Спартак

7

Вновь сформированный легион Тирна включал одиннадцать когорт, каждая из которых представляла отдельно взятую народность. Идея с легионами, которые я набирал, смешивая три противостоящие друг другу группировки рабов, дала плоды. Я хотел искоренить инакомыслие и хотел вернуть этих людей к единой цели, которую ставил перед восстанием Спартак. По итогу, в войске исчезли распри. Интерес легиона стал выше интересов отдельных народно-племенных групп. Люди, стоявшие в строю друг с другом независимо от расовой принадлежности, понимали, что в бою их объединяет дисциплина и военная выучка. Чем выше сплоченность легиона, тем выше шанс солдата выжить. Мне удалось сплотить друг с другом гладиаторов из числа бывших марианских ветеранов, повстанцев, которые поддерживали идею Ганника о независимой борьбе за свободу и повстанцев, считавших, что цель всегда оправдывает средства, а протянутая рука помощи римлянина-оппозиционера не всегда рука врага. Теперь, каждая из сторон понимала, что единственно верное решение в нашем лагере принимаю я. К восставшим вернулась вера в меня, как полководца и вождя.

Красс шел быстро, но после событий Кротона мне казалось, что у восставших выросли крылья. Несколько раз мне даже приходилось сдерживать наш пыл. У Красса было три легиона солдат и две тысячи кавалеристов против одного моего легиона восставших. Я просил Тирна делать небольшие перевалы, понимая, что, если сражение между моим легионом и римлянами произойдет сейчас, у нас не останется шанса. Галл делал все возможное, чтобы остаться незамеченным и посылал вперед разведгруппы, которые помогали держать дистанцию. Дело оставалось за моими полководцами и за всадниками Рута, которые везли кодовые слова. Значение их знали лишь четыре человека во всем Древнем Риме. Вместе с Ганником, Икрием и Тарком мы обговорили их прежде чем разделиться у Кротона. Я выбрал три хлесткие, запоминающиеся на слух пословицы, первая буква которых обозначала бы название города. В данном случае поговорка начиналась с буквы «F», что обозначало Фурии, как раньше назывались Копии[1]. Пословица должна была оповестить моих военачальников и прежде всего Ганника, что Красс с частью войска выбрал это нарпавлени, как следующую точку своего пути.

Я понятия не имел приняты ли подобные методы работы в римской армии, но знал, что пока римляне будут биться над разгадкой, они потеряют драгоценное время. Впрочем, заглядывать столь далеко вперед я не хотел и держал свой план в голове. Сейчас я отталкивался от обстоятельств и действовал «от врага», вероятность получения желаемого конечного результата зависела от множества факторов.

Размышляя, я вел под узду Фунтика, давая животному отдохнуть перед предстоящим рывком. Крат и Галант держались неподалеку. Легион шел свободно, безо всякого строя. Впереди работала лучшая группа разведчиков из тех, кого я обучил лично, на своем примере. Возглавлял ее Драмий, бывший римский легионер, незаконно порабощенный в гладиаторы за промарийские взгляды. Повода для беспокойства не было. Тылы надежно прикрыты, поэтому Тирн дал своим полевым бойцам возможность отдохнуть и насладиться свободой — тем ради чего они взялись за оружие. Увы, многие из тех, кто шел в наших рядах за те три года, что шла война так и не успели почувствовать ее вкус. Я знал насколько важны ощущения близости к цели и насколько притупляется хватка, когда цель становиться зыбкой, неосязаемой. Поэтому среди восставших царило прекрасное настроение.

