Смерть Рыцаря

Глава тридцатая

В гостиную поочередно заходили люди. Солдаты были первыми. Они шагали тише всех, почти на цыпочках. Только не понятно было зачем, если они пришлю сюда ради одного — разбудить мэра, спящего в тарелке со своим ужином.

После солдат в комнату заходила Клара со старой горничной, а в последнюю очередь Мария с Софией. Такая очередность была не случайной. Солдаты шли впереди с самых ворот, как бы ведя за собой гостей. Старой горничной хотелось поскорее вернуться в кровать, но идти впереди солдат не дозволено. Поэтому она заняла первое место сразу после них.

Клара не знала с кем ей идти рядом, поэтому шла одновременно рядом с горничной и Марией. Они почти не обмолвились словами, лишь поздоровались. Клара хотела многое спросить, разузнать у девочки, но та выглядела настолько уставшей, что она боялась, как бы разговор не забрал последние силы.

Мария шла предпоследней по двум причинам: от усталости и безразличия. Она даже не замечала, что предпоследняя в ряду, а даже если захотела бы кого обогнать — в нынешнем состоянии не годилась и в подмётки старой горничной.

Оставалась София. На собственное удивление, столь долгожданное возвращение в Серебрадэн вдохнуло в неё жизнь. Она и думать не могла, что в ней оставалось столько сил. Так почему же она шла позади всех? Ей самой хотелось полагать, что она тем самым не оставляет Марию позади. Вот кто точно не должен идти последним. Но когда они подошли к гостиной, где спал отец, всё встало на свои места. Не город вдохнул в неё в жизнь, а страх и волнение перед встречей с отцом. Она покинула его десять лет назад, не оставив после себя ничего, кроме записки! Какой же дурой она была! Глупой, молодой, наивной девчонкой. Эх, если бы она знала, что её ждет! Как ей могло взбрести такое в голову! Отправиться в Воларис! Она хорошо помнит тот день. Ей наскучила жизнь, наскучил быт. Она сидела во дворе с друзьями. Их было двое — два молодых паренька. Оба мило краснели при длительном взгляде, не ровно дышали по ней. Она этим воспользовалась. Рассказывала о том, как ей хочется посмотреть мир, увидеть дорогу. Посмотреть на Воларис. Столько она слышала о его былом величии! Парни не были столь захвачены подобными мыслями, но один другому об этом не мог признаться. Чтобы не быть занудами, чтобы попробовать покорить её сердце, они тут же на перебой рассказывали, что один смелее другого, который в свою очередь смелее первого и так далее.

Все эти идеи о Воларисе могли быть забыты, не приведи отец суженного. Статного богатого мужчину, по имени… которого София уже и не вспомнит. Она сказала «нет» отцу и тот закатил скандал. Пришлось настаивать на своём неделю, прежде чем отец начал думать и прислушиваться к дочери.

Нет сомнения — ещё неделя подобных споров, и София полностью могла избавиться от суженного. Но что насчёт следующего? Она дочь мэра. В её позиции женихов не выбирают. В её позиции — их приводят. Приводят молча, не спрашивают. Сколько она может биться, пока не ляжет с человеком которого выбрали другие?

В те дни София была расстроена своим будущем. Она хотела уйти. Сбежать. И ничего лучше, как надавить на друзей, ей в голову не пришло. Она точно знает — они хотели отказаться. Она видела по их лицам. Видела сомнение и страх. Но они были глупы и слишком молоды, чтобы отказать красивой девушке.

Той ночью они сбежали из города. Они украли три лошади, провизии и скакали две недели. Скакали, пока Воларис их не поглотил. София запомнила их крики. Запомнила их тела, лежащие в серой траве. Лица с пустыми чёрными глазницами и приподнятыми щеками. Они были в чудовищной боли перед смертью. Тот, кто был в храме Волариса, тот кто заколдовывал стрелы, наполняя их душами, не мог спасти всех.

— Тебе повезло, что я успел спасти тебя.

«Да…повезло. Я убила двух мальчиков».

Она не могла долго смотреть на их тела, но и не могла не смотреть вовсе. Как бы не было противно ей от самой себя, когда она глядела на них, обходить стороной и не замечать их, было ещё противнее. София часто возвращалась к месту их гибели и сидела рядом с ними. Хотела поменяться местами.

Со временем тела исчезли. Она пришла как обычно к месту и обнаружила лишь серую траву без следов чего-либо постороннего. Тот, кто её спас, объяснил, что так происходит со всеми телами: рано или поздно они исчезают.

