Спартак

4

Тени кавалеристов мелькали на взрыхленном копытами снегу. Рут, вернувший командование конницей, вел всадников к стенам римских укреплений. Наконечники пилумов, обмотанные шерстяными лоскутками от плащей, вымазанные смолой, ярко горели в ночи. Ветер доносил запах горелой смолы до моих ноздрей. Подгоняя своего коня, я скакал за турмами[1] Рута, желая обогнать Ганника. Кельт оставил позади себя легионы Икрия и Тарка, приблизившись к лагерю врага на расстояние вытянутой руки. Обстановку накаляли шесть легионов Марка Красса, дыхание которых ощущалось по ту сторону лагерных стен. С минуты на минуту, когорты римлян начнут строится на позициях вдоль рва.

Ганник шел в первых рядах, в обеих руках мечи. Как и большинство гладиаторов в сегодняшней битве, кельт пренебрегал щитом и смотрел смерти в глаза, полный решимости довести начатое до конца. Ганник не обратил внимания на конницу Рута, вихрем обогнавшую с левого фланга легион галлов и германцев. Сделал вид, что не слышит свое имя, когда я попытался его окликнуть.

В тоже время, легионеры, в числе которых были командующие Икрий и Тарк, косились на конницу, явно не понимая, что происходит. Я не стал догонять Ганника, верхом на жеребце обогнул легион Тарка, перегородил путь первой когорте восставших.

— Хвала богам, Спартак! — воскликнул Тарк.

— Останавливай легион! — выпалил я вместо приветствия.

За моей спиной послышались удивленные, взволнованные голоса повстанцев. Многие, завидев меня, в растерянности опускали щиты и мечи.

— Спартак вернулся!

— Это Спартак!

К нам, спотыкаясь, бежал Икрий, самовольно уведший легион от первого корпуса. Лицо грека было перепачкано в крови врага, я видел в его глазах смятение.

— Спартак? — он удивленно смотрел на меня.

— Сейчас же поверните назад! — прокричал я.

Я видел, как вздрогнул Тарк от этих слов, лицо берберийца осунулось. Икрий выслушал мои слова холодно. Смятение, которое я разглядел в его глазах сперва, теперь растворилось. На смену пришел холодный ничего не выражающий взгляд.

— Поворачивайте! — твердо повторил я, обращаясь к центурионам, располагавшимся на правом фланге центурий, манипул и когорт. — Поворачивайте, безумцы!

Мне приходилось пятиться на своем скакуне, так как легион Тарка продолжал идти вперед.

— Если бы ты, мёоезиец возглавил наше наступление сегодня, мы поставили бы жирную точку в этой войне, — вдруг выпалил Тарк, его глаза зловеще блеснули. — Я не могу знать, как закончится сегодняшний бой, но знаю, что война не может продолжаться.

— У нас нет сил, брат, — Икрий гулко выдохнул. — Уступи дорогу или присоединись к нам в этом бою!

Когорты напирали, я отступал, понимая, что никакие убеждения и слова не остановят это безумие. Однако следовало задержать их, Рут выступит с минуты на минуту!

— Наша война — война свободы. Если мы проиграем сегодня, то сотни тысяч человек по всей Италии останутся в цепях рабства! Вы хотите этого? — напирал я.

— Все кончено, — покачал головой Тарк. — То, о чем мы мечтали в Капуи[2], так и останется мечтой!

— Отойди с дороги, мёоези…

В глазах полководцев блеснуло отражение первых ярких вспышек пламени. Из-за моей спины раздались крики и брань. Ветер принес дым и отчетливый запах гари. Кавалеристы вплотную приблизились к земляному валу и принялись метать зажженные пилумы в стену римских фортифицированных укреплений. Огонь нехотя, медленно, даже брезгливо, не желая браться за влажное дерево, перекидывался на стену. Жуткий ветер, бушевавший всю сегодняшнюю ночь напролет, выступил в роли кузнечного горна, раздувая пламя из малейшей искры. Загорелась первая вышка. Ветер разносил пламя и очень скоро вспыхнули палатки легионеров. По ту сторону стены поднялись столпы черного дыма. Воздух наполнился копотью. Горела кожа и шерсть.

