Спартак

31

Капенские ворота были наглухо закрыты, снаружи выставлена целая центурия солдат. Я готов биться об заклад, что эти имеют приказ не впускать и не выпускать из города людей, а в Риме действует комендантский час.

Я объявил перевал. Был полдень. Пытаться что-то предпринимать до наступления темноты нет смысла. Если у нас и оставался шанс проникнуть незамеченными в Рим, то сделать это можно лишь под покровом ночи. Сейчас же моим ликторам стоило восстановить силы, подкрепиться и по возможности выспаться. Я же после небольшого перекуса и получасового отдыха намеревался отправиться на поиски лазейки, способной привести нас этой ночью за стены города. Если входа в Рим не существовало, нам следовало его создать…

Стемнело, когда я вернулся к месту нашего перевала, проведя весь день у городских стен в поисках лазейки. Отужинав и пропустив большую часть вопросов ликторов, я велел им следовать за мной. После целого дня, проведенного у стен Рима, мне было что им показать. Под покровом ночи мы вчетвером очень скоро оказались вблизи городских стен.

— Мы обойдем город и выйдем к Тибру, — пояснил я.

Бóльшую часть пути мы передвигались трусцой, местность была холмистой, подъемы чередовались со спусками, что затрудняло переход, сбивалось дыхание. Обогнув стену римских укреплений у Авентина, мы вышли к извилистому берегу Тибра, по ту сторону которого виднелись холм Яникул[1] и Марсово поле. Пройдя несколько сот футов вдоль берега, я остановился, вслед за мной остановились ликторы. У городских стен Рима в священную реку Тибр из проема, свод и стены которого были выложены камнем, лилась мутная и вонючая вода. В канал, откуда выливалась вода, мог без проблем пройти человек даже такой богатырской комплекции, как Рут.

— Мне кажется, что через тоннель мы пройдем в город в обход городских стен, — сказал я.

Митрид подошел ближе к сливу, внимательно осмотрел свод.

— Это Большая Клоака[2], — заявил он. — Тоннель, с его помощью римляне осушают болотистую местность между холмами Палантин и Капитолий, — пояснил ликтор. — Вода сливается в Тибр. Если я все правильно понял, это либо сама Клоака, либо одно из ее ответвлений.

— Куда выходит канал? — Нарок подошел вплотную к своду, откуда стекала мутная вода.

Митрид, не раз выступавший на столичной арене, почесал макушку.

— Если не сворачивать, тоннель выведет в низину между холмами, — пояснил он.

— На Форум? — уточнил Рут.

— В том числе, — подтвердил Митрид

Именно на Форуме заседал сенат, там располагались курии и там наверняка развернулись главные события. Стоило выдвигаться немедленно. Впрочем, мой пыл остудили слова Нарока:

— Да мы с ног по макушки перепачкаемся в римском дерьме, Спартак! Я, конечно, не против испачкаться в римском дерьме ради дела, но как ты представляешь нас мокрых и вонючих в Риме?

Главное сейчас попасть в город, неважно в каком виде.

— Другие варианты?

— Ну если ты все уже решил для себя, чего стоим? — Нарок подмигнул мне.

Не дожидаясь приказа, ликтор ловко скинул с себя тогу, которую повязал узлами и перекинул через плечо. Выхватил свой меч, воткнул его между камнями, используя лезвие как рычаг, забрался через свод в широкий тоннель Большой Клоаки. Вода, вытекающая из тоннеля, чуть не сбила Нарока с ног, но ликтор сумел изловчиться и ухватился за небольшие расщелины между камнями в стене.

— Догоняйте, я никого не буду ждать! — выкрикнул он.

Его голос глушил шум падающей воды. Бросив эти слова, Нарок скрылся в тоннеле Большой Клоаки.

— Я всегда говорил, что вместо головы у него котел!

Митрид скинул с себя тогу, последовал примеру Нарока, перевязав ее в один большой узел, и полез вслед за товарищем в темный вход. Следом под сводом Клоаки исчезла широкая спина Рута. Я огляделся, убедился, что вокруг нет ни души, которая могла стать свидетелем нашей совершенно безбашенной вылазки, и, скинув тогу, отправился в тоннель вслед за своими ликторами.

