По пути к Регийском
у полуострову прежний Спартак обошел Кротон своим вниманием, поэтому городок стал одним из немногих бруттийских городов, ускользнувшим из-под цепкого взора римлян. Красс, стремительным маршем преследовавший Спартака и грезивший о скором разгроме, не удосужился выставить в Кротоне свой гарнизон, как делал в большинстве других городов[1].
На карте Бруттия, доставшейся прежнему Спартаку от аборигенов, Кротон отмечался расплывшейся выцветшей точкой. Название читалось трудно, писали корявым почерком, по-гречески, а Тарентский залив на карте именовался Ионическим[2]. Идея свернуть к небольшому городу-порту зажглась в моей голове во время разговора с представителями остатков древнего племени энотров[3], присоединившимся к повстанцам на Регийском полуострове. Они знают местность как свои пять пальцев и уверили меня, что Кротон, населенный враждебными римлянам бруттами[4], встретит нас с распростертыми объятиями. Город-порт доживал последние деньки в ненависти к Риму, а жители вынашивали планы жестокой мести. Тогда то и родился мой план, а заодно принято решение идти к Кротону.
Форсированным маршем, изнемогая от усталости, мы подошли к Кротону до темноты. Горожане узнали в нас восставших против несправедливости римлян рабов и выслали делегацию к нам навстречу. Как выяснилось позже, эта делегация насчитывала все население города-порта и составила всего несколько сот человек, ютившихся в немногих целых домах. Жители с ходу объявили, что испытывают к римлянам неприязнь, ведь именно Рим разрушил Кротон, лишил город былой славы, а их процветания. Они заявили, что им нечего терять и высказали желание помочь нам и далее присоединиться к нашему освободительному движению. Тогда я и озвучил собравшимся вокруг меня людям свои намерения. Зная, что город представляет по большей части развалины, я предложил инициировать разгром.
Несколько сот пленников, захваченных нами при прорыве с Регийского полуострова вывели на улицы Кротона, дали оружие из арсеналов порта. Я обещал своим бойцам вдоволь насладиться римской кровью и они получили этот шанс, потому что я привык держать свое слово. Гладиаторы из моей армии потянули жребий. Улицы Кротона залила кровь. Пленные пытались укрыться от возмездия в домах, затеряться среди улиц, но не прошло и часу, как все было кончено. В бою пало только семеро гладиаторов, среди них, к моему огромному сожалению полководец Эростен. Все до одного пленники были мертвы. Тела пленных оказались разбросаны по всему городу. Полуразрушенный Кротон в одночасье превратившийся в большую братскую могилу, должен был предстать перед Марком Крассом во всей своей пугающей жестокости. Специально для него мы «восстановили из пепла» кротонский гарнизон, перенеся часть пленных на разрушенные городские стены. Теперь все выглядело так, будто злые неотесанные варвары разгромили Кротон, разрушили гарнизон и перерезали жителей после кровавого штурма.
После несколько когорт во главе со мной проследовали в порт, где у пристани стояли лодки местных. На них кротонцы вывезли часть повстанцев, оставшихся со мной в городе и укрыли в ночной мгле морских вод от римских глаз. Рут со своей конницей спрятался в близлежащей чаще. Город опустел. Легионы Иркия, Тарка и Ганника взяли форсированный марш, разойдясь из Кротона в трех разных направлениях и приступив к реализации второй части моего плана. Мною было принято принципиальное решение расформировать легион Эростена после его скоропостижной кончины. Число бойцов в контуберниях было решено довести до десяти, вместо существующих на тот момент восьми. К каждому легиону добавлялась резервная когорта в третью линию строя. Легионы Икрия, Тарка, Ганника и Тирна «разбухли» и теперь превосходили римские легионы числом почти в полтора раза. После того, как было принято решение разделиться, Ганник, Икрий и Тарк оставили меня вместе с Тирном и Рутом. Отныне я имел за спиной всего один легион и несколько турм кавалеристов.
Водворять план в действие я начал незамедлительно. Гарнизон Кротона ощетинился, ярко осветился факелами, на стенах появлись восставшие, а я наблюдал за развернувшимся действом со стороны…
Горнисты врага протрубили сигнал. Легаты командовали наступление. Стройные когорты легионов двинулись к гарнизону. Тяжело перекатывались баллисты. Враг посчитал, что восставшие захватили город и теперь готовы держать оборону при римском штурме.