Вокруг тянулись просторные пастбища северной Бруттии, которым, казалось бы, не было конца и края из-за расстелившегося в этих землях тумана. Снег здесь почти растаял и мои насквозь мокрые ноги хлюпали по щиколотку в воде. Тут и там мелькали редкие деревья, с востока в наши спины дул холодный морской ветер, будто подгоняя вперед. В такие моменты душа хотела петь и несколько бойцов одной из манипул когорты галлов вдруг затянули песню. Четверо галлов пели на своем родном аквитанском языке[2]. Пели громко, вкладывая в слова всю свою душу. Песню четверых галлов подхватили соплеменники из других манипул, она разнеслась над когортой, а потом песню подхватили племена из других когорт. Пели невпопад, кто-то запаздывал, кто-то не знал слов, а кто-то вовсе повторял за галлами, не зная их языка. Но песнь четверых галлов, показавшаяся мне печальной, распространилась над легионом повстанцев.

В глазах молодого Тирна появился задор. Он возбудился, возгордился за вверенный ему легион, который предстояло впервые повести в бой без плеча старших товарищей. Меня не покидала уверенность, что галл справиться и я оставляю легион в надежных руках. Следовало сообщить ему, что мы уходим. Я поравнялся с Тирном и коснулся его руки.

— Нам пора, — тихо сказал я.

— Ты присоединишься к нам на поле боя, Спартак? — спросил галл..

— Зачем тебе я, hanna[3], если за тобой твой легион?

Галл замялся, я крепче сжал его плечо, чувствуя, что мышцы Тирна напряжены.

— Поступай по совести, и ты придешь к победе, — сказал я.

Тирн ответил искренней широкой улыбкой. Позади нас уже выросли Крат и Галант. Настал черед выступать нашему конному отряду. Я нехотя убрал руку с плеча Тирна, мы крепко обнялись напоследок. Я, Крат и Галант запрыгнули на своих коней и резко свернули с протоптанной ногами римлян дороги. Легион за нашими спинами взорвался громким криком «Свобода!».

Записки Марка Лициния Красса.

Грязный раб устроил спектакль на стенах кротонского гарнизона! Хитрец! Он переодел захваченных пленных и выставил их тела на городской гарнизон! Рабу вздумалось водить за нос меня, Марка Красса. Ничего, теперь мы упали на их след. Похоже, что среди восставших произошел раскол, они разделились на три разные группы, что совершенно бесмысленно с военной точки зрения. Я отдавал должное военному гению Спартака, но теперь убедился, что это собака недостойная человеческой смерти! Он дорого поплатится за то, что посмел со мной играть и за то, что из-за этого безродного пса я опозорился на всю Италию… Представляю, как смеется надо мной Гней Помпей. Да что там смеется, этот выскочка послал мне свиток, который содержит всего одно слово, но оно красноречивее любых предложений. «Возвращаюсь».

Похоже, что слухи о прорыве Спартака, вкупе с письмом трибунов, отправленном в сенат накануне, сыграли свою роль и сенат принял решение прислать Помпея ко мне на помощь. Он подавил восстание Квинта Сертория в Испании, хотя это крайне сомнительное утверждение, и теперь получил новое задание из столицы[4].

Я отчего-то не сомневаюсь, что следующим решением станет снятие с меня, Марка Красса, полномочий. Я этого не допущу. Возможно, сенат попросит присоединиться меня к Помпею и потребует выступить с отчетом…

Я выкинул этот свиток. Сильные поднимаются, стряхивают с себя пыль и идут дальше. Что с того, если в игру вступил еще один заносчивый варвар?

[1] До того как город стал римской колонией, он имел название Фурии и местное население продолжало называть свой город старым названием. Тут важно отметить, что на латыни Фурии читается Thurii, Thurium, но первый звук созвучен букве «Ф», поэтому герой максимально постарался закодировать свое послание

[2] Аквитанский язык — язык аквитанов, населявших территорию Аквитании (между Пиренеями и Гаронной) до римского завоевания. Сохранялся до раннего Средневековья, потом вымер.

[3] Брат в пер. с аквитанского

[4] Марк Красс имеет в виду, что Помпей не одолел Сертория в бою, Квинт Серторий пал от рук заговорщиков. Справедливости ради, есть мнение, что Серторий избоегал генерального сражения, за что и был убит.