Спартак

9

Я несколько раз мысленно возвращался к словам Берта о Гнее Помпее Великом. Неужели сенат, получив вести о неудаче Красса на Регийском полуострове, отправил на помощь Марку Лицинию одного из своих лучших полководцев. Верилось с трудом. Помпей вместе со своими легионами находился в Испании, купаясь в лучах славы и ожидая с Метеллом Пием[1] заслуженный триумф. Что могло принести Гнею возвращение в Италию? Ненужная и бесславная борьба с рабами не прибавит полководцу дивидендов. Я не хотел доверять слухам, а о том, что это всего лишь слух говорило поведение Марка Лициния Красса, который сломя голову нагонял повстанцев вместо того, чтобы дождаться Магна и объединить республиканские силы, как в свое время сделал Метелл Пий. Вернее всего, появление слуха о переправе Помпея в Италию стало попыткой части италиков оправдать свой отказ впредь помогать рабам в войне.

Из-за проросших в Лукании слухов, впереди меня поджидало немало неприятных встреч с теми, кто купился на кривотолки о Помпее. Это были отнюдь не римляне, а враждебно настроенные рабы, дезертиры и предатели, покинувшие легион Гая Ганника! Страшно представить сколько потерял легион кельта после того как слух о выдвижении в Италию самого «великого и ужасного»[2] Помпея взорвал сознания многих моих соратников! Оставалось верить, что сам Ганник стойко выдержал эту новость, не дрогнул и сумел выдержать свалившиеся на его голову неприятности в виде дезертирства бойцов. В пути мне приходилось лично встречать дезертиров трижды. Сейчас же я видел отряд рабов, бежавших из-под моих знамен четвертый раз кряду.

Дюжина вооруженных людей, на лицах которых я не сумел прочесть ничего кроме уныния, двигалась на юго-запад. Они были измотаны долгой дорогой, шли молча. До этого я встречал группы по пять, четыре, девять человек, но это самый крупный отряд из двенадцати человек, встретившийся на моем пути. В первый раз пятеро дезертиров лишь проводили меня взглядами, даже не узнав вождя, от знамен которого отвернулись. Вторая группа дезертиров устроила перевал у обочины, и я остался незамеченным. В третий раз меня окликнули. Дезертиры схватились за мечи, но я вихрем проскочил сквозь их ряды на своем жеребце, до того, как предатели вытащили клинки. Один из рабов пал под копытами Фунтика, второго я резанул гладиусом наотмашь. Я сдерживал себя каждый раз, чтобы не перевести схватку в рукопашную. Несмирение и боль, которые я испытывал после потери Галанта и Крата, просились выплеснуться всепоглощающей яростью.

Двенадцать дезертиров увидели меня, тут же начали живо переговариваться, потянулись за шлемами, принялись снимать скутумы с шестов-фурок, обнажили гладиусы. Поначалу я решил, что вновь не буду останавливать галоп своего коня! Прорвусь сквозь цепочку из двенадцати человек. Но дорога оказалась чрезвычайно узка, количество дезертиров выросло, к тому же теперь предатели заранее подготовились встретить мой отчаянный бросок. Пехотинцы сомкнули скутумы перед собой. Построение выглядело неумело, между щитами оставались большие расщелины, куда можно было нанести удар, когда как пространство, оставшееся для ответного удара пехоты, напротив было через чур узким. Передо мной застыла кучка недоумков и дебилов, ничего не почерпнувших из уроков прежнего Спартака во время стояния на Регийском полуострове.

Фунтик при виде стены из щитов и острых лезвий гладиусов встал на дыбы. Я мог отступить, свернуть на обочину в паре сотне футов ниже, чтобы сделать небольшую петлю и избежать ненужного боя, но ярость взяла верх над разумом и не позволила мне развернуть коня! Истошно вопя, на меня набросились двое предателей сразу, забывших о строе — это стало последней каплей моего терпения. Я атаковал, вкладывая в удары всю злость, что сидела внутри. Первого нападавшего остановил ударом рукояти меча в голову сверху вниз. Бедолаге не помог шлем, он упал замертво. Я отчетливо услышал, как хрустнули кости его черепа под тяжестью увесистой рукояти. Второй нападавший успел ударить, его меч столкнулся с моим мечом, раздался лязг стали. Дезертир не в силах удержать свое оружие, выпустил гладиус из рук. Я прикончил его коротким ударом в сонную артерию. Оставшиеся в строю предатели замерли. Я спешился, некоторое время молча смотрел на прячущихся за щитами пехотинцев. Теперь, когда двое из двенадцати предателей повержены, а на землю пролилась первая кровь, их осталось десять человек против одного.