— Одни становятся скитальцами, — говорил он, — другие закапываются в землю и выжидают чего-то.

Этот человек, что её спас, что говорил с ней, был одет в чёрную робу. Он был стар, но не настолько, чтобы это было заметно в его походке, руках или голосе. Он не назвал своего имени, но и не спрашивал имя Софии. У себя в голове она называла его Страж, но никогда не звала так вслух. Она никак его не звала. Сразу начинала с вопроса. На какие-то он отвечал, на многие — нет. Большую часть времени страж сидел на одном месте и хорошо, если на стуле, а не на холодном полу в углу храма. Большую часть времени он молчал, а в ту малую часть, когда говорил, отвечал на вопросы Софии. Без неё он не произносил бы и слова.

— Как давно вы здесь? — спрашивала София.

— Не знаю. Не помню. Как давно Воларис в таком состоянии?

— Сотню лет.

— Вот тебе и ответ.

— Как вы тогда живы, столько лет?

— Никто здесь ни жив, ни мёртв в полном смысле. Ты не слышала их крики, когда только попала сюда? Запечатленный момент перехода отсюда-туда. В клетку. Похоже на смерть и даже можно так сказать. Если хочешь тоже умереть — иди в город. Со временем все, кого я спасаю, туда уходят.

— Почему?

— Чтобы покончить с этим существованием, избавится от плоти. Чтобы не торчать в этом храме.

Страж не знал, а может и не хотел говорил, от чего умирают люди в городе. София не была из тех, кто будет настаивать на ответе. Она кивнула и запомнила, что ей нужно сделать, чтобы всё закончилось. Только теперь она понимала с чем сталкивались люди, идущие в город. Они могли вечно бродить по нему, пока не решатся попасть в замок, где их всегда останавливал король Яков. Он пытался защитить Марию, сам не зная, от чего. Полностью одурманенный «Неведомым», он избавлял людей от плоти и возвращал душу из стрелы обратно богу.

Ночь в Воларисе никогда не сменялась днём, и невозможно было определить, как долго София живёт в этом храме. Она, как и страж, не нуждалась во сне или еде. Её эмоции были притуплены. Она чувствовала сожаление, тоску по дому, страх, но могла их принять и сидеть в храме дальше. Даже скука не мучила сильно. Время от времени на границе появлялись люди. Это всегда сопровождалось вспышкой, вместе с грохотом. Будто из-за горизонта поднимается гром и молния. Страж брал стрелы, лук и бежал к границе. София следовала за ним.

У границы Страж выстреливал в небо, чтобы осветить путь. Каждый раз стрела наверху взрывалась сама. Всегда. Единственный раз, когда это было по-другому — когда там был Маркиз. И даже сейчас, после освобождения Волариса — она не знает почему так произошло.

Они со стражем спасали кого могли. Им попадались старики, уставшие от жизни, что пытался покончить с нею. Дамы с разбитыми сердцами, все в слезах. Молодые, неопытные путешественники, что случайно заплутали в Воларис. Последних было жалко больше всего. Те, кого удавалась спасти, оставались в храме ненадолго. Они, по самым надуманным причинам, верили, что в городе кроется спасение. Страж никогда не пытался их остановить. Он говорил раз и только раз:

— В городе ты умрешь.

Никто не слушал. Все уходили в город и не возвращались. Но София их понимала, они желали получить ответы или упокой. Она сама играла с этой идеей. Сидела на лавочке у храма и понимала, что нужно всего лишь встать и пойти вперед. Ей даже казалось, что страж это чувствует, её сомнения. Потому что, когда она возвращалась в храм, после очередных таких раздумий, он будто смотрел на неё строже и молчание его менялось. Она не могла это объяснить, лишь чувствовала.

Однажды, когда она почти решилась, когда хотела уже встать и пойти наконец в город, когда одно мгновение отделяло её от действия, из храма вышел страж. Вышел резко, будто хотел застукать её с чем-то. В его руках были стрелы, но на границе людей не было.

— Пойдем, — сказал он.

Страж провёл её в глубь храма, на этаж находящийся под землей, где было ещё темнее. И там он ей всё объяснил. Он никогда до этого ей не говорил, что именно внутри стрел и как он спасает людей. Не говорил, что это за желтое свечение, попадающее в тело человека.

— Твоей души больше нет, — объяснял он, — как и большинство душ, она находиться в специальной месте, она заперта. В клетке.

