Спартак

16

С моей стороны было бы глупо рассчитывать, что Помпей придет к городским стенам один. Я ожидал, что вместе с ним к гарнизону подойдет целый легион, однако римский полководец ограничился всего тысячной когортой бойцов, каждая центурия которой несла аквилу легиона, будто на параде, устроив у копийски стен целое представление. Вместе со штандартами аквилиферы несли белый флаг, чтобы у восставших отпали сомнения о намерениях переговорщиков. Что же, ход Помпея выглядел разумным. Вряд ли он рисковал, учитывая, что та тысяча человек, которая отправилась вместе с ним к городским воротам была лучшей в составе его легионов и наверняка включала закаленных боем ветеранов. В случае чего когорта могла отступить, не понеся особых потерь. Как бы то ни было, колебания и сомнения остались позади. С минуты на минуту, Помпей со своей когортой подойдет к городским воротам.

Наши пленники стояли у городской стены. Понурые, ожидавшие своего часа икс, кода будет отдан приказ выпустить их на свободу, как и было оговорено ранее. Две тысячи человек.

Мысль о том, что я должен на шаг опередить Помпея гложила. Почувствуй римский полководец что-то неладное и все пойдет крахом. Этого нельзя допустить ни в коем случае.

— Выпускайте пленников! — скомандовал я, когда когорта Помпея приблизилась на расстояние полета стрелы.

Поднялась решетка и за городские стены, навстречу центуриям римлян потянулись пленники, каждому из которых на выходе возвращалось оружие.

— Думаешь получится? — Икрий, крутившийся возле меня уже десятый раз за последние полчаса задал мне этот вопрос.

— Молись богам, — ответил я.

Икрий махнул рукой и принялся мерить шагами стену. Я нашел глазами Тарка.

— Приготовьтесь!

Тарк ответил коротким кивком. Я спустился со стены, встретил Тирна и вместе с ним и двумя сотнями гладиаторов галлов, мы вышли вслед за заложниками за стены города. Центурии Помпея остановились, не приближаясь к гарнизону ближе чем на полет стрелы и не доходя до наших оборонительных редутов в виде рогаток, вала и рва. Я дождался пока к центуриям подойдут пленные. Напряженно наблюдал за тем, как расступились помпейские центурии, пропуская легионеров Красса.

— Наш выход, — шепнул я Тирну.

Мы миновали ров, перелезли через вал, осторожно преодолевая ловушки и обходя стороной рогатки, когда когорта Помпея начала медленно отступать назад. Я замер, вскинул руку, призывая остановиться своих бойцов. В этот момент исчезли белые флаги, которые держали аквилиферы, а все сорок две баллисты римлян почти одновременно дали залп по стенлам Копии, на которых в это время находились бойцы Икрия.

— Назад! — закричал я.

Когорта римлян стройно отступала к своему лагерю. Неужели Помпей вовсе не собирался вести переговоры, а лишь хотел забрать заложников и, получив искомое, тотчас атаковал! Хитрый римлянин пытался обвести меня вокруг пальца? Ну-ну…

— Тирн! Сигнал! — прокричал я.

Тирн поднес корн к губам и дунул что было сил. Раздался протяжный утробный звук. Я поспешил взобраться на вал, чтобы оттуда лучше видеть события, развернувшиеся перед моими глазами в следующий миг. Две тысячи заложников, одетые в одежду римских легионеров, выхватили мечи и с криками «Свобода» ударили в спину отступающей когорте Помпея, застав ветеранов врасплох и подавляя почти двукратным численным превосходством. Аквилиферы побросали серебряных орлов, древки которых затрещали под ногами римских солдат. Гладиаторы, успевшие взобраться вместе со мной на вал, дружно расхохотались, хватаясь за животы. Две тысячи пленников все также сидели в амбарах, связанные и полуголые. Их одежду, доспехи и оружие, я приказал примерить на себя гладиаторам легиона Тирна, принявшим мою идею с воодушевлением.

Со стены за моей спиной раздались аплодисменты, свист и выкрики.

— Позор Риму! Позор Помпею! Да здравствует Спартак!

— Гони его! Собака!

— Вошь!