— Спартак…

— Вождь…

За щитами пехотинцев поднялся ропот. Беглецы узнали во мне вождя. Один из них опустил щит и меч, испуганно взглянул на меня исподлобья. Это был тронутый сединой раб-сицилиец. Некогда, беглый раб бил в грудь, кричал, что умрет за наше дело и не за что в жизни не оденет оков грязного доминуса. Сейчас же с впалыми глазами, бледным лицом, он выглядел жалко и нелепо. Он не был гладиатором, а большую часть жизни пробыл гребцом на торговых судах и впервые взялся за меч лишь в моем лагере. Удивительно, что такой человек возглавил решивших бежать из легиона Ганника дезертиров. Похоже не один из них понятия не имел о том, что значит война.

— Все не так как ты думаешь, мёоезиец! — нерешительно выдавил он.

Щит опустил второй пехотинец, тоже сицилиец, судя по плавным чертам лица, аккуратному носу и густым черным бровям. Он был молод, я не мог припомнить, чтобы встречался с ним в своем лагере.

— Спартак, нам ничего не вернуть, из Испании идет Помпей Магн! — дрожащим голосом сказал он.

— Что можем сделать мы против армий двух римских полководцев, окружающей нас с двух сторон? — спросил седовласый дезертир.

— Тот, кто играючи перебил марианцев в Африке и Сицилии[3], справился с Квинтом Серторием в Испании, что он сделает с нами!

Скутумы начали опускать остальные пехотинцы, им принадлежали все эти слова. Я чувствовал, как тяжелеет гладиус в моей руке. Я не ошибся передо мной стояла горстка рабов-сицилийцев, бежавших от римского гнета в мой лагерь. Вся это ставшая в один миг безликой толпа начала говорить какие-то слова, все это свалилось к галдежу. Я не слушал. Может оно и к лучшему, что эти люди показали свое нутро до того, как вышли на поле боя бок о бок с теми, кто никогда не покажет спину врагу? Когда предательство не переломило ход битвы, не решило исход войны? Я поймал себя на мысли, что все до единого, напуганные до смерти бывшие гребцы на римских кораблях, вызывают жалость.

Седовласый раб сделал шаг вперед, опустился на одно колено и начал говорить умоляющим голосом.

— Мы отправляемся в Сицилию, чтобы присоединиться к киликийским пиратам[4] и разделить с ними их нелегкий труд! — он сделал паузу пытаясь угадать мою реакцию на свои слова. — Присоединяйся к нам, великий вождь!

Возможно, стоило прямо сейчас снести голову вон с плеч этого мерзавца. Расправиться с остальными, выпотрошить наружу их внутренности и утопить узкую дорогу в крови. Но я остался недвижим. Эти люди достойны своей участи. Все до одного! В Киликии Трахеи[5] поднимут гребцов на смех. Вряд ли среди пиратов найдутся те, кто захочет принять на борт предателей. Я вскочил на коня, обвел эту толпу взглядом полным презрения. Даже находиться рядом, не то чтобы продолжать с ними разговор, противно.

— Пошли вон, — проревел я.

Ни один из них не поднял щит и меч. С секунду поколебавшись, рабы расступились. Я проскакал через образовавшийся коридор, чувствуя на себе взгляды предателей. Сицилийцы не ударили в спину, хотя я готов биться об заклад, что дезертиры тешили такую мысль, чтобы отомстить за павших в бою со мной товарищей. Но даже на это ни у кого из предателей не хватило смелости. Такова суть этих людей. Я направил галопом Фунтика, желая, как можно быстрее избавить себя от дурной компании. Я пустил кровь и притупил жажду мести, пожиравшую меня изнутри после смерти Крата и Галанта. Остальное стоит оставить до прибытия в Копии.

[1] Квинт Цецилий Метелл Пий (лат. Quintus Caecilius Metellus Pius.) — военачальник и политический деятель из плебейского рода Цецилиев Метеллов, консул 80 года до н. э. и верховных понтифик в 81–63 годах до н. э. В Союзнической войне одержал ряд побед над восставшими италиками (89–88 годы до н. э.). В гражданской войне занял невнятную позицию до тех пор, пока на политической арене не появился Луций Корнелий Сулла, бывший его родственником. Одержал ряд побед над марианцами в Северной Италии, что привело его к возвышению. В 79 году до н. э. стал командующим в войне с марианцем Квинтом Серторием в Испании.

[2] Great and Terrible. Из сказочного романа "Волшебник Изумрудного города"

[3] О военных действиях на Сицилии источники ничего не сообщают; по-видимому, полководец Марк Перперна Вентон оставил остров, когда узнал о размере армии Помпея. Что касается Африканской кампании, ее Помпей закончил за 40 дней, разгромив Гнея Домиция Агенобарба и пленив царя Нумидии Гиарба.

[4] Киликийские пира́ты занимались разбоем на Средиземном море (особенно в его восточной части) со II века до н. э. до их разгрома Помпеем Великим в 67 году до н. э.

[5] Киликия Трахея (греч. Κιλικία Τραχεία — Киликия Суровая) или Киликия Аспера (лат. Cilicia Aspera — Киликия Грубая) — западная гористая часть Киликии со столицей в Аназарбе.