Первый удар нанесла артиллерия. Легаты рассчитывали внести сумятицу в стан врага и не дать возможность восставшим организоваться при сопротивлении. Вперед выступило с десяток баллист[5]. Огромные, весом в тысячу фунтов установки, управлялись четырьмя легионерами и били точно в заданную цель. Расправились упругие жилы, в действие пришли метательные рычаги. В воздух по настильной траектории метнулись крупные круглые ядра, вес которых достигал тридцати фунтов. Первые удары ядер взорвали стену фонтаном каменных брызг. Поеденные плесенью укрепления дрогнули, но устояли. Огонь баллист поддержали скорпионы[6] и внушительного размера стрелы, пробивавшие навылет самую крепкую броню, точечно попадали в цель на стене. Вскоре пришел черед зажигательных смесей[7]. Небо озарилось яркими вспышками пламени. Горшки разбивались о гарнизон, огонь охватывал укрепления…
Выступала пехота. Легионеры сомкнули щиты черепахой[8], приблизились к стенам гарнизона, принялись метать пилумы. Показались тараны[9], которые легионеры успели подготовить для удара по полуразрушенным стенам укреплений и решетке ворот. Штурм происходил в полной темноте, вряд ли римлян обратили внимание, что с кротонских стен не слышно криков раненных и не оказывается сопростивление. Воздух взрывался топотом тысяч и тысяч сапог, да зычными командами центурионов.
В стену ударил первый таран, посыпался ветхий камень. От следующего удара слетела решетка на воротах. Одна из двойных центурий первой когорты легиона Ария[10] стремилась в проем ворот. Пилумы попадали в повстанцев, а те, не издавая не единого звука падали навзничь, все также держа факела в руках.
Послышался четкий приказ забираться на городские стены. Легионеры закинули штурмовые лестницы[11]. На стену укреплений взобрались пехотинцы, обнажившие гладиусы. Они вдруг замерли, медленно опустили свои мечи. Легаты крыли благим матом своих центурионов, требуя, чтобы захлебнувшееся наступление было продолжено. Однако пехотинцы подходили к восставшим, которые не изменили своих поз с тех самых пор как начался штурм. Касались их кончиком гладиуса, кто-то пинал защитников ногой. Несколько тел упало со стены в ров. Послышались хлопки, с которыми тела бились о влажную землю. Осознание, что их обвели вокруг пальца, пришло слишком поздно…
Сквозь открытые нараспашку ворота гарнизона, виднелся силуэт города-порта. На улицах лежали трупы горожан, сломанная мебель, разбитые кувшины, предметы утвари. Многие дома оказались разрушены, многие сожжены. Амбары с запасами испорчены. Из небольшого порта исчезли корабли. Римляне прошли через город и обнаружили след рабов на дороге, ведущей из Кротона на северо-запад, вдоль побережья Ионического моря. След, вытоптанный тысячами ног, вдруг расходился в трех разных направлениях…
То, что произошло в Кротоне привело Красса в бешенство. Тела несчастных погибших так и остались лежать на улицах города. Никто не удосужился сжечь трупы и отдать людям последний долг. Злость Марка Лициния привела к тому, что легионеры не отдохнули во время ночного перевала — Красс на отрез запретил доставать палатки и строить лагерь, нарушая военный закон. Не успели первые лучи солнца осветить промерзшую землю, как римские горнисты протрубили сбор. Полулигой севернее Кротона, в месте где разделялся след моих легионов, могучее войско Рима приступило к построению. Единая армия римлян разделилась на три части. Я впервые видел армию римлян так близко и признаться честно от вида десятков тысяч вооруженных легионеров, в полном обмундировании, захватывало дух.[12] Имея в своем распоряжении такую армию, Красс мог покорить полмира, но не мог справиться с толпой рабов. Наверняка эти мысли, вкупе с присущей каждому римлянину самоуверенностью, заставляли римского полководца сделать свой следующий шаг.
Разделившись, легионы начали марш. Два легиона выступили по следу Тарка, который увел свой легион к стенам Консенции[13] в западном направлении. Еще два легиона отправились за Икрием, след легиона которого уводил на север, в сторону Петелии[14]. Марк Красс, лично возглавивший оставшиеся легионы и конницу, двинулся по следу Ганника, который вел на северо-запад, в Копии[15], не подозревая, что Ганник делает небольшой крюк, чтобы заставить римлян разделить свои войска.
Римские легионы форсировали свой марш, подгоняемые легатами и лично Крассом. Огромная многотысячная армия вскоре начала превращаться в слабо различимые точки на горизонте, затем эти точки скрыла утренняя дымка. Только теперь Рут, который не сводил с меня восхищенных глаз заговорил.