Однако ликование продлилось недолго. Снаряды римской артиллерии изрешетили гарнизон копийски стен тяжелой картечью из массивных свинцовых ядер. Полетели одиночные крупные снаряды. Били прицельно и там, куда снаряд попадал дважды, рушилась стена. В гарнизоне появились первые дыры, через которые часть солдат штурмовых когорт могли запросто проникнуть в город, скомандуй Помпей наступление. Впрочем, решительный и вероломный римский полководец, вряд ли ожидал столкнуться с решительностью и вероломством по ту сторону баррикад. Эвокаты отступали, а на помощь им только сейчас выдвинулся один из легионов легат которого оказался не готов к подобному развитию событий и мешкал.

Первоначальная идея провести в лагерь Магна повстанцев и ударить по баллистам врага, рухнула. Я обналичил все свои козыря. С целой и невредимой артиллерией римлянам не будет смысла идти на молниеносный штурм. Дерзкая вылазка моих гладиаторов теряла ценность. Увы, но другого выхода у меня нет. С другой стороны, обескураженному Помпею потребуется время, чтобы осознать происходящее. Как только полководец придет в себя, то захочет расквитаться за звонкую пощечину, пропущенную от раба. Вот тогда Магн обрушит на нас всю свою мощь. Самое время помочь Помпею в его начинаниях! Если мне удастся отвлечь римлянина, поддержать ярость внутри полководца и даже разжечь ее, тогда нам удастся спастись.

— Тирн, заводи людей! — крикнул я.

Тирн принялся отдавать распоряжение. Повстанцы, прячась под щитами от летящих со стен осколков и не знающих пощады свинцовых шариков, забежали через ворота в город. Опустел гарнизон — Икрий увел своих людей, понимая, что ничего не может противопоставить ударам артиллерии. В город возвращались две тысячи гладиаторов, одетых в доспехи римского легионера — урожай с лучших легионеров Помпея был собран.

В городе я нашел Рута. Гопломах словно сумасшедший носился от дома к дому и поторапливал своих людей.

— По позициям, мы начинаем! — скомандовал я.

— Есть! — рыкнул гопломах в ответ.

— За свободу, мой брат!

— За свободу!

Записки Марка Лициния Красса.

Я знал, что Спартак не даст добровольно защелкнуть кандалы на своих руках. Спартак, этот помойный пес, пытающийся испортить мне, Марку Крассу, жизнь, приготовил Помпею сюрприз из тех, от которых стынет кровь. Я подозревал, что пастух отвесит Помпею, называющему себя Великим, увесистую оплеуху. Так и произошло! Однако хочу отметить кое-что, что возмутило меня и заставило проникнуться ненавистью к Помпею. Когда мы подошли к городским стенам и из ворот вышли пленники, Помпей наклонился к своему ликтору и сказал, что хочет присоединить этих пленных к своему войску. Я своими ушами слышал, как он сказал, что хочет ослабить меня, Марка Красса до того, как мне удастся воссоединиться с Муммием и Квинкцием! При этом добавил, что в войске ему не нужны те, кто хотя бы раз показал спину в бою, а неудачники и дезертиры — удел Марка Лициния Красса. А потом вовсе сказал, что покончив с рабами, он будет требовать, чтобы его имя шло первым в списке триумфаторов, перед Метеллом Пием!

Ну а потом, когда вывели пленников, я сразу понял, что Спартак в очередной раз пытается дурить и выставляет за пленых своих солдат. Помпею я ничего не сказал и ждал, что произойдет дальше. Однако Помпей со своей стороны тоже пытался запутать пастуха. Он велел убрать белый флаг и по стенам Копии ударил первый залп помпеевской артиллерии. Гладиаторы во главе со Спартаком, вышедшие навстречу полководцу для переговоров, остановились в нерешительности. Неужто ход Магна стал для варваров неожиданностью, а Помпей сумел оставить в дураках Спартака? Как бы не так! У стен Копии раздался сигнал корну. Две тысячи пленников оказались волками в овечьих шкурах, как я и предполагал! Повстанцы выкрикнули лозунги восстания и атаковали центурии эвокатов римлян сзади….

По войску ходят слухи, что стало с Помпеем, но я, Марк Крас, видел все собственными глазами, да. Помпея забили рабы, всадив клинок между его лопаток. Как так получилось, что удар пришелся в спину Гнея? Ну, так я собственными глазами видел, как он пытался бежать. И хочу заверить, что все эти кривотолки о том, что Помпей не показывает спину — это не более чем слухи. Показывает… Но теперь у меня будет еще больше причин, по которым я должен покончить с рабами незамедлительно! Сразу после смерти Гнея, прямо на поле боя, я сказал, что принимаю командование над его легионами и мой первый приказ звучал кратко: Копии должны пасть к вечеру.