Сквозь язычки бушующего в лагере пламени я увидел войско римлян. Солдаты из пожарной когорты бросились тушить пожар. За сплошной пеленой дыма и огня, я не видел сколько солдат врага собралось в лагере. Пламя предоставляло нам шанс избежать боя. Горящая стена обдавала жаром, огонь сдерживал любой порыв.

— Спартак… — Тарк попытался что-то сказать, но я резко пресек его.

— Поворачивайте, — теряя терпение, повторил я.

В глазах берберийца застыл вопрос, который остался не задан — я схватился за рукоять меча. Послышались крики центурионов, недовольный ропот гладиаторов, но шеренги и когорты начали перестроение. Тарк бросил последний взгляд на пылающий римский лагерь и вместе со своим легионом зашагал прочь, подгоняя центурионов отборной бранью. Начал отступление Икрий. Грек с опаской косился в спины легионеров Ганника. Недовольно загудела когорта галлов, их поддержали кельты и германцы. Однако остальные легионеры принялись бить мечами о щиты, высказывая одобрение. [3]

В четверти лиге от римского лагеря отступали гражданские, бежавшие из капкана Красса. Женщины, дети и старики, число которых по ходу восстания постоянно росло и вскоре приблизилось к отметке в несколько тысяч человек. Они тащили с собой фашины[4], которыми следовало забросать ров.

Наконец остановил свой легион Ганник. Гладиаторы резервных когорт озадаченно наблюдали за отступлением легионов Икрия и Тарка. Послышался ропот в рядах солдат. Ганник бледный как полотно стоял в двух перчах[5] от пылающей пламенем стены, но не решался подойти ближе, чувствуя жар огня, пожирающего древесину. Рукоять меча убийственно медленно легла в ладонь кельта. Пальцы сжались, рука побелела. Он проводил взглядом Рута, который вместе со своими кавалеристами удалялся от стены прочь. Дело гопломаха сделано. Он выполнил приказ «от» и «до». Губы Ганника скривились, он выдавил ругательство на кельтском, а в следующий миг я поймал его взгляд на себе. Тяжелый, томный, но все же удивленный.

— Это твоих рук дело, Спартак? — проскрежетал он, вздрогнув от неожиданности при моем виде.

Я не ответил. Передо мной стоял ослушавшийся приказ полководец. Неважно какие цели преследовал этот человек. Я понимал, что нам предстоит серьезный разговор. Но разговор следовало начинать не здесь и не сейчас. Интересно понимал ли свою вину Ганник? Или жажда мести настолько заполонила его разум, что он не отдавал отчет своим поступкам? Кельт долго, с вызовом смотрел на меня, его ладонь так и осталась лежать на рукояти гладиуса. Дым от пепелища больно резал мои глаза, но несмотря ни на что, я не отводил взгляд и принял вызов.

— Отступай, Ганник, — скомандовал я. Несмотря на холод, моя ладонь, на рукояти гладиуса взмокла. Заходили желваки, я сказал: — Ты разочаровал меня.

Ганник молча проглотил эти слова. Медленно потянул рукоять гладиуса на себя, обнажил лезвие на целый пальм[6], а потом резко разжал руку. Меч нырнул обратно в ножны. Гладиатор вытер вражескую кровь со лба и смачно высморкался себе под ноги.

Развернулся и отдал громкий приказ стоящим чуть в стороне центурионам.

— Поворачиваем!

Я остался сидеть верхом на своем жеребце. Затем, когда гладиатор придет в себя у нас состоится разговор. Крови на сегодня достаточно. Я заставил себя убрать руку с гладиуса. Несколько раз сжал и разжал кулак. Поскакал прочь.

В голове застряла новая мысль — как только римляне потушат пожар, Красс отправит в погоню за восставшими свои легионы. Повстанцы, среди которых раненные, женщины, дети и старики, вымотаны и истощены. Римляне, преодолевавшие до шестнадцати лиг[7] за один дневной переход форсированным маршем, настигнут нас в один бросок.