В тоннеле сомкнулась кромешная тьма. Приходилось идти наугад, вокруг грохотали потоки воды. Я поспешил убрать гладиус, чтобы не наткнуться в темноте на одного из ликторов. Брели по пояс в воде, что значительно снижало скорость нашего передвижения, отнимало силы. Стоило отпустить камни, в расщелины между которыми я вставлял пальцы, чтобы удержаться, как водяной поток медленно, но верно потащит меня обратно к Тибру. Канал был достаточно широк, я старался придерживаться одной из его стен, шел не спеша и эти несколько стадиев, которые пришлось одолеть в римской Большой Клоаке, были, пожалуй, самыми сложными в моей жизни.

Наконец перед нами появился блеклый лунный свет, после темноты тоннеля показавшийся невероятно ярким, даже слепящим. Мы на месте. Грязные от нечистот, промокшие и замерзшие.

Нарок, который первым забрался в тоннель Большой Клоаки, первым же выбрался из него. Гладиатор спрятался под сводом системы дренажа и поджидал нас. Не теряя времени даром, ликтор осматривался.

— Весело тут, Спартак, — Нарок развязал свою тогу, кое-как напялил ее. — Тебе бы взглянуть?

Все вчетвером мы оказались на площади Форума. Я осмотрелся, чувствуя, как волосы на моих руках становятся дыбом.

— Что здесь произошло? — прошипел я, не веря своим глазам.

На главной республиканской площади царил погром. Перевернутые столы со съестным, тела римлян, лежащие на холодной земле, кровь… Сожженные дотла здания. Где в таком случае проконсул со своими легионами, устроивший бесчинства на Форуме, в самом сердце Рима?

— Что теперь? — осторожно поинтересовался Митрид, видя, что я не в себе от увиденного. Он указал на одно из сгоревших зданий. — Это курии, здесь заседал сенат.

Митрид, лучше всех ориентировавшийся на площади, указал на подножье скалы[3].

— Сенаторы? — спросил Рут.

Митрид кивнул.

— Наверняка.

У подножья лежали окровавленные тела пожилых людей в белых тогах с пурпурной каймой. Красс устроил на Форуме жестокую расправу, утопив площадь в крови. Мы бросились к выгоревшему зданию курий, от которого все еще исходил жар, но внутри на полуразрушенных трибунах не было никого.

Из темноты навстречу нам вышел человек, по габаритам ничем не отличающийся от моего ликтора Рута. Такого же богатырского телосложения, высокий, закутавшийся в красный плащ. Завидев, что я обратил на него внимание, незнакомец приветственно вскинул руку. При виде оружия в руках ликторов, незнакомец остановился и поднял руки.

— Если бы я хотел вашей смерти, Спартак, то, наверное, пришел бы сюда с войсками, — сказал он.

Наконец удалось увидеть его лицо. Мужественное лицо, на котором застыла усмешка.

— Я пришел поговорить. А если ты посмотришь внимательней, при мне нет оружия. Поэтому предлагаю опустить ваши клинки и начать разговор.

Незнакомец не соврал, он действительно пришел без оружия. Рут осмотрел его, после чего кивнул мне. Я попросил ликторов опустить мечи, но в то же время не убирать их. Я не знал, кто стоит передо мной, какие цели он преследует. По-хорошему стоило немедленно расправиться с ним, но останавливало меня то, что незнакомец назвал мое имя. Задевала нелепая усмешка, не слезавшая с его лица. Да и надо отдать должное римлянину, дорогого стоило выйти к группе невольников безоружным, будучи римским гражданином. Стоило его выслушать.

— Кто ты такой? — спросил Рут.

— Меня зовут Луций Сергий Катилина[4], если мое имя вам о чем-то говорит.

Катилина… Я понял, что слышу это имя впервые.

— Спартак, — продолжил Катилина. — Знаешь, я тебя представлял иначе…

— Как ты узнал? — перебил его я.

— Что именно?

Римлянин изобразил настороженность, делая вид, что не понимает, о чем я говорю.

— Как ты узнал, что мы будем здесь? — терпеливо пояснил я.

Глаза римлянина сузились, он внимательно посмотрел на меня.