Убийственный залп римской артиллерии, сравнивающий с землей стены городского гарнизона, стих. На моих глазах легионы начали перестроение. Я долго пытался раскусить маневр Помпея, поведшего себя тактически безграмотно. Вместо того, чтобы довершить обстрел копийски стен и взять город голыми руками, Помпей скомандовал наступление и яростно повел на Копии свои многочисленные легионы. Возможно, я счел бы сумасшедшим Помпея, но слова одного из моих центурионов, из тех, кто сражался с римлянами в обличье римского легионера и наблюдал за происходящим в стане врага, быстро вернули все на свои места. Центурион тяжело дышал после схватки и держался за раненный бок. Он прокричал мне.

— Спартак, Красс убил Помпея и возглавил его легионы!

Дважды повторять не пришлось. В голове в одно мгновение закружилась тысяча и одна мысль, но усилием воли я пресек размышления. Все неважно сейчас.

Легионы римлян взяли строй и двинулись к стенам копийского гарнизона. Со стороны огромная, ощетинившаяся мечами многотысячная армия врага напоминала плотно затянутое грозовыми тучами небо. С минуты на минуту над нашими головами разразится гром. С новыми силами, Красс, восставший будто феникс из пепла, пройдет сквозь наши полуразрушенные баллистами стены. Мои военачальники бросались выполнять поручения еще до того, как успевали дослушать последние слова приказа.

Когда могучие легионы подошли к стенам на расстояние выстрела из стрелы, в городе одновременно вспыхнули тысячи факелов. Повстанцы принялись бросать факела в заранее собранные фашины. Стены, двери, мебель, все было пропитано гремучими зажигательными смесями, горевшими не хуже бензина при соприкосновении с огнем. Не прошло и двух минут, как улицы Копии вспыхнули, будто спичечный коробок. Пламя устремилось в небеса, с крыш домов валили черные столпы дыма. Я велел жечь улицы через три, где-то через четыре, чтобы сохранить возможность для повстанцев передвигаться внутри городских стен, а в случае необходимости дать бой врагу.

Несколько сотен гладиаторов остались на гарнизоне, при первой же возможности намереваясь обстрелять шеренги легионеров. Стоило отдать должное их мужеству как бойцов, но жертва, которую повстанцы хотели принести небесным богам в виде своей смерти стала бы напрасной. Перестрелка с одной, максимум двумя манипулами римских штурмовых когорт продлится лишь мгновения, прежде чем тысячи римских пилумов изрешетят тела храбрецов.

Я запрыгнул на пустой котел, еще теплый, в котором некогда шипело кипящее масло и обвел взглядом лучников на стене.

— Где ваш центурион? — выкрикнул я.

На меня тут же устремились десятки глаз, горящих яростью, предвкушением боя. Шаг вперед сделал высокорослый, кудрявый блондин, державший наготове стрелу.

— Я имею честь быть центурионом! — выпалил он.

— Веди людей в город! — распорядился я.

Глаза блондина сверкнули, он покачал головой.

— Ни шагу назад, Спартак!

— За свободу! — закричал кто-то из гладиаторов.

— Свобода! — крик подхватил другой боец, перепачканный в саже, один из тех, кто помогал Руту поджигать город, а теперь решивший встретить римлян на гарнизоне.

Боковым зрением я видел, как сокращается расстояние между гарнизонными стенами и легионами римлян. Меньше минуты и начнется ожесточенный бой. Я выхватил сгладиус и, понимая, что любые слова будут излишними, сблизился с центурионом и перерубил его стрелу. Высокорослый блондин даже не успел понять, что произошло.

— Я хочу, чтобы из этой схватки вы вышли не просто свободными, но живыми людьми, поэтому в город, прочь с гарнизона! Если вы так хотите умереть, то ваша смерть должна стать полезной делу свободы! — прорычал я.

Далее оставаться на стене я не мог. Римляне подошли в плотную, внизу меня ждали военачальники, зрели новые распоряжения. По тому, как гладиатор грубо выбросил со стены кончик переломленной стрелы, оставшейся в его руке и тут же достал новую, я подумал, что лучники останутся на городских стенах. Однако не успел я сделать и десяти шагов, как за моей спиной раздался рык кудрявого центуриона.

