24

Я ждал Тирна и Рута неподалеку от порта у неприметного здания одной из каупон, где некогда кипела городская ночная жизнь, рекой лилось вино и плясали легкодоступные женщины. В обветшалом здании с яркой манящей вывеской сейчас не было ни души. К порту размеренно стекались последние отряды моего войска, из тех, кому пришлось провести минувшую ночь в карауле на холодных и неприветливых гарнизонных стенах. Всякий раз при моем виде гладиаторы приветственно вскидывали руки, я, сосредоточенный, весь погрязший в свои мысли, отвечал на любые приветствия короткими кивками, стараясь не обделить никого вниманием. Пусть малое для меня, но я знал, что это значило очень много для гладиаторов, посвятивших делу борьбы за свободу свою жизнь.

За прошедшие двое суток, которые мое войско провело в безопасности за стенами Брундизия, гладиаторы восстановили растраченные силы, затянули полученные раны и оказались готовы к новым свершениям. Как нельзя кстати, именно сейчас судьба бросала нам новый вызов. Я мог ошибаться, когда пытался просчитать Красса, но так или иначе, римлянин своим бездействием, подтолкнул к действию меня. Приказы отданы, и я ожидал, когда мне доложат о ходе их исполнения.

Впрочем, ждать пришлось недолго. Рут и Тирн подошли в назначенное время. Мы обнялись и сразу перешли к делу. Слишком много неотложных дел, требующих скорейшего разрешения висело в воздухе. Я пристально посмотрел на Рута, который в отличии от своих подчиненных, практически не видел сна последние несколько дней. Его глаза покраснели от недосыпа, щеки впали, показалось, что гопломах похудел.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил я.

— Чувствую себя отвратительно, — усмехнулся гопломах. — Мне станет лучше, когда от слов мы перейдем к делу, брат.

— Рассказывай, что удалось сделать!

Рут пригладил бороду и начал говорить.

— Все готово! Как ты велел к римскому лагерю ходят разведгруппы, усилен караул на гарнизоне, втрое увеличено число патрульных внутри города и у городских ворот. Местные загнаны в порт! Мне зачитали списки горожан в порту, поданные центурионами с теми, которые мы сделали два дня назад. Утечки не может быть!

— Что у тебя? — этот вопрос предназначался Тирну, который отвечал непосредственно за гавани, доки и пристань.

— Мои люди дали понять брундизийцам, что до тех пор, пока корабли не сойдут на воду, из порта можно выйти только вперед ногами. Пришлось провести разъяснительные работы, Спартак, потому что поняли далеко не все, — сбивчиво заявил Тирн.

— Возникли сложности? — насторожился я.

— Горожане делали все, что от них требовалось до тех пор, пока не узнали, что ты приказал забивать доки сеном с горючкой! Видел бы ты их рожи!

— Ты объяснил, что я не собираюсь без надобности палить доки? — спросил я.

Тирн показал мне ладонь, которую медленно сжал в кулак с такой силой, что хрустнули костяшки его пальцев.

— Собаке собачья смерть, Спартак! Не собираюсь никого уговаривать и считаю лишним что-либо объяснять, если они не вразумили с первого раза! Горожане верят, что оправдаются перед Марком Лукуллом, а заодно смогут потушить доки, чтобы помочь римлянину высадиться в порту!

— Глупцы! — я покачал головой. — Но ты, пожалуй, прав, мы не будем никого из них переубеждать.

Накануне, когда я разговаривал с дуумвирами в последний раз, Артий и Летул, крайне болезненно, но все же согласились поджечь доки, понимая, что для меня это единственный шанс отрезать Марка Варрона Лукулла от Брундизия, а для них отвести боевые действия от Брундизия подальше. Все было обговорено и закреплено рукопожатиями.

— Где дуумвиры? — поинтересовался я, закрывая тему уговоров.

— Летула разорвала толпа, Артий скрылся, но потом покончил с собой, — хмыкнул Рут.

— Выбросился в море, — добавил Тирн.

Я выругался, не сдержав эмоции.