— Невероятно Спартак! — вскричал он.
— Рано радуешься, брат! — остудил я его пыл.
—Я никогда не сомневался в тебе, даже когда римляне загнали нас в петлю на Регии, но сейчас, — гопломах замолчал не в силах подобрать слов, чтобы выразить свое восхищение. В конце концов Рут сдался и смешно наморщил лоб, показав мне «козу» и высунув язык, жест которым я научил его накануне.
Я рассмеялся. Коза в исполнении гопломаха стоило дорогого. Рут смутился от моего смеха и принял серьезный вид. Все верно, пора переходить к делу.
— Мне нужны лучшие кавалеристы. Сколько в твоей коннице таких же бравых воинов как ты, брат?
— Все, — выпалил Рут и тут же ударил себя кулаком в грудь.
Я окинул гопломаха взглядом, переспросил.
— Кому из них ты дашь шанс в бою против себя?
Рут задумался, принялся загибать пальцы на руке, губы зашептали имена гладиаторов. Наконец, вслух сказал.
— Нас двенадцать, включая меня. С некоторыми ты уже знаком. Это Норт, Киргат, Залин, — гопломах перечислил всадников по именам.
Я кивнул, припоминая большую часть имен, названных гопломахом. С этими бойцами мне довелось познакомиться во время вылазки в римский лагерь, где они отлично зарекомендовали себя. Несколько имен я слышал впервые, но был уверен, что это отличные бойцы, на которых можно положиться в трудную минуту.
— Из этих людей сформируй отряды по два на каждое направление. Один из них ты возглавишь сам, для других выбери командиров, — приказал я.
Два мобильных отряда конницы должны незамедлительно выступить к Петилии и Консенции, чтобы предупредить Икрия и Тарка о наступлении римских легионов и дать по ним исчерпывающую информацию. При благоприятном стечении обстоятельств мои военачальники будут в городах к полудню, поэтому выдвигаться стоило прямо сейчас. После, интервалом в час, в Петилию и Консенцию направятся еще два отряда конницы, которые выберут иной маршрут следования и прибудут в города несколько позже. На случай если первый конный отряд в пути настигнет беда, второй отряд принесет военачальникам важную весть. Ситуация, в которой мы оказались, обязывала учитывать мелочи, поэтому я перестраховывался.
Еще два отряда направятся в Копии. Выбор Крассом этого направления обязывал меня взять в свои руки контроль за положением Гая Ганника. Я решил возглавить один из кавалерийских отрядов и лично предупредить кельта о надвигающейся опасности. Помощниками в этом нелегком деле, я хотел видеть кавалеристов Крата и Галанта. Парфянец и галл с момента нашего первого знакомства-вылазки в регийский лагерь римлян, отлично зарекомендовали себя и заслужили мое доверие сполна. Мы с ребятами выступали второй волной, после того, как в Копии выдвинется первая тройка кавалеристов Рута..
— Теперь я скажу тебе кое-что, что ты просто должен запомнить. Подойди ближе, — попросил его я.
Рут закивал, подошел ко мне вплотную, приготовился слушать.
— Faber est suae quisque fortunae[16], — шепнул я старую пословицу.
Гопломах странно посмотрел на меня, не понимая зачем ему знать эти слова.
— Ты запомнишь, Рут? Повтори!.
— Faber est suae quisque fortunae! — гопломах без запинки воспроизвел пословицу.
Я показал германцу большой палец.
— Передай их своим бойцам. Хочешь — запиши, главное слово в слово передать это Икрию и Тарку!
— Ни я, никто из моих братьев не умеем читать! Но клянусь мёоезиец, мы не забудем эти слова! — заверил Рут.
Рут бросился выполнять поручение, бубня под нос старую пословицу. В незамысловатых словах скрывался код, который давал понять моим военачальникам как действовать дальше.