— Отступаем!

Я многое бы отдал, чтобы увидеть лицо Красса при виде вспыхнувшего города. Однако горящие дома Копии не остановили полководца. Римляне добрались до укреплений, но не встретив сопротивления, принялись сваливать трупы в ров. Я допустил грубый просчет! Не прошло и минуты, как первые тысячи легионеров, перебегая заваленный телами ров, ломанулись в ворота. Те, кому невтерпеж ждать, забрасывали на стены лестницы и веревки. Крики, ругань, приказы… Я бежал не оглядываясь, сплевывая появлявшуюся во рту горечь, от дыма слезились глаза. Приходилось прикрывать нос и рот, чтобы не задохнуться, но именно такого эффекта я ждал, когда отдавал приказ поджигать Копии.

— Спартак! — послышалось со стороны.

Я разглядел в одном из домов силуэт гопломаха. Гладиатор махал мне рукой, зазывая, чтобы я скорее укрылся в доме, в котором прятался сам германец.

Раздался противный скрип и дверь, запертая на засов изнутри, распахнулась. На пороге вырос Рут, с ног до головы перепачканный в саже.

— Да скорее же! — закричал он и, не дожидаясь, пока я отвечу, силой заволок меня в дом.

Дверь за нашими спинами захлопнулась.

— Порядок? — спросил Рут.

Я кивнул, прильнул к заколоченному досками окну, попытался разглядеть то, что происходило в этот миг снаружи.

— Где остальные? — спросил я.

— По позициям, ждут распоряжений, — заверил Рут.

Щели между досками были через чур узкими, но мне удалось разглядеть городские ворота. Копии встретили римлян жаром пылающих улиц, замедлившим порыв наступающих, сбившим с толку. На пятачке у городских ворот легионеры попытались взять строй, но пространство для маневра оказалось слишком мало, подпирали горящие дома. Я видел, как легаты отдали приказ трибунам дробить когорты легионов на вексилляции всего по четыре контуберния в каждой. Во главе каждой вексиляции становились опционы с центурионами. Надо сказать, трудности, с которыми столкнулись римляне внутри города озадачили их, но не сбили с толку. С мечами наголо, первые вексилии легионеров, потерявшие когортный строй, лишенные главного козыря — тактического преимущества, ринулись в город, частично охваченный пламенем. В воздухе не хватало кислорода, поднялась копоть и сажа, что сужало кругозор. Римлян слишком много, выгляни мы сейчас из укрытий, дай о себе знать и легионеры задавят нас числом. Даже один лев ничего не сможет поделать со стаей окруживших его гиен. Безусловно мои гладиаторы думали совсем иначе. Однако надо отдать должное закаленным в боях рубакам, никто не ослушался приказ и не высунул головы из прикрытия раньше намеченного срока. Рано! Слишком рано! Я осознавал, что сегодня мы не сможем взять верх над этим чудовищем, который ради достижения своей цели ставил на кон жизни десятков тысяч людей.

Я ждал, когда обезумевший, ведомый жаждой мести Красс заведет римских легионеров вглубь города, когда стройные ряды римлян растянуться по городским улочкам, рассеются, ослабнут. Только тогда я возьму инициативу в свои руки. Пока же легионеры заполняли узкие улицы Копии, набивая город словно килька бочку. Солдаты не успевали перестраиваться, подпирали, толкали своих братьев по оружию на острые колья рогаток, сбрасывали во рвы. Из-за дыма многие ловушки остались незамеченными до того, как унесли первые жизни римских солдат. По улицам Копии разносились вопли и крики боли. Когда же огонь начал медленно перекидываться на соседние улицы, когда начали вспыхивать один за другим дома, я больше не мог позволить терпеть, пусть римляне еще и не зашли так глубоко, как я хотел. Я отдал приказ. На крыше нашего дома появился белый флаг, прихваченный после сорвавшихся переговоров с Помпеем.

Не знаю, что подумали о белом флаге римляне, подошедшие к дому, где прятались я, Рут и еще несколько отвязных рубак, но Ганник, которому я доверил старшинство в операции, отреагировал незамедлительно. В начале улицы полыхнуло восемь домов. Полетели зажженные факела, упали на крыши. Огонь, поглотил старые конструкции меньше чем за минуту! Улицу, в одном из домов которой спрятался наш небольшой повстанческий отряд, в один миг отрезало от гарнизонных стен. Около тысячи римлян изолировало огнем. Десяток отчаянных умельцев попытался прорваться сквозь огненное оцепление, но отступили. Горючие смеси знали свое дело. Теперь обратного пути нет.