— В Беневенте тебя узнали на карауле, — подмигнул Катилина. — Далее тебя было легко просчитать; уж извини, но это так. Начальник местной стражи спохватился слишком поздно, не узнал тебя сразу, однако затем он послал вести в сенат и лично Марку Лицинию Крассу!

— Из Беневента мы могли повернуть куда угодно, — сказал Нарок.

— В том то и дело, что не могли. — Улыбка Катилины сделалась еще шире.

Я обернулся к скале, у подножья которой лежали тела сенаторов. Похоже, новость о моем приближении ускорила переговоры Красса и сената. Красс понимал, что никакие легионы не уберегут его от лезвия гладиуса, которое я приставлю к его шее. Он просчитал, что я выступлю на «стороне» Республики, видя в этом единственный шанс движения свободы?

Повисло молчание. Создавалось впечатление, будто Катилина давал мне возможность переварить сказанное. Мне действительно требовалось время, чтобы пропустить через себя информацию.

— В городе больше нет ни Красса, ни его легионов, да и как вы заметили теперь, прежнего Рима тоже нет. За время, проведенное вами в пути, многое изменилось.

— Тебе лучше рассказать об этом немедленно! — прошипел гопломах.

— Предлагаю прогуляться в мой дом, где вы сможете отдохнуть, выпить и переодеться!

Я колебался лишь мгновение, прежде чем согласился с предложением римлянина. Похоже, в нашей с Крассом игре появился новый человек, с которым приходилось считаться. Перед глазами стояло содержание свитка, врученного Тирну перед нашим расставанием. Я приказал выводить наш легион повстанцев к Риму форсированным броском, как только будет развязана гражданская война в Апулии. Я действительно хотел защитить Республику, убив Красса и полагал, что за смертью Марка Лициния последует роспуск его легионов. Это бы ослабило Рим, и пока Марк Лукулл будет втянут в гражданскую войну, восставшие ударят единым кулаком по столице. Все сложилось куда проще. Красс увел из Рима войска, по сути открыв перед Тирном столицу на растерзание…

Записки Марка Лициния Красса

Ко мне заявился Публий Лонг. Он потребовал с меня объяснений, заявив, что я могу делать дураков из солдат, из офицеров помпеянцев, но не из него, Лонга. Тут же заявил, что он, Лонг, Квинкций и другие мои офицеры ни за что не отвернутся от меня, но Лонг хочет знать — почему легаты не в курсе моих, Марка Краса, планов и не в курсе происходящего. Я объяснил, что не проводил военных советов потому, что принимал решения стремительно и добился искомого результата. На это Лонг повторил, что мне не стоит считать его идиотом, и высказал мнение, что сенат, имея в юго-восточной части Италии легионы Лукулла, не позволит мне диктовать свои условия и ни за что не вернул бы мне полномочия. Лонг сказал, что знает Марка Лукулла лично и этот вояка пересечет землю вдоль и поперек, если у него будет соответствующий приказ. Поэтому стоит сенату приказать Лукуллу выдвинуться к Риму, и он сделает это незамедлительно! Но отчего-то он не делает это, когда под Римом стоят войска и сенаторам диктуют условия. Закончив свою пламенную речь, Лонг спросил прямо — что произошло в Риме? Он попросил меня отвечать честно, потому что по его, Лонга, мнению, я, Марк Красс, не должен был получать разрешение на то, чтобы довести борьбу со Спартаком до конца. А если и получил, то только лишь запугав сенат, но если так, отчего тогда я, Марк Красс не оставил у Рима легион, чтобы сенат не передумал! Лонг итого сказал, что чувствует подвох, а если подвоха нет, то я, Марк Красс, должно быть безумец, не отдающий отчет своим делам.