— Горожанам, у которых осталась хотя бы капелька здравомыслия предложено покинуть город до того, как вспыхнут доки и склады! А такие брундизийцы есть, не у всех в этом городе поехала крыша при виде серебра! — заметил Тирн.

Наверное, мои военачальники правы. Горожан, большая часть которых за свою жизнь сделала целое состояние на торговле, сборах и пошлинах, удерживала в Брундизии небывалая алчность. Купцы ставили свои материальные блага выше человеческой жизни и судьбы. Их сундуки доверху набиты серебром, а дома наверняка обставлены не хуже особняков самого Красса. Лишившись складов в порту, купцы лишались жирного куска своей прибыли. Но в погоне за серебром, они вряд ли понимали, что еще больше стоит их жизнь, за остаток которой они вполне смогут сохранить и приумножить свой капитал. Встав перед выбором — спасти собственные шкуры или спасти склады, они предпочли второе, даже не раздумывая ни один миг.

— Что с флотом, Тирн? — я взял себя в руки и перевел взгляд на молодого галла, светившегося от предвкушения. На щеках Тирна выступил румянец.

— Как ты велел, Спартак. Кораблей не так много, как хотелось бы. Местные подготовили десять либурн[1], но все с закрытой палубой, что увеличивает их вместимость. Также в гавани стоят птички покрупнее — четыре квинкверемы[2]. Один богатенький купец выкупил их и сделал товарняками, теперь гоняет туда-сюда по морям. Неделю назад все четыре квинкеремы прибыли в порт и нам крупно повезло, что отгрузка на них подошла к концу и сейчас они стоят в гавани пустые, а товар лежит на тех самых складах, о которых говорил Рут. Есть еще один децимрем[3], тихоход, его строили для береговой охраны, но как по мне, так гораздо проще втиснуться в быстроходки, чем терять время с децимремом, не выходившим из гавани несколько лет. Он вполне может дать течь и пойти на дно на полпути.

Я внимательно выслушал молодого галла.

— Значит обойдемся без децимрема. Все корабли готовы к погрузке?

— Готовы, большинство из них пригнали в гавань на ремонт, но триерархи[4] утверждают, что все они на ходу и с легкостью преодолеют нужное нам расстояние. Плыть тут недалеко. Ну и экипаж кораблей оказался посмышленей купцов, — заверил Тирн. — Наверное, потому что моряки работают здесь по найму! Это в основном греки с островов, которые за монету мать родную продадут.

— Лучше синица в руках, чем журавль в небесах, — Рут расхохотался, ввернув в наш разговор пословицу, которую несколько раз до этого слышал из моих уст. В этом плане Рут единственный из всех гладиаторов был хорошо обучаем и впитывал все новое как губка. Даже молодой Тирн не успевал за гопломахом, а галл очень хорошо обучаем.

— Сколько времени уйдет на переброску людей? Сколько вмещают корабли? — продолжил я задавать вопросы.

— На либурну вместиться манипула, на квинкверемы влезет когорта, но это как заверяют триерархи, а там будем смотреть по ситуации, может чего лишнего выкинем с палуб, — пожал плечами Тирн. — Думаю, что реально перебросить людей в два подхода, сам знаешь, Спартак, нас осталось не так много, — виновато улыбнулся он.

Я хлопнул молодого, полного задора галла по плечу, когда тот закончил свой доклад. Присел на присядки и начал рисовать на земле. Гопломах и молодой галл превратились во внимание, сели на присядки рядом и уставились на корявые геометрические фигуры, начавшие выходить из-под моего пальца. На земле появился один большой квадрат, левее и правее его я изобразил два круга, еще один круг поменьше втиснул внутрь квадрата. Ниже квадрата нарисовал треугольник и взглянул на полководцев.

— У нас не будет карты, поэтому запоминайте! — твердо заверил я.

Рут и Тирн наперебой закивали. Я ткнул пальцем в квадрат.

— Это Брундизий, а это, — я указал на малый круг внутри него. — Та часть нашего войска, которая останется в городе после того, как мы покинем город на кораблях!