Он рассказал ей о Неведомом. О боге, что хранит эти души. О том, что этот бог где-то в городе. И что он чего-то ждет. Он не может завершить ритуал. Поэтому все здесь застряли. Поэтому Воларис отрезан от остального мира.

— Я нашел способ доставать души, — начал шептать страж, — по чуть — чуть, одна здесь, одна там. Я не могу их выбирать. Не могу достать твою. Но эти души, которые я достаю, их можно использовать на других людей. В тебе одна из таких душ. Она не твоя, но всё равно поддерживает в тебе жизнь.

— То есть, я — кто-то другой?

— Нет, нет. Главное в человеке — это не то, что у него в груди, а то, что в голове. Это как с ветряной мельницей. Твоя личность — это ветряная мельница, а душа — ветер.

— Получается совсем неважно, какая в человеке душа? Главное, чтобы была?

— Нет. На каждой душе отпечатывается жизнь человека её носящего. Как ветряная мельница, но не точь-в-точь.

Страж не был похож на себя. Он никогда не отвечал на вопросы в таких деталях, и особенно не использовал метафоры. Ему было все равно, поймет София его слова или нет. Но сегодня всё по-другому, он обучает её. Будто…

— Ты хочешь покинуть храм? — слова вырвались невольно. Хоть все эмоции и человеческие потребности сильно притупляются здесь, София отчетливо смогла распознать страх в груди, — я не могу доставать души, я не умею. Что станет с теми людьми, которых мы спасаем, когда кончаться стрелы?

— Тоже самое, что с ними происходит чуть позже. Тоже самое что и произойдёт однажды с нами.

София не могла разглядеть лицо стража, скрытого под капюшоном, но его тон заражал печалью. Печалью и злостью от бессилия. После стольких лет она всё еще могла чувствовать отрицательные эмоции, но никогда не улыбалась.

— И что? Ты просто сдашься⁈

— Я думаю мне пора остановиться. Остановиться и подумать, что я делаю. Зачем краду души и отдаю другим. Они все равно уходят в город и не возвращаются. Отдают украденные мной души обратно.

— Я не отдала. Я всё еще здесь.

— Ты уже отдала две души, двух влюбленных мальчишек. Вина не позволяет тебе бросить и третью.

София сложила руки на груди.

— А что сделал ты? Сколько душ ты отдал, раз сотню лет сидишь в этом храме и не бросаешь свою душу в ту же топку, что и остальные?

— Я отдал их все. Я думал он нас спасёт.

— Отдал кому? Неведомому? О чём ты говоришь?

На эти вопросы София получила самый большой ответ. О таком она раньше могла лишь мечтать. Страж изменился, выпрямил спину, во время рассказа он ходил из одного конца комнаты в другой. То поднимал, то бросал руки. Он жил этими словами, вернулся в прошлое. Снова любил, снова ненавидел. У него было имя.

— Я верил в него. Я ему поклонялся. Сотню лет назад. У нас только родилась дочь. Мария… Я был так счастлив, я думал это он нам её подарил. Видишь ли, я всегда мечтал о семье, о ребенке. Я молил богов об этом. Взывал к ним. Пока однажды один из них мне не ответил. Я был ужасе, думал схожу с ума, но шли дни, и я не терял себя. Я мог отличить голоса, исходящие из головы и тот голос, исходящий с другого мира. Он не назвал себя. «Неведомый» — имя это дал ему я. Недолго после первого с ним разговора я встретил девушку, мы поженились, стали вместе жить. Но моя жена не могла подарить мне дитя. Сколько бы времени не шло. Годы! Тринадцать лет мы пытались. Пока я не рассказал ей о боге, что говорит со мной, о ребенке, что будет у нас, если мы вместе обратимся к нему. Я говорил ей о здоровом прекрасном ребенке, великом ребенке! И я был прав! У нас родилась чудесная девочка. Я полюбил её в то же мгновенье, как увидел. Прекрасное, прекрасное дитя. Моя Мария. Знахарь сказал, что он никогда не видел дитя здоровее. Вес, цвет лица, крик — все знаки здорового ребенка. Я знал, что мне нужно было как-то отблагодарить Неведомого. Я спросил у него, что ему нужно. Спросил на коленях, как это полагается спрашивать у бога, и он сказал мне…И его слова меня удивили. «Ничего не нужно», говорил он, «Я хочу лишь помочь вашему дитя, хочу напитать его магией, великой силой!». Я был вне себя от счастья, вбежал к жене в комнату, где она кормила Марию, и рассказал на что готов пойти Неведомый, ради нас. «Все что нужно, это встать между двумя камнями, что стоят на холме, принести в жертву барана и прочитать слова, что передал мне 'Неведомый». И тогда он одарит магией наше дитя! Мы отправим ей в Серебрадэн, в академию чародеев!«. Мы долго не раздумывали. Оставили Марию под присмотром моей матери с отцом и пошли к камням. Я прочитал каждое слово, что передал мне 'Неведомый», делал паузы после каждой запятой и точки. Я сделал в точности, как он сказал. А взамен он забрал наши души. Мою, моей жены. Мы это начали. Мы дали «Неведомому» силы породить в чреве нашей дочери чудовище. Нам удалось рассказать об этом Марии, но мы просили невозможного — убить её ребенка. Конечно, она не смогла этого сделать. Вскоре этот ребенок, мой внук, перестал быть таковым. Он стал поглощать души и питать силами Неведомого. Чем больше душ он поглощал, тем легче это становилось делать.