Я назначил сбор у морского берега, где сейчас строился легион молодого Тирна, единственный оставшийся со мной легион. На берегу стояла когорта, чьи центурии ушли в море на кораблях и несколько когорт, что ночевали в городе в полуразрушенных затхлых зданиях. Могло показаться, что ночь, которую мои бойцы провели в тесных погребах и на мокрых палубах для многих окажется бессонной. Но на удивление, большинство беглых рабов выглядели выспавшимися и отдохнувшими. Восставшие все еще пребывали в эйфории после событий минувшей ночи, но держались молодцом и с нетерпением ждали выступление. Минуло чуть больше часа с тех пор как армия римлян, разделенная на три части, покинула город. Нас с римлянами разделяло меньше лиги по прямой. Расстояние казалось достаточным, чтобы не отстать, но остаться незамеченными. Настораживал туман, расстелившийся вдоль горизонта, сужавший видимость. Я понимал, что туман может рассеяться и если мы к тому моменту подойдем к войску Красса слишком близко, то окажемся в поле зрения его легионов, которые даже после разделения превосходят нас числом. Не хотелось подставляться под удар кавалерии Квинкция и завязывать никому не нужный бой. Однако Красса нельзя отпускать далеко. Я дождался, когда Кротон покинет первая волна всадников Рута и бросил взгляд на берег, где заканчивал свое построение последний оставшийся в Кротоне легион. Возможно, Ганнику понадобилось бы гораздо меньше времени на то, чтобы привести в порядок войска, но Тирн был молод. В распоряжении юного галла был легион, собранный только вчера. Галл старался изо всех сил и уже через полчаса мы выдвинулись по следам Марка Красса. Все у молодого полководца было впереди.
[1] После разгрома от Красса под Фуриями, Спартак осенью 71 года до н. э. был вынужден отступить на юг через Луканию, теша себя надеждами договориться с киликийскими пиратами, обещавшими перевезти мятежников на Сицилию, где бы они смогли разжечь новые восстания рабов и собрать подкрепление. Так Спартак и оказался на маленьком Регийском полуострове, запертым в капкане Марка Красса.
[2] Берега залива в древности являлись частью Великой Греции, на его берегах располагались греческие колонии Тарент, Метапонт, Гераклея, Сибарис, Турия, Кротон. Греки назвали залив Ионическим (греч. Ionios Kolpos), отсюда надписи на греческом на карте.
[3] Энотры — древний италийский народ, населявший в ранеримский период довольно крупную территорию, известную как Энотрия (греч. Οἰνωτρία) на юге Италии.
[4] Бруттии, бреттии — одно из италийских племён, народ, обитавший на крайнем юге Италии, от границ Лукании до Мессинского пролива (лат. Fretēnse mare, fretum Siculum) на территории, приблизительно соответствующий современной Калабрии. Подчинены Риму. В течение нескольких лет по завершении Второй пунической войны один из преторов ежегодно посылался с войсками для наблюдения за бруттиями.
[5]Баллиста (лат. balista, от др. — греч. βαλλιστης ← βαλλειν «бросать»), Балиста — античная двухплечевая машина торсионного действия для метания камней.
[6]Скорпион (лат. scorpio) или эвтитон — древнеримское название небольшого стреломёта.
[7] Горшки со смесью сырой нефти, серы и масла
[8]«Черепаха» (лат. testudo) — боевой порядок римской пехоты, предназначенный для защиты от метательных снарядов во время полевых сражений. и осад.
[9]Таран (от лат. taurus) — стенобитное орудие (бревно), снабжённое на конце железным или бронзовым наконечником
[10] Претор 73 г. до н. э. По истечении полномочий должен был отправиться на Сицилию, чтобы сменить там наместника Гая Верреса. Но вместо этого принял участие в борьбе со Спартаком. Согласно эпитоматору Тита Ливия, Аррий разгромил 20-тысячный отряд повстанцев Крикса. Есть мнение, что в конце 72 года до н. э. отправился на Сицилию, но умер в дороге. Здесь рассматривается мнение, что Арий продолжил сражаться в рядах Красса.
[11] Штурм крепости с лестницами был первым средством, которое применяли осаждающие. Если он не приносил успеха, тогда переходили к длительной блокаде. Служат для перехода через крепостной ров при штурме долговременных укреплений и употребляются в том случае, когда ограждающие ров высокие каменные стены
[12] У Красса было 40–50 тыс. подготовленных римских солдат.
[13] Консенции (Конзенца) — древний город в Бруттие, где жили племена бруттиев, некогда был центром греческой метрополии в регионе, но был захвачен Римом и стал одним из пунктов на римской дороги в Реджио.
[14] Петелия — древний город в Бруттии, который во время Второй Пунической Войны остался на стороне Рима, когда как все другие бруттийские города перешли к Ганнибалу.
[15] Копии — древний город в Лукании, в свое время выступившие на стороне Ганнибала а в последствии ставший колонией римлян.
[16] Лат. Каждый сам кузнец своего счастья