— Спартак, но зачем… — Рут перебил меня, но я повысил голос и пресек гопломаха.

— Не перебивай!

После того как Рут символично повесил на рот замок, я продолжил.

— Два круга левее и правее Брундизия — наши войска, — я медленно провел две стрелки-дуги от квадрата, символизирующего порт до двух кругов, расположенных по левую и правую сторону. — Сюда высадятся по пять либурнов и по два квинкерема. Я хочу, чтобы на берегу было 16 полновесных центурий. Справа ты, Тирн, слева ты Рут. Я с остальным войском останусь в Брундизии, — я указал на маленький круг внутри квадрата.

На импровизированной карте появились новые стрелки, на треугольнике ниже квадрата появился крест.

— Есть возражения? — спросил я.

— Может стоит оставить Брундизий? Высадимся на берегу, отступим… — Рут озадаченно почесал затылок.

Я поднялся, отряхнул руки от пыли, гулко выдохнул.

— Помнишь, как говорил Ганник, брат? Нам выпал шанс выщипать перышки из этого золотого петушка. Время воспользоваться подарком, который на блюдечке тебе преподносит судьба. Если не сейчас, то потом нам все равно придется принимать этот бой. Вот только не уверен, что в следующий раз судьба будет также благосклонна. Отправляйтесь в порт. Мы начинаем.

В порту кипели приготовления. Через два часа закат. Рут и Тирн начнут посадку своих людей на корабли, а я останусь с остальным войском в Брундизии, чтобы подать полководцам сигнал к атаке со стен гарнизона. Все это произойдет глубоко за полночь, когда лагерь римлян погрузится в сон.

* * *

— Пора? — я то и дело косился на грека, старого матроса, бывшего триерархом на тот самом корабле, что остался в гавани в эту ночь.

Корабль между прочим оказался цел, осмотр не выявил течи и в случае необходимости мог переправить кучу людей на берег.

— Думаю, стоит выждать, — прочмокал старик беззубым ртом.

Я, не находя себе места зашагал взад-вперед по стене. Старик уже не в первый раз объяснил мне, что места высадки западнее и восточнее Брундизия, где пролив напоминал охвативший город клешню краба, не пригоден для подхода кораблей к берегу вплотную в темное время суток. Лоцманам потребуется время, чтобы вывести либурны, а уж тем более квинкверемы к берегу, чтобы корабли не сели на мель. Только после этого, восставшие смогут высадиться и взять строй. Я слушал, все понимал, но каждые пять минут задавал один и тот же вопрос. Нервы оголились, казалось, что с тех пор как корабли покинули порт, минула вечность, пусть на деле прошло чуть больше часа.

Я сделал не меньше тысячи шагов прежде чем снова подошел к старику.

— Что скажешь?

— Еще чуть-чуть, — расплылся он в беззубой улыбке.

Я сжал кулаки, набрал полную грудь ночного воздуха, гулко выдохнул, успокаиваясь. Ну почему в моих руках нет рации, по которой я смог бы связаться с Рутом и Тирном, да узнать, как обстоят у них дела! Не надо зажигать никаких факелов и костров!

— Ты уверен, что они высадятся? — выпалил я.

— Хех, если бы наши хлопцы не были уверены, то не повели бы туда свои корабли, — с безразличием на лице пожал плечами грек. — Ты ж сам не далее, как два часа назад заявил, что первый, кто посадит корабль на мель или разобьет его, лишится головы. Заверю тебя, что среди нас нет таких героев, мы люди практичные, товар возим.

Слова старого триерарха немного успокоили. Я всмотрелся сквозь ночную мглу на горизонт, где располагался лагерь римлян. О присутствии легионов Красса напоминали яркие красные точки горевших костров. Разведгруппы, которые я посылал к римскому лагерю каждые пятнадцать минут, сообщали, что за последние часы ничего не изменилось. Прозвучал отбой, легионеры выставили караульных и главное — никаких признаков присутствия Красса в ближайших двух лигах от Брундизия. Четыре конных отряда прочесали все близлежащие окрестности в поисках затаившихся легионов римлян, но тщетно. Несмотря на хорошие новости, я все же решил обезопасить Рута и Тирна, отправившихся в логово спящего льва, и приказал конным разведчикам занять выгодные позиции на возвышенностях. Оттуда они могли подать сигнал, если войско Красса появится на горизонте.