Мы вооружились луками, поднялись на крышу. Слышались крики — с крыш соседних домов начался обстрел римских легионеров. Каждая стрела забирала новую жизнь. Не спасал доспех, мало кто успевал поднять щит. Враг пытался бежать, поднялась суматоха, приведшая к давке. Спасаясь от смертоносных стрел, римляне падали во рвы, надевались на рогатки, хватались за мечи, которые ничем не могли помочь. Впрочем, римские офицеры быстро смекнули, что происходит и принялись отдавать команды своим бойцам.

— Movete[1]!

— Vos servate[2]!

— Gradum servate[3]

Такой ход позволил наладить дисциплину. Солдаты поняли, что стрелы восставших не могут больше причинить им урон, воспряли духом.

— Уходим! — послышался грубый голос моего центуриона.

Наша атака захлебнулась, часть стрелков бросили луки и колчаны со стрелами, исчезли в проемах, спрятались в домах. Другая часть двинулась на север, перепрыгивая с одной крыши дома на другую. Дюжина гладиаторов продолжили обстрел, прикрывая отступление товарищей.

Легионеры бросились в погоню, попытались выбить двери ногами, не вышло. Солдаты посмекалистей сломали рогатку и, используя бревно как таран, врезались в дверное полотно. Дверь поддалась, треснула. Их примеру последовали другие легионеры, принявшиеся выламывать рогатки и превращать их в подобие ручного тарана, чтобы проникнуть внутрь домов. Я выпустил последнюю стрелу, вонзившуюся в щит римского солдата, выбросил лук и пустой колчан.

— Отходим, к северному выходу! Быстрее! — прорычал я замешкавшимся повстанцам, которые побросав оружие, принялись поливать дом зажигательной смесью из горшков.

Я выхватил гладиус и перерубил веревку, державшую подвешенное между домами бревно. Тяжелое бревно с грохотом рухнуло на головы столпившихся внизу врагов. С дюжину римлян придавило тяжелым стволом к земле.

Дверь нашего дома не выдержала очередного удара. Толпа легионеров хлынула внутрь, но было поздно. Бросая мечи, выбрасывая щиты, толкаясь, римляне бросились к выходу. В доме не было никого, только лишь рука Рута сбросила зажженный факел на кучу пропитанных горючкой отходов.

Полыхнуло.

Не дожидаясь, пока пламя начнет пожирать стены, а затем и крышу, мы начали прыгать по крышам домов вдоль улицы, удаляясь. Рут с каменным, ничего не выражающим лицом. Я, взмокший от жара, покрытый пеплом. Гладиаторы, бежавшие позади меня и гопломаха, поджигающие оставшиеся за спиной дома.

Ряд зданий по ту сторону улицы уже полыхал. Ганник знал свое дело. Римляне понявшие, что попали в западню, побежали вслед за нами на север, но остановились. На их лице читалась только одна эмоция — безысходность. Улицу прерывал ров. Глубокий, десяти локтей в длину и около семи в глубину. Ганник, Тирн и другие мои военачальники сумели выполнить мой приказ. Вне себя от ужаса римляне прыгали в ров, но поздно. Дома вокруг пылали. Я слышал душераздирающие вопли, но не оборачивался. Боковым зрением видел, как полыхали соседние улицы. Мы не оставляли за собой живого места, уничтожая город, проходя по нему огнем и мечом, превращая некогда цветущие Копии в руины. Огонь беспощадно отрезал Марка Лициния вместе со своим огромным войском от восставших.

Примерно через час Копии сгорели дотла. Начало смеркаться, когда мне удалось вывести своих людей в северной части города, где Икрий демонтировал часть стены. Я понятия не имел что делать дальше, но знал, что Красс не отступит, он будет идти за мной по пятам. Этот человек злым роком преследовал восставших по всей Италии. Я знал, что со дня на день к Марку Лицинию должны присоединиться четыре легиона, с которыми римский полководец расстался у Кротона. Тревожно, настойчиво, в голову все чаще наведывалась мысль, что с гибелью Помпея, Рим обратит на проблему восставших все свое внимание.

[1] На исходную с лат.

[2] Закрыться щитами с лат.

[3] Держать шаг с лат.