдет, — ответил знахарь на стоны Галахада. — И нет, не всегда интересуюсь жизнью других людей. Вы и сами должны признать, каков передо мной индивид. Истории, что я слышал о вас, превосходят даже самые смелые представления о выносливости и силе человеческого тела.

Галахад вздохнул от облегчения. И вправду, жжение прекратилось.

— Я был молод и талантлив. Полон сил.

Знахарь взял простыню, лежащую в углу кровати, и дергаными движениями стал протирать спину рыцаря.

— Молодые и полные сил не способны убивать драконов в одиночку. Какими талантливыми они не были.

— С драконом. Одним, и не таким уж большим.

Закончив, знахарь сложил простыню и положил обратно у кровати.

— Вы единственный, кто может так сказать. Всего лишь один маленький дракон. Поднимайтесь, должно стать легче.

— А вы сами-то, — Галахад сел и потянулся за рубахой, — вам сколько? Семьдесят, восемьдесят? Видел я людей ваших возрастов, обычно им мажут спины, и с кровати они не встают.

Знахарь улыбнулся, закрыл пустой флакон пробкой и положил в карман. Подняв голову обратно к рыцарю, ответил:

— У меня были очень здоровые потомки, как у вас могучие. Никогда не задумывались о ваших предках? И я имею в виду не ваших дедушек и бабушек, а очень дальних потомков, тех, что жили во времена истребления драконов.

— Я слышал истории о шести великих войнах с шестью великими мечами, что очищали земли от драконов. Но мой меч не светится, не прожигает драконью чешую.

#

Неподалеку от особняка мэра, в глубинке города, между кирпичных домов, во дворе собралась группа ребятишек лет десяти-двенадцати. Девочки и мальчики играли и смеялись.

Девочки хихикали и посматривали на мальчиков. А мальчики краснели, но не все — только самые застенчивые. Они прыгали по расчерченным палкой квадратам на земле, бросали мяч друг-другу в руки, говоря разные гадости и опять смеялись. Сытые, счастливые, беззаботные дети. А самое важное — они все любимые. По крайней мере, так казалось Марии, что сидела на пыльном тротуаре в пятнадцати метрах от них. Она так увлеклась этими детьми, что не заметила руку, тянущуюся к её плечу.

— Ой, я тебя напугала, — Клара всё-таки дотронулась до плеча Марии, и та дёрнулась, соскользнув с бордюра.

— Что ты здесь делаешь? — спросила девочка, поднимаясь и отряхивая штаны.

— Я не могла найти тебя в доме и решила пройтись по улице.

— Я в порядке. Хотела прогуляться по городу, подышать воздухом.

— Ты выглядишь так, будто не спала вовсе, вся бледная…

Мария села обратно на бордюр, чтобы наблюдать за игрой детей, оставив Клару у себя за спиной.

— Как я уже и сказала, я в порядке, — повторила она.

— Опять кошмары? — уточнила Клара, садясь рядом.

«Так меня и запомнят», подумала Мария, «как девочку с кошмарами».

— Посмотри на них, — Мария кивнула в сторону ребят, играющих в салочки, — никаких забот. Они счастливы, у них есть друзья-ровесники, есть семья.

— И ты определила это по их улыбкам?

— И по глазам, — ответила Мария после небольшой паузы. Затем она продолжила с тяжестью в голосе: — Я никогда не думала, что во мне это есть.

— О чём ты?

— О зависти. Я смотрю на них, и у меня болит сердце. Я их ненавижу. Ненавижу, как легка у них жизнь. Попробуйте прожить без родителей и друзей, как я. Не каждый сможет. Попытайтесь улыбаться, когда некому. Попытайтесь смеяться, когда не над чем, — Мария сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу. Она не хотела останавливаться.

— Хватит, — Клара взяла руку Марии и попыталась разжать её кулак. — Этим ты себе не поможешь.

Мария громко выдохнула, разжала кулаки, но боль никуда не ушла.

— Да, — продолжила Клара, — у кого-то жизнь легче. Кто-то получает больше, чем заслуживает.

— Почему? Почему жизнь так несправедлива? Почему я это вижу, а они нет? Ты-то должна знать, твои родители умерли, твой брат тебя бросил. У тебя было столько времени об этом подумать. У меня столько времени нет. Прошу, скажи мне! Почему жизнь так несправедлива?

— Мой брат меня не бросил, — ответила Клара, ошарашенная словами Марии.

Мария долго всматривалась в Клару, пытаясь найти ответы на её лице, но никак не могла их увидеть. Она смотрела не на человека, прошедшего через тиски боли, а на кого-то, кто всё ещё пытается от них убежать.

Мария опустила плечи. Не стоило ей сюда приходить и смотреть на детей. Лучше ей в лесу с Галахадом, где никого нет и некому завидовать.

— Прости, — медленно сказала Мария, высвобождая свою руку из руки Клары, — зря я это всё сказала. Я просто…я боюсь, — она сглотнула. — Я боюсь смерти. Я не дура, я знаю, что мы умрём в Воларисе. Галахад всегда прав в таких вещах. Он сказал — это самоубийство. И я не хочу умирать.

Клара сложила руки на подоле.

— Мы можем посидеть здесь какое-то время, — ей хотелось заплакать, обнять Марию. Но этим не поможешь. Сейчас ей нужен кто-то спокойный, верящий вопреки всему, что это не конец. Что Воларис — не конец. — Или… у меня есть другая идея, — вдруг просияла Клара. Она подбежала к детям, которые уже пинали друг — другу мяч, и что-то им сказала. Через несколько мгновений мяч подкатился к сидящей Марии. Она подняла голову и загадочно посмотрела на ребят.

— Пинай нам! — крикнул один из них.

Мария ждала подвоха, обычно её ровесники были к ней добры, только когда это было необходимо, как часть розыгрыша или насмешки. Ей никак не удавалось подружиться с себе подобными. Они словно видели в ней что-то чужеродное, им неприятное, что ускользало от самой Марии, но отчётливо прорисовывалось в том числе для её матери.

И всё же Мария покорно встала с бордюра, попыталась скрыть улыбку, нарочно прищуриваясь от солнца, которое после ночной грозы шло на пользу всему городу, и ударила по мячу, что есть сил. Мяч полетел быстро и высоко, да так, что одному из мальчишек пришлось бежать за ним. Мария слегка прикрыла глаза, боясь, что мяч попадёт кому-нибудь в голову, кто проходил мимо. Но всё обошлось. Мальчишка, возвращаясь с мячом, был приятно удивлен такому сильному удару. Он одарил Марию гордой улыбкой и позвал к ним в круг.

— В следующий раз бей чуть-чуть послабее, — отметил он, а вокруг засмеялись.

Марии стало стыдно, она опустила голову. Она почти решила, что над ней снова издеваются, но когда ей удалось набраться смелости и взглянуть на ребят, на их лицах отображалась не насмешка, а принятие. Будто они хотели смеяться не над ней, а вместе с ней. Мария улыбнулась в ответ.