От мыслей меня отвлек старик, который внушительно прокашлялся.

— Думается мне, что они высадились и уже минут так двадцать ждут твой приказ, — хмыкнул он.

Я подскочил к старому греку и схватил его за грудки с такой силой, что даже приподнял бедолагу от земли.

— Так чего ты молчишь? — прошипел я.

— Вот, говорю, — прошептал испуганный старик и тут же затараторил. — А молчал, потому что ты сам сказал, абы что и без головы останусь. А мне без головы оставаться нет желания, Спартак. Потому то и выждал время, что все будет готово наверняка и вопросов чтобы ко мне потом не было..

Я отпустил триерарха, который упал наземь и застонал, ударившись о голый камень бедром. Не теряя времени, я бросился к одному из гладиаторов который должен подавать сигнал, оттолкнул растерявшегося бойца и закричал.

— Тушите факела! Сейчас!

С этими словами, потушил факел. Моему примеру последовали несколько десятков гладиаторов, принявшихся тушить факела на стене гарнизона. Не прошло и минуты, как левая, а потом и правая части стены потухли, погрузившись в мрак. Я отчаянно всмотрелся в темноту, но не смог рассмотреть центурии своих полководцев, передвигавшихся во мраке.

Сигнал подан. Оставалось ждать ответного сигнала Рута и Тирна. Я еще некоторое время тщетно всматривался в огни римского лагеря, но прекрасно понимал, что Тирну и Руту потребуется время, прежде чем они подведут к лагерю римской армии войска. Знал, что полководцам непросто. По канонам римского военного мастерства в караул выставлялись два человека из каждой палатки и сегодня ночью в лагере вполне могло быть с тысячу человек дозорных. Стоило успокоиться, оставить ждать сигнал караульных, а самому закончить приготовления.

Возле меня вырос старый триерарх, все ещё потиравший ушибленный бок.

— Я могу идти, Спартак? — осторожно спросил он.

— Валяй! — буркнул я и отмахнулся от навязчивого грека, больше не испытывая желание лицезреть его перед собой.

— Может старику причитается немного серебра за хорошую службу? — триерарх потупил взгляд и произнес эти слова жалобным тоном, будто извинялся заранее.

Я вложил в его руку пригоршню медяков, часть которых рассыпалась на стене, поблескивая изображением двуликого Януса[5] на аверсе и корабельного носа на реверсе. Старик, скрючившись в три погибели принялся собирать выпавшие ассы, рассовывая их по карманам.

— Пошел вон! Серебра ему! — закричал стоявший рядом центурион, прогоняя старика и оборачиваясь ко мне. — Прикажешь строиться, Спартак?

Я коротко кивнул, наблюдая за тем, как старик, убегая со стены, ронял медяки. Именно такие люди, как этот старик триерарх, мелкие и корыстные, решили, что имеют право поработить других людей, у которых гораздо более широкая душа и светлые взгляды.

[1] Либурны — лёгкие быстрые суда с двумя рядами вёсел.

[2]Квинквирема (лат. quinquiremis, от quinque «пять» + remus «весло») или пентера (от греч. πέντε «пять») — боевой корабль с пятью рядами вёсел

[3]Децимрем — представляет собой двух или трёх ярусный боевой корабль, имел два ряда весел по пять гребцов, либо три ряда, из которых, к примеру, на двух нижних могло размещаться одновременно по четыре гребца, а на верхнем — по двое гребцов на весло.

[4]Триерарх — должность в древнеримском морском флоте, соответствующая капитану корабля. Изначально триерархами называли только капитанов триер, однако со временем название должности перешло на капитанов всех типов кораблей.

[5]Я́нус — знаменитый двуликий бог в древнеримской мифологии. Изначально был богом-демиургом. Затем уступил место верховного божества Юпитеру.

Загрузка...