Я внимательно выслушал своего офицера и задал единственный вопрос — чего он, Публий Лонг, ожидал, когда вместе со мной подводил легионы к Риму? А потом, не получив ответ, я поинтересовался — думал ли Лонг, что сенат простит мою наглость, когда войска Лукулла стоят всего в нескольких дневных переходах от Рима! Я сказал, что не в интересах Марка Красса подчиняться, в моих интересах властвовать! Я рассказал своему офицеру, что… поговорил с сенатом по-свойски. Сказал, что отные мы и есть власть, мы и есть Республика! На это Лонг ответил, что я прекрасно знаю без него, глупец. Говорил, что власть держится на нобилях, которые оторвут ее у меня, Марка Красса вместе с руками и выразил уверенность, что нобили собирают легионы, а к Лукуллу отправлены гонцы… Я не стал дослушивать его, перебил и сказал, что Лонгу пора кое-что уяснить для себя. Это новый Рим, Новая Республика и совершенно новые правила. Я предложил ему хорошенько подумать — на чей стороне он будет воевать, и попросил сделать выбор, держа свой гладиус у его глотки. Лонг сообщил, что если он не выйдет живым из моей палатки, то через час новость о том, что убийцей Гнея Помпея Магна был Марк Красс, разлетится по всему лагерю. Дешевая манипуляция, ясное дело я никого не убивал! И я уже хотел перерезать горло Лонгу, когда он слезно заявил, что мои легаты — единственные в этой войне останутся верны мне до конца. Он объяснил мне и объяснил доходчиво, что в глазах нобилитета мои полководцы проиграли рабам войну и оставили на поле боя значительную долю своих политических акций. В среде нобилитета редко кому дается второй шанс, это правда. Вместо ожидаемого триумфа их ожидают косые взгляды и осуждение. Мы не помпеянцы и прошли с тобой путь от начала и до конца, заверил Лонг.

Я понял, что Лонгу известно все, что произошло в Риме. На мой прямой вопрос, Публий сказал, что узнал это от одного нобиля, представившегося… Катилиной!

П.с. позже я озвучил решение офицерам Помпея. Отныне и далее управление помпеянскими легионами переходит моим, Красса, офицерам. Афроний, Гальб, Петрий и остальные помпеянцы тотчас заверили, что я наживаю себе врагов и мне не видать триумфа и даже оваций, потому что меня будут судить за произвол. Грозили, что их легионы ослушаются. Я улыбался им в ответ. Легионеры любят своих легатов, но еще больше они любят деньги. Ради денег затевается любая война.

П.п.с. ко мне явились гончие Марка Лукулла. Разговаривал с неким Милием Андроником. По заверению Андроника, Лукулл возмущен бездействием Рима, на что я ответил, что сенат… нет, даже не сенат, а Рим послал меня на юго-восток Италии, чтобы взять ситуацию под полный контроль. Мои слова удивили Андроника, считавшего, что Лукулл справится самостоятельно с очагом восставших! На это я спросил у Андроника — думает ли он, что в Риме отдает приказы кучка идиотов? Я велел ему заворачивать обратно и сообщить Лукуллу, что я, Марк Красс, действуя из полномочий, врученных мне сенатом, беру руководство операцией на себя!

[1] Холм Яникул (82 м) получил имя в честь Януса, коварного и двуликого римского бога дверей.

[2] Обширная система канализации для осушения низины между Палатином и Капитолием, где возник форум, созданная при Луции Тарквинии Приске (правил с 616 по 579 год до н. э.). Первоначально открытая система, позже все каналы были облицованы каменными плитами, перекрыты каменными сводами, и их стали использовать для удаления из города нечистот и дождевых стоков.

[3] Тарпейская скала (лат. Saxum Tarpeium) — отвесная скала с южной стороны Капиталийского холма. С этой скалы сбрасывали осуждённых на смерть преступников, совершивших предательство, инцест, побег (рабов от хозяина). По легенде, название утёса происходит от имени Луция Тарпея, которого сбросили оттуда за выступление против царя Ромула. По другой легенде, Тарпеей звали весталку, дочь начальника Капитолийской крепости Спурия Тарпея, которая во время войны с сабинами показала врагам тайный ход и была сброшена со скалы.

[4] Лу́ций Се́ргий Катили́на (лат. Lucius Sergius (Silus) Catilina) — известен как глава заговора против республиканского строя. Принадлежал к древнему, но потерявшему былое значение патрицианскому роду Сергиев, предположительно, начал карьеру во время Союзнической войны 91–88 гг. до н. э. В гражданской войне примкнул к Луцию Корнелию Сулле, принял активное участие в проскрипционных убийствах (в частности, расправился с Марком Марием Гратидианом), заслужил репутацию человека жестокого, алчного и распутного. В 73 г. до н. э. его привлекли к суду по обвинению в святотатстве, но приговор был оправдательным.