Страж затих, ссутулился, вымотанный своими словами.

— Он использовал меня. Обманул меня. А я этого не увидел и этим всех убил.

— Но как ты оказался здесь?

— Неведомый поднимался сюда. И все, кто были там с ним. Скитальцы, которых он создал, город. Всё то же, что я начинал видеть там, я видел здесь. Только вот скитальцы не были напуганы, как люди. А здесь… Я начал их видеть — лица, пропитанные ужасом. Толпу, бегущую в разные стороны. Детей, остолбеневших, бледных как сама смерть. Я был в самом эпицентре хаоса и гибели королевства. Я думал, что могу сбежать, освободиться от бога. Я бежал между улицами, нас было много. Мы были как течение реки, заполняли проулки, ведущие из Волариса. А затем люди начали падать. Засветились, громко вздыхали в последний раз, тянули свои глотки к небу. Я видел сияющую пыль, выходящую из них, окрашивающую губы. Это их души. Они предавали своего носителя. Стремились вверх, к небу, а затем испарялись на ветру. К тому моменту я знал — всё кончено. Я был единственным, кто сумел выбежать из города с душой. Впрочем, это не имеет значения. Я застрял здесь так же, как и остальные. Там, давно, когда я выбежал из города, у самой границе за этим храмом, я увидел нечто необычное. Нечто, не входящее в план «Неведомого». Я видел душу, а может и её часть, что смогла покинуть эти земли. Этот яркий комок пыли пробил границу и улетел далеко за горизонт. Одна душа, что выбралась. Одна душа, что не позволяет Неведомому закончить ритуал.

— А как же ваша жена, она не оказалась здесь вместе с вами?

— Она побежала в замок. Я не знаю зачем. Там она и пропала. Там её наверняка обратно и забрал Неведомый. Она ведь меня так и не простила, после стольких лет. За то проклятье. Пыталась простить. Но в конце концов мы существовали по разные углы. Я думаю, она отправилась к своей дочери. Это очень похожа на неё. Помощь другим — прежде всего. В отличии от меня бегущего прочь из города. А теперь мне ничего не остаётся, кроме как быть похожим на неё. Чтобы вернутся, с заслуженным прощением.

— Вернуться куда?

Этот вопрос так и остался висеть в воздухе. В последующие дни страж совсем перестал отвечать на любые вопросы Софии и редко появлялся в её поле зрения. А сама София хоть и была переполнена вопросами, которые требуют ответа, настолько была в растерянности от полученных сведений, что и не могла понять, какие вопросы действительно важны и имеют первоочередной значение.

К тому времени, когда София была готова докапываться до правды всеми силами, страж исчез, отвечая на её последний вопрос: «Вернуться куда?».

Она понимала, что ничто бы его не остановило. И она не имела права требовать от него дальнейшей службы в этом храме после сотни лет. Она восприняла его уход, как нечто разумеющееся. Особенно после того, как она негласно стала приемником и выслушала последние слова стража.

София осталась одна. Теперь она не могла покинуть храм, как ей хотелось. По крайней мере, пока не закончатся стрелы. Впервые в жизни у неё появилась работа. Долг. Её уголок, что положено охранять. И некому помочь в этом деле, никто не укажет на ошибки и не сможет её заменить.

София ответственно подошла к первой работе в её жизни. Она старалась спасти, как можно больше людей и не жалела стрел.