Записки Марка Лициния Красса

Спартаку и его рабам удалось бежать из-под самого моего носа. Рабы поэтому называются рабами, и то их отличает от настоящих мужчин, что они боятся принять битву и умереть, как подобает истинному воину. Единственное, чего они добились — избежали полного разгрома уже на Регии. Увы, есть и обратная сторона того, что тот же Публий Лонг[8] оценочно называет неудачей — я не успею допить чашу вина до дна, как в Риме станет известно о прорыве Спартака из оцепления. И в чем-то мой легат прав, у завистников найдется лишний повод отказать мне в триумфе, а если пойдут дальше, то в сенате будет рассмотрен вопрос о моей способности раздавить рабов без помощи Лукулла и Помпея. Но я хочу доказать, что мне не зря выдали чрезвычайный империй! И пусть закроют рты те завистники, которые указывают на мою преторскую роль, ставя меня, Марка Красса, в один ряд с недоумком Муммием[9]. Пусть свою пасть закроют Публий Корнелий Лентул[10] Сура и Гней Ауфидий Арест[11], по моему разумению, недостойные консульских полномочий!

Я приказал пустить в ход фаски[12] и хорошенько проучить юношу, принесшего дурную весть. Остальным бездарям я раздал приказы. Первое, что необходимо сделать сейчас — перехватить письмо трибунов, которое они послали в Рим. Если такое письмо отправлено на самом деле, это приведет к некоторым неприятным последствиям для меня, Марка Красса. Некоторые из трибунов славятся своими связями в аристократической сенатской верхушке и вполне могут настроить сенат против меня, Марка Красса, в мое отсутствие в Риме. Ну а я пошлю в сенат свое письмо, в котором приведу искрометные доводы о том, что справлюсь с восставшими собственноручно. Мое письмо должно попасть в руки сенаторов до того, как слухи о прорыве Спартака на Регийском полуострове доберутся в Рим. Если все сложится, остается шанс, что сенат проголосует против привлечения Лукулла и Помпея к подавлению восстания. А у меня в таком случае останется шанс занять кресло консула на следующий год.

Пока же следует догнать восставших, выскользнувших из моих, Марка Красса, рук. Пора стереть с лица земли недоразумение, которое называется Спартак на манер жалкого смердящего пса[13]. Победителей не судят. Рабов ждет немедленная кара.

[1] Турма (лат. turma) — конный отряд из 30–32 человек, 1/10 (алы) в армии Древнего Рима. В Римской республике конница набиралась из римлян или их союзников и входила в состав легиона

[2] Именно в этом городе началось восстание Спартака в 74 г. до н. э.

[3] Цезарь: все множество [воинов] кричит и по своему обычаю гремит оружием, что они обыкновенно делают в честь того, чью речь одобряют» (De bell. gall., VII, 21, 1).

[4] Фашина — перевязанный пучок прутьев, обычно цилиндрической формы. Использовалась в том числе в фортификации для укрепления стенок фортификационных сооружений.

[5] Перч в Риме был равен 10 футам (3,0 м)

[6] Название римской меры длиныпальма происходит от греческого слова ладонь и равняется 22,18 см.

[7] Лига использовалась в ДревнемРиме и определялась как 1+1⁄2 римские мили (7 500 римских футов, современные 2,2 км или 1,4 мили).

[8] Легат в армии Марка Красса.

[9] Легат армии Марка Красса. Разгромно проиграл Спартаку, когда был послан с двумя легионами следить за войском восставших, но имел приказ не вступать в бой. Приказ ослушался, в бой вступил, потерял знамя и чудом не попал в плен. Отличался ненавистью к рабам. Именно после разгрома Муммия Марк Красс провел децимации в своем войске и показал Спартаку и всему Риму, что Марк Красс не остановится ни перед чем.

[10] Римский военный и политический деятель, член знатного рода патрициев Корнелиев — консул 71 г. до н. э. вместе с плебеем Гнеем Ауфидием Орестом, наместник Сицилии, обвиняется в поддержке Сергия Катилины

[11] Конслу 71 г. до н. э. вместе с Публием Корнелием Лентулом Сурой, выходец из плебейского рода.

[12] Фасции (лат. fasces) иначе фаски, фасцы, также ликторские пучки — пучки вязовых или берёзовых прутьев, перетянутые красным шнуром или связанные ремнями.

[13] Спарт или Спартак звали одну из трех собак, растерзавших своего хозяина — превращенного Артемидой в оленя Актеона